Мы сами не верим, что это пишем, но…

Сегодня около 16:30 Международный Мемориал получил от Верховного суда уведомление, что Генпрокуратура подала иск о ликвидации организации.

Причина — систематические нарушения законодательства об “иностранных агентах” (речь идет о немаркировке материалов организации).

Судебное заседание состоится 25 ноября.
За подробностями сюда.

Мы солидарны с коллегами во мнении, что закон об иноагентах задуман как инструмент для расправы с независимыми организациями.

«Это политическое решение об уничтожении общества Мемориал – организации, занимающейся историей политических репрессий и защитой прав человека».

Отличный текст, да. Находясь внутри, в потоке, не всегда легко понять, в каком именно потоке ты находишься. Но вот такие тексты очень помогают.

Мощнейший текст Олеси Герасименко (который я, наверное, превращу в видео в ближайшее время) о том, как в России уже давно художественные фильмы и сериалы захватила цензура. Запрещенные актеры, недопустимые темы, интриги и бесконечный страх власти перед всем политическим на экране — всё это не о СССР, а о нынешней России. Боялись прихода Совка? Так он уже здесь.

https://www.bbc.com/russian/features-59255248

Какая жесть (хоть и с регнума). А потом удивляемся, что все поголовно травматизированы, невротизированы, не в контакте с реальностью, с другими и с самими собой. И представления родителей о детях, об их мотивации совсем неадекватные, и об образовании, и о занятости).
https://www.sobaka.ru/city/city/139225#tl

========
Согласно опросу онлайн-университета Skypro и онлайн-школы Skysmart, результаты которого приводит regnum.ru, 11% родителей в России намерены всю жизнь контролировать своих детей. Опекать их до совершеннолетия планируют 34% респондентов, а до выхода на работу — 17%. Каждый третий родитель тратит на контроль обучения своего ребенка 1-2 часа в неделю, еще 23% уделяют этому процессу от 2 до 5 часов, а каждый пятый (24%) — более 5 часов в неделю.

Почти половина опрошенных родителей (46%) уверены, что лучше знают, какое образование подойдет их детям. Еще 43% респондентов ответили, что, хотя бы частично погружены в занятия школьного и дошкольного возраста. Доверить выбор профессии самому ребенку готовы 22% респондентов. Только 2% родителей вообще интересуются вопросами образования своих детей.

Тем не менее, 70% родителей верят в возможности своих детей и их личную мотивацию к обучению, к каковой они относят желание получить достойную профессию. Еще 43% родителей убеждены, что побудительными мотивами к хорошей учебе является желание быть лучше сверстников. 22% респондентов считают, что стимулом для их детей станет желание хорошо зарабатывать в будущем. Пятая часть опрошенных посчитали, что детьми движет страх разочаровать своих родителей.

Сергей Лукашевский о злобе дня сего

​​💬 Сергей Лукашевский, директор Сахаровского центра

Теперь понятно, зачем они приходили

Вчера Верховный суд уведомил Международный Мемориал о том, что 25 ноября будет слушаться дело о ликвидации организации по иску Генеральной прокуратуры.

Вот для чего было нужно шоу с молодчиками, под покровом темноты ворвавшимися на кинопоказ в зале Мемориала. И НТВ не просто так приходило. Наверняка, будет очередное подметное кино: у каждой спецоперации должно быть информационное сопровождение. Наручники на дверях Мемориала теперь выглядят не символом происходящего в стране, а конкретным предзнаменованием, нарочито оставленной черной меткой.

Действительно, спецоперация. Долго, пожалуй, даже по-своему кропотливо готовили. Собрали 20 протоколов о нарушении правил маркировки. Потом 2 года анализировали, придумывали обоснование. Якобы Мемориал нарушил не только пресловутый закон, но и Конституцию, а еще Всеобщую декларацию прав человека, Международный пакт о гражданских и политических правах, Европейскую конвенцию по правам человека и даже Конвенцию о правах ребенка. Ведь всем известно о неотъемлемом праве человека видеть на каждом сообщении Мемориала упоминание его иноагентства. Это они так к разбирательству в Европейском суде готовятся или просто издеваются?

Конечно, сразу было понятно, что закон репрессивный. Но ведь вот какая заковыка с этими репрессиями. Какой закон ни напиши — даже самый людоедский — его все равно наследникам Ежова не хватает. Многочисленные, пишет Генпрокуратура, материалы не сопровождались указанием о статусе иностранного агента. Не обеспечивает Международный Мемориал публичности собственной деятельности и должному общественному контролю за собой препятствует.

Сайт маркируется, СМИ о статусе как попугаи талдычат, но Мемориал все равно якобы прячется, потому что на один из субдоменов маркировку не поставил. То есть, если из 10 материалов на одном маркировки нет — это такой способ ввести сограждан в заблуждение.

Сохранение памяти о жертвах репрессий — один барьеров на пути их возвращения в политическую жизнь. Опираясь на эту память, общество может постараться выучить урок. Но, если исторический опыт проходит даром и репрессии возвращаются, новые «чекисты» не могут ужиться рядом с соловецким камнем.

Очевидно, что у нынешних властей с Мемориалом даже не политические или стилистические, а экзистенциальные разногласия. И в известном смысле это более сущностное противоречие, чем вопрос о честности выборов в Государственную Думу. Смерть не уживается с жизнью. Забвение не выносит памяти.

Духи страшного прошлого заполнили тело российского государства. И имя им легион. Юридический статус Мемориала в их власти. И шансов пересилить их, увы, почти не остается.

У российского общества уже нет многих гражданских прав (о которых так печется Генеральная прокуратура), но есть голос. И каждый случай произвола может стать точкой, когда возмущение окажется достаточно громким, чтобы зло отступило.

Мемориал — общенародное достояние, наша общая память. Будущее Мемориала, вне зависимости от судьбы его юридических лиц, в наших руках. Память сохраняется, пока есть те, кто помнят. Поэтому Мемориал — это мы.

И все же Мемориал — это еще и конкретный дом. Он был и моим личным домом почти 10 лет. Я пришел в него 15 летним подростком в 1991 году. И Мемориал стал для меня и первой работой, и главным университетом, и просто теплым дружеским кругом. Мысль о том, что дом может оказаться пуст, буквально не вмещается сознанием.

Может быть угроза Мемориалу — это тот случай, когда голос общества обретет достойную силу. Как бы тривиально это не звучало, сейчас это зависит от всех нас.▪️

Советское жилое наследие: дар или обременение?

Во вторник, 16 ноября в 19.00 в зуме Высшей школы урбанистики будет мощнейшая дискуссия о том, как люди в постсоциалистических странах относятся к наследию эпохи массового жилищного строительства. Почему мы так низко его ценим, и даже «реновацией» называем не реновацию, а снос и постройку нового на старом месте? Участвуют Филипп Мойзер, Куба Снопек и др. замечательные исследователи. Приходите и приглашайте всех, кому интересна эта тема (регистрация тут)!! Разговор будет проходить на русском и английском языках с синхронным переводом.

***
После завершения сталинского правления государство стремилось решить задачу максимально быстро и дешево обеспечить жильем огромное количество граждан, которые переселились в города во время довоенной урбанизации и индустриализации. Несколько десятилетий новые горожане лишь в малой степени пользовались городскими благами, живя в предельно некомфортных условиях. Идеология СССР подразумевала единый стандарт жилья для советских граждан. Процесс и особенности работы системы по созданию такого жилья детально описан в книге немецкого архитектора Филиппа Мойзера «Жилищное строительство в СССР 1955–1985. Архитектура хрущевского и брежневского времени», которая вышла на русском в 2021 году.

В условиях плановой экономики, бесплатной (принадлежащей государству) земли и всеобщей бедности решением задачи массового жилищного строительства стали типовые проекты с низкой плотностью расселения. Здания сооружались из материалов, которые были плохого качества и в дефиците. Эти черты массового жилищного строительства в СССР до сих пор мешают россиянам воспринимать панельную архитектуру хрущевского и брежневского времени как нечто ценное. В России, в отличие от стран Восточной Европы, почти не реализуются проекты, делающие это жилье более комфортным и приспособленным к современным требованиям.

Многие в России уверены, что лучший вариант – снести «морально устаревшее» жилье, построив на его месте новое. Однако, например, вместе с «хрущевками» уходит дух времени, исчезают уютные зеленые дворики, в которых за 60 лет выросли большие деревья и разрослись кустарники, уменьшается количество малогабаритных дешевых квартир в районах с развитой инфраструктурой. Ликвидируется неплотная застройка, где многие жители знакомы друг с другом и вступают в добрососедские отношения. Заслуживает ли архитектура массового жилищного строительства такого отношения? Возможны ли альтернативные сценарии развития районов массовой застройки советского периода?

В дискуссии участвуют:
Филипп Мойзер, исследователь советской архитектуры, автор книги «Жилищное строительство в СССР 1955-1985. Архитектура хрущевского и брежневского времени», основатель издательства DOM Publishers, руководитель архитектурное бюро Meuser Architekten BDA;

Мария Мельникова, городская планировщица, научная сотрудница Центра компетенций по крупным жилым массивам (Берлин), участница урбанистической команды UrbanБайрам (Уфа), выпускница магистратуры Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ, автор книги «Не просто панельки: немецкий опыт работы с районами массовой застройки»;

Иван Митин, доцент факультета городского и регионального развития Высшей школы урбанистики им. А.А.Высоковского НИУ ВШЭ, исследователь в области культурной и гуманитарной географии, автор проекта «Мое Ясенево»;

Александра Пиир, социальный антрополог, выпускающий редактор журнала «Антропологический форум», исследователь ленинградской дворовой культуры;

Куба Снопек, исследователь городов и урбан-дизайнер. Автор книг «Беляево навсегда», «Архитектура 7 дня», общественного пространства «Сцена» в Днепре. Ведёт телеграм-канал Urban Paradoxes;

Виталий Стадников, доцент Высшей школы урбанистики им. Высоковского НИУ ВШЭ;

Бернд Хунгер, городской планировщик и социолог, председатель Берлинского центра компетенции по крупным жилым массивам, исследователь и участник проектов модернизации массовой застройки.

Модератор – Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts

Материалы к разговору:

История панелек: без излишеств, но не без иллюзий. Ольга Кабанова о книге Филиппа Мойзера «Жилищное строительство в СССР 1955-1985».

Филипп Мойзер: «Важно разделять технологию и архитектуру».

Филипп Мойзер: «Я преданный сторонник советского модернизма».

Филипп Мойзер: «Все разрушить и построить новое – просто, но дорого для общества».

Филипп Мойзер: «Москве не хватает дискуссий о типологии городской структуры».

Архитектурное чтение. Немецкое чтение о панельных домах в СССР.

Мария Мельникова. Не просто панельки: немецкий опыт работы с районами массовой застройки.

Кирилл Бросалин. Обитаемый памятник эпохи социализма.

Мария Мельникова. Москва против ГДР: есть альтернативы всеобщей реновации.

Мария Мельникова. Немецкое панельное чудо. Как Германия превратила хрущевки в комфортное и современное жилье.

«Беляево навсегда»: чем уникальны спальные районы Москвы.

Личный опыт: как включить советский микрорайон в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Куба Снопек. Концептуальный микрорайон.

Куба Снопек о советском модернизме, хрущевках и Москве.

Архитектура седьмого дня.

Александра Пиир. Для чего нужен двор? Возрастные сообщества ленинградских дворов.

Александра Пиир. «Утраченный двор». К описанию феномена ленинградской дворовой культуры.

Александра Пиир. Благоустройство и «образцовый быт» ленинградских дворов: диалог властей и жильцов.

Иван Митин. Увидеть невидимое: в поисках локальной идентичности района Ясенево в Москве.

Иван Митин. Новая Москва: конструирование нового локального дискурса.

Иван Митин. Ментальные карты городов: история понятия и разнообразие подходов.

Иван Митин. Культурная география СССР и постсоветской России: история (вос)становления и факторы самобытности.

Нина Барковская. Двор как пространство первичной социализации в современной русской популярной литературе.

Сергей Никитин. Паутинка, резиночка и классики: как дворы стали частью нашего детства.

В последнее время суды активно засекречивают по политическим делам существенную для процесса информацию, прикрываясь грифом ДСП. На днях доклад об этом выпустил Институт публичной политики и права, его обсуждение будет проходить в зуме 18 ноября, в четверг в 19.00. Приходите плиз и приглашайте тех, кому важна эта тема! Регистрация тут.

Информация ДСП: законодательство и правоприменительная практика
Дискуссия о противоречивых нормах и о том, как они применяются в судах

18 ноября, зум, 19.00

Какую информацию российское законодательство позволяет относить к служебной, ограничивая ее распространение (ДСП)? Противоречит ли это регулирование праву человека на доступ к информации? Как складывается правоприменительная практика по делам, в которых появляется информация, помеченная грифом ДСР? Эти вопросы рассматриваются в докладе Дарьяны Грязновой, который на днях опубликовал Институт права и публичной политики.

При помощи отметки ДСП органы госвласти скрывают информацию, затрагивающую права и свободы граждан, и даже нормативные акты, регулирующие права и обязанности граждан. Суды сугубо формально относятся к делам, в которых граждане пытаются оспорить акт с пометкой ДСП или само проставление грифа. Регулирование порядка распространения информации ДСП нуждается в коренных переменах. Но без политической воли законодателя и правоприменителя рассчитывать на это невозможно.

Институт права и публичной политики приглашает адвокатов, юристов, правозащитников присоединиться к дискуссии, посвященной этим проблемам. Она начнется 18 ноября в 19.00 на платформе Zoom. Чтобы принять участие в дискуссии, необходима регистрация.

В дискуссии участвуют:
Дарьяна Грязнова, юристка, магистр права;
Ирина Бирюкова, адвокат фонда «Общественный вердикт»;
Вера Гончарова, адвокат Адвокатской палаты Москвы;
Виталий Исаков, старший юрист Института права и публичной политики;
Яна Теплицкая, член ОНК Санкт-Петербурга в 2016-2019 гг.

Модератор – Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала «EventsAndTexts»

Материалы к разговору:
Что скрывается за пометкой «Для служебного пользования»: Доклад Дарьяны Грязновой о правовом статусе служебной информации ограниченного распространения и правоприменительных проблемах.

Двуликий Минюст. Адвокат АП Москвы Вера Гончарова о противоречивых сигналах ведомства.

«Для служебного пользования»: можно ли оспорить ведомственные приказы.

Приказ с грифом «ДСП» - нормативный акт? Спор о праве адвокатов проносить телефоны в учреждения МВД Саратовской области.

За «Крепость» ответил главк. Столичное ГУВД поддержало в суде недопуск адвоката.

«Скопление граждан, представляющихся адвокатами». Полицейские и защитники поспорили о «Крепости» в суде.

💬 Борис Грозовский, обозреватель, ведет телеграм-канал @EventsAndTexts и дискуссии в Сахаровском центре

Мёртвый сезон

Советская однопартийная коммунистическая диктатура существовала почти три четверти века и была основана на тотальном насилии. Партию большевиков привёл к власти революционный террор, ставший основой ее государственной политики. «Революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, — власть, не сдерживаемая никакими законами», — напоминает слова Владимира Ленина (1918) Евгения Лёзина в опубликованной только что книге «XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах».

Машина террора и убийств, подавления гражданского сопротивления и инакомыслия создавалась одновременно с самим советским режимом. Главной функцией его тайной полиции, ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ было выявление врагов (революции, Родины, партии). Их казнили, ссылали, изолировали в концентрационных лагерях. Состязательность сторон в суде заменяли пытки, призванные добиться от обвиняемых самооговора и свидетельств против «сообщников». Для защиты политического режима все средства хороши, поэтому спецслужба получила гигантскую свободу действий.

Она платила преданностью, оставаясь верна хозяину, компартии, пока у той была «воля к власти», неуклонно ослабевавшая в 1987-1991. Однако, напоминает в своей книге Лёзина, еще в 1988–1989 годах КГБ препятствовала созданию и деятельности «Мемориала», ставшего основным центром памяти о жертвах государственного насилия в СССР. В воздухе тогда носилась идея создать памятник жертвам репрессий и крипторий — хранилище списков жертв, обвинительных приговоров и других свидетельств. Такие комплексы возникают во многих странах, переживших эпохи террора и беззакония. КГБ вела «оперативную работу», чтобы пресечь и не допустить: препятствовала официальной регистрации «Мемориала», пыталась перехватить или взять под контроль инициативу, одухотворявшую общественное движение, расколоть его.

Память о репрессиях нельзя стереть, но ликвидировать организацию можно. КГБ/ФСБ и «Мемориал» все эти годы оставались смертными врагами. «Мемориалу» удалось осуществить далеко не все, ради чего он был создан Андреем Сахаровым и другими врагами машины террора. Не было суда над всесильной спецслужбой и признания ее организацией, чьи действия противоречат правам человека. Лишь на короткое время и не полностью приоткрыли архивы. О рассекречивании тайных стукачей и доносчиков, о недопущении к власти людей с опытом работы в КГБ речи в России почти не было.

После короткого периода турбулентности (1992-1993), изобразив «мышление по-новому», КГБ реинкарнировалась в ФСБ, не став подотчетной обществу. Как пела тогда «Гражданская оборона»:

Сладкие конфеты минутных послаблений
Нейтрализуют горечь несбывшихся надежд.

Сбыться надеждам помешала политика Бориса Ельцина и Ко в начале 1990-х, быстро оставившая его «без друзей». Ельцин понял, что спецслужба придумана не зря, она нужна как одна из немногих опор слабой и шаткой власти. Так траектория развития постсоветской России радикально разошлась с движением стран Восточной Европы, уходящих от тоталитарного прошлого.

Существование «Мемориала» всегда было неприемлемым для ФСБ, активно использующей методы своих прародителей. Но к скорому 30-летию РФ у спецслужбы появилась возможность себя поздравить. Главное торжество — это когда можешь сплясать на могиле своего врага. Нам же остается лишь включить Егора Летова, которого, будь он жив, сейчас бы назначили экстремистом:

Как убивали — так и будут убивать
Как запрещали — так и будут запрещать
Как сажали и сжигали — так и будут сажать
Как ломали и топтали — так и будут впредь.

И хорошо подумать о том, как в следующий раз лучше распорядиться возможностью направить страну к демократии и верховенству права.▪️

Готовясь к сегодняшней беседе о советском жилищном строительстве с Филиппом Мойзером, Кубой Снопеком, Александрой Пиир и др. (регистрация тут https://urban.hse.ru/announcements/527527680.html, трансляция и запись будет здесь - https://youtu.be/SNMdcXYpuZk), вспомнил о том, каким счастьем была для советских семей отдельная (своя!!) квартира.

Филипп в своей книге приводит данные: за 1955-1964 в новые квартиры въехали 105 млн жителей СССР - треть страны. Это беспрецедентные масштабы. На этом всенародном счастье (плюс космос, плюс прочий популизм и бряцание оружием повсюду, минус ерунда в сельском хозяйстве, плюс разоблачение культа) Хрущев бы с запасом выиграл любые конкурентные выборы-1964 («третий срок»). Но речь не о том.

Забылось, как люди жили в городах в 1930-40-е, почему были настолько счастливы получением отдельных квартир, и воспринимали жилплощадь как главный семейный актив, если не смысл жизни. А вот почему. Одна из ветвей моей семьи в те годы в одной комнате коммунальной квартиры в количестве (несколько лет) пяти человеки - трое взрослых и двое детей. Места для кроватей в комнате немного, а на полу холодно, поэтому вечером обеденный стол превращался в кровать, на которой спал взрослый на тот момент мужчина, брат моей бабушки.

Другая ветвь занимала впятером (тоже трое взрослых) 2 комнаты в 4-комнатной коммуналке. На 5-метровой кухне семьи готовили по очереди. И бабушка не покидала кухню во время приготовления пищи, опасаясь, что одни из соседей всыпят в еду какую-нибудь отраву. Отношения с этими соседями были совсем плохие. Детям вход на кухню был запрещён, все разговоры вполголоса.

Отсюда и счастье. И кстати, как замечает в книге Мойзер, это счастье стало для полит режима бомбой замедленного действия, ведь расселенные семьи получили возможность ходить друг к другу в гости и поругивать власть. До Хрущева такой опции не было и близко.

О нестандартных подходах в деле ухаживания и достижения взаимности

Лукашенко выставил ЕС ультиматум по мигрантам
Он требует, что его признали президентом и сняли санкции.
https://ift.tt/3DoSarh
@finanz_ru

Уже в 1994 ФСБ была в полной силе – в ноябре правительство утвердило положение об обращении со служебной информацией. Это регламент определяет, какая информация является ДСП, и сам имеет пометку ДСП. Поэтому это постановление было опубликовано только в 2005 году усилиями Ивана Павлова, обжаловавшего ограничение на доступ к постановлению. Об этом пишет Дарьяна Грязнова в докладе, который будет обсуждаться в зуме Института права и публичной политики сегодня в 19 часов (можно участвовать!)

Еще интересное из доклада:

· Система регулирования законодательства о гостайне в России трехуровневая. Закон о гостайне насчитывает 27 ее видов, постановления правительства – 119, в ведомственных перечнях – сотни и тысячи пунктов, и они растут.

· Основа для отнесения информации к гостайне – «служебная необходимость» (то есть сугубо субъективная оценка).

· В постановлении правительства есть даже перечень видов информации, которые принципиально не могут быть отнесены к служебной (но это не соблюдается).

· Оспаривание в суде проставления пометки ДСП редко заканчивается успехом.

· Поводом к снятию пометки ДСП может служить то, что засекреченный нормативный акт противоречит другим актам, имеющим бОльшую юридическую силу. Но иногда суды решают, что такого противоречия нет, даже без ознакомления с актом с пометкой ДСП.

· В правоприменительной практике ведомства часто мотивируют свои требования или запреты (например, отказать в доступе к информации) ссылкой на неопубликованные ведомственные акты. Проверить это обоснование невозможно, поскольку сами эти акты не опубликованы.

· Постепенно государство стремится перейти к режиму, когда граждане получают только информацию, доступ к которой прямо предусмотрен законом (стремление к закрытости растет). Так, есть стремление ограничить доступ к информации о деятельности госорганов и МСУ той, что прямо указана в соответствующем законе.

· Минобороны и ФСБ легализовали свои списки «профессиональных» и «служебных тайн». Это не составляющие тайну сведения, которые «могут быть использованы против безопасности РФ». За сбор таких сведений можно получить статус иноагента. Закрывается любая личная информация о сотрудниках силовых органов.

· Засекречиваются даже иски, поданные властями в суд.

· К ДСП отнесены акты, регулирующие обращение в заключенными в СИЗО и система ФСИН. Заключенные не могут знать приказы, регламентирующие их жизнь в заключении (например, условия перевозки – такие дела часто попадают в ЕСПЧ). Это же мешает членам ОНК бороться за соблюдение прав человека в системе ФСИН.

· На основании закрытых ведомственных актов адвокатов не пускают в отделение полиции с техническими средствами. Окончательно затрудняет возможность защиты задержанных план «Крепость», порядок введения которого крайне запутан, субъективен (и тоже ДСП). В одном из случаев сотрудники полиции посчитали угрозой «скопление граждан не менее 20 человек, которые пытались передать в отдел еду и воду, а также представлявшихся адвокатами задержанных».

Разговор на следующей неделе - о расцвете авторитаризма в XXI веке. Очень важная тема, разговор будет с синхронным переводом. Только участие Маргариты Завадской to be confirmed.

​​Авторитаризм наступает и выигрывает? Дискуссия 24 ноября

В 1990-е годы переход авторитаризма к демократии представлялся по сути исторически неизбежным. Считалось, что либо авторитарные режимы не способны создать эффективную экономику, — что неминуемо ведет их к краху, — либо успешные экономические преобразования толкают их к демократизации. В политическом плане ненасильственное гражданское сопротивление в сочетании с давлением свободного мира также, казалось, не оставляет авторитарным режимам шанса на выживание.

Однако, последние двадцать лет показали, что такой взгляд был, по крайней мере, преждевременным. В Северной Корее династия Кимов продолжает удерживать власть, несмотря на периоды катастрофического голода. Китай, вопреки впечатляющим экономическим успехам, не только не приступил к реальной демократизации, но и ликвидировал персональную сменяемость власти. В Гонконге и Беларуси масштабные мирные протесты не помогли ни сохранить элементы демократии, ни добиться ухода авторитарного лидера.

Создание многочисленных лояльных и хорошо обученных отрядов специальной полиции, успешное использование современных информационных технологий и политических репрессий снова сделали авторитариев сильными перед лицом мирного гражданского общества.

Развитые демократии, международные институты не обладают достаточными единством, волей и ресурсами для того, чтобы эффективно способствовать демократизации. Ресурсная и промышленная зависимость развитых демократий от авторитарных стран, очевидно, связывает им руки.

Авторитарные режимы, напротив, успешно поддерживают друг друга. Так, северокорейский или белорусский режимы не удержались бы без поддержки соответственно Китая и России. Контроль над выборами, политическим и информационным пространством позволяет авторитарным странам, таким как Россия, относительно легко переносить режим санкций.

В итоге, представители свободного мира (в какой бы стране они ни жили) оказываются перед фундаментальными вопросами: что гражданское общество, следующее идеалам Ганди и Кинга, может противопоставить обновленным полицейским режимам? Стоит ли ожидать радикализации протестных движений и роста числа вооруженных восстаний? Существуют ли какие-либо еще преимущества у демократии, кроме утверждения гражданского достоинства и возможности рядовых граждан влиять на политическую жизнь? Что необходимо свободным странам, чтобы вновь стать «белыми рыцарями» демократии для других обществ?

Дискуссию проводят Сахаровский центр и Немецкое Сахаровское общество.

В разговоре принимают участие:

— Татьяна Ворожейкина, профессор Свободного университета;

— Андрей Колесников, руководитель программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги;

— Маргарита Завадская, научныи‌ сотрудник факультета политических наук Европеи‌ского университета СПб, старшии‌ научныи‌ сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследовании‌ НИУ ВШЭ (ожидается подтверждение);

— Ян Клаас Берендс, Центр исследований современной истории Ассоциации Лейбница, Потсдам;

— Мартин Шульце Вессель, профессор кафедры истории Восточной и Юго-Восточной Европы, Мюнхенский Университет имени Людвига и Максимилиана, Мюнхен.

Модератор — Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.

Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на конференцию в зуме за час до ее начала.

Сахаровский Центр в Москве и Немецкое Сахаровское общество в Берлине имеют общие цели: сохранять и распространять интеллектуальное наследие Академика Андрея Сахарова, лауреата Нобелевской премии мира. Одной из главных идей Сахарова было утверждение интеллектуальной свободы — свободного обмена информацией и мнениями. Мы убеждены, что свободный обмен мнениями и честная интеллектуальная дискуссия непременное условие построения свободного мира, в котором у каждого человека есть возможность самореализации в общем движении к гуманному будущему.

Премия «Просветитель». Поздравляю любимого автора и дорогого друга!) @nieundwieder

И the last but not the least. В номинации «Гуманитарные науки» главная премия решением жюри присуждена Николаю Эппле "Неудобное прошлое: память о государственных преступлениях в России и других странах". — М.: Новое литературное обозрение, 2020.

Поздравляем лауреатов!

​​Историческая среда городов: сохранить нематериальное

Во всем мире для сохранения исторических центров эксперты применяют методы соучастия и уделяют нематериальному наследию и культуре не меньше внимания, чем зданиям.
 
Через какие механизмы подход исторического городского ландшафта (HUL) реализуется в разных городах? Ответы на этот вопрос можно найти в книге «Reshaping Urban Conservation. The Historic Urban Landscape Approach in Action», изданной в 2019 г. издательством Springer. Это сборник статей, в которых рассказывается о применении подхода HUL во всём мире, механизмах, через которые он реализуется, об участии в этом разных городских акторов, о проблемах, с которыми сталкиваются старые города.
 
Подход HUL очень гибкий и меняется в зависимости от контекста и локальных ресурсов. Он реализуется через инструменты соучастия, планирования, регулирования и финансовые инструменты. Инструменты соучастия, объединяющие ученых, властей, жителей, экспертов разные социальные группы, позволяют наладить между ними диалог и учесть различные интересы. Соучастие помогает определить ключевые ценности исторического ландшафта, видение того, как может развиваться город, цели и действия для реализации этого видения.
 
Инструменты планирования защищают целостность и подлинность наследия, культурное разнообразие, помогают проводить мониторинг и управлять наследием. Регулирование через нормативные механизмы позволяет сохранять и управлять материальным и нематериальным наследием. Финансовые инструменты стимулируют бизнес вкладывать инвестиции на локальном уровне и поддерживать развитие, которое укоренено в традициях и при этом приносит доходы.
 
Книга очень полезна для практиков в области управления историческими центрами, из неё можно узнать о локальных механизмах множества городов – от Европейских до Африканских. Вот лишь несколько примеров:

·      В городе Мухаррак (Бахрейн) работает программа совместного восстановления государством и арендаторами старых домов, отданных под снос. Государство делает ремонт и минимальные реставрационные работы, затем здание попадает на аукцион, где находится арендатор, который продолжает восстановление.
 
·      В городе Роли (штат Северная Каролина, США) жители, которые долго живут в исторических районах, освобождены от налога на собственность, а местные организации поддерживаются грантами.
 
·      В Сент-Луисе (США) разработан мастер-план исторического центра, а семьям, живущим в старых районах, выдаются микрокредиты.
 
·      В городе Дженне (Мали, Западная Африка) эксперты сделали карту экономического ландшафта города, чтобы измерить рыночную цену использования наследия. Они оценивали стоимость аренды и проектов восстановления, стоимость сохранения культурных объектов и плату за их посещение, доходы от бизнеса, связанного с наследием.
 
·      В Алеппо (Сирия) власти вместе с международными организациями проводят воркшопы, учебные курсы, выставки, чтобы повысить ценность наследия для жителей. На основе исследования города они разработали комплексный стратегический план его восстановления после военных разрушений.
 
·      В Тимбукту (Мали) в восстановлении разрушенных после войны мавзолеев (памятников ЮНЕСКО) участвовали местные каменщики и ремесленники. Это способствовало возрождению традиционных методов консервации и созданию рабочих мест.
 
·      В Амаравати (Индия) эксперты по наследию занимаются культурным планированием. Для реализации проектов они создают партнерства местных властей и природоохранных учреждений, бизнеса и общественного сектора, а также подключают к проектам местные сообщества. Полученные с проектов средства реинвестируются в инфраструктуру и сервис для местных жителей.
 
#теориянаследия
#механизмы
#книги
#наследие

Очень важный разговор в ближайший понедельник. Евгения Лёзина, автор (имхо) главной книги-2021; Сергей Лебедев; Татьяна Ворожейкина; Николай Бобринский. Ближе к концу беседы, надеемся, присоединится Лев Гудков.

Моя заметка по теме:
Восстановительное правосудие как путь к верховенству права и демократии. https://sapere.online/vosstanovitelnoe-pravosudie-kak-put-k-verhovenstvu-prava-i-demokratii/

​​XX век: проработка прошлого. 22 ноября

Обсуждение книги Евгении Лёзиной

Когда завершается авторитарное правление, сопровождающееся репрессиями против несогласных с режимом, общества получают долгожданную возможность подвести под преступным прошлым черту, восстановив верховенство права. Однако далеко не во всех странах попытки это сделать приводят к успеху. Почему это так, рассказывает опубликованная только что издательством НЛО книга Евгении Лёзиной «XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Россия, страны Центральной и Восточной Европы».

Что помешало России разобраться с тоталитарным прошлым? Какие социальные и правовые институты, какие культурные практики помогают другим странам решать похожие задачи, а какие этому препятствуют? Почему непроработанное прошлое возвращается, и тоталитарные практики воспроизводятся снова? Как связаны проработка прошлого, верховенство права и демократизация? Книга Евгении Лёзиной ставит самые главные для постсоветского этапа развития России вопросы и показывает, в каком направлении следует думать, чтобы следующая попытка оказалась более успешной.

В дискуссии участвуют:

— Евгения Лёзина, политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме, в 2015-2018 — ведущий научный сотрудник Центра Юрия Левады;

— Николай Бобринский, юрист, соавтор доклада «Между местью и забвением» о правосудии переходного периода;

— Татьяна Ворожейкина, политолог, эксперт по проблемам развития и демократизации, преподаватель Свободного университета;

— Лев Гудков (ожидается подтверждение), научный руководитель Левада-Центра, автор предисловия к книге «XX век: проработка прошлого»;

— Сергей Лебедев, писатель, журналист, автор романов «Предел забвения», «Год кометы», «Люди августа», «Гусь Фриц», «Дебютант».

Модератор — Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.

🔗 Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на конференцию в зуме за час до ее начала.

Материалы к разговору:

— Евгения Лёзина. XX век: проработка прошлого. Фрагменты книги на Полит.ру и в Репаблике.

— Евгения Лёзина. ВЧК и ее преемники: методы террора и практики дискриминации к 100-летию основания советской тайной полиции.

— Евгений Лёзина. Украинская люстрация. Два года спустя.

— Евгения Лёзина. Механизмы люстрации и открытия архивов в некоторых странах ЦВЕ.

— Евгения Лёзина. Разница в подходах к расчету с коммунистическим прошлым.

— Евгения Лёзина. Юридическо-правовая проработка прошлого ГДР в объединенной Германии.

— Евгения Лёзина. Люстрация и открытие архивов в странах Центральной и Восточной Европы.

— Евгения Лёзина. Преподавание истории Холокоста и Второй мировой войны в немецких школах.

— Евгения Лёзина. Трансформация политической культуры в посттоталитарных обществах: постсоветская Россия и поствоенная ФРГ в сравнительной перспективе.

— Лев Гудков. Преодолевая равнодушие, страх и молчание. Предисловие к книге Евгении Лёзиной.

— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. Между местью и забвением.

— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. После диктатуры.

— Татьяна Ворожейкина. Прощание с авторитаризмом: уроки испанского.

— Елена Фанайлова. Память, говори. Разговор с Сергеем Лебедевым, автором «Предела забвения», и Марией Степановой, автором «Памяти памяти».

— Сергей Лебедев о заброшенных трудовых лагерях на севере России и необходимости похоронить погибших.

— Разговор Сергея Лебедева и Юрия Дмитриева.

— Сергей Лебедев о Юрии Дмитриеве.

— Сергей Лебедев о репрессивном сознании.