Сегодня с блогера и студента ВШЭ Егора Жукова было снято обвинение в участии в массовых беспорядках (ч. 2 ст. 212 УК) и предъявлено новое — в публичных призывах к экстремизму (ч. 2 ст. 280 УК). Следственный комитет сообщил, что поводом стало то, что в своих роликах на Youtube молодой человек пропагандирует «насильственное изменение конституционного строя, мятежи и воспрепятствование законной деятельности сотрудников правоохранительных органов».
Мы посмотрели четыре блога Жукова, упомянутые в обвинении. Во всех он призывает оппозицию к более активной и продуманной борьбе со сложившейся в России государственной системой, но пропагандирует исключительно ненасильственные методы сопротивления, список которых он почерпнул у идеолога ненасильственной борьбы Джина Шарпа и которые провозглашает наиболее эффективными, опираясь на исследования политолога Эрики Ченовет.
Перечисленные блогером методы политической борьбы, с нашей точки зрения, не подпадают под определение экстремистской деятельности в соответствующем законе, охватывающее именно насильственные действия против власти.
Поэтому мы считаем преследование Егора Жукова по ст. 280 УК неправомерным.
Мы посмотрели четыре блога Жукова, упомянутые в обвинении. Во всех он призывает оппозицию к более активной и продуманной борьбе со сложившейся в России государственной системой, но пропагандирует исключительно ненасильственные методы сопротивления, список которых он почерпнул у идеолога ненасильственной борьбы Джина Шарпа и которые провозглашает наиболее эффективными, опираясь на исследования политолога Эрики Ченовет.
Перечисленные блогером методы политической борьбы, с нашей точки зрения, не подпадают под определение экстремистской деятельности в соответствующем законе, охватывающее именно насильственные действия против власти.
Поэтому мы считаем преследование Егора Жукова по ст. 280 УК неправомерным.
Несколько дней назад Федеральный список экстремистских материалов (ФСЭМ) перевалил за 5000 пунктов (общее количество материалов посчитать сложно: некоторые пункты удалены, другие дублируют друг друга, во многих пунктах — сразу по несколько материалов).
И это повод снова повторить — этот список и сам механизм запрета «информационных материалов» должны быть ликвидированы вместе со ст.20.29 КоАП, предусматривающей наказание за их распространение.
Не потому, что «запрещать книги» (песни, видеоролики и т.д.) некрасиво, архаично или даже неконституционно. Эти аргументы убедительны не для всех, на них действительно найдется, что возразить, и такой спор вряд ли можно завершить в разумные сроки. И не потому, что список якобы состоит из материалов, запрещённых без разумных оснований: наоборот, в большинстве случаев разумные основания были — материалы содержат призывы к насилию, расистскую пропаганду и так далее. Это вообще не вопрос о «репрессивном режиме», или по крайней мере — не только о нём.
ФСЭМ не должен существовать потому, что сам этот механизм защиты общественной и государственной безопасности настолько неэффективен, что он не приносит никакой пользы, а вот вред приносит. Не зря его нет ни в одной европейской стране, хотя в любой из них возможно лишение свободы за те или иные публичные высказывания.
С одной стороны, длина и качество списка таковы, что ни один человек не может им руководствоваться как источником знания о том, что запретно. И исправить это принципиально нельзя, так как нельзя в списке чётко описать видеоролики или картинки (да и книги-то непросто). Таким образом, правоприменение становится неизбежно произвольным, что всегда приносит больше вреда, чем пользы.
С другой стороны, если за каким-то материалом стоят люди, заинтересованные его распространять, они в интернете будут делать это многократно быстрее, чем прокуратура или Роскомнадзор будут находить и запрещать новые копии. А если таких людей нет, то распространения не будет вне зависимости от внесения материала в ФСЭМ.
Попытки улучшить этот механизм предпринимались уже не раз, но пока они не смогли даже исключить совершенно нелепых запретов, например — переводов религиозного трактата VIII века. И уж точно никакие улучшения не смогут исправить тех недостатков, что были указаны выше.
Известны два основных возражения на предложение отменить ФСЭМ.
Первое: что же, всё разрешить? А как же «Майн кампф»?
Ответ: он всё равно доступен, как и множество куда более практичных и опасных руководств по убийствам и террору. И речь ведь не идёт об отмене уголовной ответственности за то, за что она у нас есть (это здесь не обсуждается). Для осуждения человека по статьям УК о публичных высказываниях и по букве закона, и на практике совершенно не требуется, чтобы распространяемый им подстрекательский материал был ранее запрещён.
Второе: этот список очень полезен для полиции.
Ответ: Бесспорно. Но она может им и дальше пользоваться. А лучше — создать наконец, как давно собираются, базу материалов, которые стали доказательствами вины в тех или иных делах. Это будет и юридически корректнее, и практичнее. И эта база данных нужна будет для поиска доказательств по уголовных делам, а не для преследования за сам факт распространения чего-то, как предусмотрено статьей 20.29 КоАП. Потому что говорить о составе уголовного преступления можно лишь при наличии не только самого преступного действия, но и мотива.
Пятитысячный рубеж и почти десять лет функционирования — достаточный повод, чтобы покончить с самым бессмысленным элементом антиэкстремистской политики.
И это повод снова повторить — этот список и сам механизм запрета «информационных материалов» должны быть ликвидированы вместе со ст.20.29 КоАП, предусматривающей наказание за их распространение.
Не потому, что «запрещать книги» (песни, видеоролики и т.д.) некрасиво, архаично или даже неконституционно. Эти аргументы убедительны не для всех, на них действительно найдется, что возразить, и такой спор вряд ли можно завершить в разумные сроки. И не потому, что список якобы состоит из материалов, запрещённых без разумных оснований: наоборот, в большинстве случаев разумные основания были — материалы содержат призывы к насилию, расистскую пропаганду и так далее. Это вообще не вопрос о «репрессивном режиме», или по крайней мере — не только о нём.
ФСЭМ не должен существовать потому, что сам этот механизм защиты общественной и государственной безопасности настолько неэффективен, что он не приносит никакой пользы, а вот вред приносит. Не зря его нет ни в одной европейской стране, хотя в любой из них возможно лишение свободы за те или иные публичные высказывания.
С одной стороны, длина и качество списка таковы, что ни один человек не может им руководствоваться как источником знания о том, что запретно. И исправить это принципиально нельзя, так как нельзя в списке чётко описать видеоролики или картинки (да и книги-то непросто). Таким образом, правоприменение становится неизбежно произвольным, что всегда приносит больше вреда, чем пользы.
С другой стороны, если за каким-то материалом стоят люди, заинтересованные его распространять, они в интернете будут делать это многократно быстрее, чем прокуратура или Роскомнадзор будут находить и запрещать новые копии. А если таких людей нет, то распространения не будет вне зависимости от внесения материала в ФСЭМ.
Попытки улучшить этот механизм предпринимались уже не раз, но пока они не смогли даже исключить совершенно нелепых запретов, например — переводов религиозного трактата VIII века. И уж точно никакие улучшения не смогут исправить тех недостатков, что были указаны выше.
Известны два основных возражения на предложение отменить ФСЭМ.
Первое: что же, всё разрешить? А как же «Майн кампф»?
Ответ: он всё равно доступен, как и множество куда более практичных и опасных руководств по убийствам и террору. И речь ведь не идёт об отмене уголовной ответственности за то, за что она у нас есть (это здесь не обсуждается). Для осуждения человека по статьям УК о публичных высказываниях и по букве закона, и на практике совершенно не требуется, чтобы распространяемый им подстрекательский материал был ранее запрещён.
Второе: этот список очень полезен для полиции.
Ответ: Бесспорно. Но она может им и дальше пользоваться. А лучше — создать наконец, как давно собираются, базу материалов, которые стали доказательствами вины в тех или иных делах. Это будет и юридически корректнее, и практичнее. И эта база данных нужна будет для поиска доказательств по уголовных делам, а не для преследования за сам факт распространения чего-то, как предусмотрено статьей 20.29 КоАП. Потому что говорить о составе уголовного преступления можно лишь при наличии не только самого преступного действия, но и мотива.
Пятитысячный рубеж и почти десять лет функционирования — достаточный повод, чтобы покончить с самым бессмысленным элементом антиэкстремистской политики.
15-20 января были предъявлены обвинения ингушским оппозиционерам, организаторам протеста против изменения границы между Ингушетией и Чечней, участникам митинга 27 марта 2019 года на площади у Национальной телерадиокомпании (НТРК) «Ингушетия» в Магасе, сопровождавшегося столкновениями с полицией.
Малсага Ужахова (председателя Совета тейпов ингушского народа), Ахмеда Барахоева, Мусу Мальсагова (председателя ингушского отделения Российского Красного креста), Бараха Чемурзиева, Зарифу Саутиеву, Исмаила Нальгиева, Багаудина Хаутиева и Ахмеда Погорова обвиняют по ч. 3 ст. 33 и ч. 2 ст. 318 УК — в организации насилия по мотиву политической вражды в отношении представителей власти в связи с исполнением ими своих обязанностей.
Ужахову, Барахоеву и Мальсагову также предъявлены обвинения по ч. 1 ст. 282.1 УК в создании экстремистского сообщества под названием «Ингушский комитет национального единства» (ИКНЕ), председателем которого стал Мальсагов. Нальгиев, Чемурзиев, Саутиева, Хаутиев и Погоров обвиняются по ч. 2 ст. 282.1 УК — в участии в этом сообществе.
Кроме того, Ужахова, Барахоева и Мальсагова также обвиняют по чч. 2 и 3 ст. 239 УК.
По версии следствия, Ужахов, Барахоев и Мальсагов, объединенные политической враждой к президенту республики Юнус-Беку Евкурову, создали экстремистское сообщество, которое распространяло призывы к участию в несогласованных акциях протеста в СМИ и соцсетях, и организовывали такие акции. А митинг 27 марта 2019 года объявили бессрочным до выполнения требования протестующих, тем самым «осуществляя психологическую мотивацию и стимулирование» участников митинга проявить неподчинение и применить насилие в отношении представителей власти, что и привело к столкновениям. При этом всем перечисленным активистам не вменяется в вину применение насилия или угроза применения такового.
Мы считаем неправомерным обвинения ингушских активистов как по ст. 282.1, так и по ст. 318 УК.
По версии следствия, активисты преднамеренно подталкивали участников митинга к применению насилия в отношении представителей власти по мотиву политической вражды, когда, «манипулируя этническими обычаями» и «провокационно взывая к мужскому достоинству и национальному единству», призывали их любыми способами защитить старейшин и женщину (Саутиеву).
У нас нет оснований считать ни что активисты заранее спланировали провокацию насилия, ни вообще что эти призывы (вне зависимости от того, были они запланированы заранее или озвучены спонтанно) имели цель мотивировать собравшихся к насилию.
Следовательно, с одной стороны, невозможно считать объединение активистов экстремистским сообществом, то есть группой лиц, созданной для подготовки преступлений экстремистской направленности. С другой стороны, эти призывы невозможно рассматривать и как действия по организации применения насилия.
Малсага Ужахова (председателя Совета тейпов ингушского народа), Ахмеда Барахоева, Мусу Мальсагова (председателя ингушского отделения Российского Красного креста), Бараха Чемурзиева, Зарифу Саутиеву, Исмаила Нальгиева, Багаудина Хаутиева и Ахмеда Погорова обвиняют по ч. 3 ст. 33 и ч. 2 ст. 318 УК — в организации насилия по мотиву политической вражды в отношении представителей власти в связи с исполнением ими своих обязанностей.
Ужахову, Барахоеву и Мальсагову также предъявлены обвинения по ч. 1 ст. 282.1 УК в создании экстремистского сообщества под названием «Ингушский комитет национального единства» (ИКНЕ), председателем которого стал Мальсагов. Нальгиев, Чемурзиев, Саутиева, Хаутиев и Погоров обвиняются по ч. 2 ст. 282.1 УК — в участии в этом сообществе.
Кроме того, Ужахова, Барахоева и Мальсагова также обвиняют по чч. 2 и 3 ст. 239 УК.
По версии следствия, Ужахов, Барахоев и Мальсагов, объединенные политической враждой к президенту республики Юнус-Беку Евкурову, создали экстремистское сообщество, которое распространяло призывы к участию в несогласованных акциях протеста в СМИ и соцсетях, и организовывали такие акции. А митинг 27 марта 2019 года объявили бессрочным до выполнения требования протестующих, тем самым «осуществляя психологическую мотивацию и стимулирование» участников митинга проявить неподчинение и применить насилие в отношении представителей власти, что и привело к столкновениям. При этом всем перечисленным активистам не вменяется в вину применение насилия или угроза применения такового.
Мы считаем неправомерным обвинения ингушских активистов как по ст. 282.1, так и по ст. 318 УК.
По версии следствия, активисты преднамеренно подталкивали участников митинга к применению насилия в отношении представителей власти по мотиву политической вражды, когда, «манипулируя этническими обычаями» и «провокационно взывая к мужскому достоинству и национальному единству», призывали их любыми способами защитить старейшин и женщину (Саутиеву).
У нас нет оснований считать ни что активисты заранее спланировали провокацию насилия, ни вообще что эти призывы (вне зависимости от того, были они запланированы заранее или озвучены спонтанно) имели цель мотивировать собравшихся к насилию.
Следовательно, с одной стороны, невозможно считать объединение активистов экстремистским сообществом, то есть группой лиц, созданной для подготовки преступлений экстремистской направленности. С другой стороны, эти призывы невозможно рассматривать и как действия по организации применения насилия.
На днях МВД России опубликовало данные о состоянии преступности в 2019 году.
В них обращают на себя внимание несколько обстоятельств:
• Вдвое по сравнению с 2018 годом сократилось число зарегистрированных преступлений экстремистской направленности. Это связано, очевидно, с частичной декриминализацией ч. 1 ст. 282 УК (возбуждение ненависти либо вражды), которая раньше давала наибольшее число «экстремистских» преступлений.
• Аналогичным образом почти 62 % сократилось число преступлений экстремистской направленности, дела по которым были расследованы (-734 преступления). При этом количество таких преступлений, расследованных органами СК, сократилось на 82 % (-768). Очевидно, это также связано с декриминализацией ст. 282 УК. Доля следствия МВД осталась совсем небольшой. Сколько преступлений было расследовано органами госбезопасности, в отчете не сказано, но если из общего числа вычесть показатели по МВД и СК, получается что на долю ФСБ пришлось 237 расследованных преступлений экстремистской направленности против 213 в 2018 году, или 52 % против менее чем 12 %.
• По террористическим преступлениям картина иная. Таковых было расследовано 844, при этом СК расследовал в 2019 году на треть больше, чем годом ранее (+82 дела). На 20 % больше (+80 преступлений) расследовали органы ФСБ, однако удельный вклад ведомства в общее число оконченных расследований вырос несильно (с 42,5 % до 46 %). Доля МВД снижается не первый год, и теперь органы внутренних дел расследуют меньше 15 % преступлений террористического характера.
• Из сведений о регистрации преступлений, совершенных «с использованием информационно-телекоммуникационных технологий», видно, что после декриминализации ст. 282 УК практически не изменились темпы преследований за публичные призывы к экстремизму в интернете (ст. 280 УК). Зато по ст. 205.2 УК (публичное оправдание терроризма) таких преступлений было зарегистрировано 212 - на 25,4 %, или на 43 дела, больше, чем в 2018-м. Более половины из них выявили в ФСБ. Впрочем, они составляют меньше 12 % от общего числа зарегистрированных преступлений террористического характера (1806).
В них обращают на себя внимание несколько обстоятельств:
• Вдвое по сравнению с 2018 годом сократилось число зарегистрированных преступлений экстремистской направленности. Это связано, очевидно, с частичной декриминализацией ч. 1 ст. 282 УК (возбуждение ненависти либо вражды), которая раньше давала наибольшее число «экстремистских» преступлений.
• Аналогичным образом почти 62 % сократилось число преступлений экстремистской направленности, дела по которым были расследованы (-734 преступления). При этом количество таких преступлений, расследованных органами СК, сократилось на 82 % (-768). Очевидно, это также связано с декриминализацией ст. 282 УК. Доля следствия МВД осталась совсем небольшой. Сколько преступлений было расследовано органами госбезопасности, в отчете не сказано, но если из общего числа вычесть показатели по МВД и СК, получается что на долю ФСБ пришлось 237 расследованных преступлений экстремистской направленности против 213 в 2018 году, или 52 % против менее чем 12 %.
• По террористическим преступлениям картина иная. Таковых было расследовано 844, при этом СК расследовал в 2019 году на треть больше, чем годом ранее (+82 дела). На 20 % больше (+80 преступлений) расследовали органы ФСБ, однако удельный вклад ведомства в общее число оконченных расследований вырос несильно (с 42,5 % до 46 %). Доля МВД снижается не первый год, и теперь органы внутренних дел расследуют меньше 15 % преступлений террористического характера.
• Из сведений о регистрации преступлений, совершенных «с использованием информационно-телекоммуникационных технологий», видно, что после декриминализации ст. 282 УК практически не изменились темпы преследований за публичные призывы к экстремизму в интернете (ст. 280 УК). Зато по ст. 205.2 УК (публичное оправдание терроризма) таких преступлений было зарегистрировано 212 - на 25,4 %, или на 43 дела, больше, чем в 2018-м. Более половины из них выявили в ФСБ. Впрочем, они составляют меньше 12 % от общего числа зарегистрированных преступлений террористического характера (1806).
Антиэкстремистская статистика 2019
Статистика судебных решений по УК и КоАП за 2019 год, опубликованная Верховным судом, даёт представление о динамике антиэкстремизма.
Конечно, у правоприменения есть случайные колебания, в зависимости от длительности следствия и суда, от количества фигурантов в групповых делах, но всё же по статьям, по которым счёт идет не на единицы, а на десятки осуждённых (для КоАП — на сотни), о динамике говорить можно. И применительно к УК говорить мы о ней будем, суммируя осуждённых по той или иной статье как по основному и по дополнительному обвинению.
Итак, начнём с частично декриминализованной ст. 282 УК. 36 осуждённых против 518 годом ранее — это впечатляющий результат. Важно отметить, что из этих 36-ти 23 человека осуждены по ч. 1, то есть на них сработала «административная преюдиция»: эти 23 успели за год сперва быть наказаны по новой ст. 20.3.1 КоАП, с тем же составом, потом попасться снова и им даже успели в течение 2019 года вынести приговор. Судя по темпам и по тому, что мы об этих делах практически не слышим, они пошли на «особый порядок».
По ст. 20.3.1 КоАП, «младшей сестре» ст.282 УК, начавшей действовать с января прошлого года, прирост налицо: в первом полугодии 159 судебных решений, во втором — 225.
Следовало ожидать, что ст. 282 будет частично замещаться статьями 205.2 (призывы к терроризму и оправдание его) и 280 (призывы к экстремистской деятельности). Этот прогноз оправдался лишь частично: в сумме по этим статьям осуждено даже немного меньше людей, чем годом ранее. Надо полагать — в рамках начатой в 2018 году политики снижения репрессий за публичные высказывания. Но уже во второй половине 2019 года тренд переломился, прирост к первому полугодию по обеим статьям очень заметный: 71 против 55 и 83 против 62, соответственно. Пока сложно сказать, продлится ли этот рост в нынешнем году.
Зато по основным антиэкстремистским статьям КоАП сейчас наблюдается снижение. Ст. 20.3 (демонстрация запрещенной символики) дала за год прирост на 45%, но снижение на 30% во втором полугодии по отношению к первому (с марта этого года ее состав еще и сузился). А ст. 20.29 (распространение экстремистских материалов) в обоих соотношениях показала снижение примерно на 20%. И это не может не радовать.
Уголовное преследование за участие в террористических и экстремистских объединениях выросло по сравнению с 2018 годом очень заметно. По ст. 205.4 (участие в террористическом сообществе; включает дело «Сети») — с 16 до 29, по ст. 205.5 (участие в организации, запрещенной как террористическая; включает дела «Хизб ут-Тахрир») — с 98 до 131, по ст. 282.1 (участие в экстремистском сообществе) — с 6 до 17, по ст.282.2 (участие в организации, запрещенной как экстремистская; сейчас основной пример — Свидетели Иеговы) — с 41 до 67. И динамика второго полугодия по отношению к первому – положительная по трём статьям из четырех, кроме ст.282.2.
Иначе говоря, тенденция 2018-2019 годов на быстрое снижение уголовного преследования за публичные высказывания с параллельным быстрым ростом числа наказаний на административные правонарушения, похоже, исчерпала себя, хотя о возврате к показателям до 2018 года говорить не приходится. Ресурсы правоохранительной системы явно переброшены на преследование объединений как таковых, и это преследование развивается очень быстро.
Подробный обзор читайте на нашем сайте.
Статистика судебных решений по УК и КоАП за 2019 год, опубликованная Верховным судом, даёт представление о динамике антиэкстремизма.
Конечно, у правоприменения есть случайные колебания, в зависимости от длительности следствия и суда, от количества фигурантов в групповых делах, но всё же по статьям, по которым счёт идет не на единицы, а на десятки осуждённых (для КоАП — на сотни), о динамике говорить можно. И применительно к УК говорить мы о ней будем, суммируя осуждённых по той или иной статье как по основному и по дополнительному обвинению.
Итак, начнём с частично декриминализованной ст. 282 УК. 36 осуждённых против 518 годом ранее — это впечатляющий результат. Важно отметить, что из этих 36-ти 23 человека осуждены по ч. 1, то есть на них сработала «административная преюдиция»: эти 23 успели за год сперва быть наказаны по новой ст. 20.3.1 КоАП, с тем же составом, потом попасться снова и им даже успели в течение 2019 года вынести приговор. Судя по темпам и по тому, что мы об этих делах практически не слышим, они пошли на «особый порядок».
По ст. 20.3.1 КоАП, «младшей сестре» ст.282 УК, начавшей действовать с января прошлого года, прирост налицо: в первом полугодии 159 судебных решений, во втором — 225.
Следовало ожидать, что ст. 282 будет частично замещаться статьями 205.2 (призывы к терроризму и оправдание его) и 280 (призывы к экстремистской деятельности). Этот прогноз оправдался лишь частично: в сумме по этим статьям осуждено даже немного меньше людей, чем годом ранее. Надо полагать — в рамках начатой в 2018 году политики снижения репрессий за публичные высказывания. Но уже во второй половине 2019 года тренд переломился, прирост к первому полугодию по обеим статьям очень заметный: 71 против 55 и 83 против 62, соответственно. Пока сложно сказать, продлится ли этот рост в нынешнем году.
Зато по основным антиэкстремистским статьям КоАП сейчас наблюдается снижение. Ст. 20.3 (демонстрация запрещенной символики) дала за год прирост на 45%, но снижение на 30% во втором полугодии по отношению к первому (с марта этого года ее состав еще и сузился). А ст. 20.29 (распространение экстремистских материалов) в обоих соотношениях показала снижение примерно на 20%. И это не может не радовать.
Уголовное преследование за участие в террористических и экстремистских объединениях выросло по сравнению с 2018 годом очень заметно. По ст. 205.4 (участие в террористическом сообществе; включает дело «Сети») — с 16 до 29, по ст. 205.5 (участие в организации, запрещенной как террористическая; включает дела «Хизб ут-Тахрир») — с 98 до 131, по ст. 282.1 (участие в экстремистском сообществе) — с 6 до 17, по ст.282.2 (участие в организации, запрещенной как экстремистская; сейчас основной пример — Свидетели Иеговы) — с 41 до 67. И динамика второго полугодия по отношению к первому – положительная по трём статьям из четырех, кроме ст.282.2.
Иначе говоря, тенденция 2018-2019 годов на быстрое снижение уголовного преследования за публичные высказывания с параллельным быстрым ростом числа наказаний на административные правонарушения, похоже, исчерпала себя, хотя о возврате к показателям до 2018 года говорить не приходится. Ресурсы правоохранительной системы явно переброшены на преследование объединений как таковых, и это преследование развивается очень быстро.
Подробный обзор читайте на нашем сайте.
Санкт-Петербургский городской суд признал экстремистскими книги и брошюры американского проповедника Уильяма Брэнема (William M. Branham).
Судебные разбирательства тянулись с 2018 года. Потребовавшая запретить книги прокуратура представила заключение Центра экспертиз СПбГУ, в котором было сказано, что автор использует приемы НЛП, ставит свое учение выше других, создает образ врага в лице католической и протестантской церквей и называет оппонентов сектантами. Новая экспертиза, назначенная Пушкинским районным судом, показала, что признаков экстремизма в текстах нет, и суд труды Брэнема запрещать не стал.
Прокуратура, однако, с этим не согласилась и подала апелляцию. Кроме того, религиоведа Александр Панченко, работавшего в СПбГУ и участвовавшего в составлении второй экспертизы, противоречившей выводам Центра экспертиз СПбГУ, из университета уволили.
По мнению «Совы», запрет трудов Брэнема неправомерен. Его тексты не содержат призывов к насилию, а утверждения об истинности одного вероучения и ошибочности всех прочих свойственны любому религиозному учению и не должны преследоваться.
Судебные разбирательства тянулись с 2018 года. Потребовавшая запретить книги прокуратура представила заключение Центра экспертиз СПбГУ, в котором было сказано, что автор использует приемы НЛП, ставит свое учение выше других, создает образ врага в лице католической и протестантской церквей и называет оппонентов сектантами. Новая экспертиза, назначенная Пушкинским районным судом, показала, что признаков экстремизма в текстах нет, и суд труды Брэнема запрещать не стал.
Прокуратура, однако, с этим не согласилась и подала апелляцию. Кроме того, религиоведа Александр Панченко, работавшего в СПбГУ и участвовавшего в составлении второй экспертизы, противоречившей выводам Центра экспертиз СПбГУ, из университета уволили.
По мнению «Совы», запрет трудов Брэнема неправомерен. Его тексты не содержат призывов к насилию, а утверждения об истинности одного вероучения и ошибочности всех прочих свойственны любому религиозному учению и не должны преследоваться.
Сегодня Тверской районный суд Москвы приговорил активиста Инициативной группы по проведению референдума «За ответственную власть» Вячеслава Горбатого к двум годам лишения свободы условно по ч. 2 ст. 282.2 УК.
Пенсионера признали виновным в участии в деятельности организации «Армия воли народа» (АВН), которая в 2010 году была признана экстремистской.
Мы считаем этот приговор неправомерным. Активисты ИГПР «ЗОВ» действительно фактически продолжают деятельность АВН. Члены этой организации неоднократно были замечены в ксенофобной пропаганде. Однако запрещена АВН была только на том основании, что распространяла текст «Ты избрал — тебе судить!», ранее признанный экстремистским. В нем содержалось предложение внести в законодательство такие изменения, чтобы неудовлетворительно работающие представители власти по воле большинства избирателей, без суда, признавались преступниками. Уклоняющихся от такого народного суда предлагалось казнить.
По мнению «Совы», само по себе предложение провести референдум по какому-либо вопросу государственного устройства не может считаться противозаконным. Следовательно, неправомерен и приговор Горбатому, как неправомерно в 2017 году были осуждены и члены ИГПР «ЗОВ» Юрий Мухин, Валерий Парфенов, Александр Соколов и Кирилл Барабаш.
Пенсионера признали виновным в участии в деятельности организации «Армия воли народа» (АВН), которая в 2010 году была признана экстремистской.
Мы считаем этот приговор неправомерным. Активисты ИГПР «ЗОВ» действительно фактически продолжают деятельность АВН. Члены этой организации неоднократно были замечены в ксенофобной пропаганде. Однако запрещена АВН была только на том основании, что распространяла текст «Ты избрал — тебе судить!», ранее признанный экстремистским. В нем содержалось предложение внести в законодательство такие изменения, чтобы неудовлетворительно работающие представители власти по воле большинства избирателей, без суда, признавались преступниками. Уклоняющихся от такого народного суда предлагалось казнить.
По мнению «Совы», само по себе предложение провести референдум по какому-либо вопросу государственного устройства не может считаться противозаконным. Следовательно, неправомерен и приговор Горбатому, как неправомерно в 2017 году были осуждены и члены ИГПР «ЗОВ» Юрий Мухин, Валерий Парфенов, Александр Соколов и Кирилл Барабаш.
Сегодня военный суд приговорил псковскую журналистку Светлану Прокопьеву к штрафу в 500 тысяч рублей по ч. 2 ст. 205.2 УК (публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма в СМИ).
Центр «Сова» считает этот приговор неправомерным.
Прокопьеву осудили за радиопередачу, в которой она рассуждала о причинах взрыва в здании архангельского управления ФСБ, устроенного в 2018 году анархо-коммунистом Михаилом Жлобицким. Журналистка рассуждала о том, что действия совершившего взрыв молодого человека были обусловлены репрессивной политикой государства, которое ограничивает возможности для цивилизованной политической борьбы и выражения мнения и проявляет жестокость в отношении граждан. Прокопьева также отметила в своей передаче, что вполне вероятно, что молодежь, растущая в атмосфере жестокости со стороны государства, будет отвечать государству тем же.
В ст. 205.2 УК под оправданием терроризма понимаются заявления о признании идеологии и практики терроризма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании, а под пропагандой — распространение информации, направленной на формирование убежденности в привлекательности террористической идеологии или допустимости терроризма.
По мнению «Совы», передача Прокопьевой не содержала ни того ни другого.
Центр «Сова» считает этот приговор неправомерным.
Прокопьеву осудили за радиопередачу, в которой она рассуждала о причинах взрыва в здании архангельского управления ФСБ, устроенного в 2018 году анархо-коммунистом Михаилом Жлобицким. Журналистка рассуждала о том, что действия совершившего взрыв молодого человека были обусловлены репрессивной политикой государства, которое ограничивает возможности для цивилизованной политической борьбы и выражения мнения и проявляет жестокость в отношении граждан. Прокопьева также отметила в своей передаче, что вполне вероятно, что молодежь, растущая в атмосфере жестокости со стороны государства, будет отвечать государству тем же.
В ст. 205.2 УК под оправданием терроризма понимаются заявления о признании идеологии и практики терроризма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании, а под пропагандой — распространение информации, направленной на формирование убежденности в привлекательности террористической идеологии или допустимости терроризма.
По мнению «Совы», передача Прокопьевой не содержала ни того ни другого.
Про неправосудность приговора Светлане Прокопьевой все уже сказано. Но нужно сказать и про другое.
Если она не будет оправдана в апелляции, это будет первый случай — по крайней мере с отличным от нуля резонансом, — когда человек осужден не просто ни за что (такое мы видели не раз), а конкретно за обсуждение действительно опасной деятельности радикальных элементов и государственной политики противодействия им. Причём обсуждение не в личном качестве — на кухне или в блоге, — а по профессиональной необходимости, в данном случае — в качестве журналиста.
Уголовный приговор, даже не связанный с лишением свободы, — это серьёзно, особенно по антиэкстремистским и антитеррористическим статьям, он влечёт за собой длинный хвост неприятностей. Это — не выговор, не шельмование медиатроллями и даже не увольнение с работы. Уголовное преследование — это довольно эффективный способ заткнуть рот одному и запугать других. Очевидно, эта цель и имеется в виду.
Между тем, в стране есть радикальные группы, способные и/или склонные к насилию, а также индивидуумы и группы, которые только формируются в качестве таковых или могут эволюционировать в таковые. И Прокопьева права в той самой своей статье: чем жёстче закручиваются все гайки, тем больше вероятность, что такие группы будут умножаться. Это — не про перспективу великих потрясений или революции, это — про радикализацию общественных настроений, естественно, и оппозиционных, и лоялистских, это — про ухудшение и без того неважного климата в обществе.
Наши силовики полагают, что они-то как раз знают, что с этим делать, и приговор Прокопьевой — их настоятельная рекомендация остальным: не только не лезть решать проблемы радикализации, но и вовсе о них помалкивать. Однако даже самые расчудесные спецслужбы и полиция не могут быть единственным инструментом противодействия радикализации, и в теории с этим согласится, наверное, любой генерал МВД или ФСБ. На практике же силовики в силу каких-то собственных обстоятельств и установок всячески отталкиваются от этой мысли. Более того, теперь они делают новый шаг. И он, несомненно, будет воспринят как прецедент, как у нас говорят — «сигнал». И мы увидим аналогичные уголовные дела.
Результатом будет не только умножение неправосудных приговоров против журналистов и — почему нет? — экспертов, что и само по себе возмутительно. Результатом будет также отпугивание людей от самой тематики радикализации и, соответственно, маргинализация общественной и, видимо, научной дискуссии в этой области. Следствием чего станет дальнейшее снижение уровня правосудия, технического «оперского» качества и просто разумности антитеррористической и антиэкстремистской политики. Все это едва ли поможет сдерживать радикализацию.
Директор центра «Сова» Александр Верховский
Если она не будет оправдана в апелляции, это будет первый случай — по крайней мере с отличным от нуля резонансом, — когда человек осужден не просто ни за что (такое мы видели не раз), а конкретно за обсуждение действительно опасной деятельности радикальных элементов и государственной политики противодействия им. Причём обсуждение не в личном качестве — на кухне или в блоге, — а по профессиональной необходимости, в данном случае — в качестве журналиста.
Уголовный приговор, даже не связанный с лишением свободы, — это серьёзно, особенно по антиэкстремистским и антитеррористическим статьям, он влечёт за собой длинный хвост неприятностей. Это — не выговор, не шельмование медиатроллями и даже не увольнение с работы. Уголовное преследование — это довольно эффективный способ заткнуть рот одному и запугать других. Очевидно, эта цель и имеется в виду.
Между тем, в стране есть радикальные группы, способные и/или склонные к насилию, а также индивидуумы и группы, которые только формируются в качестве таковых или могут эволюционировать в таковые. И Прокопьева права в той самой своей статье: чем жёстче закручиваются все гайки, тем больше вероятность, что такие группы будут умножаться. Это — не про перспективу великих потрясений или революции, это — про радикализацию общественных настроений, естественно, и оппозиционных, и лоялистских, это — про ухудшение и без того неважного климата в обществе.
Наши силовики полагают, что они-то как раз знают, что с этим делать, и приговор Прокопьевой — их настоятельная рекомендация остальным: не только не лезть решать проблемы радикализации, но и вовсе о них помалкивать. Однако даже самые расчудесные спецслужбы и полиция не могут быть единственным инструментом противодействия радикализации, и в теории с этим согласится, наверное, любой генерал МВД или ФСБ. На практике же силовики в силу каких-то собственных обстоятельств и установок всячески отталкиваются от этой мысли. Более того, теперь они делают новый шаг. И он, несомненно, будет воспринят как прецедент, как у нас говорят — «сигнал». И мы увидим аналогичные уголовные дела.
Результатом будет не только умножение неправосудных приговоров против журналистов и — почему нет? — экспертов, что и само по себе возмутительно. Результатом будет также отпугивание людей от самой тематики радикализации и, соответственно, маргинализация общественной и, видимо, научной дискуссии в этой области. Следствием чего станет дальнейшее снижение уровня правосудия, технического «оперского» качества и просто разумности антитеррористической и антиэкстремистской политики. Все это едва ли поможет сдерживать радикализацию.
Директор центра «Сова» Александр Верховский
Действующее в России законодательство в области ограничения распространения информации в интернете обладает системными недостатками, и его применение нередко необоснованно и непропорционально ограничивает свободу слова, в особенности это касается внесудебных блокировок, в том числе по ст. 15.3 ФЗ «Об информации». На несоответствие этих норм требованиям Европейской конвенции о правах человека и их произвольное применение уже неоднократно обращал внимание ЕСПЧ.
С очередной способствующей злоупотреблениям инициативой выступили депутаты Александр Хинштейн и Сергей Боярский. Сегодня они внесли в Госдуму поправки к Кодексу об административных правонарушениях о наказании хостинг-провайдеров и владельцев сайтов за уклонение от блокировок и удаления контента.
В пояснительной записке авторы законопроекта указали, до сих пор не установлено никакой ответственности ни за неисполнение владельцами сайта обязанности по удалению контента, ни за уклонение хостинг-провайдеров от блокировки сайтов, в связи с чем депутаты и предложили внести в КоАП новую статью 13.41.
Максимальные штрафы за первое нарушение по этой статье для граждан составят 200 тысяч рублей, для должностных лиц — 800 тысяч, а для юридических — 8 миллионов. При повторном нарушении размер штрафа может быть увеличен до 500 тысяч рублей, 1 миллиона и 15 миллионов соответственно.
Штрафы могут назначаться за противоправный контент, подлежащий блокировке как по судебному решению, так и во внесудебном порядке. Исключением станут блокировки, связанные с нарушением авторским прав.
По мнению «Совы», крупные штрафы не только для провайдеров, уклоняющихся от блокировок, но и для хостеров и владельцев сайтов способны стать новыми инструментами произвольного ограничения свободы слова и подавления критики деятельности властей.
С очередной способствующей злоупотреблениям инициативой выступили депутаты Александр Хинштейн и Сергей Боярский. Сегодня они внесли в Госдуму поправки к Кодексу об административных правонарушениях о наказании хостинг-провайдеров и владельцев сайтов за уклонение от блокировок и удаления контента.
В пояснительной записке авторы законопроекта указали, до сих пор не установлено никакой ответственности ни за неисполнение владельцами сайта обязанности по удалению контента, ни за уклонение хостинг-провайдеров от блокировки сайтов, в связи с чем депутаты и предложили внести в КоАП новую статью 13.41.
Максимальные штрафы за первое нарушение по этой статье для граждан составят 200 тысяч рублей, для должностных лиц — 800 тысяч, а для юридических — 8 миллионов. При повторном нарушении размер штрафа может быть увеличен до 500 тысяч рублей, 1 миллиона и 15 миллионов соответственно.
Штрафы могут назначаться за противоправный контент, подлежащий блокировке как по судебному решению, так и во внесудебном порядке. Исключением станут блокировки, связанные с нарушением авторским прав.
По мнению «Совы», крупные штрафы не только для провайдеров, уклоняющихся от блокировок, но и для хостеров и владельцев сайтов способны стать новыми инструментами произвольного ограничения свободы слова и подавления критики деятельности властей.
Александр Верховский написал о том, как центр «Сова» видит доклад «Терроризм: недопустимость оправдания. Исторические, этические и правовые аспекты», выпущенный НИУ ВШЭ.
«Авторы доклада <…> лишь вскользь и с ошибками говорят о юридических аспектах проблемы. Собственно, они вообще рассуждают, в сущности, не о праве, не об истории, не о социологии. Они рассуждают об общественной морали. И именно в этой сфере они делают утверждение, которое прямо касается дела Прокопьевой и всех возможных подобных дел в будущем. Это утверждение можно суммировать просто: о террористах и какой бы то ни было их деятельности нельзя говорить ничего хорошего, с терроризмом не должна возникать никакая положительная коннотация. Это утверждение делают не они первые, но тем более оно нуждается в обсуждении. <…>
Те, кто довел до приговора дело Светланы Прокопьевой, злоупотребили уголовным кодексом, обвиняя её за обсуждение теракта в утверждении правильности таких действий. Этот прецедент создает угрозу не только журналистам, но и исследователям, работающим в сферах, в которых затрагивается терроризм. Авторы доклада продолжают ту же линию, предлагая маргинализовать исследователей, которые готовы разговаривать о терроризме серьезнее, чем они сами».
Полный текст колонки — на нашем сайте.
«Авторы доклада <…> лишь вскользь и с ошибками говорят о юридических аспектах проблемы. Собственно, они вообще рассуждают, в сущности, не о праве, не об истории, не о социологии. Они рассуждают об общественной морали. И именно в этой сфере они делают утверждение, которое прямо касается дела Прокопьевой и всех возможных подобных дел в будущем. Это утверждение можно суммировать просто: о террористах и какой бы то ни было их деятельности нельзя говорить ничего хорошего, с терроризмом не должна возникать никакая положительная коннотация. Это утверждение делают не они первые, но тем более оно нуждается в обсуждении. <…>
Те, кто довел до приговора дело Светланы Прокопьевой, злоупотребили уголовным кодексом, обвиняя её за обсуждение теракта в утверждении правильности таких действий. Этот прецедент создает угрозу не только журналистам, но и исследователям, работающим в сферах, в которых затрагивается терроризм. Авторы доклада продолжают ту же линию, предлагая маргинализовать исследователей, которые готовы разговаривать о терроризме серьезнее, чем они сами».
Полный текст колонки — на нашем сайте.
«Сова» запускает свой подкаст!
В первом сезоне мы поговорим про историю русского национализма с конца восьмидесятых по 2018 год.
Наши эксперты — Александр Верховский, Вера Альперович и Наталия Юдина — решили подробно и доступно рассказать об истории ультраправых движений в России. От зачатков политического русского национализма в позднем СССР до последствий войны в Украине — мы последовательно поговорим обо всех значимых ультраправых партиях, движениях и группировках, обсудим расцвет и упадок русского национализма и поделимся личными историями и мнениями.
Центр «Сова» изучает русский национализм с 2004 года, и эти беседы стали для нас возможностью подвести промежуточный итог многолетней кропотливой работы.
В первом сезоне будет шесть выпусков. Первый, посвящённый перестроечному русскому национализму, Обществу «Память» и РНЕ, можно послушать уже сейчас на любой удобной вам платформе:
Apple Podcasts, Castbox, Google Podcasts, Breaker, Pocket Casts, RadioPublic.
Слушайте, пишите нам о своих впечатлениях и ждите следующих выпусков — они выйдут совсем скоро.
В первом сезоне мы поговорим про историю русского национализма с конца восьмидесятых по 2018 год.
Наши эксперты — Александр Верховский, Вера Альперович и Наталия Юдина — решили подробно и доступно рассказать об истории ультраправых движений в России. От зачатков политического русского национализма в позднем СССР до последствий войны в Украине — мы последовательно поговорим обо всех значимых ультраправых партиях, движениях и группировках, обсудим расцвет и упадок русского национализма и поделимся личными историями и мнениями.
Центр «Сова» изучает русский национализм с 2004 года, и эти беседы стали для нас возможностью подвести промежуточный итог многолетней кропотливой работы.
В первом сезоне будет шесть выпусков. Первый, посвящённый перестроечному русскому национализму, Обществу «Память» и РНЕ, можно послушать уже сейчас на любой удобной вам платформе:
Apple Podcasts, Castbox, Google Podcasts, Breaker, Pocket Casts, RadioPublic.
Слушайте, пишите нам о своих впечатлениях и ждите следующих выпусков — они выйдут совсем скоро.
Вышел второй выпуск нашего подкаста!
На этот раз Александр Верховский и Вера Альперович расскажут о красно-коричневом политическом движении как феномене политики России 90-х.
Выпуск можно послушать уже сейчас на любой удобной вам платформе:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
Третий эпизод — через неделю!
На этот раз Александр Верховский и Вера Альперович расскажут о красно-коричневом политическом движении как феномене политики России 90-х.
Выпуск можно послушать уже сейчас на любой удобной вам платформе:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
Третий эпизод — через неделю!
Третий выпуск нашего подкаста уже можно послушать на любой из удобных вам платформ!
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
В этот раз мы поговорили об уличном насилии и неонацистских группировках.
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
В этот раз мы поговорили об уличном насилии и неонацистских группировках.
Сегодня мы предлагаем вам послушать четвёртый выпуск нашего подкаста — он посвящён политическому движению русских националистов в нулевые годы. Помимо самых известных объединений, их идеологии и деятельности, эксперты «Совы» вспоминают историю «Русского марша».
Выпуск можно послушать на любой из этих платформ:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
А о том, как московский «Русский марш» прошёл в этому году, мы расскажем вам уже завтра.
Выпуск можно послушать на любой из этих платформ:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
А о том, как московский «Русский марш» прошёл в этому году, мы расскажем вам уже завтра.
Вышел пятый выпуск нашего подкаста!
В нём эксперты «Совы» рассказывают о политическом русском национализме начала десятых годов: зачем националисты пытались сотрудничать с общегражданским протестом и как это отразилось на их повестке и деятельности.
Как и всегда, выпуск можно послушать на любой из этих платформ:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
В нём эксперты «Совы» рассказывают о политическом русском национализме начала десятых годов: зачем националисты пытались сотрудничать с общегражданским протестом и как это отразилось на их повестке и деятельности.
Как и всегда, выпуск можно послушать на любой из этих платформ:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
А вот и шестой — последний в серии про историю русского национализма — выпуск нашего подкаста!
В нём Александр Верховский, Вера Альперович и Наталия Юдина рассказывают о том, как на ультраправых и их деятельности отразилась война в Украине и что происходит с русским национализмом в последние годы.
Как и всегда, выпуск можно послушать на любой из этих платформ:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
В нём Александр Верховский, Вера Альперович и Наталия Юдина рассказывают о том, как на ультраправых и их деятельности отразилась война в Украине и что происходит с русским национализмом в последние годы.
Как и всегда, выпуск можно послушать на любой из этих платформ:
Apple Podcasts
Castbox
Google Podcasts
Breaker
Pocket Casts
RadioPublic
Вчера группа из 11 депутатов Госдумы во главе с Еленой Ямпольской внесла на рассмотрение нижней палаты парламента два законопроекта о запрете публичного демонстрирования лиц нацистских преступников.
Первый законопроект предполагает внесение изменений в федеральные законы «Об увековечении Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов» и «О противодействии экстремистской деятельности».
В соответствии с предлагаемыми поправками, предлагается указать в качестве запрещенного и относящегося к экстремистской деятельности такое действие, как «публичное демонстрирование изображений лиц, признанных виновными в совершении преступлений в соответствии с приговором Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (Нюрнбергского трибунала) либо приговорами национальных, военных или оккупационных трибуналов, основанными на приговоре Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (Нюрнбергского трибунала) либо вынесенными в период Великой Отечественной войны, Второй мировой войны».
При этом вывести из-под действия этого запрета предлагается, по аналогии с использованием нацистской символики, те случаи, когда формируется негативное отношение к идеологии нацизма и отсутствуют признаки пропаганды или оправдания нацизма.
Второй законопроект вносит аналогичную правку в ч. 1 ст. 20.3 КоАП (публичное демонстрирование нацистской символики) и примечание к этой статье.
Мы полагаем, что задача правового противодействия распространению нацистской идеологии в принципе может быть реализована в том числе и посредством запрета на использование портретов, которые воспринимались и могут быть восприняты в наши дни в качестве атрибута нацизма или средства нацистской агитации. Однако предлагаемые депутатами формулировки, с нашей точки зрения, неспособны выполнить эту задачу.
С одной стороны, такие нацистские лидеры, как Гитлер, Гиммлер и Геббельс, вообще не были осуждены Нюрнбергским трибуналом, поскольку к его началу уже были мертвы, и потому новый запрет на их портреты не распространится.
С другой стороны, лица большого числа военных преступников, осужденных в 1939–1945 гг., не только никогда не использовались для пропаганды нацизма, но и неизвестны широкой общественности. Таким образом, запрет на демонстрирование их фотографий внесет дополнительную непредсказуемость в правоприменение.
Кроме того, предлагаемые нововведения унаследуют все недостатки существующего правового регулирования демонстрирования нацистской символики. Практика показывает, что введенные в законодательство в 2020 году условия использования такой символики не исключают случаев преследования граждан и организаций за ее демонстрирование без целей пропаганды нацизма, в том числе в качестве средства политической полемики и в юмористических образах. Эта проблема коснется и запрета на демонстрирование изображений лиц военных преступников.
Первый законопроект предполагает внесение изменений в федеральные законы «Об увековечении Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов» и «О противодействии экстремистской деятельности».
В соответствии с предлагаемыми поправками, предлагается указать в качестве запрещенного и относящегося к экстремистской деятельности такое действие, как «публичное демонстрирование изображений лиц, признанных виновными в совершении преступлений в соответствии с приговором Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (Нюрнбергского трибунала) либо приговорами национальных, военных или оккупационных трибуналов, основанными на приговоре Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси (Нюрнбергского трибунала) либо вынесенными в период Великой Отечественной войны, Второй мировой войны».
При этом вывести из-под действия этого запрета предлагается, по аналогии с использованием нацистской символики, те случаи, когда формируется негативное отношение к идеологии нацизма и отсутствуют признаки пропаганды или оправдания нацизма.
Второй законопроект вносит аналогичную правку в ч. 1 ст. 20.3 КоАП (публичное демонстрирование нацистской символики) и примечание к этой статье.
Мы полагаем, что задача правового противодействия распространению нацистской идеологии в принципе может быть реализована в том числе и посредством запрета на использование портретов, которые воспринимались и могут быть восприняты в наши дни в качестве атрибута нацизма или средства нацистской агитации. Однако предлагаемые депутатами формулировки, с нашей точки зрения, неспособны выполнить эту задачу.
С одной стороны, такие нацистские лидеры, как Гитлер, Гиммлер и Геббельс, вообще не были осуждены Нюрнбергским трибуналом, поскольку к его началу уже были мертвы, и потому новый запрет на их портреты не распространится.
С другой стороны, лица большого числа военных преступников, осужденных в 1939–1945 гг., не только никогда не использовались для пропаганды нацизма, но и неизвестны широкой общественности. Таким образом, запрет на демонстрирование их фотографий внесет дополнительную непредсказуемость в правоприменение.
Кроме того, предлагаемые нововведения унаследуют все недостатки существующего правового регулирования демонстрирования нацистской символики. Практика показывает, что введенные в законодательство в 2020 году условия использования такой символики не исключают случаев преследования граждан и организаций за ее демонстрирование без целей пропаганды нацизма, в том числе в качестве средства политической полемики и в юмористических образах. Эта проблема коснется и запрета на демонстрирование изображений лиц военных преступников.
24 ноября минувшего года прокуратура Республики Татарстан обратилась в Набережночелнинский городской суд с административным иском о признании экстремистскими 47 наименований книг и серий, представленных несколькими книгами (в общей сложности иск касается 163 изданий).
Речь идет о множестве книг исламского богослова Саида Нурси на турецком языке, четырех наименованиях книг его авторства на татарском языке и двух — на русском, книге Мэри Велд (Шукран Вахиде) «Ислам в современной Турции» на русском, а также книги на турецком «Аяты и хадисы в "Рисале-и Нур"» Кенана Демирташа и «Избранные хадисы из Кутуб ас-Cитта» Джемаля Ушшака (назван в иске Кемалем Уссаком).
Отметим, что многие тексты Нурси в переводе на русский уже признаны экстремистскими материалами, как и перевод книги Мэри Велд.
Проводившие экспертизу специалисты из Набережночелнинского педагогического университета сочли, что исследованные книги либо представляют собой «идеологические источники религиозного экстремистского объединения "Нурджулар"», либо содержат такие источники и «фрагменты» из них. При этом эксперты указали на тождественность ряда изданий материалам, ранее признанным экстремистскими.
Эксперты также решили, что в исследованных ими материалах (в число которых входили не только книги, но и аудиозаписи бесед фигурантов дела) содержались высказывания с призывами к религиозной розни, насилию вплоть до уничтожения противника, а также пропагандирующие превосходство и неполноценность граждан по признаку принадлежности к религии. Это и послужило основанием для иска прокуратуры.
Следует отметить, что эксперты при составлении заключения давали ответы на вопросы, содержавшие правовые формулировки, относящиеся исключительно к компетенции суда, а в иске прокуратуры не приведено ни одной конкретной цитаты, вызвавшей претензии правоохранителей.
Мы не считаем правомерным запрет трудов Саида Нурси. В целом, его взгляды можно отнести к умеренному течению в исламе, а его труды были направлены на то, чтобы убедить просвещенную часть турецкого общества вернуться к религии.
Книги Нурси, безусловно, содержат рассуждения о преимуществах ислама перед другими религиями и философскими системами, но, насколько нам известно, в них нет агрессивных призывов или попыток побудить читателей к насилию. Утверждения об истинности одной религии и ложности прочих, с нашей точки зрения, не могут служить основанием для запрета религиозной литературы. Тем более недопустим запрет целого перечня книг только на том основании, что они связаны с учением Саида Нурси.
Напомним также, что в 2018 году Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) установил, что Россия нарушила Европейскую конвенцию по правам человека, запретив 15 сочинений Саида Нурси.
Мы сомневаемся и в оправданности запрета книги Мэри Велд, почитательницы и исследовательницы наследия Саида Нурси, «Ислам в современной Турции», которая представляет собой биографию богослова, а также претензий к исследованию «Рисале-и Нур» Кенана Демирташа.
Отметим, что неправомерным мы считаем и запрет объединения «Нурджулар» как экстремистской организации; мы полагаем, что такого объединения не существовало вовсе.
Речь идет о множестве книг исламского богослова Саида Нурси на турецком языке, четырех наименованиях книг его авторства на татарском языке и двух — на русском, книге Мэри Велд (Шукран Вахиде) «Ислам в современной Турции» на русском, а также книги на турецком «Аяты и хадисы в "Рисале-и Нур"» Кенана Демирташа и «Избранные хадисы из Кутуб ас-Cитта» Джемаля Ушшака (назван в иске Кемалем Уссаком).
Отметим, что многие тексты Нурси в переводе на русский уже признаны экстремистскими материалами, как и перевод книги Мэри Велд.
Проводившие экспертизу специалисты из Набережночелнинского педагогического университета сочли, что исследованные книги либо представляют собой «идеологические источники религиозного экстремистского объединения "Нурджулар"», либо содержат такие источники и «фрагменты» из них. При этом эксперты указали на тождественность ряда изданий материалам, ранее признанным экстремистскими.
Эксперты также решили, что в исследованных ими материалах (в число которых входили не только книги, но и аудиозаписи бесед фигурантов дела) содержались высказывания с призывами к религиозной розни, насилию вплоть до уничтожения противника, а также пропагандирующие превосходство и неполноценность граждан по признаку принадлежности к религии. Это и послужило основанием для иска прокуратуры.
Следует отметить, что эксперты при составлении заключения давали ответы на вопросы, содержавшие правовые формулировки, относящиеся исключительно к компетенции суда, а в иске прокуратуры не приведено ни одной конкретной цитаты, вызвавшей претензии правоохранителей.
Мы не считаем правомерным запрет трудов Саида Нурси. В целом, его взгляды можно отнести к умеренному течению в исламе, а его труды были направлены на то, чтобы убедить просвещенную часть турецкого общества вернуться к религии.
Книги Нурси, безусловно, содержат рассуждения о преимуществах ислама перед другими религиями и философскими системами, но, насколько нам известно, в них нет агрессивных призывов или попыток побудить читателей к насилию. Утверждения об истинности одной религии и ложности прочих, с нашей точки зрения, не могут служить основанием для запрета религиозной литературы. Тем более недопустим запрет целого перечня книг только на том основании, что они связаны с учением Саида Нурси.
Напомним также, что в 2018 году Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) установил, что Россия нарушила Европейскую конвенцию по правам человека, запретив 15 сочинений Саида Нурси.
Мы сомневаемся и в оправданности запрета книги Мэри Велд, почитательницы и исследовательницы наследия Саида Нурси, «Ислам в современной Турции», которая представляет собой биографию богослова, а также претензий к исследованию «Рисале-и Нур» Кенана Демирташа.
Отметим, что неправомерным мы считаем и запрет объединения «Нурджулар» как экстремистской организации; мы полагаем, что такого объединения не существовало вовсе.