В синтоизме – древнейшей религии Японии – насчитывается около 8 миллионов богов и духов (“ками”). Это не только предки и души умерших, но и духи гор, рек, деревьев, камней, ветра, огня, каждого ручья и деревни. Ками незримо присутствуют во всём, что нас окружает, от скал до чайных чашек. Они буквально пронизывают окружающий мир. Поэтому в синтоистском мировоззрении нет жёсткой границы между миром людей и ками, а, следовательно, нет и границы между живым и неживым (Латур приветственно машет вам рукой из своей могилы). Именно отсюда растёт японская привычка видеть в роботах не механизмы, а существ с собственной “душой”. Ведь если даже камни “оживают” под воздействием своего “духа”, то что уж говорить о машине, наделённой зачатками интеллекта. Японцы просто не в состоянии рассматривать роботов как бездушную груду железа. Богиня солнца Аматэрасу не велит! Сегодня здесь будем говорить о японском киберпанке и технологическом искусстве.

Вчера на дискуссии "Киборг и пустота" в ГЭС-2 рассказывал о поэтике японской авангардной группы "Гутай" (1950-е). Художники этой группы, или можно даже сказать движения, явились предтечами таких явлений современного искусства, как концептуализм и fluxus. Они также одними из первых в новейшей истории искусства сделали художественные проекты, связанные с робототехникой (японские искусствоведы до сих пор срутся с французскими за пальму первенства 1956 года - "Гутай" или Николя Шеффер). Название группы "Гутай" Сёдзо Симамото, один из основателей группы, с которым мне в своё время довелось познакомиться, выводил из нескольких слов: "гу" – "инструмент", "способ делать что-то", "тай" – "тело". Художники группы "Гутай" не уставали повторять, что человек по своей природе обладает великой силой, и когда эта сила выражается в отчаянии (якекусо), отсутствии серьезности (фумаджимэ) и безответственности (чаранпоран), она становится проявлением его истинной формы. Эти принципы мне кажутся невероятно важными и по мере сил я стараюсь их практиковать. И если с якекусо и фумаджимэ у меня всё норм, то надо признать, что чаранпоран с кураторством совмещается довольно тяжело. Короче, есть куда стремиться и над чем работать.

В эфире – моя еженедельная рубрика "Труп выходного дня". Каждое воскресенье я публикую произведения искусства с анатомическим или патологоанатомическим сюжетом. Хобби у меня такое. Сегодня у нас в гостях – бельгийская художница и по совместительству профессор Королевской академии изящных искусств Брюсселя (ARBA-ESA) Элоди Антуан. Она работает с текстилем и войлоком и часто создаёт модели, будто выросшие из органической, грибковой или анатомической материи. Её "тела" напоминают не только о разнообразии тканей человеческого организма, но и о самой тактильности материи – довольно живенькой и немного на саспенсе. Обнимаю вас фрагментом этого кураторского костюма!

Йонас Мекас, один из лидеров экспериментального американского кино, вспоминал на встрече в музее Гуггенхайма случай из Белого дома: "Президент Клинтон подошел к каждому из гостей и поприветствовал их. Заметив, что Нам Джун Пайк находится в инвалидном кресле (после инсульта), он предложил ему остаться на месте. Но художник настаивал на том, что для него будет правильным встать, чтобы тепло поприветствовать президента. Так он и сделал. И когда он встал, его штаны упали, демонстрируя отсутствие нижнего белья. Всё это произошло на глазах у высокопоставленных лиц и телекамер. Позже племянник Пайка признался, что дядя всё просчитал заранее и специально подговорил его ослабить брюки для хэппенинга: "Лицо президента Клинтона во время инцидента не выдавало никакой реакции, но я видел лицо Хиллари, и она выглядела чертовски злой". Нам Джун Пайк в любой ситуации предпочитал оставаться художником и быть верным себе, чего и вам желаю!

☝️(К тексту выше). Френды нашли кадр: великий и ужасный Нам Джун Пайк тепло приветствует президента.

Калининград, Декабрь 2024,
Купцова и Алёхина проявляют признаки самоиронии и раздолбайства по завету дорогого падре. При участии Мартыненко | Kaliningrad, December 2024,
Kuptsova and Alekhina perform signs of self-irony and razdolbaystvo, following the testament of dear padre. With participation of Martynenko

В журнале Science вышло исследование о том, как шмели заряжают друг друга позитивом. Так называемое “эмоциональное заражение” – передача эмоций от одной особи к другой – оказалось присуще не только позвоночным, но и социальным насекомым. Похоже, способность делиться настроением – глубоко укоренённый эволюционный механизм, который лежит в основе эмпатии даже в её самых первичных формах.

В эксперименте китайские исследователи обучили шмелей распознавать, что сахарный раствор в искусственных цветах связан с их цветом. Затем “обученный” шмель как будто бы случайно встречал другого – “радостного, сытого и возбуждённого” шмеля. После такой встречи первый шмель гораздо более охотно летел к цветам неоднозначных оттенков, в отличие от шмелей контрольной группы, которые так никого не повстречали на своём пути. Дополнительные эксперименты показали: для передачи “драйва” даже не нужен физический контакт – шмелю достаточно просто увидеть другого бодро жужжащего сытого шмеля.

Так что – жужжим! Можно с завтрашнего дня.

Итальянский врач Гаспаро Тальякоцци в XVI веке разработал метод реконструкции носа, известный как “подвешивание предплечья”. Суть процедуры: кусок кожи с предплечья пациента прикрепляли к повреждённому носу и оставляли так до полного срастания тканей. Портной шил специальный кожаный корсет и ремни для фиксации руки в нужном положении. Через две-три недели хирург отсекал питающую ножку и отделял руку от лица.

Тальякоцци стремился вернуть клиенту не только функцию, но и облик: новый нос моделировали системой нитей и колец, формируя переносицу и крылья. Весь процесс занимал 3-5 месяцев, после чего пациентам рекомендовалось носить специальные вставки в носовых полостях ещё около двух лет. Этот метод подробно изложен в труде De Curtorum Chirurgia per Insitionem (Венеция, 1597), который и стал научным основанием новой дисциплины – пластической хирургии.

Кибермен или Падре???

Из воспоминаний М.А. Унковского о Салтыкове-Щедрине:

«Я не могу забыть случая, происшедшего в одном из германских курортов, помнится в Баден-Бадене. Салтыков прохаживался с моим отцом по какой-то аллее, специально назначенной для лечебных прогулок больных. Вокруг кишело главным образом иностранное общество. Невдалеке от них сидел на садовой скамейке какой-то весьма опрятно одетый субъект, видимо из зажиточного слоя, обладавший широким безбородым и безусым лицом, безволосой головой и жирной шеей. На субъекте была надета шляпа с полями.

Салтыков, оборачиваясь к моему отцу и не рассчитывая встретить в данном случае русского человека, гаркнул своим вечно громовым голосом (тихо он совершенно не умел говорить): “Посмотрите, не правда ли, как этот человек удивительно похож на жопу в шляпе”. Когда отец и Салтыков приблизились к сидевшему, тот приподнялся, очень вежливо снял шляпу и произнес: “Вы не можете себе представить, как радостно слышать звуки родного языка на чужбине”»

[Салтыков-Щедрин: pro et contra, стр. 137]

Принял участие в вебинаре Ассоциации арт-резиденций России. Вместе с коллегами Марией Туркиной и Лидией Гуменюк мы обсуждали специфику резиденций в области Art&Science и междисциплинарного искусства – темы, медиумы, возможности и ожидания. Модератором выступала Женя Чайка, председатель совета Ассоциации, которая и направляла наш разговор.

Помимо фундаментальных вопросов (из разряда “как понимать пересечения искусства и науки?”, “как уйти от инструментального отношения к художникам и учёным?” и т.д.) мы разбирали прикладные: как устроены разные резиденции, в чем особенности их форматов и на что делается акцент в работе. Заодно рассказал о проекте “Правила беспорядка”, который я курирую в этом сезоне (open call до 15 ноября, не проебите).

На вопрос о структуре нашего проекта и роли резиденции в нём ответил просто: я сам – художник, а поэтому хорошо знаю, что хотят художники – да и учёные тоже (того же, чего я сам). Чтобы была возможность просветлеть от нового знания, чтобы об этом узнали другие, чтобы с финансами всё получилось, и чтобы была возможность показать работу где-то ещё. Вот, собственно и всё. Я же ничего не упустил? -))

Рональд Рейган работает в качестве модели в Университете Южной Калифорнии, 1940 год. Он был выбран кафедрой изобразительных искусств в качестве примера идеального мужского тела.

Иллюстрация "Рукокрылые" из книги немецкого биолога, философа и художника Эрнста Геккеля "Красота форм в природе", 1904 г.

Дмитрий Булатов
художник, куратор, теоретик искусства, организатор проектов в области Art&Science и новых медиа

Техника не является чем-то человеческим, в специфическом смысле она «бесчеловечна». Наилучшую функционирующую аппаратуру можно создать лишь противопоставляя её традиционному образу человеческого и живого, а не продлевая или расширяя её. Все основополагающие технические открытия, шестерёночные и часовые механизмы, быстрое вращение в механике, от стабильных несущих поверхностей в аэронавтике и до цифровых компьютеров в электронике, развивались как проекты в противопоставлении к инертному органическому и тому, что возможно для человека. <…> Человек – кочевое животное. Путешествия и непрерывная перемена мест приводят к продуктивным связям и смешениям различных ситуаций и традиций, которые могут выражаться в импульсах к стремительному развитию. Вторая особенность касается приобретённого культурного свойства собирать, накапливать и передавать знания и опыт. Она может приводить к колоссальному уплотнению времени в процессе качественного развития, которое не было бы возможно в рамках органических механизмов наследования.

«Археология медиа» Зигфрида Цилински – одна из книг, к которым я постоянно возвращаюсь в своей работе. Она – о том, как искусство, технологии и мышление переплетаются друг с другом и формируют наше представление о современности. Ведь быть «современным» – не означает просто жить в настоящем; это навык, которому нужно учиться. Но как это сделать?

Цилински показывает, что технологии не просто обслуживают искусство – они буквально формируют наше восприятие. Он предлагает искать забытые логики старых медиа, чтобы понять, откуда прорастают новые идеи. Так он учит не поддаваться очарованию новизной, а видеть в ней ассамбляж времён, скорее повторяемость и взаимодействие различных практик, чем их «снятие» и преодоление.

Художник, который удерживает обе эти перспективы – скорость сегодняшнего дня и глубокое время культурной памяти – по-настоящему работает с современностью. А мы, зрители, учимся у него видеть разные аспекты этой современности.


Ссылка на телеграм-канал Дмитрия
Конкурс междисциплинарных проектов в области искусства, науки и технологий «Правила беспорядка» 

#цитата_ААРР

Между прочим, ChatGPT знает толк в еженедельной рубрике "Труп выходного дня"!

Шон Рексроут. Сцилла и Харибда, 2025

Несколько дней назад исполнилось сто лет со дня рождения Роберта Раушенберга — прекрасного художника, непревзойденного тролля и бобрейшей души человека. Одни вспомнят его как одного из видных абстракционистов и концептуалистов. Другие – по скандальному “Стёртому рисунку Де Кунинга” (1953): белому листу, на котором был набросок Виллема Де Кунинга, стертый Раушенбергом и провозглашённый самостоятельным произведением. Я же хочу вспомнить о его вкладе в технологическое искусство.

В 1966 году Раушенберг вместе с Билли Клювером и Робертом Уитменом основал Experiments in Art and Technology (E.A.T.) – организацию, которая ставила задачу объединить художников, учёных и инженеров для реализации новых художественных идей. Эти устремления воплотились во многих проектах Е.А.Т., в том числе – в премьерной серии перформансов “9 вечеров: театр и инженерия” в Нью-Йорке.

На этом фестивале Раушенберг представил перформанс “Открытая партитура”. Тёмный зал Арсенала превратили в теннисный корт. В первой части проекта художник Фрэнк Стелла играл со звездой профессионального тенниса Мими Канарек. Их ракетки были оснащены контактными микрофонами и FM-передатчиками; каждый удар по мячу передавался на динамики, превращаясь в громкий звук. Матч транслировался на три больших экрана, а звук управлял светом – с каждым ударом гас один из 48 прожекторов, пока зал не тонул в полной темноте (и по херу, кто выиграл, видео здесь).

В этот момент – вторая часть проекта – на сцену выходили 500 волонтёров. Их движения фиксировали инфракрасные камеры, проецируя образы на экраны. Зрители ощущали плотность толпы, но видели лишь её световые тени. Раушенберг, светя фонариком, подавал сигналы волонтёрам: прикоснуться к зрителям, обнять, пощекотать – нарушить привычную дистанцию и вызвать ощущение саспенса. В финале Раушенберг носил по площадке холщовый мешок, в котором сидела оперная дива Симона Форте. И она без каких-либо микрофонов и усилителей исполняла итальянскую серенаду о любви.

Вниманию друзей и коллег в Калининграде! 5 ноября (среда) в 18:30 в Доме китобоя я прочту лекцию «Собирать живое и жизнеподобное».

Лекция будет посвящена вопросам коллекционирования произведений Art&Science и технологического искусства, где художественные практики тесно связаны с робототехникой, IT и биомедициной.

Мы рассмотрим, как музеи и частные собрания формируют новые правила, сталкиваясь с работами, в которых медиумом выступают живые ткани, автономные алгоритмы и кибернетические устройства. Коллекционирование здесь выходит за рамки хранения артефактов: оно требует понимания биологических процессов, поддержания технических систем и научного сопровождения.

На примерах ряда международных проектов обсудим стратегии, позволяющие интегрировать такие произведения в музейные и институциональные структуры, сохраняя их художественный и исследовательский потенциал.

Когда: 5 ноября (ср), 18:30
Где: г. Калининград, Дом китобоя, пр-т Мира 9.
Инфо и регистрация – здесь

В эфире – клуб любителей интересных книг. В издательстве V-A-C Press вышла книга философа, теоретика искусства и по совместительству профессора Университета Калифорнии Кэтрин Хейлз "Как мы стали постлюдьми. Виртуальные тела в кибернетике, литературе и информатике" (2025, 480 с.).

В этой книге Хейлз прослеживает, как в XX веке – под влиянием кибернетики, исследований ИИ и научной фантастики – идея "информации" постепенно вытеснила телесность из представлений о человеке. Анализируя смену технологических парадигм, Хейлз показывает, что информационная эпоха сформировала иллюзию субъекта, независимого от среды и телесной воплощенности.

Основой для исследования послужили беседы с учёными, работа в архивах по истории кибернетики, а также чтение культурных и художественных текстов, касающихся информационных технологий. Монография вышла в 1999 году (на английском здесь бесплатно) и получила Мемориальную премию Дж. Ллойда Итона. До русскоязычной аудитории добралась только сейчас. Но лучше поздно, чем никогда.