Аллегории, как и святых, узнают по атрибутам. Если женщина с башней — это святая Варвара, если с веточкой, на которой вместо листьев глаза, или с глазами же на блюде — святая Луция, она же Лючия, а если с якорем — это аллегория Надежды.

Эта иконография в традиции настолько привычна, что просачивается в язык: "весы Правосудия" знают все. А у Стойкости, которая Сила и Мужество, помимо льва или другого покорённого мощного зверя, есть устойчивый во многих смыслах атрибут — колонна. Опора, столп, английское риторическое pillar of strength как раз отсюда. Если живописная женщина обнимает колонну или опирается на неё — перед вами добродетель Стойкости; или намёк на неё, если мы знаем, что перед нами портрет исторического лица. "Всегда стоял за правду", в глазах виден Марс, вот это вот всё.

У Тьеполо-старшего, конечно, аллегории. Дивные, динамичные, оживлённые, ироничные аллегории рококо: Правосудие (или Справедливость, тут опять двойственность перевода) и весы держит криво, и меч не в рабочем положении, голоногая Стойкость/Сила сбросила шлем на колени и колонну только подпирает слегка, чтобы не рухнула, путти тискает несколько ошалевшего льва.

И над всеми ними сияют драгоценные, многоцветные, прозрачные небеса, которые семейство Тьеполо умело писать так, что невольно ахаешь на вдохе.

Стинг так Стинг.
Когда в первый раз — страшно подумать, сколько лет назад — услышала, как Стинг поёт Дауленда, меня будто ожгло: Фесте!.. Нет, академические хрустальные контртеноры прекрасны, всё by the book, но вот это, шершавым неправильным голосом больше проговорённое, чем исполненное... Да будь я Орсино, мне стало бы всё равно, что люди скажут, гори оно огнём, дайте.

Can you do it? — Dexterously, good madonna.

Вопрос не в том, с какого перепугу семейство Слепцовых решило в 1899 году в своей серии "Книжка за книжкой" издать "Короля Лира" — среди, на ту же хотя бы букву, увлекательных брошюр "Как воюют между собою растения", "Как Пётр Захарыч переселялся в сибирские леса: (С 10 видами, снятыми на месте)", "Кто победил? (Из истории воздухоплавания)" и т.д.

Вопрос даже не в том, зачем Александр Александрович лично взялся переводить Шекспира, сопроводив его зубодробительными пояснениями, что такое театр, — "Внутри театръ состоитъ изъ двухъ частей: 1) изъ шатра на высокомъ помостѣ, въ которомъ происходитъ представленіе, и 2) изъ помѣщенія передъ помостомъ. Въ этомъ помѣщеніи устроены мѣста для зрителей, или — какъ говорятъ по иностранному — для "публики", — и подробным либретто трагедии для тех, кто не привык к представлениям: "Зала во дворцѣ Лира. На лѣво стоитъ возвышенное сѣдалище — "тронъ". Залы, украшенныя трономъ ("тронныя" залы), назначаются во дворцахъ для торжественныхъ пріемовъ. Входятъ графъ Кентъ, графъ Глостеръ. Съ Глостеромъ его пріемышъ — Эдмундъ. Они ожидаютъ короля" etc.

Вопрос в том, как именно сбойнул распознаватель текста при сканировании, что получилось вот это:

"Король-Лиръ — величавый старецъ. Онъ благополучно правилъ страною сорокъ лѣтъ. Онъ избалованъ уланами, привычкой къ власти, привычкой видѣть со всѣхъ сторонъ повиновеніе своимъ малѣйшимъ желаніямъ, даже прихотямъ".

Там "удачами", скорее всего.
А то ведь глазами детей сразу видишь, как именно могли уланы избаловать величавого старца.

No mistakes in Tango, darling, not like life. That's what makes the tango so great. If you make a mistake, get all tangled up, just tango on.

Iam redit et Virgo, redeunt Saturnia regna.

Любимая моя Дева из итальянского часослова, хранящегося в Библиотеке Моргана. Предположительно её нарисовал Вентурино Меркати в 1470-1480 гг. в Милане.

Ждём её через полтора дня.

Не могу отказать себе — и вам — в удовольствии, ещё одна Дева, тоже из Библиотеки Моргана, с иллюстрации к астрологическому трактату Абу Машара аль-Балхи.

Книга создана около 1403 года в Брюгге — собственно, по лицу Девы ясно, что она из тех краёв.

MS M.785, fol. 16r

Мой режиссёр — и вообще один из самых важных людей в моей жизни — говорил: "Не называй в лоб, очерти так, чтобы оно возникло у зрителя само, работай из материала заказчика". Точнейший совет актёру, точнейший совет любому, желающему донести, сообщить, поделиться своим — добиться созвучия и сонастройки в чём угодно.

Лет десять назад Бен Шмидт создал новый проект, чистый лист в программе построения графиков, а потом ввёл в неё данные о курсах кораблей из судовых журналов XVIII-XIX веков. И получил вот это изображение.

Лет десять я на него и медитирую — не называй в лоб, очерти, чтобы возникло само. Привычными, важными путями.

— Я всё понимаю, — сказал дракон. — Кто угодно растеряется. Только что собирала цветочки, венок плела, и вдруг провалилась под землю. А там все эти чудеса, звери говорящие, сад... Но — есть?! Там — есть?! Ты что, совсем не соображаешь ничего? В таких местах ни есть, ни пить нельзя, если не хочешь неизбежных последствий. Зачем ты его ела?
— Он был такой красивый!.. — жалобно протянула собеседница дракона.

В сумраке её лица не было видно, но говорила она в нос, то есть, судя по всему, плакать так и не перестала.

— Краси-иивый!.. — передразнил дракон; потом сокрушённо добавил. — Девке замуж пора, а она тянет в рот что попало, как младенец.
— Но он правда был такой красивый!.. Так и просил: "Съешь меня". А у меня от голода уже голова болела, я же не ела давно... И что теперь будет?
— Что-что, — ворчливо отозвался дракон, — последствия. Неизбежные.

Ответом ему было безудержное всхлипывание.

— Ладно, — смягчился дракон, — не реви, я договорился. Через полгода он отпустит тебя к маме.
— Полгода?!
— Скажи спасибо, что и на том сговорились. Ты не переживай, он тебе всякие праздники будет устраивать, пиры — не успеешь гранат доесть, полгода кончатся. Как раз всё зацветёт, а там и земляника твоя любимая пойдёт, и черешня...

Дракон выжидающе умолк. Молчала и Персефона. А потом осторожно спросила:
— А можно мне пирожок? Я там видела, с изюмом...
— Да можно тебе пирожок, — вздохнул дракон. — И пирожок, и грибов, и сливочную помадку, и гренков с маслом.

Он бы разрешил ей и индейку, и ананас, но их в Грецию ещё не привезли.
_____________________

Вы не ждали нас, а мы приехали.
Дракон вернулся.

Ежегодное, неотменимое.

Как наступила ночь, я вспомнил рынок и живо повторил всё, рассматривая свою булавку. Кармен сделала очень немного, она только бросила в ленивого солдата цветком. Не более было совершено здесь. Я давно задумывался о встречах, первом взгляде, первых словах. Они запоминаются и глубоко врезывают свой след, если не было ничего лишнего. Есть безукоризненная чистота характерных мгновений, какие можно целиком обратить в строки или в рисунок, — это и есть то в жизни, что кладет начало искусству. Подлинный случай, закованный в безмятежную простоту естественно верного тона, какого жаждем мы на каждом шагу всем сердцем, всегда полон очарования. Так немного, но так полно звучит тогда впечатление.

Поэтому я неоднократно возвращался к булавке, твердя на память, что было сказано мной и девушкой. Затем я устал, лёг и очнулся, но, встав, тотчас упал, лишившись сознания. Это начался тиф, и утром меня отвезли в больницу. Но я имел достаточно памяти и соображения, чтобы уложить свою булавку в жестяную коробку, служившую табакеркой, и не расставался с ней до конца.
____

С днём рожденья, Александр Степанович.
Ваша булавка так и лежит у меня в коробочке, и будет лежать, сколько будет меня.

Странный сон, в котором ты встречаешь удивительных животных, потом спускаешься под землю, проходишь, как нынче принято говорить, сложные трансформации — и узнаёшь тайну розы. Вергилием тут, конечно, выступает Чеширский Кот, это ведь он объясняет Алисе, как устроен тот мир и кто его населяет.

Кэрролл — то есть, мистер Доджсон, разумеется — общался с прерафаэлитами, чему ж тут удивляться. Фотографировал их, он ведь был увлечённым и весьма популярным фотографом. А в 1865 году подарил экземпляр "Алисы" Кристине Россетти — ей книга очень понравилась.

Этот её портрет снял именно мистер Доджсон. Хотя и без Кэрролла не обошлось.

У Филиппа Моулда в галерее очередной английский меланхолик рубежа XVI-XVII веков. С прекрасной подписью: "Портрет неизвестного джентльмена, возможно, поэта".

Возможно, возможно.

Прекрасная Сила/Стойкость, она же Дева с гобелена первой трети XVI века.

Есть ситуации, в которых лев и единорог — одно и то же, сколько бы ни бились за корону.

Ещё одно свидетельство того, что лев и единорог — и медведь и корова, и волчица — в определённых контекстах равны друг другу и почти взаимозаменяемы.

В этой роскошной буквице из Бедфордской Псалтыри, созданной между 1414 и 1422 годами в Англии, изображён, как видите, царь Давид ещё в бытность свою пастухом, когда он, если зверь крал овцу, "брал его за космы и поражал его и умерщвлял его" [1 Цар 17:36]. Давид говорит Саулу о львах и медведях, именно с ними он боролся, и в этой буквице, пожалуйста: медведь уже побеждён, лежит внизу, льву Давид как раз раздирает пасть. Но чуть поодаль, сзади, виден единорог, явно убитый: вон, у него рана в боку.

Казалось бы, единорогу-то овцы зачем (кстати, обратите внимание, какие здесь овцы, размером с морскую свинку примерно)? Но в средневековой голове крепко сидят эмблемы яростной силы: лев, медведь, единорог. Сидят все вместе, спаянные друг с другом, сила по частям не продаётся. И потом, что, Давид единорога, что ли, не заборол бы?.. да запросто.

Конечно, когда лютые звери смиренно ластятся к деве, это куда красивее, но аллегория Силы/Стойкости испытала иконографическое влияние миниатюр с Давидом, побеждающим львов и медведей, и Самсоном, раздирающим пасть льву. И потому часто она тоже берёт льва за космы — и поражает его; лев поражается, конечно, а что делать.

BL Add MS 42131 fol. 95r

Медведь — это не только ценный мех ездовой зверь Гнева и, в качестве усмирённой ярости, атрибут Силы/Стойкости, но и любая неистовая страсть, поэтому на медведя среди добродетелей и пороков претендуют ещё Воздержание и его тёмный близнец Невоздержанность.

То есть, мы видим задумчивую эмблематическую женщину, попирающую медведя, и думаем: ага, ты — Fortitudo, Сила/Стойкость, мы тебя знаем! Обознались, отвечает добродетель, я — Воздержание; ну, или Трезвость, как вам будет угодно. А а-ах и зелёный попугай у меня, потому что Аристотель говорит, что попугаи любят вино и становятся под его воздействием необычайно болтливы.

В этом контексте совершенно по-новому звучат сказки про девочек и медведей, которые рассказывает себе вся Европа. Хулиганка, которую англоязычные источники традиционно зовут Goldilocks, залезает к трём медведям в дом и устраивает там разгул, от которого покраснеет и зелёный попугай — вот вам, пожалуйста, Невоздержанность. А находчивая девочка Машенька, заставившая медведя отнести себя домой, воплощает вместе и Воздержание, — "не садись на пенёк, не ешь пирожок!" — и Силу/Стойкость, одолевшую зверя, и более того.

Высоко, говорит, сижу, далеко гляжу — ещё бы не высоко, дева Астрея в звёздном венце, сама Справедливость, покинувшая мир с окончанием золотого века.

Воздержание, оно же Трезвость, из трактата Лорана Орлеанского о добродетелях, книга конца XIII века, хранится в Британской библиотеке.

BL Add MS 54180 fol. 188v

По осени, как повелось, я пощу музыку, ещё в жежешке был тэг #осеннее_ночное_радио

Так вот, здесь дают "Орфея" Луиджи Росси, вещь редчайшую и волшебную. Запись театральная, с разговорами с постановочной группой в антракте, с кашлем и шорохом зала — я такое люблю если и не больше, то отдельно от студийной чистой выверенности: эффект присутствия, леса между мирами, выхода из сиюминутного.

Три с половиной минуты одинокой блуждающей лютни в начале можно не принимать в расчёт, они для того, чтобы все расселись, уложили на коленях программки и сумочки, продышались.

А дальше — чистая магия.