Неправосудный суд по несправедливым законам над Мемориалом, фрагменты из трансляции @polniypc. Если бы суды-1937 были онлайн, это выглядело бы примерно так же, только без видимости состязательности.

Прокуратура в обоснование иска:
Международный Мемориал, согласно уставу, создан, в том числе, "для достижения общественно полезных целей и иных, не противоречащих закону".

Думаю, всем очевидно, что все должны соблюдать Конституцию и законы.

Меж тем, общество неоднократно нарушало Конституцию и законы. С 2013 по 2016 год, при наличии иностранного финансирования, осуществляло политическую деятельность.

В том числе (общество Международный Мемориал) пыталось влиять на решения, принимаемые госорганами, а за статусом "иностранного агент" не обращалось. В связи с этим включено в реестр ИА.

Прокурор указал, что все материалы ММ должны были маркироваться, но само общество и Рачинский неоднократно нарушали это правило.

Судья уточняет, какие именно материалы.

Прокурор: Интернет-ресурсы, поименованные в заявлениях. Но есть ли смысл называть конкретные url-адреса?
Судья: Что за материалы?
Прокурор: Статьи различного содержания. Достаточно широкого. Но акцент нужно делать не на содержании, а на том, кто был автором.
Судья: И на отсутствие маркировки!
Прокурор: Совершенно верно!

Прокурор:
Федеральный Закон об иностранных агентах говорит о российских организациях, занимающихся политической деятельностью. Изложенное даёт основу говорить о том, что деятельность организации не ограничивается внутренними нуждами, а широко затрагивает общественные отношения. Международный Мемориал систематически распространял материалы без указания, что он иностранный агент.

Международный Мемориал негативно влиял на детей. Неоднократность допущенных нарушений подтверждается многочисленными привлечениями. В связи с этим ликвидация соразмерна нарушениям.

*Просит суд ликвидировать ММ и его структурные подразделения*.

Второй прокурор (дополняет):
Международный Мемориал допускает размещение информации в соцсетях без маркировки. Содержание этих материалов никакого значения не имеет.
В связи с этим составлялись протоколы, и нужные доказательства имеются в деле.

Международный Мемориал говорит, что ликвидация несоразмерна. Но, как мы уже выяснили, общество демонстрирует устойчивое пренебрежение нормами закона и постоянно нарушает права граждан. СИСТЕМАТИЧЕСКИ скрывает информацию о статусе "иностранного агента".
Ликвидация является соразмерной и необходимой.

По доводам, касающихся отсутствия оснований, — пройдёмся по пунктам возражений.
"Организация не допускала грубых нарушений" — материалы долго висели в сети без маркировки, что повлекло за собой ознакомление с ними неограниченного круга лиц.
Суды, привлекая Международный Мемориал к ответственности за это, не отмечали его малозначительность. Это значит, что Международный Мемориал грубо нарушил права неограниченного круга лиц.

Адвокат Эйсмонт:
Является ли общественная организация субъектом нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод? (зачитывает иск, где написано, что ММ нарушаем эту конвенцию).

Прокурор молчит.

Адвокат Бирюков (тихо): Садитесь, два.

Тишина.

Судья (прокурору): Вы затрудняетесь ответить?
Адвокаты: Мы подождём ответа.

Прокуратура перешёптывается.

Эйсмонт: Вы не отвечаете на вопрос?
Второй прокурор: Субъектом — нет, но вы распространяли материалы без маркировки.
Эйсмонт: Это весь ответ?
Судья: Весь ответ, который вы получили.

Эйсмонт:
От какой информации, мешающей духовному и нравственному развитию детей, вы собираетесь их защитить, ликвидируя Международный Мемориал?

Пауза затянулась.

Второй прокурор: От всей информации, которую распространяла организация без маркировки.

Юрист Секретарева:
Информация, негативно влияющая на детей, законодательно определена.

*Судья пытается её прервать.
Секретарева пытается уточнить, хотя бы о какой категории информации из закона может идти речь. Поясняет что без этого нельзя дать объяснения*.

Вайпан: Если нет ответа, то не страшно, просто скажите.

Судья: Конечно, ничего страшного, ну просто нет ответа перед глазами.

Юрист Секретарева:
Данный закон процитирован в наших возражениях, они у них перед глазами.

Адвокат Вайпан: Многочисленные материалы не сопровождаются маркировкой — это вы утверждаете в иске. Вы используете формулировку в настоящем времени.
* просит уточнить, какие сейчас не сопровождаются*.

Второй прокурор: Смотрели выборочно. Несмотря на наличие маркировки, её сложно найти. Либо внизу, либо не видно.

Вайпан: Я бы всё же хотел получить ответы на свой вопрос.
Судья: Новые материалы в иске отсутствуют, мы на них не ссылаемся.

Вайпан: Но я бы хотел уточнить по тексту иска.
Эйсмонт: Что вы имеете в виду, говоря про настоящее время?

Судья кивает.
Второй прокурор: По нашему мнению, вопрос не имеет отношения к делу.

Вайпан: Как устанавливали объективные данные, что общество не устраняло нарушения? (есть в иске)

Второй прокурор: Я уже говорила — маркировка есть, но её сложно найти.

Вайпан: Выносились ли меры прокурорского реагирования в связи с этим?

Прокурор: По этому наличию нарушений на сайте требования не вносятся.

Вайпан: В чём состоит «продолжение противоправной деятельности ММ» в части, касающейся основания настоящего иска, применительно к маркировке материалов?

Тишина.

Второй прокурор: Мы предполагаем, что деятельность продолжалась после первого, второго, третьего штрафа.

Вайпан: Вы в иске указали настоящее время, а в ответе прошедшее. Есть разница.

Второй прокурор: Имеется в виду продолжение после привлечения к ответственности. Про настоящее время в иске не указывается.

Эйсмонт: Те ресурсы, за немаркировку которых Международный Мемориал привлечён, продолжали не маркировать?
У вас есть об этом данные?

Прокурор: Мы говорим не об одних и тех же ресурсах, а о систематических однотипных нарушениях.

Удалось выяснить с судьей Назаровой, что Международный Мемориал всё-таки маркировал все материалы, когда ему указывали, не дожидаясь даже решения суда.

Судья поняла, зачем адвокаты хотели сначала истребовать материалы из суда (чтобы подтвердить это).

Секретарева: Составлялись ли протоколы о немаркировке после 2019 года, раз вы говорите о продолжающихся нарушениях?

*судья подсказывает молчащему истцу, что, возможно, он не располагает информацией в настоящий момент*.

Прокурор соглашается. Юрист Вайпан уточняет про расхождение в количестве нарушений.

Прокурор: Тут — одно, тут — другое, у нас 20 нарушений в иске, мы на нём настаиваем.

Эйсмонт: Вы говорите, что «статус организации предполагает, что…» (перечисляет обязанности, в том числе соблюдение морали). Что из этого, вы полагаете, нарушенным?

Второй Прокурор: Организация должна неукоснительно соблюдать требования законодательства. Вы сами знаете, за что были привлечены. Всё есть в иске.

Эйсмонт: Так были какие-то дополнительные требования к существу немаркированных материалов? В чём они нарушают мораль, безопасность граждан?

Второй прокурор: Мы полагаем, что уже полно ответили на вопрос.

Юрист Вайпан (говорит про несоразмерность ликвидации):
Как мы уже слышали, речь об отсутствии маркировки. У нас 35 сайтов и 21 аккаунт. У нас тысячи страниц! И все эти материалы промаркированы. То, что вменяется — это ничтожная доля.
Учитывая, что на сторонних ресурсах Международный Мемориал маркируют звездочкой, информация о том, что он иноагент, идёт буквально из каждого утюга.

Закон не предоставлял исчерпывающего перечня материалов, которые надо маркировать. После его принятия несколько лет не предъявляло претензий, что некоторые материалы не промаркированы. До 2019 Международный Мемориал добросовестно предполагал, что маркировал все, что нужно.
Когда в 2019 году получил претензии о немаркировке, мы сразу всё промаркировали. С тех пор никаких новый нарушений нет. Это что касается грубости нарушений.

Что касается неоднократности. На организацию и на руководителя составляются отдельные протоколы за одно нарушение. То есть речь идет не о 20, а о 10 эпизодах. По КоАП прошёл срок по 8 из 10, то есть их юридически уже не существует — по ним заплачены штрафы и прошло больше года.

*ссылается на практику, что нельзя вменять что-то, по чему истек срок — иное нарушало бы Конституцию, на которую так часто ссылается истец*

Кроме того, нельзя дважды наказывать за одно нарушение. У нас есть административные правонарушения, за которые мы привлечены к ответственности и заплатили штраф.
Истец просит ликвидировать нас только на основании 10 эпизодов, за которые мы уже заплатили огромные штрафы — 4,5 млн рублей. Ничего нового нам не предъявляется. То есть нас просят ликвидировать за то, за что мы уже понесли ответственность.

Через 50 мин - разговор по книге Дмитрия Травина «Почему Россия отстала?». Об этой замечательной работе я напишу в ближайшие дни. Кто хочет в зум, регистрируйтесь тут https://sakharovcenter.timepad.ru/event/1850971/. Кому трансляция или впоследствии запись - она будет здесь: https://youtu.be/f5tblPXC4JY.

​​Битва за прошлое: как политика меняет историю. Разговор с Иваном Куриллой. 3 декабря

В последние годы споры об истории во многих странах мира стали частью массового сознания. Люди сносят памятники, сочиняют собственные исторические мифы и возвращают память о забытых давно именах. Чем вызван взрыв интереса к памяти, почему прошлое стало инструментом политических конфликтов, рассказывает историк и политолог Иван Курилла в опубликованной только что «Альпина Паблишер» книге «Битва за прошлое: как политика меняет историю». Американские и европейские «войны памяти» позволяют по-новому посмотреть и на российские конфликты интерпретаций истории.

Лишь в школьных учебниках история предстает как застывшая в янтаре, готовая и неизменная данность. Современность извлекает из прошлого нужные ей смыслы и эмоции, ищет в нем ответы на актуальные сейчас вопросы, а иногда и вовсе маскирует свои собственные проблемы разговором о давно прошедших событиях. Национальные, религиозные, идеологические претензии на владение «правильной» историей имеют давние корни. Теперь же к этим войнам добавились политические войны памяти. История левых и правых, мужчин и женщин, угнетенных и угнетателей, – каждой политической силе нужна «своя история. Будет ли из них снова сформирован общий исторический нарратив?

В беседе участвуют:

— Иван Курилла, историк-американист, профессор факультета политических наук Европейского университета в Санкт-Петербурге. Автор книг «История, или Прошлое в настоящем», «Заклятые друзья. История мнений, фактов, контактов, взаимо(не)понимания России и США», «Понимая Америку»;

— Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала EventsAndTexts.

Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на дискуссию в зуме за час до ее начала.

Материалы к разговору:
‣ Фрагменты книги «Битва за прошлое: как политика меняет историю» на «Полит.ру» и в Репаблике.
‣ «История стала удобным заменителем настоящей политики». Интервью Ивана Куриллы по мотивам книги «Битва за прошлое» для The New Times.
‣ Сражения за историю. Почему для политиков мифы важнее, чем факты. Разговор Ивана Куриллы и Ярослава Шимова.
‣ Иван Курилла. Понимая Америку.
‣ Иван Курилла. Лекции в Arzamas о том, как воспринимают друг друга Россия и Америка.

Как вместо единой истории получилось «много историй»

Фрагмент из книги Ивана Куриллы «Битва за прошлое. Как политика меняет историю». Ее обсуждение – 3 декабря, в 19, в зуме Сахаровского центра (регистрация тут).
 
Важной практикой обращения к истории является построение связного рассказа о прошлом своего народа и человечества в целом, который обычно называют словом нарратив. Для изучающих историю такой рассказ служит подобием географической карты, на которой можно найти место, где находишься ты сам, и таким образом упорядочить представление о времени. Школьные учебники иногда прямо предлагают детям «найти свое место на стреле времени», обучая их соотносить свою жизнь с «историческими событиями». Конечно, масштаб такого нарратива может отличаться: он может описывать тысячелетия, а может — историю нескольких десятилетий, но не в этом основная проблема «связных рассказов» о прошлом.

Дело в том, что в обществе сосуществует множество нарративов, совершенно по-разному описывающих развитие человечества или отдельного народа. Продолжая аналогию с географией, различие между экономической и политической историей можно сравнить с сосуществованием физической и политической карт мира — они не противоречат друг другу, а описывают разные черты одной и той же реальности. Однако наличие несовместимых цельных рассказов о прошлом — два разных глобуса одной планеты — труднее принять как данность.

Первая реакция на столкновение таких противоречащих нарративов — стремление отвергнуть один из них как ошибочный. Но очень часто дело тут не в ошибке. У проблемы сосуществования противоречащих друг другу образов прошлого есть несколько уровней. Разные рассказы о прошлом существуют внутри исторической науки. Если в конце XX века это воспринималось как «внутрицеховая» проблема историков, то спустя полтора десятилетия ею озаботились политики, возглавляющие государство. Дмитрий Медведев, будучи президентом, отмечал опасность «фрагментарного восприятия истории» и сокрушался, что «после такой достаточно четкой позиции, которой придерживались историки в советский период, история стала разваливаться на куски»12. Чтобы стать пригодной для политиков, история нуждается в «цельных» интерпретациях, которые пригодны для выстраивания национальных нарративов, и то, что воспринималось как кризис исторической науки, повлекло за собой кризис и в «исторической политике».
 
История представляет собой непрерывный диалог современности с прошлым. На протяжении XIX — первой половины XX столетия главным «заказчиком» исторического диалога были нации, испытывавшие подъем, «от имени» которых и задавались вопросы прошлому. Именно поэтому историки зачастую рассматривали себя как чиновников, состоявших на государственной службе в национальных государствах (и даже фактически были таковыми). Интерпретация прошлого оказывалась в целом единой, что соответствовало и методологическим воззрениям позитивистской исторической школы, доминировавшим с середины XIX века. Однако во второй половине ХХ века ситуация изменилась. Социальные группы, ранее не имевшие голоса, начали обретать субъектность, и вот уже в американской историографии появились «женская история» и «история афроамериканцев», а европейские историки начали активно разрабатывать различные варианты истории регионов, не совпадающих с государственными границами. Зачастую само создание такой истории становилось мощным механизмом формирования группы с политическими амбициями. Политики, контролирующие государственный аппарат, утратили монополию на постановку вопросов перед прошлым, хотя в некоторых случаях они пытаются запретить поднимать некоторые вопросы или затруднить поиск ответов на них.
 
В результате под вопросом оказалась вся картина единого исторического знания, противопоставленная разнообразным мифам о прошлом, создававшимся в литературе и искусстве: сама научная история начала предлагать разнообразные варианты рассказа о прошлом.

ОВД-Инфо опубликовал доклад о жизни иноагентов: «Создано и (или) распространено. Дискриминационные аспекты применения законодательства об иностранных агентах». Несколько интересных моментов:

·        Основание для включения в реестр – получение денег из иностранных источников. Трактовка Минюста (ведущий юрист Центра защиты прав СМИ Галина Арапова): «Минюст, объясняя причины включения журналистов в реестр, указывает на использование корреспондентских счетов при международных переводах денег, например, через корреспондентский счет Citibank Europe. При этом ни у кого из журналистов там нет своих счетов, этот банк используется российскими банками в качестве посредника».

·        Среди других оснований – участие в пресс-туре, оплаченном иностранной организацией; участие в международной конференции с проживанием за счет организатора; денежный подарок от друзей / родственников, живущих за рубежом; вручение награды в международном конкурсе.

·        В случае Павла Маняхина («Медуза») поводом стал перевод с собственного валютного счета.

·        В одном из случаев иностранное финансирование случилось следующим образом: организация получила средства от организации, которая получила средства от организации, которая получила средства из иностранного источника.

·        Отчитываясь об источниках дохода, иноагенты должны указывать, от кого они получили деньги, и не получил ли их источник средства от «иностранных лиц». Но как об этом можно знать, если ты – не Росфинмониторинг?

·        Эксперты Венецианской комиссии отмечают «отсутствие разумной связи» между термином «иностранный агент» и практикой, которую он призван отражать.

·        Государственные СМИ, из каких бы они источников ни получали средства, иноагентами стать не могут в принципе.

·        Организации-иноагенты должны заранее информировать Минюст о своих программах и мероприятиях, Минюст может их запрещать, при неисполнении запрета – требовать ликвидации организации. Каковы критерии запрета/разрешения программы – неизвестно.

·        Требование к организациям-иноагентам предоставлять списки участников мероприятий нарушает закон о персональных данных.

·        Отчетность иноагентов-физлиц – вопиющее вторжение государства в частную жизнь своих граждан.

·        Иноагентам запрещен твиттер (из 280 знаков после маркировки остается 60), сообщения надо маркировать даже в приложениях для знакомств и родительских чатах.

·        Иноагенты часто не могут участвовать в конкурсах на получение госсредств, выдвигать кандидатов в составы наблюдательных комиссий, общественные палаты и советы. На подходе запрет заниматься просветительской деятельностью.

·        Бывают рекурсии: Соня Гройсман и Ольга Чуракова стали иноагентами, поскольку в своих записях в соцсетях ссылались на «Медузу», VTimes и «Свободу». А Ирина Долинина – наоборот, потому, что на ее расследования ссылались иноагенты («Свобода», «Сибирь-Реалии», «Идель-Реалии»).

·        Есть случай, когда изданию отказали в регистрации СМИ из-за личного иноагентского статуса его редактора.

·        Отказы партнеров, участников, площадок, медиа работать с иноагентами – это не исключения, а правило. Типичная формулировка: «Простите меня! Но после публикации списка иноагентов 8 октября 2021 я вынуждена отменить ваше выступление. Театр поэзии организован в государственном бюджетном учреждении “Кузбасский центр искусств”, существует при поддержке Фонда президентских грантов и Министерства культуры и национальной политики Кузбасса. Думаю, вы понимаете нашу ситуацию. Очень сожалею!».

·        К тем, кто стал иноагентом, резко возрастает внимание спецслужб и гос-ТВ.

·        Законодательство об иностранных агентах — дискриминационное, оно существенно ограничивает права и угрожает профессиональной деятельности. Ситуация усугубляется произвольным и запретительным правоприменением, размытостью формулировок в законодательстве, их вольной трактовкой различными субъектами правоприменения.

Монологи иноагентов см. тут и здесь.

💬 Татьяна Ворожейкина, профессор Свободного университета

Как Китай опроверг теорию модернизации

Опыт развития Китая в последние 40, а особенно в последние 20-25 лет серьезным образом подрывает основы либеральной теории модернизации в том виде, как она утвердилась в последние 50 лет. Теория модернизации базируется на двух основных постулатах.

Первая фундаментальная либеральная идея заключается в том, что успешное экономическое развитие, основанное на частной собственности, где рынок является главным экономическим регулятором, невозможно без демократии, политической конкуренции, сменяемости власти, независимого суда, который обеспечивает гарантии права собственности.

В Китае отсутствуют институты политической демократии. Это авторитарный, а в некоторых измерениях по-прежнему тоталитарный режим, который осуществляет эффективный политический контроль над населением.

Тем не менее уже более 40 лет Китай в высшей степени успешно развивается экономически. Устойчиво высокие темпы экономического роста сопровождаются глубочайшей структурной трансформацией. Из отсталой, бедной, аграрной страны Китай превращается во вторую или, по другим расчетам, первую экономику мира. Экономическое положение Китая все в большей мере определяет состояние мировой экономики, включая цены на сырье и энергоносители.

С 2000 года вклад Китая в темпы роста мировой экономики выше, чем вклад США, и на 50% выше, чем вклад Индии, Бразилии и России вместе взятых. Этот разрыв нарастает. Годовой прирост ВВП в Китае с 1978 по 2012 год составил в среднем более 9% в год. Это беспрецедентный феномен в мировой экономической истории. Ни одна страна Азии в период быстрого развития не достигала таких темпов и не сохраняла их в течение трети века. Экономический рост сопровождался ростом благосостояния, выходом из бедности десятков миллионов людей. Китай по размеру душевого дохода, по паритету покупательской способности за этот период переместился из категории бедных стран в категорию среднеразвитых.

Вторая фундаментальная либеральная идея заключается в том, что успешная рыночная экономическая трансформация неуклонно ведет к демократизации политической системы. Напротив, в Китае устойчивый экономический рост и глубочайшая социальная трансформация на протяжении 40 с лишним лет не ведет к сколько-нибудь заметной демократизации. Политическая система остается авторитарной, однопартийной. После единственного политического кризиса, связанного с массовым требованием демократии (события 1989 года на площади Тяньаньмэнь), в Китае на 2 десятилетия установилась довольно эффективная смена недемократической сменяемости власти в рамках одной партии. Никакой демократизации в Китае не происходило. С 2012 года, с приходом к власти Си Цзиньпина, Китай вернулся к модели единоличной несменяемой власти. Теперь есть лидер, который опирается на усиливающийся идеологический, политический и социальный контроль.

Китай успешно подорвал основания теории модернизации, и это не могло не сказаться на восприятии взаимосвязи “экономический рост – политическая демократия – социальный прогресс”. Китайский опыт разрывает эту связь. Поэтому обсуждать наступление авторитаризма в современном мире без Китая – значит уходить от центрального ядра этой проблемы.▪️

О воздействии китайской модели авторитаризма на страны Латинской Америки, страдающие от экономического и социального неравенства, которое вело к слабости и нестабильности демократических режимов, смотрите в полной версии выступления Татьяны Ворожейкиной в дискуссии “Авторитаризм наступает и выигрывает”, организованной Сахаровским центром и Немецким Сахаровским обществом 24 ноября 2021.

Почему мы теряем памятники архитектуры?

Ежегодно Россия теряет 150–200 памятников архитектуры, а за последние десять лет мы лишились по меньшей мере 2,5 тысяч объектов культурного наследия.

В «Важных историях» вышел об этом интересный текст и 30 минутный фильм. Текст и фильм построены на интервью с градозащитниками Вологды, Москвы, Ростова-на-Дону, Самары, Петербурга, Рязани и аналитических материалах, графиках, которые отражают ситуацию с памятниками.

Фрагменты:
 
·       С 2008 года более 70 % ОКН в Вологодской, Ивановской, Тюменской и Калужской областях лишились охранного статуса. Так государство освободило себя от необходимости реставрировать исторические здания и дало владельцам право на их снос […].

·       На сегодняшний день в Вологде осталось всего 80 деревянных домов, половина из них — в аварийном состоянии […].
 
·       По Москве основные кампании сносов прокатились в позднесоветское время: в период с 1970-х до конца 1990-х столица лишилась около трех тысяч исторических построек, Москву сносили целыми кварталами […].
 
·       В отличие от столицы, некоторым российским городам удалось сохранить цельную архитектурную картину — в первую очередь из-за меньшего интереса застройщиков. Так, до Ростова-на-Дону девелоперы добрались только к концу 2000-х. За один 2009 год власти города вывели из-под охраны 200 объектов культурного наследия в центре города, а через год стартовал массовый снос исторической застройки […].
 
·       Многие здания, имеющие статус выявленных памятников (не включенных в реестр ОКН), годами находятся в этом статусе, власти не берут их под охрану.
 
·       За уничтожение или повреждение объекта, внесенного в реестр, можно получить до двух лет лишения свободы (по статье 243 УК РФ) или штраф до пяти миллионов рублей (по статьям 7.14.1 и 7.14.2 КоАП). На практике, даже если пожар или снос расследуется, максимум, что грозит обвиняемым, — символический штраф. За прошлый год, по данным Судебного департамента, его средняя сумма составила 58 тысяч рублей. К уголовной ответственности с 2016 года были привлечены всего 25 человек, 11 из них приговорили к штрафу, 10 — к обязательным работам, трое получили условный срок и один — реальный. Штрафы за повреждение и уничтожение ОКН уменьшаются […]. В 99% случаев уничтожение памятников остается безнаказанным.
 
·       С точки зрения уголовного законодательства снос национальных достопримечательностей не представляет особой опасности. По степени тяжести уничтожение ОКН (статья 243 УК РФ) — ниже среднего. «Полиция отказывается заводить такие дела. Либо она их заводит, и начинаются какие-то следственные действия, доследственные проверки, которые ничем не заканчиваются. Либо им не удается установить виновных, либо не удается установить ущерб, либо еще что-нибудь», — описывает практику применения 243-й статьи Константин Михайлов […].
 
·       По оценке ВООПИиК, от 50 до 70 % памятников истории и культуры под государственной охраной находятся в неудовлетворительном состоянии, большинство из них необходимо срочно спасать от разрушения. При этом работы по сохранению культурного наследия сейчас проводятся только для 8,5 % объектов. В некоторых регионах с дореволюционной застройкой доля ОКН на реставрации за последние три года сократилась и вовсе до 1% […].
 
·       Зачастую регионы не успевают полностью израсходовать бюджет на работы по сохранению ОКН: лидеры по размеру финансирования ежегодно тратят до 80% от выделенных средств. Неизрасходованные деньги, которые могли бы пойти на восстановление зданий, возвращаются обратно в федеральную казну […].
 
·       Основная причина некачественной реставрации — критерии выбора подрядчика при проведении тендеров. По правилам конкурса, заказчик обязан ориентироваться на цены, которые предлагают участники аукциона. Участники занижают стоимость работ, чтобы получить контракт. В результате им приходится экономить на стройматериалах, рабочей силе и ее квалификации, чтобы не выйти в ноль […].

#сносы
#памятники

День рождения сегодня отмечается разговором по мотивам замечательной книги Ивана Куриллы «Битва за прошлое: как политика меняет историю». Начало в 19, пропуск в зум тут (https://sakharovcenter.timepad.ru/event/1860922/), трансляция и запись будут здесь: https://youtu.be/XSvvZ1zNuw0. Книга очень хороша демонстрацией того, что бои за историю имеют всеобщий характер - мы такие не одни. Но вот еще один фрагмент про нас:

В первые постсоветские годы российские политические лидеры исходили из того, что теперь они участвуют в строительстве нового общеевропейского дома. Вступление России в Совет Европы в 1996 году было шагом в этом направлении. В 1990-е и в начале 2000-х российские лидеры не раз поднимали вопросы о присоединении страны к различным интеграционным проектам в Европе, отмене виз и даже вступлении в НАТО. Однако первыми в европейские организации вступили страны Центральной и Восточной Европы, для которых собственная европейская идентичность во многом определялась через отторжение восточного соседа.

Одним из наиболее распространённых способов формирования идентичности является определение «конституирующего Другого» - страны и народа, сравнение с которым и отталкивание от которого помогает определить себя. Россия, долгое время являвшаяся гегемоном на этом пространстве, естественным образом играла такую роль для большинства стран региона. На протяжении нескольких столетий Россия была идеальным «Другим»’для соседей: большая, непредсказуемая, имеющая сложную историю отношений с народами, когда-то входившими в империю или граничившими с ней. Национальная идентичность молодёжи в этих странах частично определяется сегодня в терминах отчуждения и исторической вражды. Важнейшим аргументом в переопределении России как внешнего по отношению к Европе «Другого» стало переосмысление Второй мировой войны и ее итогов.

Продвигаемый восточноевропейскими соседями тезис о близости «двух тоталитарных режимов» не выводит Россию из круга европейских держав. Если Германия - это Европа, то почему Европой не считать Россию? Однако в сочетании с переопределением странами Центральной Европы собственной идентичности путём отталкивания от России этот тезис проводит границу между Россией и европейскими государствами.

Россия позднее соседей вступила на поле «исторической политики», но за несколько лет проделала большой путь. Центром внимания российских властей является история Великой Отечественной войны, к потенциально «опасным» исследованиям которой применялись эпитеты «фальсификация истории в ущерб интересам России», «отрицание победы СССР во Второй Мировой войне», а с 2014 года и формулировка из Уголовного кодекса «реабилитация нацизма». Учёные воспринимают попытки чиновников навязать «правильные» трактовки Второй мировой войны как вмешательство в их профессиональную сферу, но политики преследуют скорее внешнеполитические цели, борясь с «пересмотром истории» и защищая своё место в Европе.

Утратив контроль над Центральной и Восточной Европой, Москва оказалась под угрозой выпадения из европейского пространства. Теперь на западных границах России вырастает единая Европа, в которой ей места нет. Граница проводится по рубежу России и ее соседей. Символические жесты в виде поворота к Китаю не решают проблемы вытеснения России из Европы и сопутствующего кризиса ее европейской идентичности.

10-11 декабря - мощнейшая ежегодная конференция Сахаровского центра, Мемориала и Центра Левады "Российские реалии" (лайк, шер, репост, приходите!) Проходит в этот раз в смешанном формате (московские спикеры и несколько зрителей в Сахаровском центре, остальные спикеры и основная часть аудитории в зуме. Трансляция - в ютьюб-канале Сахаровского центра. Полная программа и регистрация тут, ниже привожу сокращенную версию, без названий сообщений и регалий спикеров.

Конференция 2-дневная, состоит из 24 докладов, по 12 в каждый день. Доклады сгруппированы в 6 сессий. Длительность каждого сообщения - 20 мин, и 10 на Q&A. Зум-линк на все сессии один (будет доступен после регистрации), линки ютьюб-трансляций - разные. В самом СЦ ввиду ковидных ограничений мест очень мало, но если кто хочет посетить - пишите плиз в личку.

Пятница, 10 декабря.
Сессия 1. Политический режим
12.00-14.30

Принятие в 2020 году новой Конституции, устанавливающей бессрочный режим правления Путина, отравление Навального, его последующее возвращение и протесты запустили трансформацию российского авторитаризма. Она ознаменовалась полным устранением политической оппозиции и зачисткой медиаполя. Каким будет следующий этап в эволюции режима?

Александр Морозов,
Владимир Гельман,
Мария Снеговая,
Маргарита Завадская,
Кирилл Рогов.

Сессия 2. Медиа. 15.30-17.30

За 2021 год Россия почти лишилась независимых медиа. Давление на журналистов резко возросло. Почему именно в 2021 году власть стала нетерпима к критике, и как будут существовать независимые медиа дальше?

Кирилл Харатьян,
Максим Трудолюбов,
Арнольд Хачатуров,
Галина Арапова.

Сессия 3. Экономика. 18.30-20.00

Как российская экономика пережила ковидные 2020-2021 годы? Как чувствуют себя ее разные сегменты — бюджет, госпредприятия, крупный и малый бизнес, домохозяйства? Каковы перспективы экономического развития?

Наталья Зубаревич,
Андрей Яковлев,
Константин Сонин.

суббота, 11 декабря.
Сессия 4. Историческая политика & Transitional Justice

В поисках легитимации российский политический режим все больше обращается консервативной риторике. Как в этих условиях развиваются общественные проекты по работе с исторической памятью? Как меняются стратегии работы с трудным прошлым? И какие шаги в плане оценке совершенных в прошлом преступлений необходимо предпринять, чтобы новый режим строился на демократии и верховенстве права?

Иван Курилла,
Ирина Щербакова,
Николай Эппле,
Евгения Лёзина.

Сессия 5. Гражданское общество и протест.
15.00-17.30

Жесткое подавление протестов в январе 2021 года и последующее усиление репрессий резко повысили стоимость протестных стратегий для их участников. Как восприняло общество новый этап эволюции политического режима?

Дмитрий Дубровский,
Григорий Охотин,
Светлана Маковецкая,
Григорий Мелконьянц,
Лев Гудков.

Сессия 6. Стратегии адаптации к жесткому авторитаризму.
18.30-20.00

В 2021 году российское общество столкнулось с новым, значительно более жестким, чем прежде авторитарным режимом. Медиа, школы, университеты, больницы — работники разных отраслей теперь переопределяют границы своей свободы. Готово ли общество к этим обременениям, и как оно будет существовать в этих условиях?

Иван Микиртумов,
Константин Гаазе,
Кирилл Мартынов.

Политологам и социологам, кто интересуется региональным неравенством, популизмом и правым национализмом. Завтра в питерском РАНХиГС будет интересный международный семинар (на англ, без перевода) - можно присоединиться. Анонс и регистрация тут - https://ranepa-science.timepad.ru/event/1863780/. Отличный состав и темы! Спасибо пандемии - организовать такую конференцию онлайн намного проще, чем офлайн, как это делалось в незапамятные времена.

Завтра на конференции «Российские реалии» https://www.sakharov-center.ru/node/13187:
- большая политическая сессия с сообщениями Александра Морозова, Владимира Гельмана, Марии Снеговой, Маргариты Завадской и Кирилла Рогова (одна из ключевых тем - внешняя политика с ожиданием войны и внутренние репрессии),

- сессия про медиа с сообщениями Галины Араповой, Кирилла Харатьяна, Максима Трудолюбова и Арнольда Хачатурова (как давят независимую журналистику, а она сопротивляется),

- и сессия про медиа с сообщениями Натальи Зубаревич, Андрея Яковлева и Константина Сонина (состояние и вызовы и экономической политики).

В субботу тоже три интереснейшие сессии.

Я буду вести онлайн, транслируя сюда основные тезисы докладов - в пятницу-субботу здесь будет по дюжине сообщений в день. Но есть опция подключиться к зуму (линк выше), ютьюб-трансляциям в канале Сахаровского центра (https://m.youtube.com/c/SakharovTalks/videos), или даже придти в СЦ (но там мест очень мало, так что напишите плиз предварительно личное сообщение).

💬 Евгения Лёзина, политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме, в 2015-2018 — ведущий научный сотрудник Центра Юрия Левады

Как Россия провалила декоммунизацию

В отличие от Восточной Европы, в России демократизация не состоялась. После краха советского режима произошла постепенная реинкарнация, восстановление структур политической полиции. Эти два процесса взаимосвязаны. Демократическая трансформация в России не состоялась в значительной степени потому, что структуры госбезопасности, как костяк советского тоталитарного режима и наиболее репрессивный институт советского коммунизма, не были демонтированы, а сотрудники этих структур, причастные к массовым репрессиям и нарушениям прав человека, не понесли ответственности за свои действия при прежнем режиме и сохранили позиции влияния.

Приходится констатировать, что гражданское общество в России, в конце 1980-х — начале 90-х годов так и не вышло за рамки, обозначенные властями в годы перестройки. Власть тогда умело сыграла на опережение. В сентябре 1987 года была создана Комиссия Политбюро по реабилитации, в ее состав вошли председатель КГБ Виктор Чебриков и другие высокопоставленные чекисты. Генерал-лейтенант КГБ Иван Абрамов, с 1983 года возглавлявший идеологическое Пятое управление КГБ, в мае 1989 стал замгенпрокурора СССР, ответственным за реабилитацию.

Из доступных архивных источников следует, что за публичным фасадом кампании по реабилитации руководство КГБ и компартии преследовало другие цели. Во-первых, приоритетом было не допустить выход обсуждения советских репрессий за хронологические рамки сталинского периода. Чебриков заявлял, что о реабилитации диссидентов, которые были освобождены в 1987-88, не может быть речи. Во-вторых, тайная полиция с тревогой следила за тем, чтобы в публичной сфере не возникал вопрос о привлечении к ответственности следователей НКВД и других лиц, причастных к массовым репрессиям, не говоря уже о преступлениях более позднего периода. В-третьих, пресекались любые попытки поднять вопрос об открытии архивов госбезопасности. Наконец, партийные органы и КГБ чрезвычайно заботились о пресечении любой независимой инициативы по выявлению преступников и поиску мест массовых захоронений жертв сталинского террора.

За редким исключением гражданское общество приняло навязанные барьеры и сосредоточилось в основном на мемориализации жертв исключительно сталинского террора, боролось за полное открытие архивов, но отказалось от уголовного преследования причастных к преступлениям. При создании общества «Мемориал», в ходе учредительной конференции в январе 1989 была принята резолюция, которая хотя и призывала провести общественный суд над Сталиным, но провозглашала полный отказ от уголовного преследования оставшихся в живых виновных в репрессиях советского периода. «В интересах гуманности и милосердия» — так была сформулирована эта позиция, и впоследствии она не пересматривалась.

Среди представителей либеральной общественности России, включая бывших диссидентов, превалировало мнение о неуместности и опасности люстрации, и всерьез высказывались опасения о неизбежной, в случае правового расчета с прошлым, «охоты на ведьм». В постсоветский период гражданское общество не вышло за пределы предложенного Ельциным суррогата декоммунизации в виде суда над КПСС, в ходе которого была рассекречена очень ограниченная, выборочная коллекция документов, но архивы так и остались закрытыми.▪️

О том, был ли у нас шанс лучше проделать работу по проработке прошлого, смотрите в полной версии выступления Евгении Лёзиной в обсуждении её книги «XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Россия, страны Центральной и Восточной Европы», организованной Сахаровским центром 22 ноября 2021.

В эту субботу Евгения Лёзина выступит на конференции «Российские реалии». Регистрируйтесь.

Вокруг войны. Эскалация 2021 года в Восточной Европе
 
Александр Морозов, журналист, политолог, научный сотрудник философского факультета Карлова университета, эксперт iSANS на конференции «Российские реалии»:
 
В 2021 году мы видим небывалое возвращение в публичном дискурсе к проблематике войны. Даже в 2014, когда все были под впечатлением событий в Крыму и Донбассе, с точки зрения международного права и мировых практик это было скорее спецоперацией (Крым) и партизанским рейдом, поддержанным из России (Донбасс). Но теперь, когда мы подошли к концу второго периода путинизма, слово «война» звучит все чаще. Вооруженные силы концентрируются на границе с Украиной, украинская армия перевооружается, ВС вовлечены в мигрантский кризис на границе Беларуси и Литвы, НАТО обсуждает, как реагировать на возможную агрессию. Нормандский формат, по сути, распался, зашел в тупик.
 
Медиа в последние полгода постоянно говорят о войне, она вошла (в разных формах и с разными ожиданиями) в обиход. Если до 2021 апелляции ко Второй мировой войне в основном располагались в сфере исторической политики, то сейчас они вышли на первый план. Но теперь все прошлое вышло на первый план. Отношения с Западом обсуждаются в модели «СССР – западный мир». Кремль осмысляет себя и свои действия в языке СССР («нам нужна Ялта-2» и тд). В эскалацию конфликта в Восточной Европы оказались вовлечены Польша, Литва, Беларусь. Формируется альянс стран, вынужденных вырабатывать новую политику безопасности. Возвращается тематика стратегии европейской защиты, оборонной политики.
 
Что такое этот СССР? Это не политический мир, а актуализированный инструментарий. Мир радикально изменился, но политическое руководство России полагает, что модели, действовавшие в XX веке, могут работать и сейчас. Они реально так воспринимает мир. Российский политический дискурс опознает лишь то, что напоминает ему Холодную войну.
 
«Взбухание» проблематики войны и мира никем не планировалось. Это совокупность обстоятельств. Но это наложилось на естественный ход развития российского политического режима. Милитаризация приходится на переход путинского режима в 3-ю фазу, что дает мультиплицирующий эффект: разгром гражданских организаций, зачистка политического поля – это не «сезонное явление», а начало новой фазы правления (первая фаза – до 2014, вторая – 2014-2020). Мы не знаем до конца, какую форму примет режим на этой фазе. Может ли политическая система в ее нынешнем состоянии перейти к «нормализации», или она будет двигаться в направлении эскалации?
 
Эскалация не может быть долгой. Но мы не видим, как режимы в Минске и Москве могли бы перейти к нормализации. Это подразумевало бы отказ мыслить себя в модели СССР и демилитаризацию, отказ видеть «метафизического врага». В горизонте 1-2 лет нормализация невозможна. И в Москве, и в Минске будет сохраняться режим внешнеполитической эскалации. Возможен ли выход из него так, чтобы не пострадали ничьи интересы, и были сформированы ясные стратегические цели? Это интересная задача, но ответ на вопрос неочевиден.
 
Надеюсь, что нынешняя милитаризация – результат фрустрации. Ведь если это результат продуманной политической стратегии, то она точно ведет к войне и катастрофе.

Политические институты и “недостойное правление”
 
Владимир Гельман, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и университета Хельсинки, автор книги «Авторитарная Россия» на конференции «Российские реалии»:
 
Обычно для стран с более высоким уровнем ВВП характерен более высокий уровень верховенства права и качество государственного управления. Россия выбивается из этой закономерности – она управляется примерно как бедные страны Африки южнее Сахары. По нескольким параметрам она находится ниже Буркина Фасо. Это же характерно для других персоналистских режимов – Россия среди них характеризуется еще достаточно высоким качеством госуправления.
 
Большую роль в этом играют механизмы извлечения ренты: во многих автократиях элиты управляют страной, имея цель как можно более расхищать ее богатства. При этом максимально зачищая органы власти от людей, не принадлежащих к своему «клану». Чиновники ведут себя как «кочевые бандиты», не вкладываясь в долгосрочное развитие, поскольку их цели состоят с максимизации прибыли. Так поступают и в других персоналистских режимах, поскольку среди них крайне низка доля династических. Смена лидера влечет за собой сильные потрясения для элит, им редко удается сохранять свои позиции, поэтому временной горизонт планирования остается коротким.
 
Удастся ли его продлить? Позволит ли продление режима улучшить качество управления? Нет, потому что статус-кво оказывается самоцелью. Российские власти сознательно отказались от ориентации на экономический рост. Никакого роста и развития при нынешнем режиме в России не будет. Пытаясь сохранить политический статус-кво, «кочевые бандиты» (М.Олсон) не становятся «оседлыми». Наоборот, у них нарастает ощущение угроз, и госуправление меняется от плохого к худшему.
 
Эффективность стратегического планирования в стране постепенно снижается (это видно по тому, насколько выполнены амбициозные цели стратегий). Попытка снизить регуляторные барьеры тоже не привела к успеху. Проблемы в госуправлении усугубляются, и может дойти до состояния, в котором никакое будущее правительство просто не сможет его улучшить. Так бывает в медицине, когда спасти человека уже нельзя. Сравнение с некоторыми странами Африки южнее Сахары кажется нам сегодня не самой реальным, но эти преимущества более развитой страны могут быть утрачены.

Как связаны внешняя политика и внутренние репрессии?
 
Мария Снеговая, исследователь в Virginia Tech и George Washington University на конференции «Российские реалии»:
 
Россия – часть мировых трендов: коронавирус усугубил и в других странах тренд к сокращению демократических свобод. Пандемия стала триггером, ускорившим эти тренды. Происходит реавтократизация, Россия в этом тренде. Репрессии теперь не селективны, а затрагивают все гражданское общество. К этому привели несколько событий. Это поправки к Конституции-2020 (продление власти, автократии с меньшими ограничениями власти становятся более жесткими); пандемия (ограничения свобод стали повсеместными) и Беларусь.
 
Как связаны внешняя политика Кремля и репрессии внутри страны? Как говорил в свое время Кеннан, в основе агрессивного взгляда Кремля на мир лежит острое чувство незащищенности, неполноценности по отношению к Западу. Они чувствуют архаичность своей власти и свою искусственность. Поэтому они боятся контактов с западным миром, боятся, чтобы «подданные» узнали правду о внешнем мире. Кремль боится этого. Кеннан писал об СССР, в начале 1990-х ситуация была иной – открытость, готовность воспринять западный опыт. Ситуация резко меняется после Косово. Уже в тот момент российские доктрины безопасности начинают идентифицировать внешнюю угрозу (1999) и предлагают контроль за внутренними акторами как способ не допустить внешнего влияния на ситуацию в стране.
 
Следующим «звоночком» в этой динамике стали «цветные революции» (Украина, Грузия, Киргизия). Это показало Кремлю, что влияние на постсоветском пространстве утеряно, цветные революции могут распространиться и на Россию. Внутренняя политика переосмысляется, осознается задача «взять под контроль молодежь» (Сурков, «Наши», переписывание учебников истории – привить гордость по отношению к истории и политической модели). Доктрины безопасности начинают активно развивать идею противодействия однополярному миру (чтобы увеличить российское влияние вне страны и ограничить свободу внутри страны). Это отражается уже в путинских речах 2004 года.
 
В 2011-12 годах «проклятый Запад» прорывается во внутриполитическую российскую повестку – начинаются массовые протесты. Вернувшись в 2012 году и будучи убежден, что это все продвигается Западом, мечтающим о революции в России, Путин начинает отрезать гражданское общество от иностранного финансирования и выталкивает организации-проводники из страны. В 2013 году, не сумев предотвратить уход Украины на Запад, Россия устраивает события в Крыму и Донбассе. Противодействие внешнему влиянию США окончательно сопрягается с укреплением власти внутри страны и удалению оппозиции с политического поля. Внутриполитическая ситуация рассматривается как сфера прямой ответственности Кремля, на которую Запад влиять не вправе.
 
Новый виток репрессий связан с ситуацией в Беларуси, которая воспринимается как «последний рубеж», который ни в коем случае нельзя отдать. Для россиян это означает, что гайки будут закручиваться все сильнее. Не будет допускаться даже минимальная фронда, чтобы избежать беларусского сценария. Цель Кремля – максимально защитить Россию от угрозы «цветных революций», защитить «суверенитет». В основе этого – представление о том, чтоб Запад пытается сменить политический режим в России, проникая в гражданское общество, финансируя фронду. Задача Путина – защитить суверенитет, максимально оградив страну от внешнего тлетворного влияния.
 
Постулируется влияние России и на ближайшее к ней пространство – она якобы защищает себя и ближайшие страны. Это старая советская система разделения мира на сферы влияния. Поэтому пока прогноз плохой, пока режим силен, он будет максимально изолировать страну от внешних трендов и стараться усилить свое влияние в стране и близлежащих странах. Основная задача – удержать власть внутри страны, а главные угрозы этому исходят извне – примерно так видит ситуацию Кремль. Поэтому внешняя политика и внутренние репрессии тесно связаны.

Политическая поддержка во время пандемии: успех коммунистов и COVID-скептицизм
 
Маргарита Завадская, научный сотрудник факультета политических наук Европейского университета СПб, старший научный сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ на конференции «Российские реалии»:
 
Политическая поддержка режима менялась под влиянием и долгоиграющих, и конъюнктурных факторов. Политические последствия пандемии близки к нулю, но есть ряд нюансов. «Успех коммунистов» в 2021 году – это «успех» лишь в условиях нынешнего режима, будь он более мягким, ему бы никто не удивлялся. И это связано с ковид-скептицизмом.
 
Пандемия как внешний шок влияет на уровень политической поддержки. Люди, которые сами (или их близкие) переболели, не испытывают снижение к правительству и системе здравоохранения, к системе институтов в целом. То есть пандемия не повлияла на снижение доверия к расширенному правительству. Пандемия не оставила политических следов. Однако она взаимодействует с другими факторами. Это не локализованный во времени шок, как стихийное бедствие, он растянут во времени и менее интенсивен. Это снижает эффект шока и внезапности.
 
Ковид не виден. Мы не всегда наблюдаем последствия напрямую, плюс есть эффект усталости от этой повестки. В демократиях в такой ситуации политическая поддержка растет (эффект «ралли вокруг флага»), но это краткосрочный эффект. Второй эффект – гиперответственность: если наблюдается повышенное количество смертей, это влияет на снижение поддержки власти. Этот феномен наблюдается реже.
 
А что происходит в России? Кажется, что ничего. На самом деле эффекты есть.

1) Пандемия влияет на экономическую обстановку – урон довольно велик. Если экономика снижается, а господдержка мала, граждане по идее должны «наказывать» правительство снижением поддержки. Утрата рабочего места или снижение дохода повлияло на снижение поддержки, но тоже очень незначительно (эффект слабый или незначимый). Одна из наиболее острых тем – инфляция. Экономические проблемы вышли на первый план не в 2020, а в 2021 году (пандемия сейчас волнует меньше).

2) Чувство тревоги, тревожности, выражаемое в т.ч. через вопросы, насколько хорошо правительство справляется с кризисом, опасаются ли люди болезни, стал главным предиктором поддержки. Чем более тревожно ощущают себя люди, тем выше их поддержка правительства (безнадежность, тревога побуждают людей искать «якорь» в виде госинститутов).

3)     Но победителем среди факторов, влияющих на политическую поддержку, оказался ковид-скептицизм (чем он выше, тем ниже поддержка властей). Однако непонятно, что здесь причина, а что следствие (люди и до пандемии относились к правительству скептично, или пандемия вызвала снижение поддержки). Доля ковид-скептиков составляла около 38% в 2020, сейчас 30% (эти люди считают, ковид – выдумка). Тут Россия наряду с Чили – лидер. О такой ли оппозиции мы мечтали?
 
Поддержка коммунистов увеличилась несмотря на зачистку политического поля. Означает ли это, что коммунисты вернулись из политического небытия? В неделю перед выборами резко выросла доля негативных упоминаний КПРФ на ТВ-каналах. Кремль очень сильно боялся КПРФ как политической силы, способной объединить электорат против партии власти. Это удивительный результат и этой партии, и всего гражданского общества. Коммунисты стали бенефициарами удаления Навального с политического поля, ростом популярности «умного голосования» и роста недоверия к государству, в тч в форме ковид-скептицизма. КПРФ оказалась «пылесборником» протестного голосования.
 
Государству не доверяют настолько, что не доверяют и всем его институтам, и его вакцине. Это продолжает усиливать коммунистов. Есть у этих процессов потенциал роста политизации? Вряд ли: группы разрозненны, их мало что объединяет, у них плохо с каналами коммуникации.

Какими будут 2020-е годы?
 
Кирилл Рогов, политолог, вице-президент фонда «Либеральная миссия» на конференции «Российские реалии»:
 
Исторические процессы не меняются от смены цифры на календаре. Но смена цифр иногда позволяет увидеть, как сильно изменилась повестка. В 1999 году экономисты под руководством Грефа готовили программу для Путина. Она сулила после своего выполнения темп роста в 3.5%. Но и без выполнения программы рост достиг 9%. Повестка сменилась – стало нужно не бороться за темпы роста, а перераспределять богатство. В 2010-е задачи стабилизации и рецентрализации, актуальные в 2000-е, стали утрачивать привлекательность для людей, а экономический рост - выдыхаться. Политика стала возвращаться в нашу жизнь (во второй половине 2000-х она была на периферии) в виде массовых протестов. Но дорогая нефть смикшировала последствия перехода от роста к стагнации.
 
В 2010-е мы увидели формирование российской политической оппозиции (в 2000-е ее не было видно) параллельно с продолжением автократизации. Оппозиция задавала повестку 2010-х. Ее организационный потенциал был не так уж низок. Было немало больших митингов, которые в других странах запускают ралли, заканчивающиеся большими политическими потрясениями или реформами. Для этого нужна либо поддержка элит, либо цепная реакция в ответ на применение силы против протестов. Ни того, ни другого не случилось. Митинги были «молодыми» по составу с большой долей студентов и людей с высшим образованием. Чтобы это стало общеполитическим явлением, нужна поддержка этого слоя другими. Ее не было, поэтому теперь мы живем в период политической реакции. Все политические силы, способные к сопротивлению, жестко подавляются.
 
Параллельно нарастала жесткая конфронтация с Западом. Вернулась эпоха глобального противостояния – теперь это не капитализм и социализм, а нелиберальный и либеральный капитализм. Оно стало основным сюжетом последнего времени. Оно будет в очень большой степени определять и политическую динамику внутри страны. Мы видим явные признаки кризиса либеральной модели. Ее слабым местом оказалась не столько Европа, сколько США. Штурм Капитолия – это ведь за гранью любого прогноза. Нелиберальные капитализмы укрепляются тем, что (вопреки Фукуяме) появилась альтернативная модель развития (Китай).
 
Люди по всему миру знают, что в либеральных демократиях жить лучше. Но повторить эту модель почти никому не удается (только Корея). Даже Восточной Европе – она чувствует фрустрацию, собственную вторичность, в то время как ее экономический гэп с развитыми странами сократился незначительно. Тогда единственный выход для тех, кому эта модель симпатична – переехать. 2020-е будут холодными. В этом кроме Путина заинтересован и Пекин с его пожилым лидером и (тоже) националистической политикой, и с заинтересованностью в развитии политически контролируемого бизнеса.
 
Нарастание глобального противостояния нелиберального и либерального капитализма (похоже на 2-ю половину 1960-х-70-е годы) оставляет, однако, и возможность мощных кризисов. Возможен кризис в Китае (противодействие циклическому кризису лишь отодвигает его и усиливает), кризис на нефтяных рынках (энергопереход начнется в 2030-е, но уже сейчас нефтепроизводители начинают стремиться не к повышению цены, а к сохранению своей доли рынка). Динамика этого противостояния будет определять 2020-е.
 
Оппозиция разгромлена, в стране политическая реакция. Но обнаружилось, что атака на эту группу открывает «второй фронт»: большинство, которое до сих пор поддерживало режим, теперь расколото. Без фальсификаций у ЕР 33% голосов, а у КПРФ 25%, это уже не нишевая партия, она представляет весь политический спектр. У разных слоев населения вырабатывается язык недоверия к власти, язык ее неприятия. Это уже не «либеральная ниша». Само по себе это ни к чему не ведет: бюрократия работоспособна, элиты консолидированы. Но возможно и резкое изменение политической атмосферы: поддержка режима перестала быть твердой, и режим стало легче вывести из равновесия.

Цензура-2021: новые правила игры для медиа. Можно ли защитить свободу слова?

Галина Арапова (признана Минюстом иностранным СМИ иностранным агентом), директор Центра защиты прав СМИ (признан Минюстом НКО иностранным агентом) на конференции «Российские реалии»:

В России все больше инструментов неоцензуры. Но независимые медиа есть, и стараются всеми силами удержаться, пытаясь сохранить и стандарты, и аудиторию. Иноагентские плашки и прочие «приветы» от госвласти получили те, кто стараются держаться независимо и работать честно.

Скатывание медиазаконодательства к репрессивному тренду началось 15 лет назад. Было внесено около сотни поправок, в основном ограничивающие работу журналистов. Сформировалась очень жесткая правовая система для функционирования медиа, и «закатавшая» свободу медиа под асфальт. Блокировки, возможность приостановки деятельности редакций, рекриминализация клеветы и ужесточение ответственности за «оскорбление» и «неуважение» органов власти – все это новые правовые ограничения, дающие возможность ограничить любую здоровую критику.

Изменения законодательство в области права на забвение, расширение оснований для блокировок, расширение информации ДСП показывают людям, что лучше промолчать или обсуждать «на кухне», чем высказываться об этом публично. Пакет Яровой позволяет госорганам возможность онлайн-слежки за всеми гражданами; новостные агрегаторы регулируются жестче, отвечая за ссылки, которые они выдают. Суды принимают предсказуемые решения. Осталась ли в России свобода слова?

Все еще да, но пространство для ее защиты быстро сужается. Пока мы остаемся членами Совета Европы, возможности защиты свободы слова остаются. Но это когда-то обязательно должно закончиться. Одновременно медиа переживают серьезный кризис в плане своего бизнеса, теряя рекламодателей и источников информации в госорганах. Журналистика – это летопись событий, и сейчас мы рискуем оказаться в ситуации, когда эту летопись ведет сотрудник пресс-службы. Теряя свободу слова, мы теряем и возможность защищать остальные свои права.

Ограничения контента и риски блокировки есть у всех. Избирательное применение законодательство может успокаивать: за мной не придут, или придут не завтра. Но даже журналисты, работающие в госСМИ, сильно обеспокоены и не чувствуют себя в безопасности, а иногда и параллельно с работой ведут «оппозиционные» блоги.

Законы сформулированы так, что признать инагентом можно абсолютно любого. Это абсолютный абсурд: криминализуется любое международное сотрудничество. Если политически вопрос решен, что данное медиа или журналист кому-то не нравится, то это и делается. Закон позволяет сделать это с любым. В кейсе «Дождя» доказательств не было вообще никаких. Тут «иностранными деньгами» стали средства фонда развития Политехнического музея, который получил средства от иностранных контрагентов. Вы можете об этом не знать, это видит только Росфинмониторинг. Политический, а не юридический мотив есть во всех случаях признания медиа и журналистов инагентами, это абсолютно дискриминационная мера.

Остались ли в России СМИ?
 
Кирилл Харатьян, бывший замглавного редактора «Ведомостей» и редактор VTimes* на конференции «Российские реалии»:
 
Новая российская демократия, возникшая 30 лет назад, имела универсалистский характер: казалось, что она даст ответы на все вопросы, включая экономическое процветание. Возможно, это объяснялось потребительским дефицитом в СССР. Казалось, что демократия автоматически быстро приносит райское блаженство. Оказалось, что это не так, все равно приходится прикладывать усилия. То же касается свободной журналистики, отсюда «информационная эйфория» конца 1980-х – начала 1990-х. Это впечатление обеспечило тогдашним журналистам безбедное существование. Это создало и у журналистов ложное впечатление, что так будет всегда.
 
Но власть постепенно опомнилась и стала осознавать собственные интересы. Информационная эйфория сменилась информационной открытостью (журналисту было не сложно поговорить с премьером Черномырдиным или главой «ЛУКОЙЛа» Алекперовым). Однако интересы власти и бизнеса никогда не совпадали с интересами журналистов. Однако благодаря инерции к середине 1990-х возникла информационного бартера (коррупции): «Я тебе расскажу Х, а ты за это не пиши Y». Журналисту ведь хочется выступить с интересной публикацией, и только он знает, что она могла быть еще вдвое интереснее. Результатом развития этой системы стало господство «размещалова» и политтехнологий: «вот тебе информация и немного денег, а ты за это пиши / не пиши Z». В центральных изданиях это еще хоть как-то контролировалось, а вот в периферийных – совсем нет. Апофеозом этого подхода стала газета «Не дай Бог» (1996), с которой избирался президентом Борис Ельцин.
 
В 2001-2002 началось постепенное установление контроля государства над медиа. Похожая эволюция произошла и с деловыми медиа. Информация, которая первоначально была гигантской ценностью, позже стала «биржевой ценностью», а затем и частью идеологией. Тем не менее все больше людей хотят стать журналистами. Журналистика находится в расцвете как ремесло и на закате как общественный институт. Люди, анализирующие социально-экономические проблемы, не нужны. А создатели контента – очень нужны. Происходит монетизация и одновременно архаизация журналистики. Журналистика перестала иметь определяющее влияние на умы сограждан.