«...Раздавать диагнозы историческим фигурам – дело ненадежное – хотя бы потому, что психологическая терминология постоянно меняется. Но, не входя в ненужные тонкости, об Августине можно смело сказать, что он был тяжелым невротиком. Болезненная рефлексия, навязчивые негативные мысли, нетерпимость к себе и окружающим, низкая самооценка, перфекционизм – все это неотъемлемые черты невротизма. <...>

Невротиков отличает тотальная зацикленность на себе. Самое ничтожное событие раздувается до космических масштабов ("я воровал груши воровал воровал я я я я я") – и в каждом акте самоумаления неразрывно слиты мазохизм и нарциссизм. В основе этого единства лежит отсутствие того, что психолог Кристин Нефф называла "общностью с человечеством". Под этой общностью она имела ввиду то, что все мы люди, а потому совершаем ошибки – и это не повод превращать каждую из них во вселенскую драму. Если взять ситуацию с грушами, то если бы Августин ощущал "общность с человечеством", то оценивал бы (если бы вообще оценивал) свои "преступления" примерно так: "Все молодые люди подвержены страстям – на то она и молодость. В юности каждый человек хочет проявить себя, а потому нередко видит в воровстве форму инициации. Я тоже прошел через это – потому что я такой же человек как и все. Но вором не стал, как и большинство тех, с кем я тогда водился, как и вообще большинство людей – как что я из большинства".

Невротик мыслит иначе – он не из большинства, он вообще несоизмерим с другими, у него уникальный внутренний мир. Невротик отчуждает себя от других именно в силу того, что этих других он не видит и видеть не хочет, ведь в его жизни есть только один значимый человек – он сам. Следовательно, с другими людьми незачем и не о чем говорить. А отсюда новая конструкция – "я не от мира сего".

Любить других, уважать других, принимать других, извинять других – все это почти невозможно для сфокусированного на себе и высокомерного (по отношению к этим другим) невротика. Удобная позиция: не нужно учиться общаться, не нужно учиться прощать, не нужно учиться благожелательности и великодушию – "тьфу на них, всех в ад" (в случае Августина буквально: напомню, что согласно его воззрениям ни один человек не заслуживает рая – даже младенец). Вот и компенсация проблем с самооценкой: над ничтожным, жалким, убогим человечеством возвышается исполненный сознания своей уникальности, изолированный от мира, сфокусированный на своих внутренних состояниях невротик. <...> "Белопальтовость" – исчерпывающая характеристика невротической конструкции, сочетающей низкую самооценку с высоким самомнением...».

«...Что же (если не человек) является действительно высшей ценностью современных людей – если не всех, то, по крайней мере, тех, кто определяет ценности? Культура. Вот несколько примеров. Когда запрещенные в РФ талибы на рубеже веков стали взрывать какие-то буддистские памятники, это вызвало бурю возмущения "международного сообщества". То, что до этого они активно нарушали права миллионов людей, никого не волновало – потому что памятники куда важнее людей, если эти люди живут в Афганистане.

Другой пример. В середине нулевых чуть не главной проблемой питерской интеллигенции была угроза строительства "Охта-центра": Газпром хотел построить здание высотой в несколько сотен метров неподалеку от центра города. Вой стоял такой, что можно было подумать, что Газпром решил снести Эрмитаж. Тут дело не в том, уместен бы был "Охта-центр" или нет – а в том, что проблеме был придан совершенно баснословный масштаб. Посмотрим на вопрос взглядом из космоса: в период, когда в стране уже были большие проблемы с правами человека, интеллигенция пришла в неистовство оттого, что новое здание испортит вид на центр города, что нарушится цельность композиции городских памятников. Вид! Композиция! Понимаете, какой ужас? К слову, я отнюдь не был сторонником этого строительства – но великой трагедии в нем тоже не видел.

Возьмем другую ситуацию, также связанную с архитектурой – возможно, здесь я навлеку на себя читательский гнев. Речь о "сохранении исторических памятников". Я понимаю, что когда речь идет о настоящих памятниках, их нужно реставрировать до победного конца. Но порой градозащитники устраивают истерики по поводу таких объектов, которые не интересны вообще никому – даже им самим. Например, город принимает решение снести дом пятого зятя четвертой дочери купца третьей гильдии. Дом уже полуразрушен – и ничего особенно ценного не представлял собой даже тогда, когда был построен, да и находится он в нигде – и никто не ходил даже сфоткаться на его фоне. Но когда становится очевидным, что реставрировать его дороже, чем снести, поднимается паника – мол, без этих руин мы обречены на погибель в бескультурье и забвении исторической памяти. <...>

Ну и самое главное. Как мы вообще оцениваем народы, цивилизации, исторические периоды, властителей и прочее? Интересно ли нам то, какие суды были в Древнем Шумере? А важно ли для нас, какие социальные гарантии имелись в эпоху Возрождения? А то, как работали правоохранительные органы в эпоху династии Мин? Давайте скажем честно: всем плевать на права и свободы человека – мы оцениваем прошлое только по культурным достижениям. Быть может, в империи Чингисхана правовое положение простонародья было куда лучшим, чем в эпоху Капетингов во Франции. Я вот не знаю – но какая разница, если у первых ничего не было, а у вторых была готика? Скажем совсем честно: убери из истории многих цивилизаций три-четыре памятника культуры, и они потеряют все свое обаяние – и станут для нас не более интересными, чем какие-нибудь аборигены Туамоту.

Человек – высшая ценность? В сравнении даже с одной только архитектурой – ни разу <...>».

Лонгрид в двух частях: 1, 2.

Как я уже писал, «Фонд Крылова» готовит настолку «Золотой ключ: Поле Чудес».

Игра еще проходит обкатку – идет уточнение правил, добавление персонажей, выстраивание игрового баланса. Разработчик игры Игорь Андропов уже демонстрировал ее в столице – близким и друзьям К. А.

Теперь Игорь добрался до Питера, заехал ко мне – мы часа 3 тестили игровую механику.

Что сказать? То, что я увидел – это охренеть.

В 2 словах:

Игроки идут на Зону, чтобы добыть капитал (а потом купить домен и «дудолить электорат»). Они обходят ловушки, борют джигурду, собирают арсенал.

Каждый ход – это выбор:

1) идти на Зону – там уже ждут Злопипундрий, Потаскунчик, Осёл-землекоп, удоды, нахнахи и иная джигурда;

2) идти в трактир «Щщи» к мартыхаю Бобе Сусычу – лечиться и барыжить хабар;

3) прыгать на других сталкеров.

В игре пригождаются: знание шансона (иначе штраф), частушек (еноты-фольклористы за них платят), навыки стихоплетства...

Предзаказ со скидкой еще открыт. Призываю оформлять, читать «Буратину», учить шансон.

«...Когда ученый решает конкретную задачу, он менее всего задумывается о том, соответствуют ли его методы идеалам научной рациональности. Развивая мысль Фейерабенда, хочется сказать, что все эти процедуры, методы, правила, этические нормы, критерии и все прочее, что принципиально важно для философии науки, имеют значение скорее для оформления научного исследования, нежели для его проведения. Если в гуманитарных науках все это методоложество еще имеет какое-то значение (потому что исследователь стремится сразу писать набело), то в науках естественных и технических теория практики неизбежно отходит на второй план. Проще говоря, в последнем случае ученый сначала исследует проблему, а уже потом думает о том, как он, собственно, это исследование осуществил. И как бы философы науки не стремились к "тесному взаимодействию с практикой", последняя живет своей жизнью и, будем честны, дает вполне валидные результаты.

"Технари", занимающие научным поиском, обычно действуют так же как и все мы — при решении повседневных задач: допустим, у нас выключился и не включается смартфон — думаем ли мы о последовательности своих действий? Нет, обычно, взяв его в руки, мы пять раз нажнем на вкл, десять раз потыкаем зарядник, потрясем, простучим, продуем, попробуем разобрать, подышим, повертим, швырнем — а потом повторим эти действия в случайном порядке. А вот когда он наконец включится, тогда мы уже будем думать, а что реально случилось — и как нам в следующий раз совершить меньше действий. Возможно, мы даже сможем выявить реальную причину — но сделаем мы это не с помощью метода. Точнее, метод будет обнаружен апостериори — но когда телефон вновь заставит нас понервничать, мы, скорее всего, будем вести себя немногим рациональнее, чем в первый раз. Потому что, когда мы решаем задачу, нас интересует результат, а не нахождение рационального метода получения результата.

Так вот. Ученый действует сходным образом — и о методологии он вспоминает только тогда, когда нужно представлять полученные результаты ("черт, как теперь все это оформить, чтобы красиво было?").

Если действовать обратным образом — сначала все подготовить, прочесть написанную философами литературу, выбрать методы, озаботиться регистрацией данных — проблему уже решат другие. Или же сам забросишь свой замысел, поскольку утомишься на стадии подготовки. Пусть аналогия несколько софистическая, то с тем же успехом можно требовать от поэта, чтобы он сначала изучил теорию литературы, а потом брался за стихи: "Если ты дактиль от амфибрахия не отличаешь, как же ты сможешь не выбиться из ритма? Нужно же проверить все ударные слоги перед тем, как писать!". Да нет, сначала пишешь, а потом интуитивно понимаешь, где попал впросак <...>».

P.S. Спасибо всем участникам опроса. Теперь буду публиковать тексты обычным шрифтом.

«...Есть свои ограничения и у психологов общего профиля. В рамках своей компетенции они могут быть великолепными специалистами. Но вот только эта компетенция по определению узкая. Вот реальные кейсы. К психологу приходит клиент с запросом на "выход из зоны комфорта" и борьбу с негативными установками. Психолог работает с ним – результата нет: достигнутые успехи каждый раз полностью обнуляются уже к следующему сеансу. Так может происходить – без преувеличения – не один год (особенно у психоаналитиков, которые в силу метода вообще не слишком торопятся). В чем дело? В том, что причина затруднений клиента – не негативные установки, а, например, тяжелый невроз. Или, того хуже, расстройство личности. Или "зависимости от психоактивных веществ". Или ПТСР. Все это – сферы компетенций не обычного, а клинического психолога, или психотерапевта, или психиатра.

Психолог без дополнительного образования, скорее всего, прохлопает эти проблемы – именно в силу того, что не обладает глубоким знанием регистров психических расстройств и не владеет навыками диагностики соответствующих пациентов (которых он принимает за клиентов). Пациенту необходима медикаментозная поддержка, а его пытаются наставить на путь истинный анализом сновидений и методикой третьего стула. "Главное – работать над эмоциями, отслеживать негативные мысли, закреплять новые продуктивные установки поведенческими актами". Нет – это не главное для тех, у кого имеется нехватка серотонина или переизбыток дофамина.

Свои профессиональные ограничения имеются и у историков философии. Главный – низкая компетентность в вопросах филологии. Нужно понимать, что философы и филологи в идеале должны работать друг с другом бок о бок. Если говорить максимально грубо, филолог занимается историей слов, а философ – историей идей. Но если их образование однобоко, то первый легко впадает в буквализм, а второй – в презрение к оному.

Замечательный пример историко-философской ошибки однажды привел филолог-классик А. В. Лебедев (приведу его по памяти – все подробности нас в данном случае не интересуют). Собирая доксографию Гераклита, он пересмотрел ранее бытовавшее отношение к позднеантичному свидетельству об эфесском философе. До Лебедева это свидетельство считалось не цитатой Гераклита, а псевдо-гераклитовским высказыванием, появившемся под влиянием стоиков. Проще говоря, стоики якобы переврали Гераклита, приписали ему собственные взгляды. Но Лебедев обратил внимание на простейший факт – текст свидетельства был написан на аттическом диалекте, но одна конкретная цитата была на ионийском диалекте (том самом, на котором говорил Гераклит) и притом содержала архаичное, уже устаревшее слово. Отсюда вывод: цитата – подлинная, чисто гераклитовская, а никак не стоическая <...>».

Спасибо Нике и Любе за то, что выдержали мое резонерство )

Поговорили о соотношении философии и религии, отличии философии от частнонаучного знания и дали предварительное определение философии как свободной формы знания, 1) не имеющей заранее определенных оснований, 2) опирающейся на автономию разума и 3) не признающей безусловного авторитета какой бы то ни было внешней инстанции.

Хочу порекомендовать лекции и страничку друга философа Максима Велецкого.
Его логика повествования и идеи очень откликаются мне. Поэтому я попросила Макса об уроках. Присоединяйтесь и вы. Виртуально и офлайн. Учиться никогда не поздно!
На фото Люба Тепцова, Максим Велецкий и я)

https://www.youtube.com/live/UVJpNCAG4Ak?si=kwctDYIxt79A-XM5

«Страх перед красотой

Красивым девушкам нередко сложнее найти хорошую пару, чем тем, у кого средние внешние данные. Нормальные парни красивых, чаще всего, побаиваются – "ну как я подойду...".

В результате к таким девушкам подкатывает всякая сволочь – которой и не страшны отказы, и откровенно плевать на то, с кем мутить.

Так что, мужики, как бы ни было страшно – надо подходить. В худшем случае вас ждет десять секунд позора, в лучшем – счастье обладания. То есть риск более чем оправдан».

Вместе со своим другом, иранистом Дмитрием Павловым, провел неделю в Иране. Был в трех городах – Тегеране, Исфахане и Йезде.

На днях на Бусти опубликую рассказ о поездке и вообще о стране. В нем почти не будет ничего о еде, отелях, достопримечательностях и прочей малоинтересной лабуде, которую обычно пишут по итогам путешествий. Я буду писать о самом важном, что есть в любой стране – о ее народе, а также о власти. Иран – тот редкий случай, когда к населению и к политическому режиму у меня диаметрально противоположное отношение.

В общем, речь главным образом пойдет о психологии иранцев. Будут и небольшие исторические экскурсы. Плюс – откровения местных жителей, которые, к моему удивлению, ничуть не стеснялись говорить о том, что думают о своем начальстве. Упомяну и обо всяком другом – забавном ассортименте книжных магазинов, например.

На фото мы с Димой в Аташкадехе – зороастрийском храме в Йезде.

«91

США как метрополия. Проамериканские активисты с просторов бывшего СССР, мечтающие о том, чтобы прекрасные Штаты взяли их страну под свое крыло, почему-то всегда держат в голове только положительные примеры американской оккупации: ФРГ, Южную Корею и Японию.

Увы, эти люди не учитывают, что указанные страны – редкие исключения из правил: американцы стараются только тогда, когда нужно показать "несвободному" миру "витрину капитализма". В остальных случаях янки творят лютую дичь вполне под стать англичанам и французам.

Американофобы нередко приводят примеры чудовищных последствий штатовской экспансии. Но. За такими примерами не нужно ходить в Африку, Азию или даже Европу. Из поля зрения как фанатичных сторонников, так и столь же фанатичных противников США выпадает страна, являющаяся лакмусовой бумажкой американского колониализма. Это Мексика.

Вдумаемся: у Штатов более 3000 (!) километров границы с Мексикой – и с той стороны идет сумасшедший человеко- и наркотрафик. Что творят картели внутри Мексики, описывать невозможно и ненужно – в сравнении с их зверствами Ленин и Пол Пот выглядят серафимчиками.

Если бы США захотели, они бы навели в Мексике порядок максимум за год – притом без военного вмешательства: достаточно было бы направить несколько сотен спецов в помощь мексиканскому правительству (те были бы и не пикнули – "приказ есть приказ"). Но этого не происходит и не произойдет. Мексика в качестве нищей криминальной клоаки вполне устраивает американские власти (потому что, судя по всему, с наркотрафика кормятся обе партии).

"Ну а как же жители южных штатов? Они ж первые страдают!" – да, и это тоже вполне устраивает американские элиты. Южан Вашингтону никогда не было жалко – ведь это пусть внутренняя, но тоже колония».

Мой старый товарищ, профессиональный историк Илья Михайлович Тарасов выпустил книгу – «От Лызлова до Татищева и Ломоносова. Древние славяне в трудах первых отечественных историков».

Из того, что я уже успел прочесть, бросилось в глаза разоблачение мифа о «московитах» как якобы постороннем по отношению к Древней Руси народе. Читая подобное, всякий раз убеждаюсь, что нет ничего более актуального, чем история.

Зная эрудицию Ильи и его увлеченность древнеславянской историей (не раз с удовольствием слушал его рассказы о ней), не сомневаюсь, что вся монография написана на высоком научном уровне.

Если интересуетесь данной темой, советую заиметь книгу в домашнюю библиотеку.

Друзья, через несколько минут начнется Ницше-семинар (ссылка на Zoom). Выступаю первым с докладом «Нейросеть внутри нас: нетворческие начала души». Если интересно, залетайте.

Друзья, сегодня (в воскресенье, 15.10) в 17:00 прочту в Маяковке лекцию «Религиозное искусство: pro et contra» (регистрация).

Главная тема лекции – конфликт этики и эстетики, а конкретно – морально-теологического и художественного типов сознания. Тема сложная – потому я с интересом за нее взялся. Подробный анонс можно прочесть по ссылке внизу.

Будем упоминать и цитировать самых разных авторов: Франциска Ассизского, Достоевского, Уайльда, Ницше, Гераклита, Гомера, Архилоха, Платона, Моисея, Павла, Николая Сербского, Тертуллиана, Романа Сладкопевца и некоторых других – так что будет пёстренько. В центре рассмотрения будет Платон, более двух тысяч лет тому констатировавший «разлад между философией и поэзией» – то есть между абсолютной сверхчеловеческой истиной и свободным человеческим творчеством.

Лекция состоится в рамках цикла «Христианский дискурс» проекта «После иконы». В конце расскажу о том, чем, на мой взгляд, замечателен этот проект.

В цикле лекций участвуют разные спикеры, каждый из которых выступает со своей темой. Например, культуролог Павел Тугаринов расскажет о теургической эстетике русского авангарда, философ Никита Сюндюков – о связи христианства и постмодерна, ну а художница, куратор «После иконы» и организатор цикла Ника Клёцки (спасибо ей за приглашение в «Дискурс») накануне говорила о современном христианском искусстве. Призываю подписываться на их каналы, чтобы не пропустить очные выступления и/или ссылки на записи уже прошедших.

Вчерашняя лекция про конфликт этического и эстетического мировосприятий (в контексте религиозного искусства), кажется, удалась. Зрителям – спасибо за участие и последующее обсуждение.

Да, не в качестве дежурного комплимента: это уже мое десятое выступление в Маяковке, и в каком бы формате (будь то авторский курс или отдельная лекция в рамках цикла) я ни выходил к кафедре, всякий раз организация и модерация – на высшем уровне. За это искренняя благодарность куратору библиотеки (и по совместительству искусствоведу) Федору Найдёнышеву.

К слову о предыдущих лекциях. Напомню, что в этом году было прочитано два цикла:

I. Системы античной этики: прошлое и будущее (историко-философский курс).

1. От «семи мудрецов» до Сократа: досистематическая этика.

2. Ключевые понятия античной этики. Демокрит. Платон. Аристотель.

3. Эпикурейство. Стоицизм.

4. Цицерон. Неоплатонизм и эпоха синкретизма.

II. Онтология: от монизма к дискретности (авторский философский курс).

1. Бытие как проблема.

2. Онтологический статус и проблема единства истины.

3. Основной вопрос философии. Антропология дискретности: психология и этика.

4. Антропология дискретности: историософия и политология.

5. Философия дискретности: итоги.

«...Проблема в таком видении (история как общее, частная жизнь как единичное) в том, что частных людей всегда было подавляющее большинство. И для них бесконечные разборки идеофоров – это кошачий вой за окном – "только визжат и спать мешают". Где-то я, кажется, уже приводил такой пример: наблюдал как-то за реакцией неидеологичных людей на политические дебаты. В них участвовали люди радикально противоположных взглядов. Что говорили неполитичные зрители? "И этот правильно говорит, и тот – чего спорить?".

Понимаете трагикомизм ситуации? То, что изнутри идеофорического мышления кажется добром и злом, льдом и пламенем, правдой и ложью – для большинства людей (на которое идеофоры и опираются) неразличимо. Для них политические баталии – это просто очередной фарс, в котором участвуют свифтовские остроконечники и тупоконечники.

История – это всегда нарратив, это всегда идея истории, вычленяющая из жизни ее логический экстракт: "в ту эпоху усилились противоречия", "это был процесс перехода", "народ был охвачен новой идеей". Но изнутри мышления большинства людей, реально живших в те времена, все это было – внимание – вторичным, маргинальным явлением. К их жизни все эти процессы имели слабое отношение. Максимум что было значимого – это когда история вторгалась в их частную жизнь. Ну так и стихийные бедствия тоже вторгались – они ж не принадлежат истории, правильно? "Первый мой дом был разрушен землетрясением, второй – войной, ну ничего – я отстроился вновь, бывает".

Я предлагаю следующий мыслительный ход: а что если значения исторического и частного поменять местами ввиду преобладания последнего? Что если история как нечто большое и всеобщее, как направленный всеохватный процесс – это лишь маргинальное явление на обочине частной жизни?

Что если история – это нечто локальное, а частные жизни в их совокупности – нечто глобальное?

Что если идеофорические баталии и "логосы истории" – это бормотания кучки умалишенных, пришедших на болото с целью превратить его в реку? "Живете в своем обывательском болоте – а вокруг вас история – мы пришли вас расшевелить". Идите лесом, отвечают им <...>».

«96

"Магия искусства". Глядя на шедевры искусства, легко принять их за проявления чистого вдохновения: "вот она, спонтанность гения". Глядя на посредственные произведения, легко увидеть в них обратное: "никакого вдохновения, никакого творчества – только неумелое подражательство подлинному искусству".

Оба суждения могут быть ошибочными, потому что в их основе лежит суждение о процессе по результату. На самом деле, между интенцией к творчеству и его результатами нет строгой причинно-следственной связи. Музыкальный, литературный или "живописный" шедевр может быть плодом чисто рассудочного и даже цинического отношения к искусству. И наоборот – в результате акта чистого вдохновения и даже приступа экстатического энтузиазма может получиться безвкусная бездарная халтура.

Верой в свободную и спонтанную импровизацию в свое время грешил европейский романтизм – но и по сию пору многие непроизвольно (и совершенно напрасно) разделяют эту веру. О ней хорошо в свое время написал Ницше:

"Никто не хочет присмотреться, как возникло произведение художника; это только ему на руку, ведь всюду, где можно заметить становление, зритель расхолаживается. Законченное искусство изображения отклоняет всякую мысль о становлении; оно подавляет, будучи наличным совершенством".

Магия искусства – это последняя пристойная форма магии в нашем "расколдованном мире". Но ее, как и магии вообще, не существует. Зато существуют куда более важные слагаемые художественности: ясный ум, хороший вкус и знание технологий творчества. Вдохновение им иногда помогает, но никак их не заменяет».

«Miscast

Не всякий человек, который нам нравится, нам подходит. Казалось бы, простейшая мысль – но доходишь до нее, увы, не сразу. В любом случае в виде готового знания эта формула бесполезна: кто нам нужен на самом деле, можно выяснить лишь опытным путем.

Только узнавая себя, человек (годам примерно к тридцати) осознаёт, кого нужно выбирать, а кого избегать. Или не осознаёт – если после окончания отношений не проводит работу над ошибками. "Почему я выбрал этого человека, почему я подумал, что мне подойдет именно такой тип личности, какие качества я пере- и недооценил" – эти вопросы полезно задавать себе для того, чтобы скорректировать свои вкусы, чтобы адаптировать предпочтения под себя. Себя реального, а не выдуманного».