«Наследство Черепашки» (набросок киносценария)

Персонажи: бабушка – основательница и CEO крупнейшей телевизионной корпорации. Уже много лет страдает Альцгеймером. Мать, начинавшая карьеру в фирме бабушки, основала собственный благотворительный фонд по спасению дикой природы. На публике притворяется идеалисткой, но сама подворовывает деньги фонда и пытается признать недееспособность бабушки ради доли в компании. Старшая дочь – политтехнолог с прогрессивными взглядами, но работающая с крайне правыми политиками из любви к высокоуровневым властным манипуляциям. Средняя дочь – домохозяйка с многомиллионными аккаунтами в социальных сетях про примерную семью, львиная часть доходов которой приходится на рекламу мошеннических схем. Обе давно ушли из семьи и стараются избежать общения с мамой, бабушкой и друг с другом.

Центральный персонаж – самая младшая дочь. Ей чуть меньше тридцати. С детства в семье ее называют Черепашка. (Ее должна обязательно играть Флоренс Пью!) Она вылетела из двух университетов подряд, не может ни с кем завести отношения и работает баристой на минимальную зарплату. В своем блоге она делится с немногочисленными подписчиками историями о разговорах с прикованной к постели в шикарном хосписе бабушкой; о едких покровительственных насмешках матери; о скучных визитах на семейные ужины к сестрам, которые уговаривают ее просто найти нормальную работу и/или выгодно жениться. Впрочем, Черепашка умалчивает, что мама оплачивает ей ренту в дорогой квартире в центре города с видом из окна, а сестры все-таки периодически выслушивают ее жалобы на жизнь.

Однажды бабушка во сне бормочет, что уже завещала всю свою медиа-империю любимой Черепашке. В предвкушении огромной власти внучка начинает сливать своим читателям сведения о злоупотреблениях в фонде матери, коррупции старшей сестры и мошеннических схемах средней. Блог залетает в топ, и кто-то пересылает посты в офис городского прокурора. Одновременно бабушка умирает у радостной Черепашки на руках. Все остальные члены семьи спешат в больницу для оглашения завещания. Оказывается, медиа-империя переходит... любимой черепахе бабушки. Питомцу, а не внучке!

В палату вламывается прокурор, который грозится устроить проверку на всех коррумпированных родственников Черепашки. Три громких дела одновременно – прямая дорога к повышению до федерального судьи. Главная героиня осознает, что натворила, и стирает все свои записи. Обвинителям больше нечего предъявить в суде. Мама и сестры спасены! После этого все четверо идут в дешевую шаурмешную. Это первый раз, когда они собрались вместе и серьезно разговаривают друг с другом за многие-многие годы. Фильм заканчивается на том, что они никак не могут перестать смеяться, обсуждая последнюю волю бабушки.

P.S. Окей-окей, чтоб вы долго не гадали, чего я тут снова разошелся: конечно, это все аллегория на университетские дисциплины. Бабушка – теология. Мама – философия. Три сестры – экономика, психология и социология. А личный блог Черепашки – это и есть, собственно, социология знания. Такой сценарий я бы писал, если бы родился и вырос в солнечной Bay Area. Но я – из промозглого Новосибирска. Поэтому вместо сценария буду писать серьезную интеллектуальную историю. Хотя эту задумку можно использовать как предисловие.

Во вторник в 21-30 МСК мы с товарищем Сюткиным возвращаемся к разговору о ценностях в политике. Только теперь с приставкой «гео-». Будем нещадно критиковать теоретиков realpolitik и столкновения цивилизаций. Ждем ваши вопросы в комментариях!

https://youtube.com/live/7Ah-MSAkKWQ

Несколько малосвязанных мыслей, предваряющих стрим про геополитику

Благодаря проекту книжки я наконец-то хорошо осознал собственную традицию мысли, которую можно упростить до линии Гегель–Маннгейм–Бурдье. Давайте порассуждаем, в чем заключается ее рациональная утопия? Пожалуй, в создании двух взаимосвязанных метаструктур: а) социологической теории, которая объясняла бы генезис разных типов знания без редукции их к примитивным материальным интересам; б) социального государства, которое впитывало бы силу социальных движений, а не подавляло их силой.

(Конечно, тут сразу же придут разные утописты с жалобами на холодную систему, которая не может предсказать событие, и критические теоретики с выпадами про тоталитаризм объективности, но это perfectly fine. Выдадим им именные профессуры в самом престижном университете – пусть рассуждают, но подчиняются.)

Реальная угроза для такой рациональной утопии – это структура международных отношений, которая тяготеет к состояниям: а) анархии в геополитике; б) игнорирования чуждых интеллектуальных традиций в геокультуре. Условно говоря, даже если к власти в двух соседних странах придут условные просвещенные социал-демократы, есть опасность скатывания в священную войну между ними. Собственно, примеров из XX века, которые подсказывают именно такое развитие событий, можно привести много. Вот именно этот ворох проблем, мне кажется, представляет наибольший интерес и для социологии знания, и для истории Холодной войны.

(Простите, что сумбурно. Пока никак не могу нащупать нужный язык для разговора о подобных междисциплинарных вещах, которые не сводятся ни к социологии, ни к истории, ни к философии. Возможно, это знак, что нужно придумывать очередной набросок сценария! Теперь для антиутопии!)

Трудовой лагер

Советская номенклатура пивных сортов сильно отличается от современной международной BJCP. Значит ли это, что в СССР варили какое-то свое особенное пиво? Скорее, нет, чем да. Давайте разбираться.

Практически все ключевые советские пивоварни были национализированными частными предприятиями, которые, в свою очередь, открывались либо самими немцами, либо при их непосредственном участии в производстве. Поэтому пивоварение в СССР по своим традициям сохранило генетическую связь с центральноевропейским, а не, допустим, с бельгийским или британским (кроме маловыброженного и малоохмеленного «черного» или «бархатного», которое было собственным изобретением). Практически все основные сорта – лагеры, не эли.

Во время второй пятилетки в 1936 году все популярные сорта упорядочили в единую номенклатуру: то, что мы сегодня называем венским лагером, назвали «Жигулевским», богемский пильзнер – «Московским», дункель – «Украинским», а балтийский портер... оставили просто как «Портер» и т. п. Почему эта система сортов настолько по-борхесовски бессистемна, сказать трудно. Протокол конференции руководителей пищевой промышленности не сохранился. Ходит легенда, что якобы Микоян велел убрать все буржуазные названия, но она не имеет архивных подтверждений. Да и вряд ли «венское» звучит более буржуазно, чем «портер».

В оттепельном 1957 году с советской пивной индустрией произошло другое важное событие, которое историк Павел Егоров называет первой крафтовой революцией. Расслабили стандарты ГОСТ, и в разных городах, где после войны понаоткрывали новые заводы, стали варить сорта по собственным оригинальным рецептам. Появилось пиво с добавлением не только кукурузы и риса, но даже хвои и меда. Возникли сорта с повышенным качеством и количеством сырья, вроде «Столичного» от Бадаевского завода с 20% плотностью и 8% алкоголя. С этого момента «Жигулевское» и другие изначально стандартизированные всесоюзные сорта начинают постепенно размываться, потому что на каждом заводе им давали свою интерпретацию. Правда почувствовать разницу было дано только редким командировочникам и туристам – из города в город пиво практически не возили.

В целом, на протяжении всего существования СССР хмель выращивали только в ограниченном количестве регионов, выбраживали пиво мало, надежных технологий пастеризации, которые бы не искажали вкус напитка, еще не существовало. Так что если сегодня какая-нибудь крафтовая пивоварня попробует сделать пломбир пиво по оригинальному рецепту 1957 года от условного Ташкентского пивзавода, это, пожалуй, мало кому придется по вкусу: габитус современного потребителя адаптировался под куда менее сладкие и куда более крепкие сорта. Кроме того, такое пиво, вероятно, прокиснет, даже не добравшись до покупателя.

Совсем не хватает времени следить за американской политикой, но дебаты между кандидатами в мэры Нью-Йорка посмотрел. Как же Зоран Мамдани грамотно разматывает засидевшегося и забронзовевшего бывшего губернатора! Как точно кто-то написал в комментах: «Человек-паук против Зеленого гоблина». Последний раз, когда я с такой же однозначной симпатией следил за чьей-то избирательной кампанией, был в 2021 году. Тогда Человеком-пауком был Михаил Лобанов, но против, увы, был не только Гоблин, а вся Зловещая шестерка.

К участию в конференции приглашаются не только философы, но и историки с социологами. Я бы и сам поучаствовал, если б у моих востоковедов были эмоции. Однако они были холодными аналитиками Холодной войны. (Почти не шутка!)

Чувства снова дают сдачи! 🥊

Объявляем старт приема заявок на Междисциплинарную конференцию «Чувства дают сдачи 3.0»
Кого мы ждем?
Если ваши научные интересы связаны с:
• Теорией аффекта и философией эмоций
• Психоанализом и психотерапией
• Историей эмоций, эмоциональных сообществ и телесностью
• Любовью, бесчувственностью и цифровыми технологиями

📅 Когда: 19-20 декабря 2025
📍 Где: Европейский университет в Санкт-Петербурге
⏳ Дедлайн подачи заявки: 25 ноября 2025

Составил предварительный список социологов знания, достойных обязательного упоминания в будущей книжке. Получилось 13 α-авторов, на раскрытие сути исследований которых нужно будет потратить несколько страниц, и 24 β-автора, на которых достаточно страницы-двух. (Пары и коллективы считал за одного.) В принципе, из самых важных авторов первого ряда подробно перечитывать никого не нужно. Конспекты и выписки на месте. За одним исключением – Стива Фуллера. Раньше я как-то недооценивал его метод сократических провокаций производителей соцгум знания, но сейчас думаю, что это достойно быть пересказано систематично.

Ну а если будет больше, то получится как в Польше!

С советской водкой история в чем-то еще интереснее, чем с пивом. Собственно, культовое название во всех смыслах устаканилось только в том же 1936 году с появлением всесоюзного стандарта для крепких очищенных спиртных напитков. До этого предшественников водки как только не называли: и хлебным вином, и бражкой, и жженкой.

Пожалуй, самой популярной была «Московская», созданная как раз под самый первый ГОСТ. Сделанная на базе картофельного или свекольного спирта и не самая очищенная, она стала базой для широкого покупателя. Также запущенная в производство в 1936 году, «Русская» была похожа на предыдущую по составу, но крепче. «Пшеничная», появившаяся только в 1976 году, содержала меньше сивушных масел и имела закручивающуюся крышку! Вот это настоящий высокий стандарт потребления для позднесоветского гражданина.

«Столичная», рецепт которой утвердили в 1948 году, усилиями Союзплодоимпорта стала одной из самых популярных водок в мире. Ее экспортировали на американский и европейский рынок за валюту. Можно было купить ее и внутри СССР, но в основном только в больших городах. Да и стоила она дороже «Московской» из-за использования только зернового спирта. Почти недоступная внутри СССР «Посольская» была еще более крупной жемчужиной в короне советского алкогольного экспорта. Она делалась с добавлением меда и улучшенной кварцевой фильтрацией.

В абсолютных значениях пиво в СССР пили больше, но в пересчете на долю чистого спирта с водкой ничто не могло сравниться. Вообще, СССР был лидером по потреблению крепкого алкоголя в мире. Почему? Ответ кроется не в каком-то особо депрессивном складе советского мужчины или дореволюционных кулинарных традициях, хотя и в этих версия есть некоторая доля истины. Пожалуй, важнее все-таки преимущества в производстве и распространении водки по сравнению с другими алкогольными напитками.

Во-первых, сырье для водки стоило куда дешевле, чем хмель или виноград. Во-вторых, из-за куда более неприхотливых условий хранения ее можно было доставлять в любой самый отдаленный рабочий поселок Сибири или Дальнего Севера, где технически просто не могло быть своего пив- или винзавода. Наконец, уже после покупки водки она могла стоять дома годами и периодически открываться, и закрываться по любому ритуальному поводу и даже без оного. К концу 1970-х советское руководство осознало, что пищевая промышленность создала не только идеальный бренд для мировой торговли, но и психо-наркологическую бомбу для собственного населения. Однако пить боржоми было уже слишком поздно.

Внимание, конкурс! Cоветский востоковед и российский премьер-министр Евгений Примаков считал одного историка главным авторитетом в изучении революционных событий 1917 года и часто ссылался на его исследования. Кто этот историк? Два подписчика моего канала, которые первыми напишут правильный ответ в комментариях, получат бесплатные места на ридинг-группе коллеги Резника!