Когда интеллектуальное разложение достигает абсурдных крайностей, где располагаются, с одной стороны, заявление консерваторов, что США — продукт традиции поклонения, а с другой — такие политические обозначения, как «тоталитарный либерал», пора остановиться и осознать, что нет больше интеллектуальных сторон, философских лагерей и политических теорий, нет ничего, кроме серой толпы дрожащих этатистов. Именно они торгуются о том, насколько быстро мы провалимся в тоталитарную диктатуру, чья банда будет править и кто и кому будет принесен в жертву.

— Айн Рэнд, из лекции Утрата ценностей нашей культуры

В романтическом искусстве герой — не среднестатистическая единица, а абстракция лучшего и высшего, что есть в человеке, потенциал, имеющийся у всех и достижимый — в той или иной степени — для каждого в зависимости от индивидуального выбора. Точно так же и по тем же причинам, только исходя из противоположных метафизических предпосылок, нынешние писатели изображают чудовище не как среднестатистическую единицу, а как абстракцию худших и самых низменных человеческих черт, потенциал, который, по их мнению, присущ всем, но не как возможность, а как скрытая реальность. Романтики рисовали героев «более героями, чем в жизни». Сейчас чудовища предстают «более чудовищами, чем в жизни» — или, скорее, человек — «менее человеком, чем в жизни».

— Айн Рэнд, из статьи Эстетический вакуум нашего времени

Люди не могут быть порабощены политически, пока они не разоружены идеологически. Когда же они безоружны, именно жертвы берут на себя инициативу в процессе своего собственного уничтожения.

— Айн Рэнд, Капитализм: неизвестный идеал

Изображение: https://instagram.com/aynrandorg?igshid=YmMyMTA2M2Y=

Если бедняк испытывает мгновенную вспышку зависти к богатству другого, это чувство может представлять собой не более чем моментальную конкретизацию желания стать богатым; оно не направлено против конкретного человека и имеет отношение не к нему, а только к богатству. Его можно выразить следующим образом: «Мне хотелось бы иметь такой же доход (дом, машину, шубу), как у него». Это чувство может послужить человеку дополнительным стимулом для усилий по улучшению своего финансового положения.

Хуже, если чувство отражает личную неприязнь и может быть описано как: «Я хочу костюм, как у этого человека». В результате жизнь того, кто испытывает такие чувства, становится «вторичной», он живет не по средствам, отчаянно пытаясь «ни в чем не уступать Джонсам».

Еще хуже, если подобное чувство формулируется в словах: «Я хочу машину (шубу, бриллиантовые запонки, предприятие) этого человека». Результат оказывается криминальным.

Но те, кто испытывает вышеописанные чувства, — все же люди, пусть с разной степенью нехватки морали, по сравнению с нечеловеческим существом, которое чувствует следующее: «Я ненавижу этого человека, потому что он богат, а я нет».

— Айн Рэнд, из статьи Эра зависти

Ничто не дано человеку автоматически: ни знания, ни уверенность в себе, ни внутреннее спокойствие, ни верный метод использования собственного разума. Любая ценность, которая нужна ему или которую он хочет получить, должна быть обнаружена, изучена и приобретена — даже правильная осанка.

— Айн Рэнд, Философия: кому она нужна?

Изображение: Ayn Rand Institute

Дихотомии целей и средств не существует, им нет необходимости конфликтовать между собой. Цель не оправдывает средства — ни в этике, ни в эстетике. А средства не оправдывают цели: изображение бычьей туши не оправдано эстетически тем, что в него вложил свое живописное мастерство великий Рембрандт.

Это полотно Рембрандта можно считать символом всего того, против чего я выступаю в искусстве и литературе. В семилетнем возрасте я не могла понять, почему кому-то хочется рисовать снулую рыбу, мусорные баки или толстых крестьянок с тройными подбородками, а кому-то нравятся такие картины. Сегодня мне известны психологические причины подобных эстетических феноменов — и чем больше я знаю, тем сильнее мое неприятие.

В искусстве и литературе цель и средства, или предмет и стиль, должны быть достойны друг друга.

То, что не заслуживает рассмотрения в жизни, не заслуживает и воссоздания в искусстве.

— Айн Рэнд, из статьи Искусство и познание

Картина: Рембрандт, Туша быка

Индивидуализм рассматривает человека — каждого — как независимую, самостоятельную сущность, обладающую неотъемлемым правом на собственную жизнь, правом, основывающимся на природе человека как разумного существа. Согласно принципам индивидуализма, цивилизованное общество или любую другую форму объединения, кооперации или мирного совместного существования людей можно построить только на основе признания индивидуальных прав; группа же как таковая не имеет иных прав, кроме индивидуальных прав своих членов.

На свободном рынке ценятся не предки, не родственники, не гены и не биохимия организма человека, а только его способность к продуктивной деятельности. Капитализм оценивает человека исключительно по его индивидуальным способностям и усилиям и вознаграждает его в соответствии с ними.

Ни одна политическая система не может провозгласить всеобщую рациональность законодательно (или установить силой). Однако капитализм — единственная система, действующая таким образом, что рациональность вознаграждается, а все формы иррациональности, в том числе и расизм, порицаются.

— Айн Рэнд, из статьи Расизм

Стиль — самый сложный элемент искусства. Он больше всего сообщает о художнике и часто при этом способен совершенно сбить с толку психологов. Жестокие внутренние конфликты, от которых художники страдают так же, как все прочие люди (или, может быть, сильнее), в их произведениях разрастаются. Например, стиль Сальвадора Дали воплощает лучезарную ясность, свойственную рациональной психоэпистемологии, в то время как в большинстве его сюжетов (хотя и не во всех) отразилась иррациональная и вызывающе злобная метафизика. Сходный, хотя и не столь обидный конфликт наблюдается и в живописи Вермеера, где блестящая чистота стиля соединяется с унылой метафизикой натурализма. На другом конце диапазона стилей находится так называемая «живописная» школа с ее намеренным размыванием контуров и зрительными искажениями, от Рембрандта и далее по наклонной плоскости к бунту против разума, выразившемся в таком явлении, как кубизм. Художники-кубисты целеустремленно разрушают человеческое сознание, изображая предметы такими, какими человек их не видит (в нескольких ракурсах одновременно).

Стиль передает то, что можно было бы назвать «психоэпистемологическим ощущением жизни», то есть уровень умственной работы, наиболее привычный для художника. Именно поэтому стиль столь важен в искусстве — и для самого художника, и для читателя или зрителя, причем его значимость ощущается как глубоко личная. Художнику стиль служит для выражения, а читателю или зрителю — для подтверждения его собственного самосознания, то есть силы, то есть самоуважения (или псевдосамоуважения).

— Айн Рэнд, из статьи Искусство и познание

ARI (Ayn Rand Institute) опубликовал интервью Айн Рэнд 1968 года, данное на русском языке. На сегодняшний день это интервью является единственной доступной аудиозаписью, в которой можно услышать русскую речь Айн Рэнд. Нам стоит быть благодарными Институту и его членам за то, что они опубликовали этот материал именно сейчас, в 2022 году, когда российская аудитория, возможно, нуждается в нём больше всего. Приятного прослушивания!

«Айн Рэнд сбежала из Советской России в 1926 году и никогда не возвращалась. Но она не забыла страну, в которой она была непосредственным свидетелем ужасов коммунизма. В 1968 году ей была предоставлена возможность отослать радиообращение в Россию, когда “Голос Америки” брал у нее интервью на родном языке».

Интервью Айн Рэнд на русском языке

А теперь обратите внимание на то, что во всей экологической пропаганде — среди призывов к «гармонии с природой» и беспокойства за нее — совершенно отсутствует обсуждение нужд человека и требований его выживания. Отношение к человеку такое, как будто он — неестественное явление. Человек не может выжить в том состоянии природы, о котором мечтают экологи, то есть находясь на уровне морских ежей или белых медведей. В этом отношении человек — самое слабое из животных: он рождается нагим и беззащитным, без клыков, когтей, рогов или «инстинктивных» знаний. В физическом смысле он — легкая добыча не только для высших животных, но и для самых низших бактерий: он — наиболее сложно организованное существо, крайне хрупкое и уязвимое. Его единственное оружие — его основной способ выживания — его разум.

Чтобы выжить, человек должен открыть и произвести все, в чем он нуждается, то есть изменять свою среду и подчинять ее своим потребностям. Природа не снабдила его возможностью адаптации к среде, подобно животным. Люди, начиная от самой примитивной первобытной культуры и заканчивая самой продвинутой цивилизацией, должны изготавливать вещи; их благополучие зависит от их производственных успехов. Самое низкоразвитое племя не может выжить без источника так называемого загрязнения — без огня. История о том, что огонь принадлежал богам, а Прометей принес его людям, — не просто символ. Экологи — новые стервятники, стремящиеся уничтожить этот огонь.

— Айн Рэнд, из статьи Антииндустриальная революция

Человек стал самим собой в Древней Греции, примерно два с половиной тысячелетия назад. Рождение философии ознаменовало его зрелость; не содержание какой-либо конкретной философской системы взглядов, а глубже: сама идея философии — понимание того, что для обретения целостной картины мира требуется человеческий разум.

Философия — это цель, к которой религия может лишь слепо и беспомощно подбираться. Благородство, почитание, возвышенная чистота, суровая преданность поискам истины — все, что обычно ассоциируется с религией, на самом деле должно принадлежать сфере философии. Жизнь Аристотеля соответствовала этим принципам, так же, как отчасти жизнь Платона, Фомы Аквинского, Спинозы — но многих ли еще?

Если вы подумаете о том, что со времен Юма и Канта (преимущественно Канта, поскольку Юм был всего лишь Бертраном Расселом своего времени) философия изо всех сил старалась доказать, что человеческий разум бессилен, что реальности не существует, а если бы и существовала, мы бы все равно не могли ее постичь, вы поймете масштаб совершенного предательства.

Задача философии требует всего лучшего, на что способен человеческий разум; и ответственность здесь столь же велика. Большинство людей не способны сформировать всеобъемлющий взгляд на мир: некоторые потому, что их способности отданы другим занятиям; а большинство потому, что у них просто нет таких способностей. Но такой взгляд необходим каждому, и, сознательно или бессознательно, прямо или косвенно, все принимают то, что предлагает им философия.

— Айн Рэнд, Возвращение бумеранга

Интеграция фактического материала, охват контекста, распознавание принципов, установление причинных связей и, таким образом, обретение масштабного видения — вот некоторые из задач, которые должен решать философ любого направления, а сегодня — в особенности в политике.

На протяжении одной человеческой жизни две мировые войны опустошили весь цивилизованный мир; два мощных диктаторских режима, в России и Германии, совершали такие злодейства, что большинство людей просто не в состоянии в них поверить, и кровавая практика правления грубой силы распространилась по всему земному шару. Очевидно, что что-то не так с политическими идеями человечества и требует пристального внимания. Объявить — при таких обстоятельствах, — что политика не является предметом философии, — это такая невообразимая пассивность, что сравнить ее можно лишь с заявлением врача, сделанным в разгар эпидемии чумы, что здоровье и болезнь не являются предметом медицины.

Именно политическая философия устанавливает цели и определяет курс практической политики государства. Но политическая философия подразумевает абстрактную теорию, которая идентифицирует, объясняет и оценивает развитие событий, находит их причины, прогнозирует их последствия, определяет проблемы и предлагает методы их решения.

— Айн Рэнд, Возвращение примитива

Вопрос: Многие люди утверждают, что им нравятся все виды музыки, живописи и так далее. Как это возможно, если искусство раскрывает их скрытый смысл жизни? Являются ли такие люди неискренними?

Айн Рэнд: Я уверена, что они искренни. Это может означать, что им нравятся все виды искусства или не нравится ни один из них. Постоянное ощущение жизни, которое заставляет человека любить определенные произведения искусства, признавая в них свой собственный взгляд на вселенную, — редкое достижение. Есть немного людей, чьи вкусы мотивированы постоянными ценностями. Иметь четкое представление о жизни — это уже большое психологическое и моральное достижение.

Следовательно, людей, которым все нравится, можно объяснить одним из двух способов: (1) Они недостаточно наблюдали или испытывали на себе влияние произведений искусства, чтобы их это сильно волновало, так что у них есть общий, почти детский интерес ко всему искусству как к зрелищу, но они никогда не определяли, что им нравится в частности. Это прекрасно; это говорит вам кое-что об их смысле жизни — он все еще находится в процессе формирования, но они мало что ценят; или (2) у них действительно нет ценностей, поэтому всё привлекает их одинаково, потому что ничто не привлекает их слишком сильно. Помните, что для большинства людей смысл жизни формируется случайно и подсознательно. Они не знают, что им нравится, а что нет. У них могут быть веские причины, по которым им нравится определенное произведение искусства, и все же они чувствуют себя виноватыми из-за этого. Или они могут заставить себя полюбить что-то, потому что это традиционно приемлемо.

Возможно так много комбинаций предпосылок, что вы не можете установить правило, применимое ко всем, кто утверждает, что любит все виды искусства. То же самое вы можете сказать о людях, которые утверждают, что им нравится только «романтическое» искусство или — будьте осторожны здесь — «объективистское» искусство (если бы такое существовало). Вы не всегда можете быть уверены в том, каковы предпосылки человека; большинство людей непоследовательны.

(Прежде чем вы засыплете меня вопросами о том, что значит, что объективистского искусства не существует, позвольте мне добавить: мои романы объективистские, потому что я перевела свое ощущение жизни в сознательные термины. Я не могу сказать этого ни о чьих других романах. Кроме того, подобные формулы не обязательно применимы к другим областям искусства. Например, картины моего мужа относятся к его области точно так же, как мои романы — к моей, но я бы никогда не назвала это «объективистской живописью». Такой термин просто не подходит.)

— Из сборника «Ayn Rand answers»

Представьте, что вы услышали, как человек говорит: «Я игнорирую великое достижение, которое только что увидел, потому что век достижений прошел. Увиденное мной достижение – подвиг науки, но наука бесплодна. Увиденное мной достижение – триумф рациональности, но разум бессилен. Увиденное мной достижение – результат уверенности в себе и способности человека к развитию, но человек – слабое, порочное и убогое создание, рожденное быть обездоленным и беспомощным. Увиденное мной достижение – результат самоотверженной работы команды, участники которой преследовали ясно обозначенную цель, но добровольное сотрудничество между индивидами невозможно, цели недостижимы, а определения поверхностны (и случайны). Увиденное мной достижение – успех, воспаряющий над болотом неудач, но человек по природе обречен на неудачи, и любой, кто скажет обратное, – враг человечества!» Если бы вы услышали такие слова, то вы бы сбежали – или сражались. Именно такие речи уже больше ста лет произносят философы, именно такие речи вы годами слышите от тупоголовых интеллектуалов и профессоров, контролирующих современную культуру.

— Айн Рэнд, из статьи «Эпитафия культуре»

Интеллектуальное движение не начинается с организованных действий. Кого организовывать? Философская битва – это битва за умы людей, а не стремление нанять слепых последователей. Идеи продвигаются только теми людьми, кто их понимает. Организованное движение должно предваряться образовательной кампанией, которая требует подготовленных (самоподготовленных) учителей: философ предлагает вам знания, но только ваш собственный разум может их впитать. Такая подготовка – первое требование к доктору во время идеологической эпидемии и залог попытки «изменить мир».

— Айн Рэнд, «Что может сделать каждый?»