Всеволод Бедерсон начинает набор на новый обзорный курс "Что вообще происходит? Введение в политические процессы и институты". Это тем, кому интересно, что и почему происходит в политике, и что с этим делать: как устроены государство, власть, политика, демократии и диктатуры. 14 занятий начиная с 12 января 2 раза в неделю, стоимость 5000 руб.

Также Всеволод запускает второй курс "Люди и институты. Почему общество и политика устроены так, как они устроены?": об институтах, доверии, протестах, социальном капитале (тоже 14 занятий начиная с 14 января, стоимость такая же). При записи на оба курса - скидка в 40%.

Всеволод Бедерсон - политолог, кандидат политических наук, научный сотрудник Центра сравнительных исторических и политических исследований, соорганизатор просветительских проектов, соавтор научно-популярного подкаста про общество и политику «День тишины», автор колонок на Republic и Riddle, ведущий курса «Словарь гражданского активиста: как связаны научные понятия и общественные действия».

Запись на первый курс тут, на второй - здесь. Уточнить детали: @vsevolodbederson или  vsbederson@gmail.com.

Ну вот и за нашим домом пришла гебня

Премию Политпросвет, влившуюся в лоно Просветителя, получает в этом году Евгения Лёзина, автор замечательной книги «XX век: Проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы». Я счастлив этим выбором.

Книга Евгении, изданная НЛО, - о главном, что помешало постсоветскому транзиту России к демократии и капитализму. Не удалась работа над ошибками. Без неё сложно выдержать последующие экзамены - и нам это не удалось.

Трудное прошлое есть у всех стран (годом раньше Политпросвет получила книга Николая Эппле; Лёзина продолжает эту линию, но значительно более жестко). Страны - не ангелы, у всех в истории есть стыдные, мерзкие и трагические страницы. Этим страны не отличаются друг от друга. Но они отличаются тем, как они работают с этим прошлым.

Проанализировав опыт нескольких постстциалистических стран, Лёзина очень четко показывает: успешность демократического транзита напрямую зависит от того, как страны, пережившие тоталитарный режим, разбираются с прошлыми преступлениями. Инструменты для этого - открытие архивов, компенсации жертвам, наказание преступников, люстрации.

Казалось бы, почему? Разве это обязательно? Вспоминать дурное прошлое не хочется. «Кто старое помянет, тому глаз вон». «Какие люстрации, если сотрудничеством с советской властью замазаны практически все?» Примерно такие настроения были на рубеже 1980-90-х даже у мемориальцев. Компартия и КГБ до последнего сопротивлялись суду над прошлым, а потом уже было поздно: всех захватила борьба за существование в процессе перехода к капитализму.

Именно это позволило передать власть и собственность после краха СССР так, что экономика стала конкурентной лишь в ограниченной степени и ненадолго. А политика не стала конкурентной почти совсем. Не возникло устойчивой демократической системы.

Логическое основание этой связи (не разобрался с прошлым - не получишь вменяемого будущего) состоит вот в чем. Авторитарные страны отличаются от демократических прежде всего тем, что право в них подчиняется власти, а не наоборот. Демократию невозможно сделать устойчивой, если она не опирается на верховенство права.

Но систему с rule of law невозможно построить, если не наказаны преступления, составлявшие самую суть предыдущего режима. Системная безнаказанность в этом случае просто переходит из старого режима в новый. Искривлённое социальное состояние не исправляется: применять перечисленные выше инструменты работы с прошлым мы побоялись. А сами собой такие травмы не заживают даже у кошек.

В какой-то момент у нас или наших детей будет второй подход. В России так и остались безнаказанными преступлениями времён Ленина-Сталина-Хрущева-Брежнева-…Горбачева, а в будущем, неизвестно скором ли, надо будет разбираться с преступлениями времён Ельцина-Путина. Книга Лёзиной показывает, как это делать, и какие на этом пути возникают проблемы.

К вопросу о сохранении и развитии русского языка на территории Российской Федерации в границах Российской Федерации, утверждённых законами и правилами Российской Федерации, изданных в Российской Федерации на русском языке с использованием электронных вычислительных машин на русском языке, в обязательном порядке

О войне как влечении к смерти и свободе уйти в ночь

В Теплице у Николая Кононова отличное интервью с философом Оксаной Тимофеевой (https://te-st.ru/2022/12/20/timofeeva/), авторкой, кроме прочего, «Родины», «Это не то» и пророческой лекции про зомби-апокалипсис (кажется, у нас на дебатной школе году в 2016-м. Очень «левые» у неё взгляды. Но этот голос важен. Несколько фрагментов:

Фашизм, как я его понимаю, — это деградация имперского сознания и, если использовать термин Фрейда, его влечение к смерти. Империя достигает пределов своего роста и должна самоуничтожиться. Но вместо этого, ностальгируя по былому величию, она прибегает к известному политическому средству: канализировать социальный протест, недовольство, унижение людей в ненависть к внешнему врагу и в конечном счете в военную агрессию. Похожие вещи происходили, например, в Германии после Первой мировой. Существовала угроза подъема рабочего движения, и фашизм возник как ответ на него. Точнее, как способ буржуазии сохранить прежний расклад. 

влечение к смерти первично по отношению к созиданию, — это желание вернуться на предыдущую ступень эволюции. В обсуждаемом нами случае это желание, чтобы родина-мать родила тебя обратно. Желание прилечь, отдохнуть, регрессировать… Фрейд пишет, что как живой организм, так и целая нация может пытаться защитить себя от бессознательного желания саморазрушения, перенаправив агрессию на другого человека или другую страну. Так он объясняет войну. 

Сибирь завоевывали насильственным образом — коренное население сопротивлялось, пытаясь сохранить свои домодерные способы сосуществования с природой. Покоренным народам империя, конечно, давала военную защиту, а взамен принимала ясак, дань, то есть эти территории воспринимались прежде всего как источник доступных ресурсов. В современной России отношение к регионам тоже во многом носит ресурсный характер. В противовес этому, сейчас важно не просто уважение к коренным народам, но солидарность с ними. Что-то более активное, чем уважение!

Я борюсь с отождествлением родины и государства. Это история про дом, про место, где мы можем быть счастливы, а не про место рождения, страну или государство.

И свобода перемещения, и возможность уйти в ночь должны быть закреплены на онтологическом уровне, как что-то безусловное. Я ухожу, а могу потом прийти обратно. Главное, не оставлять после себя руин.

Сахаровский центр прокомментировал решение Таганского суда, назначившего ему штрафы на общую сумму в 5 миллионов рублей за нарушение закона об иноагентах.

Сегодня, 23 декабря, Таганский районный суд назначил Сахаровскому центру штраф в размере 5 миллионов рублей.
Основание – протоколы составленные Роскомнадзором о нарушении закона об иностранных агентах.

Решение суда – очередной шаг российских властей, целью которого является уничтожение российского гражданского общества. Однако, даже имея в своем распоряжении крайне жесткое репрессивное законодательство, власти не утруждают себя соблюдением элементарных процедур. 

Сахаровский центр не получил тексты протоколов о привлечении к административной ответственности. О том, что судебные заседания сразу по 10 делам были назначены на 9 утра 23 декабря, мы узнали из сообщений СМИ только 22 декабря. Уже после этого Центр получил официальные телеграммы из аппарата суда. 
Сегодня утром мы подали ходатайство об отложении судебного заседания, чтобы наш защитник мог присутствовать на заседании. Видимо, наше ходатайство было отклонено, так как менее чем через час после официального начала заседания суд уже вынес решение о назначении организации штрафа в 5 миллионов рублей. 

5 миллионов – это максимально возможный размер штрафов. Такая сумма неподъемна для Сахаровского центра. Количество дел единомоментно рассмотренных судом также означает, что если штрафы вступят в законную силу, у Минюста будет повод выйти в суд с иском о ликвидации организации.

Более 30 лет Сахаровский центр был хранителем наследия Андрея Дмитриевича Сахарова. Мы защищали интеллектуальную свободу, призывали к соблюдению прав человека, проработке тоталитарной и авторитарной истории России. Сахаровский центр был местом, где собирались свободомыслящие люди, возникали гражданские инициативы, чтили память тех, кто посвятил свою жизнь защите демократии и свободы.

Как организация мы готовимся к самому печальному итогу. Как команда и сообщество тех, для кого близки идеалы Сахарова, мы уверены, что будем продолжать делать что должно и верим, что темные времена не вечны.

Как ветераны прошлых войной приближали новую войну

Елена Рачева, бывший спецкор "Новой" и автор книги о жертвах и сотрудниках ГУЛАГа "58-я. Неизъятое" рассказала в беседе на "Стране и мире" о том, как ветеранство в в современной России стало работой, и о том, как менялась официальная риторика в отношении Чечни, Афганистана и других войн.

Хождение в школы с патриотическими речами, участие в ветеранских мероприятиях, союзах и т.д., поддержка государственной позиции в отношении войны, выступления о войне с точки зрения государства позволяют им сохранять солдатскую идентичность и зарабатывать на лояльности. Государство сильно фильтрует солдатские нарративы: "полевая правда" ему не нужна, и тех, кто несет ее слушателям, просто к ним не пускают. Фрагменты расшифровки в "Стране и мире": первый и второй. А сама беседа здесь.

В беседе с одним ветеранов Елена спросила, на чьей стороне он воевал в Карабахе. Надолго задумавшись, он ответил: "на нашей". Я уточнила, какую именно сторону он считает “нашей”, рассказывает Рачева. Он снова задумался, а потом сказал: “наша сторона - это та, которая отдает мне приказ”. Для многих солдат не важно, за что ты воюешь. Важно, кто отдает приказы, которые ты не можешь (или считаешь, что не можешь) не исполнять.

А вот более подробная расшифровка рассказа Рачевой в "Рефоруме". Еще несколько цитат:

Ветераны Афганистана успели поучаствовать и в фактическом присоединении Крыма. В Брянске, например, полтора десятка ветеранов вывезли в Крым, чтобы те своим авторитетом подавляли местные оппозиционные процессы и поменяли мнение местных ветеранов, если те вдруг будут против присоединения. Они очень гордились тем, что причастны к истории.

После 2014 г. ветераны начали массово участвовать в вербовке на Донбасс и потом в Сирию: их организации во многих регионах работали как hr-конторы, через них всегда можно было найти работу в ДНР, Сирии, Африке. Ещё одна задача ветеранских союзов – участие в проправительственных акциях: после российско-грузинской войны во Владикавказе был митинг «Афганцы против войны», где ветераны осуждали грузинских военных, после Марша миллионов Союз ветеранов Афганистана провёл митинг, где потребовал уголовного преследования участников. Ветеранов из Твери регулярно возили на автобусах в Москву, тренировали разгонять акции оппозиции. Правда, потом финансирование урезали, ветеранов перестали использовать в этих целях. Они сетовали – такое важное дело останется недоделанным.

Когда я спрашивала ветеранов, о чём они говорят с детьми на уроках, они отвечали примерно так: их задача – подготовить детей к грядущей войне, мол, мы своё отвоевали, теперь ваша очередь. Сейчас почти все мои респонденты или воюют, или участвуют иначе – раньше играли на гитаре в школах, теперь играют в госпиталях, выстраивают машины буквой Z. Когда я переслушиваю свои 60 интервью, мне кажется, что они знали, по крайней мере верили, что война близко. Тогда я этого не замечала.

Война по ошибке, демократизация - по желанию правящего класса

Новая газета Европа публикует текст выступления Григория Голосова на конференции "Российские реалии". Несколько фрагментов:

Владимир Путин [...] хотел короткой победоносной войны. «Вежливые люди» должны были пройти парадом по улицам Киева, а россияне увидеть по телевидению, что всё, что делал Путин, увенчалось блестящим триумфом. Этот триумф подвел бы Владимира Путина к очередным президентским выборам в 2024 году, что называется, на коне.

В этой логике нет ничего патологического, она действительно прагматична и полностью соотносится с тем, что происходит в странах с похожим на российский политическим режимом. Этот режим называется персоналистская диктатура. Главная проблема персоналистской диктатуры в том, что ее лидер постепенно становится всё более и более изолированным как от общества, так и от правящего класса, и рано или поздно начинает совершать фатальные ошибки. Именно это мы и увидели 24 февраля. [...]

Персоналистская диктатура в современной России возникла путём деградации электорального демократического режима. [...] Любой авторитарный режим является более институционализированным, чем персоналистская диктатура. [...] Персоналистская диктатура может функционировать на основе неких неформальных правил, конвенций, в которых устанавливается, что верховный правитель может делать по отношению к своим соратникам, а что нет.

Такой уровень неформальной институционализации в начале нулевых годов в России был. В течение первых президентских сроков Владимира Путина его произвол был довольно сильно ограничен необходимостью соблюдать договоренности с различными политическими и экономическими кругами. [...]

Если бы Путин в 2000-ом году не продемонстрировал способность выигрывать выборы, которые тогда были все еще относительно честными, и в 2004-м не показал, что может повторить этот успех, то его положение на верхушке российской властной пирамиды было бы существенно иным. В результате этих побед значительная часть российского правящего класса поверила в то, что именно Путин — это тот человек, который для неё способен выигрывать выборы. [...]

Только после того, как Путин вернулся в президентское кресло в 2012 году, началось стремительное сокращение вообще всех правил,
специфических для режима данного типа.
Параллельно с этим шла и деградация электоральных институтов: после выборов 2011-2012 годов российские электоральные процедуры все больше и больше превращались в фикцию.

Именно этим путем деинституционализации российский политический режим превратился в чистую персоналистскую диктатуру. Несмотря на то, что диктатуры — наиболее распространенный тип авторитарных режимов в мире, не все из них совершают такие колоссальные ошибки, которые сделал в начале этого года Владимир Путин. Гаргантюанский масштаб этой ошибки в значительной степени связан со своеобразной траекторией эволюции российского режима.

[...] Демократизации, продиктованные жизненными интересами правящего класса, происходят не так уж редко. Проблема с [«элитной»] демократизацией в России сейчас состоит, естественно, в том, что ни одной из существенных групп российского правящего класса это не интересно. Во многом отсутствие интереса связано с тем, что эти группы по-прежнему не испытали полного разочарования в способности Путина разрешить ту ситуацию, которую он создал. Те, кто уверен что Путин создал для них проблемы своими решениями 2022 года, думают, что он же, возможно, эти проблемы и разрешит.

Кроме того, к этим надеждам добавляются приятные «бонусы», которые могут достаться экономической части правящего класса из-за ухода зарубежного бизнеса из России. Массовый исход западных компаний привел к тому, что образовалась огромная масса собственности, которую можно очень удобно поделить без больших капиталовложений.

Проект Smolny beyond borders объявил набор на 11 курсов - и среди них есть совершенно замечательные. Три коротких курса, длиною в месяц, и восемь на семестр. Длинные курсы дают кредиты в "нежелательном" Bard college. Онлайн-презентация курсов пройдет 27 декабря. Язык 8 курсов из 11 - английский.

Путинизм как идеология - курс Илья Венявкина. Есть ли у путинизма идеология, и как она эволюционировала - этот вопрос Илья и участники семинаров будут отвечать на примере важнейших речей, текстов и фильмов, созданных российскими пропагандистами.

Дмитрий Быков прочитает небольшой цикл лекций "Российский эмигрант как культурный герой" (рус).

Вера Шенгелия будет разбирать на семинарах, как повлияло советское наследие на восприятие в современной России людей с ограничениями, как конструируется их социальная реальность, и как это привело к нарушению их прав (тут).

Курс Алексея Гилева посвящен советскому наследию в современной России, - институтам и практикам, которые были сохранены, модифицированы и переизобретены в 2000-2010-е гг. (включая политическую монополию, аппарат слежки, экономические и гендерные отношения, антизападничество и экспансионизм, этническая политика, недоверие к гражданскому активизму, неформальные сети).

Еще среди курсов - когнитивные аспекты разрешения конфликтов; сопротивление и восстание; как современность понимает прошлое; политическая история документальной фотографии; теория и практика народного суверенитета; неофициальная позднесоветская культура; нарративы о травме в современной русской литературе.

​Быть гражданином в тёмные времена: разговор с Еленой Панфиловой

30 декабря, пятница, в 19.00 по московскому времени

2022 год принес нам очень много боли, ярости и скорби. Они связаны не только с войной. Те, кто в постсоветские годы пытались строить в России новые институты и практики в образовании, медиа, гражданском секторе, в последние годы увидели, как быстро разрушается их дело, если этого хочет государство. Елена Панфилова занимается противодействием коррупции около четверти века. В начале 2022 года оказалось, что созданное ей российское отделение “Трансперенси Интернешнл” должно кардинально изменить формат и локацию своей работы, а под конец года российские власти решили выйти из Международной конвенции об уголовной конвенции за коррупцию, чтобы отрезать страну от механизма мониторинга институциональных условий коррупции.

В этой ситуации трудно не опустить руки. Но Елена Панфилова пытается с максимальной отдачей помогать тем, кто нуждается в помощи. За последние годы городской средний класс создал в России инфраструктуру горизонтальных инициатив и помощи наименее защищённым – от лечения больных детей и стариков до защиты прав человека, гражданского просвещения и помощи бездомным животным. Сейчас вся эта система оказалась под ударом: нуждающихся стало больше, а многие доноры и волонтеры покинули страну. У оставшихся стало меньше ресурсов. Как пережить невыносимое настоящее, и могло ли все сложиться иначе? Можно ли в этих условиях думать о будущем? И что значит быть гражданином сейчас, когда гражданское чувство наказывается?

В разговоре участвуют:

— Елена Панфилова, основательница “Трансперенси Интернешнл Россия”, преподавательница Свободного университета;

— Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала EventsAndTexts.

Разговор организован телеграм-каналом «О стране и мире». Трансляция и видеозапись разговора будет доступна в YouTube-канале «О стране и мире».

Зарегистрируйтесь, чтобы получить ссылку на мероприятие за час до его начала.


Материалы к разговору:

➤Е.Панфилова. “Если не наказывают за виллу, почему нельзя спереть стиральную машину”;

➤Россия выходит из Европейской конвенции об уголовной ответственности за коррупцию. Теперь властям с ней незачем бороться даже формально? Объясняет Елена Панфилова;

➤Е.Панфилова. Она знает, что сможет.

Еще один отрывок из замечательного выступления Елены Рачевой. Линки на другие расшифровки см. здесь парой записей выше

Еще один отрывок из выступления Елены Рачевой, научного сотрудника факультета социологии Оксфордского университета, бывшего специального корреспондента “Новой газеты”. На организованной нашим тг-каналом дискуссии Елена рассказала о том, как ветеранские союзы прошли путь от силового предпринимательства до масштабного государственного финансирования.

Большинство ветеранских союзов начинали как grassroots проекты. Например, в Твери была маленькая организация, которая много лет боролась за то, чтобы создать мемориальные кладбища. Еще они собирали деньги на памятники, пенсии или протезы. Вначале воинские союзы были действительно работающими помогающими организациями. А когда они получили возможность беспошлинно торговать сигаретами и алкоголем, то вошли в этап силового предпринимательства. Начали объединяться в бандитские группировки. 

Я брала интервью у нескольких ветеранов, которые входили в “афганскую мафию”. Они вспоминают об этом с восторгом и без стыда. Их общий нарратив о 1990-х годах состоит в том, что если у руля государства стоит мафия, то это значит, что надо создать собственную мафию. Про текущую власть они, кстати, думают в таких же категориях и считают, что было бы хорошо снова собраться и создать собственную мафию. Но уже нет прежних сил, и законодательство изменилось. Я выяснила, что многие бандитские группировки из 1990-х годов все еще существуют как легитимные воинские союзы с большим количеством членов. Теперь они получают большие государственные субсидии. А их руководители, которые раньше были главами банд, теперь сидят, например, в местных парламентах.   

В начале 2010-х годов ветеранские союзы плотно сели на иглу государственного финансирования. Мелкие ветеранские союзы в регионах часто были вынуждены закрываться, потому что в город приходило “Боевое братство”, или “Российский Союз ветеранов Афганистана” - два крупнейших воинских союза. Изменились уставы союзов. Раньше в них было прописано, что члены союзов обязаны заниматься увековечиванием памяти павших и поддержкой их родных. А теперь добавили строчку о том, что ветераны обязаны участвовать в патриотической работе. А если они этого не будут делать, то их исключат из союзов и больше не будут считать ветеранами Афганистана или Чечни.    

С 2014 года ветераны в большей степени чеченских войн начали массово участвовать в вербовке людей на Донбасс и позже в Сирию. А ветераны Афганистана поучаствовали в присоединении Крыма. Например, в Брянске по всем местным военкоматам пустили разнарядку о том, что из региона должны приехать десять ветеранов в Крым для того, чтобы своим авторитетом подавлять местные оппозиционные процессы. При встрече с ветеранами Афганистана, которые считают себя украинцами и хотят, чтобы Крым был частью Украины, они должны были бы с ними побеседовать по-братски и изменить их мнение. Насколько мне известно, им не давали оружие, но они гордились тем, что приняли участие в таких исторических событиях.   

Ветеранские союзы сумели создать патриотическую инфраструктуру. Согласно отчетам “Боевого братства”, каждый год оно проводит до трех тысяч мемориальных военно-патриотических мероприятий, которые направлены на “поддержку внешней и внутренней политики президента”. В 2015 году “Боевое братство” координировало десять больших публичных акций. Например, оно координировало митинг в честь первой годовщины аннексии Крыма. Также “Боевого братства” создало тридцать военизированных лагерей для тысяч и тысяч молодых людей. Важно отметить, что это официальные цифры, и сложно говорить о том, что из этого на самом деле было организовано и существовало. 

Об участии ветеранских союзов в проправительственных политических акциях, смотрите в полной версии нашей дискуссии. 

Заключительный разговор этого года - с Еленой Панфиловой. Ютьюб-трансляция и запись - тут: https://youtu.be/ceRUILsQvgQ

Начинаем через 5 мин

Поздравлений не будет - я согласен с Александром Шмелевым, что проклятый 2022-й никогда не кончится, теперь он будет всегда - как минимум, в нашей жизни. А подборка чтения на каникулах вот:

- сильный текст Кирилла Кобрина о советском национализме и конце постсоветского пространства: Взяв на себя роль оплота стабильности и борца с "цветными революциями", РФ, в конце концов, устроила у себя "цветную" – коричневую – революцию сверху, и своими же руками уничтожила постсоветское пространство, которое, впрочем, уже испытывало тяжкую "усталость материала".

И кстати, у Кобрина был интересный текст о мобилизации и полицейском капитализме.

- итоги года от "Важных историй"; и экономические итоги от них же.

- Александр Черкасов о том, как Путин боролся с несогласными в СССР и как избежал люстрации.

- Василий Жарков о том, что не так с российскими университетами, ставшими пособниками новой имперской политики, и как их переизобрести. Режим личной власти в российских университетах сложился на 10-15 лет раньше, чем в государстве, потом они превратились в империи. Жарков показывает, как университеты могут стать полиархиями, федерациями с несколькими центрами принятия решений.

- Сергей Чапнин о том, что поддержка РПЦ войны с Украиной станет ее самоубийством ("РПЦ подменила Евангелие гремучей смесью конспирологии, язычества и имперскости, помноженных на советские комплексы").

- "Положение обязывает": почему поведение богатых оценивают строже.

- фрагменты разговора с Кевином М.Ф. Платтом: Эйфория россиян по поводу «возвращения Крыма домой», а 8 лет спустя готовность многих поучаствовать в попытке вернуть всю Украину – результат непроработанности травм действительно настрадавшегося общества. Длящаяся боль подталкивает людей к поиску национального единства, которым воспользовалась пропаганда. Меж тем российская нация – такой же плод коллективного воображения, как и любая другая. Если нация считает себя вправе отнимать и убивать, значит, её пора перепридумать.

Важная мысль Платта: Чтобы защищать свои богатства, полученные от продажи нефти, в постидеологическую эпоху, российские элиты стараются убедить всех, что у них есть некая особая цивилизация, которую они защищают. Мол, особенность цивилизации первична, а границы вторичны. Но всё наоборот: границы и особенности цивилизации создаются, чтобы защищать деньги. Это доходчивее всего объясняет явление Путина.

<...> Ты забудешь 90-е, когда российские элиты получили свои незаконные богатства, украв у тебя всё. Ты будешь помнить, что потерял империю, и верить, что когда я возвращаю Крым и Украину, я создаю для тебя новую целостность. Позабыт реальный источник травмы, реальные нужды людей. Государство начинает решать вымышленную проблему, создавая коллективный фетиш. Построение коллективной идентичности на дезавуировании насилия – распространённый в мире механизм. Но в мире эти механизмы присутствуют как неврозы (можно вспомнить Польшу, чья коллективная идентичность построена на идее чистой и не повинной ни в одном преступлении нации), в России же мы видим психоз.

- Андрей Заякин о реформе системе научной аттестации, которая может привести к возрождению института научной репутации (pdf).

- Андрей Заякин о возрождении института судебной экспертизы (pdf).

- О проблемах с бюджетом-2023. И о сложностях в российском здравоохранении.

- записка Вадима Штепы о том, что война стала закономерным следствием гиперцентрализма, уничтожения федерализма в России, о просыпающемся в регионах стремлении к самостоятельности и антиколониальном протесте и о контурах нового федеративного договора (pdf).

- мой, наверное, самый важный текст этого года - о необходимости критического прочтения традиции, или о перезагрузке культуры. Продолжение этой темы - в разговоре с критиком Александром Гавриловым (государство инкорпорировало русскую культуру, именно поэтому она становится в разных странах предметом отвержения).

Зачем изучать сталинизм?

Много интересного в последнем номере НЛО. Евгений Добренко рассказывает о превратностях занятия соцреализмом в годы перестройки: в те годы на полках спецхрана соседствовали давно стоявшие там Мандельштам и Солженицын, с одной стороны, и вся прославляющая Сталина литература - с другой. В брежневские годы было принято делать вид, как будто прославляющей Сталина литературы не существует, и этот идеологический айсберг остался непонятым. Казалось, зачем бороться за допуск к сталинским писателям Бабаевскому и Суркову, когда еще не возвращены Булгаков и Бабель?

В результате литература как крупнейшая культурно-идеологическая институция по формированию советского воображаемого, советский язык и ментальные клише остались неисследованными. "Спустя тридцать лет можно констатировать, что без работы с этим механизмом, без анализа этой культуры история обречена на рецидивы, чему свидетельством — политическая культура современной России, - пишет Добренко. - В стране, где огромное число людей величайшим политическим деятелем признает величайшего в ее истории политического преступника, есть вещи поважнее, чем литература".

Сначала сталинская культура игнорировалась по политическим причинам, а потом - просто как недостойная рассмотрения. В обзорной статье Добренко рассказывает, как со сменой поколений в русистике менялась ее повестка. Один из важных выводов Добренко: "Советский проект отнюдь не был классовым, но был типичным национальным модернизационным проектом, лишь завернутым в марксистскую риторику. Только в идеологической проекции холодной войны русская революция была центральным событием ХХ века. В национальной перспективе центральной точкой становился сталинизм.

Революция 1917 года оказалась лишь толчком, тогда как фундаментальные основы советской нации являлись продуктом именно сталинизма, в котором был создан и укоренен экономический, политический, идеологический и культурный фундамент советского режима, просуществовавшего в созданных Сталиным рамках еще почти четыре десятилетия после его смерти. Постсоветская идентичность опирается на прежние советские традиции, корни которых не столько в революции, сколько в сталинизме".

Добренко хорошо пишет о значимости изучения именно массовой культуры сталинского периода: "Фундаментально отличным от предыдущих веков и либерально-демократических режимов образом культура чрезвычайно важна для диктаторских режимов и основанных на насилии национальных
государств. Она важна потому, что является универсальным орудием политической власти: как необходимый объект централизованного планирования и координации; как способ дотянуться, кооптировать или противопоставить политических субъектов; как домен, который не может быть оставлен в руках традиционных патронов, поскольку культура является единственным способом производства властью собственного образа и легитимации.

Культура рассматривается как домен, который должен быть поставлен под контроль и наблюдение государства. Поэтому культура современных диктатур, включая сталинскую, перемещается за пределы своего традиционного пребывания при дворах, в салонах, галереях, театрах. она выходит на площади, в библиотеки и школы, в государственные институции, на спортивные арены, на телевидение. Все это делает изучение сталинской культуры чрезвычайно актуальным в современной России, где практики власти вырастают из сталинизма".

"Сталинизм, будучи продуктом всей российской политической культуры, является генетической болезнью постсоветского общества. Проект постсоветского национального и культурного строительства без лечения или хотя бы без диагностирования этой болезни обречен на провал".

Рождественское чтение от @Econsonline: история новогодних празднеств. Идея почитать и наряжать елку пришла из Германии, Снегурочку как внучку Деда Мороза придумали в Советском Союзе, а традиционное теперь чтение детьми стихов у елки возникло в период европейской Реформации.

У германских народов во времена язычества ель отождествлялась с мировым древом и – как вечнозеленое растение – символизировала неумирающую природу. У древних германцев существовал обычай: на новый год идти в лес и украшать елку, затем совершая вокруг нее полагавшиеся смене года ритуалы. В конце XVII века обычай приходит и в Россию: после своего путешествия по европейским странам Петр I в 1699 г. издает указ – праздновать новолетие 1 января «по примеру всех христианских народов».

После смерти Петра I его предписания были основательно забыты и соблюдались только трактирами. Елки у трактиров стояли круглогодично: перед новым годом их устанавливали на крышах или у ворот, а накануне следующего нового года заменяли новыми. В результате трактиры в народе стали называть «елками» или «Елкиными»; в обиход вошли такие выражения, как «пойдем к Елкину» («пойдем выпьем») и «быть под елкой» (находиться в кабаке). Только в XIX веке елка снова «возрождается» по всей России уже как рождественское дерево – и снова благодаря немцам.

Первое масштабное официальное празднование Нового года в СССР состоялось, что совершенно не удивительно, в 1937-м. В методичке 1945 г. о новогоднем празднике предусматривалось, что над входом в школу и на школьной сцене должны висеть портреты Сталина, дети должны исполнять песни о Сталине и Красной Армии и благодарить Сталина за полученные подарки, и только в конце они могли спеть песню собственно про елку. О перипетиях с рождественской елкой в атеистическом СССР см. в тексте "Эконса".

​Гражданские инициативы в год войны

10 января, вторник, в 19.00 по московскому времени

Война с Украиной коренным образом изменила жизнь и работу всего гражданского сектора России. После эмиграции активисты создали за рубежом множество инициатив, помогающих украинцам и россиянам, вынужденным покинуть свою страну. Помощь украинцам и столкнувшимся с репрессиями россиянам оказывают и многие НКО, продолжающие работать в России. В то же время оставшиеся в России гражданские инициативы, чья проблематика далека от военной, испытывают давление государства и резкое снижение общественного внимания (падение донатов и готовности к волонтерству). Как переживут войну НКО, оставшиеся в России? Возможно ли эффективное антивоенное сопротивление в ситуации диктатуры? Удастся ли гражданскому обществу сформировать единую сеть инициатив поверх войны?

В разговоре участвуют:

— Наташа Баранова, контент-продюсерка “Теплицы социальных технологий”, активистка “Феминистского антивоенного сопротивления”, автор телеграм-канала “Переживание активизма”;

— Алексей Сидоренко, руководитель “Теплицы социальных технологий”;

— Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала EventsAndTexts.

Разговор организован телеграм-каналом «О стране и мире». Трансляция и видеозапись разговора будет доступна в YouTube-канале «О стране и мире».

Зарегистрируйтесь, чтобы получить ссылку на мероприятие за час до его начала.

Материалы к разговору:

➤Н.Кононов. Почему “Теплица” политизировалась. И почему надо было (давно) политизироваться всем.

➤А.Боброва. “Мы родились в ситуации горящей жопы”. Как устроено Феминистское антивоенное сопротивление.

➤Григорий Свердлин, экс-директор “Ночлежки”, о жизни после ухода из фонда и новом антивоенном проекте. ”Мы подогрели безжизненный космос, а потом пришли мудаки и начали войну”.

➤Как поддерживать антивоенное сопротивление из-за границы. Инструкция.

➤Социальные проекты, которые изменили Россию. Вдохновляющие истории десятилетия (2012-2022). Сборник “Теплицы социальных технологий”.

➤Одни из главных героев-2022 - НКО. Вот что они успели сделать за год.

Идея справедливости от перестройки до националистического социализма

Еще одна интересная статья из свежего номера НЛО - Николая Плотникова о дискурсах справедливости в постсоветской России. До перестройки это понятие не входило в идеологический словарь советского режима. Важную функцию в идеологическом самоописании режима "справедливость" приобретает только в 1986-87 гг., с переориентацией дискурса на европейскую модель "социализма с человеческим лицом". Тогда одним из основных драйверов публичной дискуссии стала критика привилегий партийной номенклатуры, отмечает Плотников, а публикация документов по истории репрессий понималась как "восстановление исторической справедливости".

Распад СССР привел к резкому изменению дискурса справедливости. Частота его употребления резко снижается, оно маркируется как "советское". Архитекторы реформ полагают, что либеральная демократия исключает социальную справедливость и не видят, что советская система государственного крепостничества не имела с ней ничего общего.

Дальше, на мой взгляд, Плотников уделяет слишком серьезное внимание уделяет политико-лингвистическому конструктивизму В.Найшуля и концепту "правды". "Букварь" Найшуля читается сейчас примерно как отрывки из писаний Дугина: "Верноподанные служат надеждой и опорой престола и отечества. Благонадежные хранят тишину и покой околотка и земли. Законопослушные защищают закон и порядок царства и государства. Царь и русские люди созывают собор. Царь и русская земля назначают суд. Царь и русский народ призывают стражу. Так утверждается суд и правда".

В путинском дискурсе сильной власти не было места для "справедливости", отмечает Плотников. Всякое недовольство маргинализировалось и нейтрализовывалось. Лишь в середине 2000-х власть была вынуждена инструментально и временно интегрировать тему справедливости в свой дискурс из-за недовольства монетизацией льгот.

Наряду с социальным в то время стал набирать силу русский националистический протест. "Русские марши" артикулировали лозунг национальной революции, которая сместила бы "либеральный порядок" и устранила "разделение русского народа государственными границами".

В 2010-е справедливость используется для критики западного и обоснования "русского мира" ("понятие справедливости у русских в крови", "это часть национального самосознания").

В последнее десятилетие, пишет Плотников, семантика "справедливости" поляризуется. На одном полюсе - требование честных выборов и суда, противодействие коррупции. Другой полюс сочетает национализм, неосоветский социализм и полицейское государство. Это полюс национального социализма, он сплавляет семантику справедливости как национальной исключительности с идеологией социального попечения полицейского государства.

Плотников характеризует несколько направлений в разработке этих идей - от российских поклонников Карла Шмита и евразийства до правых теоретиков вроде Сулакшина и Колерова. Российская программа национального социализма требует "изоляции от западной цивилизации как способа сохранения русской самобытности, разоблачения предательства элит, направивших Россию по ложному прозападному пути развития, создания «диктатуры снизу», опирающейся на поддержку народных масс, производящей чистку элит от прозападных либералов и воплощающей исконный русский идеал социальной справедливости — самодержавной власти, распределяющей социальные блага согласно существующей иерархии".

Разработка концептуальных моделей диктатуры шла параллельно с превращением России в диктатуру. С 2014 власть присоединилась к консервативной революции, оправдывая аннексию Крыма восстановлением справедливости, утверждением русского "особого пути". Круг замкнулся, отмечает Плотников: перестройка началась с провозглашения справедливости универсальной ценностью поверх национальных и классовых ограничений, а сейчас военная агрессия оправдывается "правдой и справедливостью".

Постсоциалистические постколонии (1)

Литературовед Кевин М.Ф. Платт, участник одного из наших интереснейших разговоров прошлого года, в последнем номере НЛО публикует очень важный для политической аналитики текст "Постсоциалистические постколонии и руины глобальной истории". Он посвящен "невыполнимой задаче осмыслить застарелые следы и обломки истории колониальных империй и конфликтов времен холодной войны, национал-социализма, общественной и экономической жизни в социалистических государствах и в эпоху неолиберального закручивания гаек, а также множества завоевательных и освободительных войн прошлого". Будучи обитателями глобальной постсоциалистической постколонии, мы сталкиваемся, пишет Платт, с задачей собирания этих осколков. И никто не справляется с этой задачей.

Начиная с 1990-х годов, пишет Платт, ожесточенные споры по поводу истории повсеместно стали одной из ключевых черт общественных дебатов, ресурсом политической мобилизации и в крайних случаях даже поводом для начала военных действий. Их участники пытаются прочертить траектории будущего на основании историй нации, расы, империи или идеологической позиции. Мы нередко становимся свидетелями битвы альтернативных метафизических парадигм — чаще всего в форме заезженных национальных историй в ключе Гердера и Гегеля или идеологических нарративов в духе Маркса или Смита. "Вместо того чтобы исчезнуть за ненадобностью, прошлое возвращается с упорством, соразмерным его спорному характеру, предвзятости, нелогичности (особенно если смотреть на вещи глобально) и явно первостепенной важности с точки зрения обустройства мира — точнее, мнимо легитимных притязаний на мировые богатства".

Платт, изучающий Латвию, описывает эти рубцы и раны прошлого буквально на теле городов и людей, живущих сейчас, много десятилетий спустя после прошлых битв и разногласий. Разные стороны считают именно себя объектом неоколониального угнетения. Конфликты памяти повсеместны буквально на всем пространстве Восточной Европы. "Эти страны — бывшие окраины, или, по другой версии, бывшие оккупированные территории СССР, государства, основанного на интернациональной классовой солидарности, которое поддерживало мировой антиимпериализм, при этом все больше напоминая империю, на обломках которой оно возникло (и завещав это родовое сходство своему государству-преемнику). Здесь, как и во всем мире, люди учатся у истории, но ее уроки фрагментарны, противоречивы и изобилуют ошибками".

Глобальная история XX века, пишет Платт, строится вокруг двух фундаментальных аксиологических развилок: с одной стороны, идеологический и геополитический конфликт между государственным социализмом и либеральным капитализмом, с другой — масштабная драма распада созданных европейскими державами мировых империй, болезненный и сложный процесс деколонизации и продолжающиеся споры по поводу имперского наследия и его долгосрочных эффектов. Эти две системы координат в корне не совпадают, на каждом отрезке блокируя пути к историческому консенсусу. В данный момент в Восточной Европе мы наблюдаем трагические последствия этих смысловых тупиков.

Их возникновение Платт описывает так: "Крах социалистического блока не только распространил охват капиталистической глобализации на весь мир, но и спутал взаимоотношения между «первым» и «третьим» миром и между нацией и классом. Постсоциалистическая постколониальность принесла с собой не обновление «классической концепции социального класса», а усиление значимости национальных, расовых, гендерных и других форм идентичности, а также все более и более мощные технологии, позволяющие экономическим и политическим элитам эти идентичности кооптировать. Глобальный конфликт XX века, завязанный на противостоянии сущностно различных капиталистической и социалистической версий будущего человечества, сменился неолиберальным технократическим консенсусом в вопросах управления в сочетании с острым, манипулятивным противостоянием по поводу смыслов прошлого, борьбой за ресурсы и голую власть". (окончание ниже)