ну что: как говорилось в промо-материалах к «Принцу-полукровке», секрет темных сил раскрыт — Василий Степанов в «Сеансе» рассказывает, что за роман Набокова фигурирует в новом «Бегущем по лезвию»:

В свободное от работы время его главный герой, например, читает «Бледный огонь» Набокова, текст-комментарий. Таким же комментарием кажется и новый фильм.

terrific, конечно, choice, но учитывая, что персонажа Гослинга зовут Джозеф К., налицо толкучка литературных аллюзий — неужели нужно сочинять к фильму полновесную аннотацию; а если нет — к чему этот юношеский неймдроппинг?

http://seance.ru/blog/blade-runner-2049-review/

а подарки и не думают заканчиваться — свежайший Ле Карре с подписью автора прямиком из Лондона; представляете, если завтра с Нобелем уйдет

одно из самых дельных решений Нобелевского комитета на нашей памяти: злые языки скажут, что со времен Кутзее, я — что после Манро

сразу в ЖЗЛ: Исигуро рассказывает, что сочинил «Остаток дня» за месяц, забросив семейные дела и работая по 12 часов в сутки (джойсовский темп абсолютно). в принципе, эту историю нужно во все учебники по литературном мастерству вкладывать — там тоже рекомендуют писать, пока есть силы, даже понимая, что выходит полный бред: лишь бы себя в творческий транс ввести. из интересного — какая терпеливая у него жена: надеюсь, он ее в нобелевской речи (или побочных интервью) упомянет

http://telegra.ph/Kadzuo-Isiguro-kak-ya-napisal-ostatok-dnya-za-chetyre-nedeli-10-05

сюжеты не бросаем: обложка «Бледного огня» в BR 2049 выглядит так, но сказать, что это прямо какой-то важный для фильма текст, увы, невозможно — ее просто в сторону выкидывают сразу после упоминания.

боже, какой же я тупсень

спасибо Энтони Лэйну из The New Yorker, удосужившемуся немножко порассуждать над кодовыми словами, которые К. произносит после каждого стрессового дела:

Cells interlinked within cells interlinked
Within one stem. And dreadfully distinct
Against the dark, a tall white fountain played.

это не что иное, как (цитирую по переводу Веры Набоковой):

«Систему клеток, сцепленных внутри
Клеток, сцепленных внутри клеток, сцепленных
Внутри единого стебля, единой темы. И, ужасающе ясно,
На фоне тьмы высокий белый бил фонтан».

автор немного рискованно сопоставляет двух «Бегущих» с двухчастной структурой «Бледного огня» (ложный ход), но призыв понятен — надо опять перечитать (про пересмотреть не уверен: это очень красивый и очень душный фильм; еще 163 минуты такого марева можно и не выдержать).

исключительного качества разговор: Мария Степанова и крупнейший цветаевед в мире Ирина Шевеленко медленно, подбирая наиболее точные выражения, обсуждают, что МЦ значит для — не побоимся такого возвышенного регистра — русской культуры. великая отказница, бесстрашная пария, человек-который-все-договаривал-до-конца — это про нее, про автора «Повести о Сонечке» и самых темпераментных русских стихов XX века. сегодня у Цветаевой юбилей (125), и этот диалог (дискуссией его назвать не получается — С. и Ш. временами почти неотличимы), возможно, лучшее ей приношение от современной отечественной словесности.

http://www.colta.ru/articles/literature/16206

«Из всех людей, которых я встречал в жизни, он был больше всего похож на Бога. На Бога вообще, на Творца».

Блестящий некролог покойному Вяч.Вс.Иванову от Григория Ревзина.

https://www.kommersant.ru/doc/3433796

месяц мечтал дойти до «Фаланстера», и вот что меня у кассы ждало — идеальное чтение перед сном, на неделю хватит

регулярная рубрика «рыльце в «Пыльце» — свирепый монолог безвестного писателя Бена Маркуса (простите мою необразованность), оппонирующего франзеновской статье «Мистер Сложный». очень увлекательное, очень злое чтение — я вообще люблю такие артистичные набросы, даже если не согласен ни с вектором, ни с характером личных упреков; во-первых, это красиво, а во-вторых, неплохо бы нашим мастодонтам иногда себя в уязвимой ситуации почувствовать — освежает. Франзен, на наше счастье, знатный полемист и скандалист, за-словом-в-карман-не; и вот ему темпераментный собеседник под стать — читывали, мол, ваши «Поправки», а лучше бы Дениса Джонсона. словом, продолжаем дебатировать за Контракт и Статус — прекрасная терминология, по-моему, давайте ее окончательно завизируем.

http://pollen-press.ru/2017/10/03/markusvsfranzen/

занимаю предпоследнее, похоже, место по скорости выпуска интервью с Марио Варгасом Льосой, но какое это имеет значение, когда с тобой говорит, по сути, история мировой литературы: обычное дело — чатились с Маркесом и зависали с Кортасаром.

https://daily.afisha.ru/brain/7090-o-nobelevskoy-premii-markese-i-separatizme/

сам я читал «Доктора Фаустуса» в больнице и после первых ста страниц думал, что это ослепительная какая-то проза; ух. потом роман заскрипел, засопел, из пугающе-чарующего стал утомительно-дидактичным, и я заканчивал в ярости, во всем почти соглашаясь с ВВН. я вообще не слишком люблю немецкую литературу, из которой чту два примерно имени, но Манн меня временами манит, да— нападает подчас желание все отложить и взобраться наконец на «Волшебную гору».

Когда мне было двадцать, я прочел все романы Томаса Манна. По порядку. Я до сих пор думаю, что это лучший способ понять писателя. Но с Манном было сложно — каждый его роман был похож на попытку переплыть бассейн, наполненный быстрозастывающим цементом. Мне очень нравились «Будденброки», но я никак не мог объяснить себе, зачем — ну вот зачем? — существует «Доктор Фаустус» — огромный, самодовольный, зверино-серьезный.
С тех пор о Манне я не вспоминал. Но тут недавно в кофейне увидел, как девушка пишет в нотной тетрадке. То есть буквально на нотном листе вместо нот пишет текст. В этом нет ничего странного, у каждого свои причуды и привычки.
«Совсем как Адриан Леверкюн», — подумал я. И тут же удивился — тому, что помню это имя, и что вообще-то именно в нотной тетради Адриан записал свой разговор с чертом. И даже больше: до меня вдруг дошло, что я отлично помню эту книгу, вплоть до мельчайших деталей. Я помню сцены из романа, который прочел по диагонали десять лет назад.
Это я все к чему. Бывают книги, которые выветриваются из головы раньше, чем ты успеешь их дочитать. А есть другие: тебе кажется, что ты давно забыл их, на самом деле у них просто очень длинный инкубационный период, — они сидят в подкорке и терпеливо ждут, когда ты повзрослеешь.
Серьезно. Когда мне было двадцать, ни один писатель не злил меня сильнее, чем Томас Манн — забронзовевший, барочный, ворчливый. И вот сейчас, спустя десять лет мне кажется, что ничего лучше этой забронзовевшей, барочной, ворчливой прозы я в жизни не читал.

На «Снобе» появилась «Смерть в Венеции» в новом переводе Михаила Рудницкого. По-моему, это лучшая вещь Манна. А тем, кто сделал этот перевод возможным, я хотел бы сказать: вы герои!

https://snob.ru/magazine/entry/128543

ну что: судя по тому, что наутро вы все не разбежались, а друзья-товарищи не пишут в директ «ты чего, дядя?», эксперимент с аудио можно назвать по крайней мере полуудачей. не переживайте: писать замороченные абзацы я тоже буду!

интересная — даже так: ОЧЕНЬ интересная — публикация в «НЛО» о последней записной книжке Ивана Бунина, в которой создавались «промежуточные тексты» — самые предварительные, ни к чему конкретно не относящиеся наброски и эскизы; порой даже просто — цепочки существительных и прилагательных. great minds think alike — у Набокова к «Лауре» похожего толка заметки (например, ряд синонимов к слову «умирать» — см. все расширенные издания). самое, может быть, захватывающее — что это вовсе не подготовительные материалы, которые потом вошли в плоть поздней бунинской прозы; эти записи — вполне самодостаточный справочник писателя, «индивидуальная энциклопедия», частный архив воспоминаний об утраченном языке и того, что он означал.

в сопровождающей публикацию статье, которую я тут без кавычек цитирую, такое еще наблюдение обращает на себя внимание: «Бунин, и в более ранних текстах помещавший сознание повествователя в надсубъектные сферы сна и воспоминаний, в позднем творчестве движется к полному освобождению повествования от повествователя. «Смерть автора» Р. Барта ему намного ближе, чем идеи Бахтина о сложных отношениях автора и персонажа».

не то чтобы мне сейчас нечего перечитывать, но, похоже, придется как-нибудь вернуться к (нелюбимому, кстати) автору «Жизни Арсеньева» и «Освобождения Толстого».

сама записная книжна: http://nlobooks.ru/node/8888

статья «Постмодернистские тенденции в творчестве позднего И.А. Бунина»: http://nlobooks.ru/node/8887

веская довольно причина ждать 2018-й год: Олег Лекманов и Михаил Свердлов выпускают в «Редакции Елены Шубиной» биографию Венедикта Ерофеева. первые подробности: композиция, реперные точки (куда же без феномена поэмы «Москва-Петушки») и — переходим на заговорщицкий шепот — тайна.

http://literaturno.com/interview/lekmanov-o-knige-pro-erofeeva/