Эжен Грассе, "Три женщины, три волка", 1897.

Сразу выстреливает: ведьмы, thus do go about, about. Хотя мы в своё время придумали, что ведьмы Макбета должны быть вроде бабушек у подъезда: одна в беретике вязаном, одна в шляпке с лаковым цветком, одна в косыночке. Привет тебе, Макбет, Гламисский тан, привет тебе, Макбет, Кавдорский тан, привет тебе, Макбет, король в грядущем; и лузгу в кулачок — тьфу.

Мальчик лет пяти катится с грохотом на самокате, мерцая в сумерках зелёными и фиолетовыми светодиодами, и тут на всей улице, точно вдохнув, загораются фонари. Самокатчик останавливается, задирает голову, морщит нос от восторга и обрачивается к маме:

— Ой, фонаики кьясивятся!..

А Густав наш Климт в 1886 году расписывал плафон венского Бургтеатра, и нате вам — представление "Ромео и Джульетты".

Сладенького на ночь, чтоб за шоколадкой не бегали.

Заговорив о северянах рубежа XIX-XX веков, остановиться невозможно. Вильгельм Хаммерсхёй передаёт привет Яну Вермееру и просит поставить для него хорошую песню.

Вильгельм Хаммерсхёй, "Ида, читающая письмо", 1899. Частное собрание.

Говорили с подругой, вспомнила: был такой старый-старый фильм Клода Зиди "Банзай!". Комедия положений, Колюш в главной роли, "ты говорил, что все арабы воры" (о моё отрочество, о времена токсичной неполиткорректности!.. где моя юность, где моя свежесть ad lib). Так вот, там в какой-то момент в багажном отсеке падал чемодан с кокаином, и кокаин, рассыпавшись, попадал в вентиляцию лайнера. После чего пилот-японец с криком, разумеется, "банзаааай!" шёл на приглючившийся Пёрл-Харбор, бомбил Гонконг багажом и — "не надо! — надо! — нет! — да!" — сажал самолёт на авианосец.

Пассажиром этого самолёта я себя чувствую на сегодняшней планете, вот что. Самая точная самоидентификация ever.

Вернёмся к северянам.
Больше прочих я люблю Хелену Шерфбек, особенно уже состоявшуюся, когда она от тщательной, пусть и полной перламутрового света манеры перешла к свободе формы на грани нефигуративности. Но никогда за нею, это всегда мир очевидный, просто — увиденный.

С Шерфбек удивительно вышло: первую выставку отменили из-за начала Первой мировой, вторую — из-за начала второй. "И вот, наконец, — радостно сообщила британская Королевская академия искусств, — мы открываем самую полную выставку прекрасной художницы". Это было в конце лета 2019 года.

Хелена Шерфбек, "Мария", 1906.

У Старшины Шекспира сегодня — Фиона Шоу. Не пропустите.

К вопросу о ритмических структурах и семантическом ореоле метра.

Tyger, tyger, где ты был?
In the forest водку пил.
When the battle is lost and won,
Сбились мы. Что делать нам!

Колдуй, баба, колдуй, дед,
Something wicked this way comes.

Вот так оно и работает.

И ещё умиротворяющего севера.
Анна Анкер, "Солнце в голубой комнате", 1891.

А это сама Анна Анкер с Мари Кройер, гуляют летним вечером 1893 года по берегу в Скагене. И муж Мари, Педер Северин Кройер их пишет.

О странных сближениях.

Прибежала мышка-мать,
Поглядела на кровать,
Ищет глупого мышонка,
А мышонка не видать...

— Маршак, "Сказка о глупом мышонке", 1923.

Дверь выбили. "Александр Иванович, Александр Иванович!" — заревело несколько голосов. Но никакого Александра Ивановича не было.

— известное дело, Набоков, "Защита Лужина", 1929-30.

Уже рассказывала в разных местах, но расскажу и здесь.

В начале ноября мои студенты первого-второго курсов дослушивали лекции и расходились на коллоквиумы. Поэтому перед праздниками — как известно, в русском бытовом у слова "праздник" нет единственного числа, что-нибудь куда-нибудь перенесут, присоединят к выходным — перед праздниками, в конце последней лекции я объявляла:
— Сегодня у нас последняя лекция, с будущей недели расходимся на коллоквиумы, англичане остаются здесь со мной в это же время, немцы и французы уходят в то же время в 301-ю (допустим) к Наталье Михайловне. Вопросы?

Вопросы следовали: а во сколько? а немцам (французам, англичанам) куда приходить? а лекций больше не будет?

Из года в год, неизменно.
Нет, математики, физики и биологи, у которых я успела поработать на вступительных, были не лучше. Функциональная неграмотность, и с чем её едят.

По наблюдениям — за последние годы стало хуже.

В хронике Адама из Уска и в четвёртом томе хроники Фруассара рассказывается, что у Ричарда II был борзой кобель по имени Мат, Math. То ли уменьшительное от какого-то человеческого имени, вроде Matthew, то ли вообще от "Математики", — звали же так в куртуазной Академии Карла Великого его сестру! — но не Mat, как Дурак в таро. Пёс всюду следовал за королём и после краткой разлуки лапами на него вставал от радости. А потом однажды переменился и полюбил графа нашего Дерби, герцога Ланкастера Харри, будущего Генриха IV. Потому что, как сказал Ричард, собака знает короля и пойдёт за новым.

Собака знает короля.
Шекспир должен был эту историю знать, он с хрониками хорошо знаком. И не включил такой выигрышный сюжет в "Ричарда II", скорее всего, сознательно.

Только не говорите мне, что в "Глобусе" собачки не нашлось.

Любимые мои Анна и Елена Бальбуссо, иллюстрация к "Беовульфу", 2013. Какой дракон, а.

Не люблю Уотерхауса и его томных баб, вообще не люблю прерафаэлитов, но эта Джульетта у него удивительно славная — и юная, как положено.

Джон Уильям Уотерхаус, "Джульетта" ("Синее ожерелье"), 1898. Частное собрание.

И ещё о моих соседях, живущих в Радищевском музее. Я не знаю, что тут у нас в воздухе растворено, кроме пыли, что наши одновременно элегический Борисов-Мусатов, могучий Петров-Водкин и космический Кузнецов. Знаю одно: когда делалось тошно, хоть вой, мы бежали в музей, смотреть в них. В "Тополя и облака" Борисова-Мусатова, второй этаж, узкий зальчик-тупичок, из которого выходишь, будто тебе промыли и пересобрали мозги.

Надо сходить, навестить их, благо за квартал всего.

И о морском прибое.
Скоро два года назад, в день совершенно счастливый, настолько, что дальше не могло не пойти под уклон, за пять минут до грозы я успела поднять телефон и сохранить чуть более полуминуты в подлинных цветах, розовом золоте и многообещающей пасмури. Оно ливануло, но мы, дальновидные, успели нырнуть в бижайший кабак, где следом за нами не осталось мест — рыбные пельмени в бульоне с зеленью, как сейчас помню, я была крепко нездорова.

Так выпьем же за то, чтобы успеть за минуту до шторма, чтобы миска была полна, и чтобы море, у нас же есть настоящее море; для всех, кто не добрался нынче.

Давным-давно, когда я была ещё относительно молода, наполовину полна надежд и читала детям историю зарубежной литературы, мне сдавал средние века и Возрождение прекрасный мальчик Серёжа. Умница, читал, соображает — но и таких на экзамене иногда клинит, потому что стресс, даже если готовился, да и сессия всего-навсего вторая. Серёже достался "Дон Кихот". Серёжа зарапортовался: структура повествования, структура повествования, структура... и завис.
— Серёжа, давайте проще, — говорю я, желая помочь. — Как строится сюжет? Вот они идут по дороге, так?
— Так.
— И что с ними происходит?
— Реализм? — скрежетнув мозгом, выдаёт Серёжа.

Они идут по дороге, и с ними происходит реализм. Исчерпывающе.

Вас внезапно четыре тыщи. Ого. Нет, ОГО. Чтение рекомендовать не буду вопреки принятому, разве что скажу, что очень ценю/люблю тех, кто умеет видеть что-то, кроме того, что в газетах.

Спасибо, что вы здесь.
Оказывается, можно даже среди апокалипсиса сидеть на зелёном бережку да свистать на глупенькой дудочке, как говорил мой любимый мальчик, чахоточный Джон Китс, и быть кому-то интересным.

Штош, продолжаем.

Включила за готовкой телевизор в кухне, воткнулась в "Дорогого моего человека" — нравственные начала, партийная совесть! — и по понятной ассоциации задумалась о "Трёх толстяках".

О том, что Тибул имя получил в честь римского элегика Альбия Тибулла, а Просперо — в честь изгнанного миланского герцога и чародея из "Бури" Шекспира, не писал только ленивый. И про доктора Гаспара многажды говорено, что он — тёзка одного из волхвов, Каспара, того самого волшебника, время которых, как утверждается в первом предложении у Олеши, прошло.

Нас, однако, куда больше занимает фамилия доктора Гаспара — Арнери. Поскольку фамилию эту носил славный патрицианский род фактических хозяев острова Корчула, по-итальянски Курцола. Происходили Арнери, скорее всего, из флорентийской семьи Перуцци, в гербе у них тоже груши (по-итальянски pera). Основателем рода считали Доброслава (Бонифаса) Перуцци, а первым Арнери в разговоре с британским дипломатом и писателем Эндрю Пейтоном в середине XIX века (Highlands and islands of the Adriatic : including Dalmatia, Croatia, and the southern provinces of the Austrian Empire, 1849) тогдашний глава семьи называл Арнери Пирузовича, погибшего при осаде Кандии в XVII столетии. По нему семья и именовалась далее.

Итак, Арнери с острова Корчула, который переходил много раз из руки в руки — Венеция, Венгрия, Генуя, Габсбурги, французы, Австрия — и в итоге достался Хорватии, где пребывает по сию пору. Если предположить, что доктор Гаспар происходит из патрицианского хорватского рода, то события "Трёх толстяков" как-то должны быть связаны с историей Королевства сербов, хорватов и словенцев, в состав которого во времена написания сказки входила Хорватия.
Разгромленное восстание отыскивается в два счёта: забастовка железнодорожников и демонстрация в Любляне, при столкновении которой с военными весной 1920 года погибло тринадцать человек. Всё из-за возмущения словенцев сербской гегемонией; в результате Словении удалось добиться некоторой автономии.

Вот вам и три толстяка: сербы, хорваты и словенцы. А если вас интересует судьба страны при наследнике Тутти, то тут без сюрпризов, революция всегда, всегда влечёт за собой диктатуру. 6 января 1929 года король Александр Карагеоргиевич распустит парламент и переименует государство в Королевство Югославия. Впрочем, и самого его убьют в 34-м в Марселе, тут тоже сюрпризов никаких.

На три вещи можно смотреть бесконечно: на первую, вторую — и на то, как вечно встрёпанный тенор Бостридж машет руками, приседает и кривит рожу, записывая барочный репертуар. Он, впрочем, всегда такой, что бы ни исполнял, он даже в концерте такой.

Уильям Бойс, "Соломон", ария Softly Rise, The English Concert и солисты, дирижирует Бернар Лабади.