Заканчивается приём в магистратуру-2021. Если ещё есть те, кто не определились - обратите внимание, что в Европейском университете появилась новая политико-философская программа https://eusp.org/programs/contemporary-political-theory, которую открыл Центр Res Publica вместе с центром Stasis, факультетами истории и социологии. В фокусе программы - история и теория политических форм, классический республиканизм, теория практик и прагматический поворот в социальных науках, интеллектуальная история и история понятий, Просвещение, governmentality studies. Эта программа очень интересным образом соединяет 4 направления - политические науки, философию, историю и социологию. Среди преподавателей - Олег Хархордин, Артемий Магун, Виктор Каплун, Иван Микиртумов, Михаил Кром, Наталья Потапова, Ника Костенко. Центр Res Publica ведёт очень интересные исследования, выпускает замечательные книги, и эта программа - хороший способ присоединиться к сообществу блестящих исследователей.

О страхе - из воспоминаний Надежды Мандельштам об Ахматовой:

Из того, что с нами было, самое основное и сильное, это страх и его производное - мерзкое чувство позора и полной беспомощности. Этого и вспоминать не надо, это всегда с нами. Мы признались друг другу, что «это» оказалось сильнее любви и ревности, сильнее всех человеческих чувств, доставшихся на нашу долю. С самых первых дней, когда мы были ещё храбрыми, до конца 50-х годов страх заглушал в нас все, чем обычно живут люди, и за каждую минуту просвета мы платили ночным бредом - наяву и во сне. У страха была физиологическая основа: хорошо вымытые руки с толстыми короткими пальцами шарят по нашим карманам, добродушные лица ночных гостей, из мутные глаза и покрасневшие от бессонницы веки. <…> Ночью, в часы любви я ловила себя на мысли - а вдруг сейчас войдут и прервут? Так и случилось, оставив после себя своеобразный след - смесь двух воспоминаний.

Кроме физиологии, была и другая сторона, вроде как нравственная. В 38 году мы узнали, что «психологические методы допроса» отменены и «там» перешли на «упрощенный допрос», то есть просто пытают и бьют. <…> И мы почему-то решили: раз без психологии, больше бояться не надо - пусть ломают рёбра… Но вскоре она передумала - как так не бояться? бояться надо - мы же себя не знаем: а вдруг нас сломают и мы черт знает чего наговорим, как такой-то и такой-то, и по нашим спискам будут брать и брать и брать… В самом деле, откуда людям знать, как они будут вести себя в нечеловеческих условиях? <…>

Больше всего А.А. боялась «непуганых». В наших условиях это самые опасные люди. «Непуганый» лишён сопротивляемости. Если «непуганый» попадает в их лапы, он по глупости может погубить всех родных, знакомых и незнакомых. Родители, охраняя детей, растили их в неведении, а потом могли сесть родители, ославляя «непуганого» на произвол судьбы, или садился сам «непуганый», милый человек с открытой душой, или наконец - никто не садился - повезло же людям! - и «непуганый» ходил по улицам и по домам, разговаривая по своему разумению, а иногда даже писал письма и вёл дневник, и расплачиваться за его идиотизм приходилось другим. Для нас «непуганый» был хуже провокатора: с провокатором хитришь и он понимает, в чем дело, а «непуганый» смотрит голубыми глазами и его не заткнешь. В наши дни только страх делал людей людьми, но только при условии, что он не влечёт за собой никакой трусости. Страх был организующим началом, а трусость - жалкой сдачей позиций. Этого мы себе позволить не могли, да правду сказать, такого искушения у нас не было.

В самые страшные годы А.А. всегда первая приходила в дома, где ночью орудовали «дорогие гости». Это про них: «И всю ночь жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных». <…>