Сегодня (в Аргентине — все еще сегодня) — день рождения у человека, который занимает очень важное место в моей жизни. Он ровесник моего папы. Я вырос на его песнях. Иногда его называли Гребень.
Он, слава богу, важен не только для меня. Хотя порой мне кажется, что его значение и присутствие как-то недооценивают — ведь он подарил нам язык. Язык, на котором я до сих пор разговариваю с друзьями и знакомыми. И нередко, увлекаясь цитированием, я вдруг натыкаюсь на стену непонимания.
А что касается Гребня и его роли в моей жизни — это так просто и коротко не передашь. Один из моих самых любимых альбомов всех времен принадлежит его группе — “Радио Африка”.
Однажды я взял у него интервью и, по мальчишеской запальчивости, попытался вывести его из его вечного буддистского равновесия. И мне это даже удалось. Теперь я этим не горжусь — мудрость со временем приходит.
В другой раз, на его очередной юбилей, который тогда еще отмечали громко и публично, я сделал шуточный тест на знание его песен. Кажется, он получился забавным. Найду ссылку — пришлю.
А по случаю нынешнего праздника я пересмотрел фильм “Иванов” (еще одна дорогая мне фамилия). Кажется, это первое появление Гребня на широкой публике, на кинопленке — 1982 год. Мне тогда было два годика!
И какой же он красавец! Был и есть.

Фирма "Мелодия" таки запустила виниловый завод в Новосибирске (см. новость ниже) — можно заказывать пластинки на подарки себе и друзьям-виниломанам. Это отреставрированные издания с оригинальных фонограмм с обновленными дизайном и расширенными аннотациями (которые, кстати, я писал, за исключением "Аутогенной тренировки").

Недавно стало известно, что «Мелодия» запустила собственный виниловый завод в Новосибирске и снова сама печатает пластинки.

По этому поводу в колонке для «Правил жизни» Денис Бояринов вспоминает о судьбе фирмы и комментирует ее долгожданное возвращение.

Сегодня Владимиру Яковлевичу Шаинскому исполнилось бы 100 лет. В начале этого года мне предлагали написать к юбилею книгу о нём, но я, увы, спасовал перед масштабом работы, которую пришлось бы проделать. А главное, Шаинский — подлинный гений, и мне кажется, что о нём должен написать кто-то более компетентный. Я очень надеюсь, что такая книга когда-нибудь всё-таки появится.

Когда Владимир Яковлевич ушёл из жизни восемь лет назад, я собрал небольшой микс из его «недетских» песен. По-моему, он звучит совсем неплохо, и сегодня, самое время к нему вернуться.
А вот что я писал в преамбуле к миксу:

Шаинский — это своего рода Пётр Ильич Чайковский детской песни, рождённой в Советском Союзе — социальном государстве, не жалевшем средств на содержание и воспитание новых поколений. Он был одним из главных архитекторов этого большого стиля, ушедшего вместе с породившей его системой, и автором десятков мелодий, которые до сих пор у всех на слуху и наверняка переживут своё время.
В конце 1960-х Шаинский, ученик воспитанного Шостаковичем Кары Караева и музыкант, прошедший через джазовый оркестр Леонида Утёсова, состоялся во «взрослой» эстраде и стал одним из её обновителей-хитмейкеров. Его песни исполняли звёзды того времени — Аида Ведищева, Вадим Мулерман, Анна Герман, Эдуард Хиль и Владимир Макаров. Но в 1970 году, с приходом к руководству Гостелерадио Виктора Лапина, развернувшего кампанию за «идеологическую чистоту» телевидения и антисемитскую чистку на эстраде, Шаинский почти полностью ушел в детскую песню — область, где было меньше цензуры и оставалось больше свободы и возможностей.
Туда он принёс вольный дух оттепельной поп-музыки, тянувшейся к западным трендам, и высокую профессиональную школу. Лучшие произведения Владимира Шаинского — это почти джазовые мини-симфонии: с мгновенно запоминающимися мотивами, тщательно выписанными оркестровками и роскошным звучанием, обеспеченным всей финансовой щедростью Советского Союза к детям.
Как и всякий советский композитор со времён Прокофьева и Шостаковича, Шаинский писал и проходные вещи «по заказу партии и общества». Но его музыка ясно даёт понять, что сердцу автора были ближе маленькие бунтари против любой системы — Антошки, которые не идут копать картошку, и Серёженьки, готовые притвориться больными, лишь бы не вылезать из постели.
В сердцевине кажущихся наивными песенок Шаинского — как и в симфониях Чайковского — скрыта трагедия, завернутая в «сахарную шубу» мелодии. В них до сих пор живёт тоска по сказке, которой не суждено стать былью, и по детству, которое никогда не вернётся.