​​С гордостью представляем новинку издательства «Индивидуум» — книгу в жанре литературного true crime: журналистка и редактор сайта CrimeReads Сара Вайнман нашла девушку, которая стала прототипом набоковской Лолиты, и проследила ее печальную судьбу. Ретроспективный репортаж, впрочем, не единственный метод Вайнман — это еще и размышление об этике писательского ремесла и о нашем отношении к реальным историям после их литературной (особенно такой искусной) обработки. Есть, короче, отчего «вскочить со стула, ероша волосы» — и зачем перечитать Исповедь Светлокожего Вдовца.

невероятно, конечно: скупать права на книги одного из лучших писателей в мире — и такие к ним обложки рисовать. только Бог простит

​​«This list made my eyes bleed», «THIS IS A JOKE», «Are you that myopic?» — редакторы IndieWire, конечно, знали, на что шли, когда решили выпустить список лучших сериалов десятых годов. вопросов уйма: что здесь делает «Ганнибал», почему так низко «Оливия Киттеридж», где наш с Егором любимый «Easy», когда простят Луи Си Кея и неужели Mad Men достоин только специального упоминания, — но есть и некоторые тихие любимцы, за которые отдельное, в пол, спасибо: Broad City, Halt and Catch Fire, Master of None. предвосхищая очевидное: «Чернобыля» — о котором я в злополучную пятницу написал, кажется, не вовсе бестолковый текст — нет. первое место — навсегда.

поздний Толстой совершенно гипнотический — всерьез теперь раздумываю сочинить что-то большое о его после «Исповеди» написанных вещах. как сказал по сходному поводу один современный художник, «каждая фраза впирает».

На «Полке» новая статья! Игорь Кириенков рассказывает о «Хаджи-Мурате» — последнем большом художественном тексте Льва Толстого. Кто такой был Хаджи-Мурат и откуда Толстой так много о нём узнал? Что общего между Николаем I и имамом Шамилем? Почему в «Хаджи-Мурате» всё время поют и что означают эти песни? При чём здесь цветок репейника? Как о повести отзывались Розанов, Бабель и Витгенштейн? Обо всём этом читайте по ссылке! https://polka.academy/articles/575

чем дольше разглядываешь эту фотографию — грубые ботинки, собака в клетке, национальный флаг в окне, — тем острее осознаешь порочность всяких предубеждений. не то мужчину в центре кадра можно принять за автора «Патологий» (звериной силы дебют про операцию «Буря в пустыне»), сборника рассказов «Ботинки, полные горячей водкой» (хроники саморазрушения в Клермонте), «Черной обезьяны» (энергичная повесть об антиарабской истерии в Нью-Йорке после 9/11) и «Обители» (незаконченная эпопея, посвященная фестивалю Вудсток и судьбам его посетителей).

пока правые молятся, левые придумывают идеальные названия — «Нулевая степень письма», «Надзирать и наказывать», «Симулякры и симуляция», «Грамматика множества», «Накануне Господина»; продолжите сами. позаимствовал один такой шедевр нейминга у Марка Фишера — и да, это еще и декларация о намерениях: хочется двигаться куда-то в сторону достославного блога «k punk» — предлагая, то есть, не дискретную карту мира, но его территорию: странную и жуткую.

​​115 лет назад Джеймс Джойс познакомился с Норой Барнакл, а Леопольд Блум, его жена Молли и Стивен Дедал провели один очень содержательный день в Дублине; ура. глубокое мое убеждение: ту самую книгу страшатся те, кто ее не читал, — и совершенно напрасно. Борис Куприянов недавно уверял, что справился с «Улиссом» за сутки; я когда-то уложился за четыре, хотя скорость тут, конечно, ни при чем. есть тексты, в которых заложено время на расчитывание, некоторые стартовые трудности, преодолев которые ты просто не можешь остановиться. и, как по мне, 20 часов с этой очень большой книжкой — адекватная абсолютно альтернатива ну, например, сериалу Николаса Виндинга Рефна, который вышел в пятницу и, по первым ощущениям, совсем не обогащает наши представления об искусстве и мире: не будем же мы всерьез разбирать сентенцию «женщины — абсолютное зло» или в очередной раз обсуждать, какие у этого автора красивые блики.

5 ссылок для тех, кто продолжает нарезать круги вокруг «У.»:

• Джереми, внимание, Корбин рассказывает, как впервые прочитал роман Джойса — и за что так его любит.

• cтарательная и, на наше счастье, единственная экранизация «Улисса»: идет меньше двух часов, номинация на «Оскар» за лучший адаптированный сценарий.

• эссе Михаил Шишкина о Джойсе и, помимо прочего, его рецепции в СССР.

• набоковские лекции, посвященные «Улиссу», — немного бессмысленные без романа перед глазами, но чуть ли не самая обстоятельные из сохранившихся.

• Хоружий, Ливергант, Кубатиев и Толстая о комичности и космичности Джойса.

ну что — привет всем, кто после премьеры «Дылды» писал про «большие проблемы с диалогами»; как и предполагалось, это не Терехов такой косноязычный; просто кое для кого намбер уно — величайший русский писатель XX века

​​«Дылда» — экспресс: фильм, изоморфный заглавной своей героине: большой и с замираниями; основной претекст — не Алексиевич, а платоновский рассказ «Взыскание погибших»; артист Быков — наш Джереми Айронс; Середа — да; финал — нет. подробности последуют.

​​специальное расследование паблика «Лукошко российского глубокомыслия»: книги советских — по преимуществу прибалтийских — поэтов и прозаиков, оформленные Владимиром Сорокиным. администраторы полагают, что «выглядят они так же вымученно, неказисто, а зачастую и однообразно — как и вся его проза, написанная в XXI веке»; зато какая соблазнительная картина рисуется читательскому воображению: расправившись с очередным «Материнским упреком», молодой автор возвращается к рукописи и выстукивает: «— Поздравляю, друзья, — устало улыбнулся Ребров, — теперь у нас есть жидкая мать».

​​вторую половину недели хожу в кино, как на работу, — давно такого не было; ура. «Паразиты»-блиц: «Друзья Оушена», снятые Кеном Лоучем; народный, судя по реакции зала, хит о том, чем пахнет нужда; «ешь богатых» — в очень заразительном исполнении; совершенно не хочется думать, войдет ли этот каннский лауреат в список «главных» или «важных» за год, декаду, век — зато из головы наутро не выходит неверный свет фонаря посреди корейской зимней ночи и клюквенный соус, который так легко принять за кровь.

​​совершенно виртуозная статья Полины Рыжовой о Гумберте-газлайтере, отважной девочке Долорес Гейз и повествовательных парадоксах лукавого набоковского шедевра. не припомню, чтобы команда «Полки» это где-то провозглашала, но естественное (единственное) желание после того, как дочитываешь ответ на последний (и самый, наверное, неуютный) вопрос, — открыть знакомую книгу снова. «Стоя на высоком скате, я не мог наслушаться этой музыкальной вибрации, этих вспышек отдельных возгласов на фоне ровного рокотания, и тогда-то мне стало ясно, что пронзительно-безнадежный ужас состоит не в том, что Лолиты нет рядом со мной, а в том, что голоса ее нет в этом хоре»; величайший.

​​понимаю прекрасно претензии, которые требовательный критик может предъявить «Дылде» — как обычно, удачнее всех их сформулировал Станислав Зельвенский, — но сам к ним присоединиться не спешу. болезненный фильм, мучительный фильм — и какой уже все-таки мастерский; поводья висят свободно, но чувствуется, однако, уверенная рука ездока; налицо творческая, простите, эволюция — пусть и не такая равномерная, как всем мечталось.

подробности — тут.

Но как забавно, что в конце абзаца,
корректору и веку вопреки,
тень русской ветки будет колебаться
на мраморе моей руки.

​​пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь какой же все-таки душнила писатель М.П. Шишкин — несмотря на прочувствованные эссе о швейцарском скитальце Вальзере, ирландском слепце Джойсе и русском духовидце Шарове. размышление для другого раза: отчего такое же удручающее впечатление не производят интервью и посты носителя сходных, в общем, взглядов Дмитрия Волчека — а совсем даже наоборот. видно, есть в них (продолжаем обкрадывать кумиров) какая-то правда стиля, дивный наклон фразы, за который прощаешь все — кроме бестактных разве что нападок на Льва Данилкина: почти десять лет прошло, а перечитывать так же неприятно.

​​Узнали про поразительный совершенно проект «Дети читают собакам» (это такая реабилитационная программа для ребят с нарушениями слуха) и отправились к ним на занятия в Калининград. Чтение довольно душераздирающее — и здорово обогащающее старое клише «собака — друг человека»: еще какой.

​​5 июля отправляюсь в Ясную Поляну с британской туристкой Вив Гроскоп, чтобы на следующий день в тульском индустриальном кластере «Октава» обсудить с ней «Саморазвитие по Толстому» — книгу о русской классике в самой что ни на есть практической перспективе: как эти тексты — про Анну Каренину, Юрия Живаго и Ивана Шухова — могут сделать нас счастливее. важное предуведомление: от «Саморазвития» не стоит ждать головокружительных интерпретаций хрестоматийных сюжетов; автор — даже близко не Жолковский и не Быков, чтобы доказывать, что «Воскресение» — претекст «Тихого Дона» с «Лолитой» или эффектно критиковать жизнетворческую стратегию Ахматовой. это скорее очень трезвые размышления о естественным образом состарившихся — не будем бояться геронтологических ассоциаций — произведениях, здравомыслящий — и одновременно влюбленный — на них взгляд. приходите.

Регистрация
Отрывок, опубликованный «Полкой»
Фрагмент в «Москвиче»
Книга на Букмейте

совсем короткая мысль про нашего выдающегося современника Джеймса Блэйка, два часа назад отыгравшего в Москве безупречный, по-моему, сет: мудреный звук, структурные находки — все, за что мы его так любим, на месте, но самое отчего-то пронзительное впечатление производит вот эта бесхитростная вещь, которая в живом исполнении становится еще проще; еще печальнее.

​​по сложной довольно траектории вышел на интервью Дмитрия Быкова с Борисом Кузьминским — великим русским критиком, который последние полтора десятилетия присутствует в культурной жизни на правах призрака: фейсбук с постами про кино и беллетристику, редкие выступления в прессе — все это только эхо того гула, о котором мы в силу возраста можем судить лишь по рассказам старших товарищей и тому немногому, что помнит тугодум интернет; не существует, надо полагать, никакого цифрового архива газеты «Сегодня» — надевай перчатки в читальном зале какой-нибудь ближе к центру расположенной библиотеки и листай: 1993-четвертый-пятый-шестой.

учитывая, что разговор начинается с поминок по Дмитрию Набокову (и, следовательно, проходит в феврале 2012-го), следует сделать оговорку для тех, кто помнит по Википедии, что для Быкова «Бориса Кузьминского, Дмитрия Кузьмина и Вячеслава Курицына не существует в природе»,— а то тут все «Боря» да «Боря». оттаял, действительно: «Мое отношение к нему эволюционировало, но сейчас оно крайне позитивное. Ну и он эволюционирует тоже. Все нормальные люди несколько меняются» — сказано автором в 2018 году. а беседа и правда примечательная: в первые десять минут Пинчона походя сравнивают с плесенью (с чем мы, конечно, никак не можем согласиться); в середине Кузьминский объясняет «Осеннюю сонату»; звучит вопрос «почему вы не работаете в «Афише»?» — всячески, короче, рекомендуем.

как и другой «умопомрачительно единственный», как сказал бы один покойный, текст, недавно попавшийся на глаза и непосредственно связанный с БК: письмо, которое писатель Александр Гольдштейн отправил именитому критику, раздосадованный его безжалостными («Стопроцентно нечитабельный роман выдающегося эссеиста, одна из тех книг, которые «НЛО» издает в расчете на одобрение Сьюзен Зонтаг»; зло, но, что там, остроумно) словами по поводу «Помни о Фамагусте». это, в первую очередь, манифест, призванный растолковать «стимулы и намерения», ценный опыт автокритики, местами — глас вопиющего: никаких, увы, проэтов здесь так и не народилось, и только Саша Соколов что-то по привычке черкает в далекой, как Луна, Канаде. обреченность, осознанная ставка на маргинальность, впрочем, и сообщают этому перегруженному образами эссе какую-то болезненную красоту; есть тут — среди самодостаточных метафор — и формулировки, под которыми, думается, подписался бы не один ревнитель изящного русского слога: «Литература есть форма, ничего, кроме формы, это осмысленные, смыслом пронизанные порядок и ритм, в коих и выражается миростроительная литературная суть»; абсолютно.