Агата Кристи классная

три коротких наблюдения за «Убийством в «Восточном экспрессе» вдогонку:

1) может быть, лучшее, что есть в этой книге — экспозиция: мягкие, ненатужные описания отношений между Эркюлем и провожающим его лейтенантом; скупые, но точные ремарки от автора (А.К. в основном проходится по соотечественникам); наконец, сам этот сдобный мир модерна — с комфортными поездами, безотказными проводниками, вкусной едой в вагоне-ресторане и неспешной основательностью всех персонажей, главного в особенности. темп в романе дивный — тут никто никуда не торопится, и само следствие проходит в необычайно размеренном (чуть было не написал «под стук колес») ритме: позвали — отозвали, покумекали — огласили результаты. в этом смысле «Убийство» не слишком кинематографический текст: дословная его экранизация непременно будет скучной — пассажирам задают примерно одни и те же вопросы и просят написать свои адреса; скорее медитация, чем триллер;

2) с другой стороны, Кристи придумали великолепную, действительно, сюжетную схему — поезд, смерть, снег, дюжина подозреваемых, нож в крови, кимоно с драконами; с деталями полный порядок, — ну и развязка достаточно экстравагантная даже по сегодняшним меркам: «засим откланяюсь». если вы видели трейлеры нового фильма, то смогли, вероятно, отметить, как режиссер Брана (он же Пуаро с умопомрачительными усами) свободно обращается с амплуа пассажиров — ну и я почти уверен, что какие-то другие, не такие уж маловажные подробности будут отличаться: у Кристи по крайней мере никто не дрался и пистолетами не тряс. такое прочтение, впрочем, тоже заслуживает внимания — уж слишком соблазнительны предзаданные условия: тут вам и выход в томное, Европа-которую-мы-потеряли, ретро в духе «Отеля «Гранд Будапешт»; и герметичный — то есть самый модный и увлекательный — детектив с нетипичной для жанра разгадкой; наконец, пространство для актуального историко-политического комментария тоже имеется, так как среди пассажиров этого ностальгического вагона —

3) русская княгина (Джуди Денч). с этим в романе вообще очень смешно получилось: Драгомирова (фамилия как у преподавательницы школы волшебства Дурмстранг, да) описана как жаба с превосходными, на зависть дамам из Франции и Британии, манерами, западный читатель знакомится с кириллицей, а в какой-то момент герои вдруг обсуждают невыполненную сталинскую пятилетку — интересно теперь, в каком виде «Убийство» печатали в СССР.

«Западный канон дает человеку одно: возможность должным образом распорядиться своим уединением — уединением, итоговая форма которого есть столкновение человека со своей смертностью».

Читаю перед сном скандальнейшую книгу Гарольда Блума «Западный канон», старик, как танк, прет против вообще всех — марксистов, социологов, феминисток, мультикультуралистов, философов, политиков, филологов тож; зрелище страшное и величественное; оторваться нет сил.

читаю недоброжелательную, в целом, рецензию Vulture на нового «Бегущего по лезвию», а там такой вот спойлер:

In his apartment, he plays Sinatra’s “A Summer Wind” while his holographic girlfriend, Joi (Ana de Armas), leans on him, reading Nabokov.

напоминаю, что в новом «Человеке-пауке» героиня держала в руках «Приглашение на казнь», и российская филология в одном треде обсуждала, насколько глубоко это следует понимать.

интересно, кстати, что за роман это может быть; какую книжку ВВН возьмут в 2049 год, если не «Ло»; представляете, вдруг Bend Sinister — где отношения творца и творения обнажены до нестерпимости.

впервые за несколько лет поймал себя на мысли, что совершенно равнодушен к результатам литературной Нобелевки: получат изряднопорядочные кандидаты, которых эта очередь окончательно уравняла, — пожалуйста; снова добавят экзотики и коронуют развлекательную беллетристику, типа Ле Карре или Роулинг — спокойно пожму плечами; пусть так. понятно, что тут речь о сугубо личных премиальных фрустрациях, но вообще есть ощущение, что эти институции — они лет сорок уже исключительно для хорошего настроения всех участвующих. самым красивым выходом было бы вручить году в 2020-м Пинчону и вслед за этим поразительным автором растаять, как будто такой награды никогда не существовало, и тогда мы насовсем перестанем переживать, почему Борхесу нет, а Варгасу Льосе, скажем, да.

ну что: как говорилось в промо-материалах к «Принцу-полукровке», секрет темных сил раскрыт — Василий Степанов в «Сеансе» рассказывает, что за роман Набокова фигурирует в новом «Бегущем по лезвию»:

В свободное от работы время его главный герой, например, читает «Бледный огонь» Набокова, текст-комментарий. Таким же комментарием кажется и новый фильм.

terrific, конечно, choice, но учитывая, что персонажа Гослинга зовут Джозеф К., налицо толкучка литературных аллюзий — неужели нужно сочинять к фильму полновесную аннотацию; а если нет — к чему этот юношеский неймдроппинг?

http://seance.ru/blog/blade-runner-2049-review/

а подарки и не думают заканчиваться — свежайший Ле Карре с подписью автора прямиком из Лондона; представляете, если завтра с Нобелем уйдет

одно из самых дельных решений Нобелевского комитета на нашей памяти: злые языки скажут, что со времен Кутзее, я — что после Манро

сразу в ЖЗЛ: Исигуро рассказывает, что сочинил «Остаток дня» за месяц, забросив семейные дела и работая по 12 часов в сутки (джойсовский темп абсолютно). в принципе, эту историю нужно во все учебники по литературном мастерству вкладывать — там тоже рекомендуют писать, пока есть силы, даже понимая, что выходит полный бред: лишь бы себя в творческий транс ввести. из интересного — какая терпеливая у него жена: надеюсь, он ее в нобелевской речи (или побочных интервью) упомянет

http://telegra.ph/Kadzuo-Isiguro-kak-ya-napisal-ostatok-dnya-za-chetyre-nedeli-10-05

сюжеты не бросаем: обложка «Бледного огня» в BR 2049 выглядит так, но сказать, что это прямо какой-то важный для фильма текст, увы, невозможно — ее просто в сторону выкидывают сразу после упоминания.

боже, какой же я тупсень

спасибо Энтони Лэйну из The New Yorker, удосужившемуся немножко порассуждать над кодовыми словами, которые К. произносит после каждого стрессового дела:

Cells interlinked within cells interlinked
Within one stem. And dreadfully distinct
Against the dark, a tall white fountain played.

это не что иное, как (цитирую по переводу Веры Набоковой):

«Систему клеток, сцепленных внутри
Клеток, сцепленных внутри клеток, сцепленных
Внутри единого стебля, единой темы. И, ужасающе ясно,
На фоне тьмы высокий белый бил фонтан».

автор немного рискованно сопоставляет двух «Бегущих» с двухчастной структурой «Бледного огня» (ложный ход), но призыв понятен — надо опять перечитать (про пересмотреть не уверен: это очень красивый и очень душный фильм; еще 163 минуты такого марева можно и не выдержать).

исключительного качества разговор: Мария Степанова и крупнейший цветаевед в мире Ирина Шевеленко медленно, подбирая наиболее точные выражения, обсуждают, что МЦ значит для — не побоимся такого возвышенного регистра — русской культуры. великая отказница, бесстрашная пария, человек-который-все-договаривал-до-конца — это про нее, про автора «Повести о Сонечке» и самых темпераментных русских стихов XX века. сегодня у Цветаевой юбилей (125), и этот диалог (дискуссией его назвать не получается — С. и Ш. временами почти неотличимы), возможно, лучшее ей приношение от современной отечественной словесности.

http://www.colta.ru/articles/literature/16206

«Из всех людей, которых я встречал в жизни, он был больше всего похож на Бога. На Бога вообще, на Творца».

Блестящий некролог покойному Вяч.Вс.Иванову от Григория Ревзина.

https://www.kommersant.ru/doc/3433796

месяц мечтал дойти до «Фаланстера», и вот что меня у кассы ждало — идеальное чтение перед сном, на неделю хватит

регулярная рубрика «рыльце в «Пыльце» — свирепый монолог безвестного писателя Бена Маркуса (простите мою необразованность), оппонирующего франзеновской статье «Мистер Сложный». очень увлекательное, очень злое чтение — я вообще люблю такие артистичные набросы, даже если не согласен ни с вектором, ни с характером личных упреков; во-первых, это красиво, а во-вторых, неплохо бы нашим мастодонтам иногда себя в уязвимой ситуации почувствовать — освежает. Франзен, на наше счастье, знатный полемист и скандалист, за-словом-в-карман-не; и вот ему темпераментный собеседник под стать — читывали, мол, ваши «Поправки», а лучше бы Дениса Джонсона. словом, продолжаем дебатировать за Контракт и Статус — прекрасная терминология, по-моему, давайте ее окончательно завизируем.

http://pollen-press.ru/2017/10/03/markusvsfranzen/

занимаю предпоследнее, похоже, место по скорости выпуска интервью с Марио Варгасом Льосой, но какое это имеет значение, когда с тобой говорит, по сути, история мировой литературы: обычное дело — чатились с Маркесом и зависали с Кортасаром.

https://daily.afisha.ru/brain/7090-o-nobelevskoy-premii-markese-i-separatizme/

сам я читал «Доктора Фаустуса» в больнице и после первых ста страниц думал, что это ослепительная какая-то проза; ух. потом роман заскрипел, засопел, из пугающе-чарующего стал утомительно-дидактичным, и я заканчивал в ярости, во всем почти соглашаясь с ВВН. я вообще не слишком люблю немецкую литературу, из которой чту два примерно имени, но Манн меня временами манит, да— нападает подчас желание все отложить и взобраться наконец на «Волшебную гору».

Когда мне было двадцать, я прочел все романы Томаса Манна. По порядку. Я до сих пор думаю, что это лучший способ понять писателя. Но с Манном было сложно — каждый его роман был похож на попытку переплыть бассейн, наполненный быстрозастывающим цементом. Мне очень нравились «Будденброки», но я никак не мог объяснить себе, зачем — ну вот зачем? — существует «Доктор Фаустус» — огромный, самодовольный, зверино-серьезный.
С тех пор о Манне я не вспоминал. Но тут недавно в кофейне увидел, как девушка пишет в нотной тетрадке. То есть буквально на нотном листе вместо нот пишет текст. В этом нет ничего странного, у каждого свои причуды и привычки.
«Совсем как Адриан Леверкюн», — подумал я. И тут же удивился — тому, что помню это имя, и что вообще-то именно в нотной тетради Адриан записал свой разговор с чертом. И даже больше: до меня вдруг дошло, что я отлично помню эту книгу, вплоть до мельчайших деталей. Я помню сцены из романа, который прочел по диагонали десять лет назад.
Это я все к чему. Бывают книги, которые выветриваются из головы раньше, чем ты успеешь их дочитать. А есть другие: тебе кажется, что ты давно забыл их, на самом деле у них просто очень длинный инкубационный период, — они сидят в подкорке и терпеливо ждут, когда ты повзрослеешь.
Серьезно. Когда мне было двадцать, ни один писатель не злил меня сильнее, чем Томас Манн — забронзовевший, барочный, ворчливый. И вот сейчас, спустя десять лет мне кажется, что ничего лучше этой забронзовевшей, барочной, ворчливой прозы я в жизни не читал.

На «Снобе» появилась «Смерть в Венеции» в новом переводе Михаила Рудницкого. По-моему, это лучшая вещь Манна. А тем, кто сделал этот перевод возможным, я хотел бы сказать: вы герои!

https://snob.ru/magazine/entry/128543