Forwarded from Urban Heritage
Долгое ожидание жителями отложенного "светлого будущего" в городах Севера приводит к формированию культуры престижной миграции.
Об этом подробно рассказывает Александр Вилейкис в антропологическое эссе на "Ноже" "Оставленные и остающиеся в Мурманске. Как советская арктическая утопия превратилась в бесконечную очередь на выезд".
В советское время жители воспринимали Мурманск, который застраивался и рос на глазах, как временное место проживания. Люди приезжали в город за арктическими надбавками, чтобы заработать и уехать, но многие оставались, обрастая социальными связями. Они ждали светлое будущее, которое должно было наступить, когда город достроится.
"Город — место, которое оперирует не только реальным положением дел, но и потенциальностью, — место двойной темпоральности. Для жителей важна не только ситуация здесь-и-сейчас, но и возможные перспективы […] В исследованиях инфраструктуры это называется promise of infrastructure, когда строительство инфраструктуры обеспечивает городу стабильный приток населения, несмотря на то что реального роста качества жизни не происходит".
После распада СССР надбавки убрали, а высокая стоимость жизни на Севере осталась. Советское ожидание светлого будущего так и не было реализовано, число жителей стало сокращаться, город охватило массовое желание эмиграции. "Город-бум" стал превращаться в "город-призрак".
"Изменения, произошедшие в 1990-х, привели к формированию культуры престижной миграции. Теперь нормальным считается уехать, а не остаться. Долгосрочное пребывание в городе становится маркером неудачи — социальной стигмой. Детей начиная со школьной скамьи убеждают в том, что если сделать всё правильно, то вместо жизни на Севере получится мигрировать в Москву, Санкт-Петербург, Скандинавию. Человек, который не смог мигрировать после школы, университета или по работе, считается неудачником, в лучшем случае ему просто не повезло. На уровне повседневных разговоров встречаются фразы "А почему ты еще здесь?", "Соскочить не удалось?" Практически каждый третий билборд рекламирует недвижимость в Санкт-Петербурге или Москве.
На одном из въездов в город расположено огромное граффити с фразой: "Кто последний будет улетать из Мурманска, выключите свет в аэропорту" ".
"Город находится на пересечении двух способов освоения пространства, как доказывает французский исследователь Мишель де Серто, — стратегического и тактического. Первый — стратегический: планирование среды сверху, институциональное формирование ритмов повседневности и наделение мест универсальными смыслами […]. Сверху кажется, что доминирующей логикой становится победившая европейская рациональность, превратившая пребывание в мегаполисе в ежедневное ожидание лучшей жизни (выходных, отпуска, пенсии).
Тактические, низовые формы освоения городского пространства, исходят не от властей, а от пользователей — горожан. Это делает город чем-то личным, уникальным. В места вкладываются собственные истории, эмоции, привязанности. Улицы приобретают локальные названия, создаются стихийные общественные пространства, формируются новые смыслы".
Мурманск – это транзитное пространство, которое большинство жителей воспринимают как пустое место, в котором нужно пребывать какое-то время перед тем, как начнется настоящая жизнь. Оставшиеся жители до сих пор с ностальгией вспоминают советское градостроительство, вселявшее в них надежду на будущее.
#инфраструктура
#панельнаязастройка
#Мурманск
Об этом подробно рассказывает Александр Вилейкис в антропологическое эссе на "Ноже" "Оставленные и остающиеся в Мурманске. Как советская арктическая утопия превратилась в бесконечную очередь на выезд".
В советское время жители воспринимали Мурманск, который застраивался и рос на глазах, как временное место проживания. Люди приезжали в город за арктическими надбавками, чтобы заработать и уехать, но многие оставались, обрастая социальными связями. Они ждали светлое будущее, которое должно было наступить, когда город достроится.
"Город — место, которое оперирует не только реальным положением дел, но и потенциальностью, — место двойной темпоральности. Для жителей важна не только ситуация здесь-и-сейчас, но и возможные перспективы […] В исследованиях инфраструктуры это называется promise of infrastructure, когда строительство инфраструктуры обеспечивает городу стабильный приток населения, несмотря на то что реального роста качества жизни не происходит".
После распада СССР надбавки убрали, а высокая стоимость жизни на Севере осталась. Советское ожидание светлого будущего так и не было реализовано, число жителей стало сокращаться, город охватило массовое желание эмиграции. "Город-бум" стал превращаться в "город-призрак".
"Изменения, произошедшие в 1990-х, привели к формированию культуры престижной миграции. Теперь нормальным считается уехать, а не остаться. Долгосрочное пребывание в городе становится маркером неудачи — социальной стигмой. Детей начиная со школьной скамьи убеждают в том, что если сделать всё правильно, то вместо жизни на Севере получится мигрировать в Москву, Санкт-Петербург, Скандинавию. Человек, который не смог мигрировать после школы, университета или по работе, считается неудачником, в лучшем случае ему просто не повезло. На уровне повседневных разговоров встречаются фразы "А почему ты еще здесь?", "Соскочить не удалось?" Практически каждый третий билборд рекламирует недвижимость в Санкт-Петербурге или Москве.
На одном из въездов в город расположено огромное граффити с фразой: "Кто последний будет улетать из Мурманска, выключите свет в аэропорту" ".
"Город находится на пересечении двух способов освоения пространства, как доказывает французский исследователь Мишель де Серто, — стратегического и тактического. Первый — стратегический: планирование среды сверху, институциональное формирование ритмов повседневности и наделение мест универсальными смыслами […]. Сверху кажется, что доминирующей логикой становится победившая европейская рациональность, превратившая пребывание в мегаполисе в ежедневное ожидание лучшей жизни (выходных, отпуска, пенсии).
Тактические, низовые формы освоения городского пространства, исходят не от властей, а от пользователей — горожан. Это делает город чем-то личным, уникальным. В места вкладываются собственные истории, эмоции, привязанности. Улицы приобретают локальные названия, создаются стихийные общественные пространства, формируются новые смыслы".
Мурманск – это транзитное пространство, которое большинство жителей воспринимают как пустое место, в котором нужно пребывать какое-то время перед тем, как начнется настоящая жизнь. Оставшиеся жители до сих пор с ностальгией вспоминают советское градостроительство, вселявшее в них надежду на будущее.
#инфраструктура
#панельнаязастройка
#Мурманск
Forwarded from Страна и мир
💬 Сергей Медведев, профессор Свободного университета
Мужчины на грани нервного срыва
«Мне некомфортно. Я не в ресурсе. Я не в моменте. Я не в потоке. Надо уважать личные границы. Это токсичные отношения. Ты обесцениваешь. Ты газлайтишь. Ты нарцисс. Это непроработанная травма. А фарму не пробовали? Вот номер моего терапевта. Надо принять. Надо отпустить. Никто никому ничего не должен. Спасибо, что поделились».
С такого вымышленного монолога начинается книга «Сложные чувства» -- разговорник «новой эмоциональности» под редакцией Полины Аронсон (Москва: Индивидуум, 2022). За словами «абьюз» и «выгорание», «газлайтинг» и «созависимость», «травма» и «харассмент» стоит новая эмоциональная реальность, в которой многие осознали ценность своих переживаний, начали открыто о них говорить, а порой и фетишизировать. У каждого и каждой появилась собственная травма, которую надо проработать, гештальт, который надо закрыть, ситуация, которую надо отпустить: это придает человеку значимость в собственных глазах и в социальных коммуникациях.
Над этим «птичьим языком» можно иронизировать, но нельзя не признать, что за ним стоит глобальный социальный сдвиг: мы переходим от века принудительного коллективизма, от больших нарративов и институтов к гибкому, текучему сетевому миру встревоженных и разобщённых индивидов, сфокусированных на своих ощущениях и эмоциях, пытающихся превратить их в ресурс, подороже продать окружающим – эпоха «эмоционального капитализма». Отчасти это плод «терапевтической революции» последнего полувека в западном обществе, когда визит к психотерапевту становится таким же привычным делом, как к стоматологу, отчасти – продукт растущего рынка «саморазвития» с его армией гуру, мотиваторов и коучей по личностному росту и со стеллажами книг по «позитивному мышлению» и «лучшей версии себя».
Эпоха жизни «на эмоциях» тесно связана с феминизмом и освобождением от оков патриархата, но ее протагонисты – не только уязвимые девушки, выходящие из «токсичной созависимости», но и не менее уязвимые и фрустрированные мужчины, внезапно обнаруживающие в своем прошлом травму и строящие на ней свой жизненный проект. Так, например, Владимир Путин уже много лет назад заговорил о травме распада СССР и выстроил на ней свой эмоциональный дискурс обиды и отмщения, постоянно ища вокруг признаки обесценивания России. Вслед за ним вся российская элита провалилась в болото фрустрации и ресентимента, лелея свои (по большей части вымышленные) обиды, провоцируя столкновения с внешним миром, которые еще сильнее укрепляют ее в ощущении оставленности и тщеты.
Главным триггером здесь является развод с Украиной. Токсичная созависимость девяностых и нулевых закончилась разрывом 2014го, который стал для Кремля глубокой травмой. Россия превратилась в хрестоматийного абьюзера с полным ассортиментом приемов: от хейт-спича и харассмента до буллинга, шейминга и виктимблейминга. Статья Путина о «едином народе», украинофобские и антисемитские инвективы Дмитрия Медведева, разговор о «красных линиях» России (те же самые «личные границы» из терапевтического языка) и «последнее китайское предупреждение» Западу о нерасширении НАТО на восток (вся суть которого сводится к истеричному выкрику «Украина – моя!») -- все это не «геополитика», не «стратегия» и не «национальные интересы», а фрустрация брошенного мужа, который бузотерит под дверью бывшей жены, грозя высадить дверь и спалить дом. Токсичный нарцисс, эмоциональный тиран, неумолимо стареющий мужчина, сделавший из своей частной травмы трагедию вселенского масштаба.
Что тут можно посоветовать? Надо проработать травму. Принять. Отпустить. Никто никому ничего не должен. Позвоните терапевту, вот номер. Или попробуйте фарму: одной подруге уже помогло. Спасибо, что поделились. Ваше мнение очень важно для нас.▪️
Мужчины на грани нервного срыва
«Мне некомфортно. Я не в ресурсе. Я не в моменте. Я не в потоке. Надо уважать личные границы. Это токсичные отношения. Ты обесцениваешь. Ты газлайтишь. Ты нарцисс. Это непроработанная травма. А фарму не пробовали? Вот номер моего терапевта. Надо принять. Надо отпустить. Никто никому ничего не должен. Спасибо, что поделились».
С такого вымышленного монолога начинается книга «Сложные чувства» -- разговорник «новой эмоциональности» под редакцией Полины Аронсон (Москва: Индивидуум, 2022). За словами «абьюз» и «выгорание», «газлайтинг» и «созависимость», «травма» и «харассмент» стоит новая эмоциональная реальность, в которой многие осознали ценность своих переживаний, начали открыто о них говорить, а порой и фетишизировать. У каждого и каждой появилась собственная травма, которую надо проработать, гештальт, который надо закрыть, ситуация, которую надо отпустить: это придает человеку значимость в собственных глазах и в социальных коммуникациях.
Над этим «птичьим языком» можно иронизировать, но нельзя не признать, что за ним стоит глобальный социальный сдвиг: мы переходим от века принудительного коллективизма, от больших нарративов и институтов к гибкому, текучему сетевому миру встревоженных и разобщённых индивидов, сфокусированных на своих ощущениях и эмоциях, пытающихся превратить их в ресурс, подороже продать окружающим – эпоха «эмоционального капитализма». Отчасти это плод «терапевтической революции» последнего полувека в западном обществе, когда визит к психотерапевту становится таким же привычным делом, как к стоматологу, отчасти – продукт растущего рынка «саморазвития» с его армией гуру, мотиваторов и коучей по личностному росту и со стеллажами книг по «позитивному мышлению» и «лучшей версии себя».
Эпоха жизни «на эмоциях» тесно связана с феминизмом и освобождением от оков патриархата, но ее протагонисты – не только уязвимые девушки, выходящие из «токсичной созависимости», но и не менее уязвимые и фрустрированные мужчины, внезапно обнаруживающие в своем прошлом травму и строящие на ней свой жизненный проект. Так, например, Владимир Путин уже много лет назад заговорил о травме распада СССР и выстроил на ней свой эмоциональный дискурс обиды и отмщения, постоянно ища вокруг признаки обесценивания России. Вслед за ним вся российская элита провалилась в болото фрустрации и ресентимента, лелея свои (по большей части вымышленные) обиды, провоцируя столкновения с внешним миром, которые еще сильнее укрепляют ее в ощущении оставленности и тщеты.
Главным триггером здесь является развод с Украиной. Токсичная созависимость девяностых и нулевых закончилась разрывом 2014го, который стал для Кремля глубокой травмой. Россия превратилась в хрестоматийного абьюзера с полным ассортиментом приемов: от хейт-спича и харассмента до буллинга, шейминга и виктимблейминга. Статья Путина о «едином народе», украинофобские и антисемитские инвективы Дмитрия Медведева, разговор о «красных линиях» России (те же самые «личные границы» из терапевтического языка) и «последнее китайское предупреждение» Западу о нерасширении НАТО на восток (вся суть которого сводится к истеричному выкрику «Украина – моя!») -- все это не «геополитика», не «стратегия» и не «национальные интересы», а фрустрация брошенного мужа, который бузотерит под дверью бывшей жены, грозя высадить дверь и спалить дом. Токсичный нарцисс, эмоциональный тиран, неумолимо стареющий мужчина, сделавший из своей частной травмы трагедию вселенского масштаба.
Что тут можно посоветовать? Надо проработать травму. Принять. Отпустить. Никто никому ничего не должен. Позвоните терапевту, вот номер. Или попробуйте фарму: одной подруге уже помогло. Спасибо, что поделились. Ваше мнение очень важно для нас.▪️
Скучный учебник - это убитое поколение (часть 1)
В 1995 я работал в проекте «Шаг за шагом», который издавал в промышленных масштабах рабочие тетради для школьников по разным предметам и для разных классов. Были среди них и так себе, но большинство - неплохие, а некоторые - прямо очень хороши. Авторами стали, кроме известных педагогов, историки, философы, литературоведы.
В целом идея была в том, чтобы изменить школу, принеся в неё новое содержание и максимум интерактива: в рабочих тетрадях меньшая часть материала излагалась, а большая - открывалась самими учениками. Учителям было трудно привыкнуть к новому содержанию и к имплицитно предполагавшемуся им изменению методик, но многим нравилось, и ажиотаж вокруг тетрадей был огромный.
Я работал в газете, которая с какой-то периодичностью информировала о новых тетрадях и организовывала дискуссии об изменении содержания образования. И вот нашёл верстку номера за ноябрь 1995 со статьей замечательного киевского учителя физики Анатолия Шапиро, автора комментированного сборника задач и разных пособий по физике. Статья, добыл которую наверняка замечательный журналист «1 сентября» Андрей Русаков, очень актуальна и сейчас. Несколько фрагментов:
===============
Учебник обязан угадать настроение читателя. В нем должны быть снисходительность к тугодуму, поддразнивание острослова, сдерживание торопыги… Учебник - это не просто справочник. Это карта и проводник. Он показывает идею, помогает понять метод науки. […] Он отличается неожиданным открытием. Он показывает вещи, мимо которых мы проходим, не обращая внимания. Он рассказывает о взаимосвязи вещей. Он задевает чувства, демонстрирует красоту, даже самим своим построением. Он не нудный.
[…] Охота. Меня всегда интересовал вопрос: как же мы так построили систему обучения, что ученик всегда хочет списать, а учитель обязан с этим бороться? На контрольных я всем разрешаю пользоваться любыми книгами - ни один учёный без книг не садится работать. Важно же проверить понимание! А учебники ориентируют только на воспроизводство. Так и написано во многих предисловиях: если вам не понятен параграф, прочтите его ещё раз.
Если ученик не понимает, ему не предлагается подумать или обсудить прочитанное, его просят прочитать тот же текст ещё раз! А зачастую понять его вообще невозможно, это какой-то калейдоскоп разнородных дидактических приёмов, которые сами по себе, может быть, и не плохи, но в сочетании, в многократном однообразном применении - нелепы и скучны.
Новая традиция - на каждой странице повторять основное содержание главы или раздела. Авторы сами не верят, что можно самостоятельно сделать вывод из их текста. Мы хотим научить всему - и не получаем главного. Нет наглядности развития мысли. Нет видения предмета. Нет стержневой идеи, которая бы всегда работала. Знания же нужно проверять не по вопросам в конце параграфа, а в применении к новому содержанию. Но как это сделать, если в учебнике не развитие мысли, а мешанина информации?
Погоня. Учебник диктует: вот есть объём параграфа, вот контрольные вопросы. Ребёнка сразу учат, как надо читать и перечитывать, выписывать и заучивать правила. От него требуют переписывать материал из книжки в тетрадь, тратить на это уйму времени. Есть дети, которые не любят, ненавидят переписывать, у них отбивается всякая охота учиться. А им говорят: «Быстрее! Пишите! Мы не успеваем! Нам некогда, у нас все запрограммированно, у нас каждый урок - новая тема. И этот вечный страх учителя, что он не успеет уложиться в отведённое время, у него нет минуты остановиться, оглянуться, порассуждать. В погоне объять все мы проходим мимо всего. Учителя, которому надо помочь, учебник убивает. Объемом. Насыщенностью терминами. Количеством, причём часто ошибочных, неполных формулировок. Все ошибки детей - это продукт или плохого преподавания, или плохого учебника.
В 1995 я работал в проекте «Шаг за шагом», который издавал в промышленных масштабах рабочие тетради для школьников по разным предметам и для разных классов. Были среди них и так себе, но большинство - неплохие, а некоторые - прямо очень хороши. Авторами стали, кроме известных педагогов, историки, философы, литературоведы.
В целом идея была в том, чтобы изменить школу, принеся в неё новое содержание и максимум интерактива: в рабочих тетрадях меньшая часть материала излагалась, а большая - открывалась самими учениками. Учителям было трудно привыкнуть к новому содержанию и к имплицитно предполагавшемуся им изменению методик, но многим нравилось, и ажиотаж вокруг тетрадей был огромный.
Я работал в газете, которая с какой-то периодичностью информировала о новых тетрадях и организовывала дискуссии об изменении содержания образования. И вот нашёл верстку номера за ноябрь 1995 со статьей замечательного киевского учителя физики Анатолия Шапиро, автора комментированного сборника задач и разных пособий по физике. Статья, добыл которую наверняка замечательный журналист «1 сентября» Андрей Русаков, очень актуальна и сейчас. Несколько фрагментов:
===============
Учебник обязан угадать настроение читателя. В нем должны быть снисходительность к тугодуму, поддразнивание острослова, сдерживание торопыги… Учебник - это не просто справочник. Это карта и проводник. Он показывает идею, помогает понять метод науки. […] Он отличается неожиданным открытием. Он показывает вещи, мимо которых мы проходим, не обращая внимания. Он рассказывает о взаимосвязи вещей. Он задевает чувства, демонстрирует красоту, даже самим своим построением. Он не нудный.
[…] Охота. Меня всегда интересовал вопрос: как же мы так построили систему обучения, что ученик всегда хочет списать, а учитель обязан с этим бороться? На контрольных я всем разрешаю пользоваться любыми книгами - ни один учёный без книг не садится работать. Важно же проверить понимание! А учебники ориентируют только на воспроизводство. Так и написано во многих предисловиях: если вам не понятен параграф, прочтите его ещё раз.
Если ученик не понимает, ему не предлагается подумать или обсудить прочитанное, его просят прочитать тот же текст ещё раз! А зачастую понять его вообще невозможно, это какой-то калейдоскоп разнородных дидактических приёмов, которые сами по себе, может быть, и не плохи, но в сочетании, в многократном однообразном применении - нелепы и скучны.
Новая традиция - на каждой странице повторять основное содержание главы или раздела. Авторы сами не верят, что можно самостоятельно сделать вывод из их текста. Мы хотим научить всему - и не получаем главного. Нет наглядности развития мысли. Нет видения предмета. Нет стержневой идеи, которая бы всегда работала. Знания же нужно проверять не по вопросам в конце параграфа, а в применении к новому содержанию. Но как это сделать, если в учебнике не развитие мысли, а мешанина информации?
Погоня. Учебник диктует: вот есть объём параграфа, вот контрольные вопросы. Ребёнка сразу учат, как надо читать и перечитывать, выписывать и заучивать правила. От него требуют переписывать материал из книжки в тетрадь, тратить на это уйму времени. Есть дети, которые не любят, ненавидят переписывать, у них отбивается всякая охота учиться. А им говорят: «Быстрее! Пишите! Мы не успеваем! Нам некогда, у нас все запрограммированно, у нас каждый урок - новая тема. И этот вечный страх учителя, что он не успеет уложиться в отведённое время, у него нет минуты остановиться, оглянуться, порассуждать. В погоне объять все мы проходим мимо всего. Учителя, которому надо помочь, учебник убивает. Объемом. Насыщенностью терминами. Количеством, причём часто ошибочных, неполных формулировок. Все ошибки детей - это продукт или плохого преподавания, или плохого учебника.
Forwarded from Григорий Охотин
Мемориал закрывают за список современных политзаключенных, основанный на критериях Совета Европы
Завтра первый суд по Правозащитному Мемориалу. Едва ли все закончится завтра: материалов дела там не меньше, чем у Международного, и, что важнее, по негласной табели о рангах Мосгорсуд не может принимать решения вперед паровоза, а Верховный суд по Международному Мемориалу - только 28 декабря.
Интересней другое. Два иска о ликвидации отличаются. Как и Международный, Правозащитный Мемориал обвиняют в систематическом нарушении законодательства об иноагентах. Это - общая база, основная формальная причина. Но Правозащитный центр еще обвиняют в оправдании экстремистской и террористической деятельности. Оставим в стороне правовые нюансы (такого состава не существует) и поговорим о сути.
Под оправданием имеется в виду список политзаключенных, который уже много лет ведет Правозащитный центр. К этому списку власти давно неровно дышат. Ведь у нас в стране, как недавно вновь заявил Песков, по политическим мотивам никого не сажают. Аргументация простая: в Уголовном кодексе нету таких статей, и термина такого - нету.
И то, и другое - не правда.
Термин политические репрессии в российском законодательстве есть. Он четко определен в законе о "О реабилитации жертв политических репрессий" от 18.10.199. Этот закон разрабатывался еще Верховным советом не без участия мемориальцев - Сергея Ковалева и Арсения Рогинского. Вот это определение:
Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями.
Реабилитация распространяется на тех, кто подвергся репрессиям после Октябрьской революции. А закрывающей рамки - нет: этим определением можно пользоваться и сегодня, и мы, безусловно, когда-нибудь займемся реабилитацией современных пзк.
Текущий Уголовный кодекс также полон статьями, которые вводят уголовное преследование за попытку реализации своих базовых политических прав: достаточно вспомнить так называемую “дадинскую статью”, которая предполагает тюремный срок за одиночные пикеты. Таких статей - не две и не три, их десятки.
Юристы Мемориал делают именно это - они анализируют уголовные дела на предмет политического мотива. Если человека преследуют за политическую деятельность и\или за реализацию базовых гражданских прав - тогда человек политзаключенный. Власти это не нравится, и именно эту оценку прокуратура называет оправданием экстремизма - политических репрессий у нас нет, есть борьба с экстремизмом. Вышел на пикет четыре раза - экстремист, очевидно же.
Последнее. Мемориал в своей работе руководствуется резолюцией Парламентской Ассамблеи Совета Европы. ПАСЕ (напомню, Россия - член Совета Европы, и наши парламентарии сидят в ПАСЕ) не просто дает определение термину политзаключенный и приводит соответствующие критерии, но и призывает освободить всех политзеков.
Будет интересно посмотреть на реакцию ПАСЕ и Совета Европы на решение суда ликвидировать “Мемориал” за работу, основанную на этой резолюции. Особенно интересно - в контексте нового витка геополитического противостояния, которое, похоже, будет разрешаться, в том числе, с применением европейских механизмом - прежде всего, ОБСЕ, но вероятно и Совета Европы.
Завтра первый суд по Правозащитному Мемориалу. Едва ли все закончится завтра: материалов дела там не меньше, чем у Международного, и, что важнее, по негласной табели о рангах Мосгорсуд не может принимать решения вперед паровоза, а Верховный суд по Международному Мемориалу - только 28 декабря.
Интересней другое. Два иска о ликвидации отличаются. Как и Международный, Правозащитный Мемориал обвиняют в систематическом нарушении законодательства об иноагентах. Это - общая база, основная формальная причина. Но Правозащитный центр еще обвиняют в оправдании экстремистской и террористической деятельности. Оставим в стороне правовые нюансы (такого состава не существует) и поговорим о сути.
Под оправданием имеется в виду список политзаключенных, который уже много лет ведет Правозащитный центр. К этому списку власти давно неровно дышат. Ведь у нас в стране, как недавно вновь заявил Песков, по политическим мотивам никого не сажают. Аргументация простая: в Уголовном кодексе нету таких статей, и термина такого - нету.
И то, и другое - не правда.
Термин политические репрессии в российском законодательстве есть. Он четко определен в законе о "О реабилитации жертв политических репрессий" от 18.10.199. Этот закон разрабатывался еще Верховным советом не без участия мемориальцев - Сергея Ковалева и Арсения Рогинского. Вот это определение:
Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями.
Реабилитация распространяется на тех, кто подвергся репрессиям после Октябрьской революции. А закрывающей рамки - нет: этим определением можно пользоваться и сегодня, и мы, безусловно, когда-нибудь займемся реабилитацией современных пзк.
Текущий Уголовный кодекс также полон статьями, которые вводят уголовное преследование за попытку реализации своих базовых политических прав: достаточно вспомнить так называемую “дадинскую статью”, которая предполагает тюремный срок за одиночные пикеты. Таких статей - не две и не три, их десятки.
Юристы Мемориал делают именно это - они анализируют уголовные дела на предмет политического мотива. Если человека преследуют за политическую деятельность и\или за реализацию базовых гражданских прав - тогда человек политзаключенный. Власти это не нравится, и именно эту оценку прокуратура называет оправданием экстремизма - политических репрессий у нас нет, есть борьба с экстремизмом. Вышел на пикет четыре раза - экстремист, очевидно же.
Последнее. Мемориал в своей работе руководствуется резолюцией Парламентской Ассамблеи Совета Европы. ПАСЕ (напомню, Россия - член Совета Европы, и наши парламентарии сидят в ПАСЕ) не просто дает определение термину политзаключенный и приводит соответствующие критерии, но и призывает освободить всех политзеков.
Будет интересно посмотреть на реакцию ПАСЕ и Совета Европы на решение суда ликвидировать “Мемориал” за работу, основанную на этой резолюции. Особенно интересно - в контексте нового витка геополитического противостояния, которое, похоже, будет разрешаться, в том числе, с применением европейских механизмом - прежде всего, ОБСЕ, но вероятно и Совета Европы.
Скучный учебник - это убитое поколение (часть 2, начало см. вчера, статья Анатолия Шапиро, 1995)
Задачи. Может быть, стоит в учебниках, в задачниках расставлять специальные значки для учителя? Вот эту задачу надо решать самостоятельно - она опорная, а эту можно давать на «закрепление». А почему мы считаем, что три задачи, решённые одним способом, лучше одной задачи, решённой тремя? […] Задача двулика: в одном случае она может быть «упражнением», а в другом - проблемой. Мы эти разные по сути вещи часто путаем. И вместо сборников задач-проблем издаём сборники нудных, скучных упражнений.
Портфель кирпичей. Почему мы привыкли, что учебник должен быть тяжёлым? Неужели трудно делать его из нескольких частей? […] Когда ребёнок видит большую книгу, ему не хочется читать ее, он не верит, что прочтёт ее, запомнит и поймёт, - такая книга психологически отвращает от работы с ней. […] Возьмите в руки учебники на 6 уроков. Неужели не жалко ребят? Да нужно ли вообще носить домой книжки?
Ширпотреб. Отсутствует институт учебника. Даже неплохой учебник издаётся скучно и серо. С отсутствием полей, на которых можно что-то помечать. С большой плотностью набранного текста. Без приложений - карт, графиков, учебных тетрадей, аудиозаписей. [...] В музее Столетовых во Владимире я видел экспозицию школьного оборудования, приборы прошлого века - их хочется держать в руках. […] Учебники рассыпаются, они не сшиты, а склеены, - ни одного карманчика, ни одной задумки. Я знаю немало случаев, когда дети в конце учебного года сжигали свои учебники. Безличные ненавистные книги, которыми я попользовался, на которые чихали ещё предыдущие поколения, отставившие на них многоликие отпечатки своих развлечений, завтраков и тоски.
Под сводами. С чего начинается курс физики? Перечисляются великие учёные и говорится: такой-то сделал то, такой-то то, другие… Учёный предстаёт как манекен без слабостей, без увлечений, без парадоксальностей судьбы. Хоть бы в одном учебнике написали о гениальной ошибке какого-нибудь великого человека: не так страшно ошибаться, главное - искать. Нет диалога. Нет диалога с читателем, ни внутреннего диалога мысли. Зато все научно. Все есть. Свод догм, которые необходимо выучить. Это демонстрация презрения к личности ребёнка, к его уму, его способностям. Все в одном жанре - наукообразном, наукоподобном. Учебники якобы представляют научность, но - убивая ее. Прочтите предисловие к учебникам - повеситься хочется! Какая там реклама курса, какой там учёт психологии возраста!.. Скучный учебник - это убитое поколение. Это значит, что гениальные люди уходят в другие места. […]
Наукообразие. Я что-то не держал в руках ни одной учебной книжки, при чтении которой хотелось бы улыбнуться. Скорее хотелось плакать. В учебнике все должно быть научно: сухо, монотонно, безлико. Да только имеет ли наукообразие хоть какое-то отношение к науке?
Учебники по всем предметам устроены единообразно. Но какое может быть представление о науке, если учебник не несёт в себе никакого отпечатка ее специфики? Мы обучаем науке не методами самой науки, а дидактическими законами ее исповедания. Даже допущенные в школу детали научного обихода оттеснены на третьестепенные позиции относительно зубрёжки параграфов. Я давно не видел, чтобы исторический документ играл основную роль на уроке истории, карта главенствовала на уроке географии, пробирка - на уроке химии.
У нас гуманитарные науки и естественные (экспериментальные!), преподаются одним методом: лабораторные работы, где заранее предусмотрено, что и как надо сделать, что и как получить, какую табличку заполнить, к какому выводу придти. Ни в одном из ныне действующих учебников физики не написано подробно ни об одном выдающемся эксперименте, нет его «фотографии», нет документальности. Учебная дискуссия забыта как жанр. У нас нет противоречий, гипотез, загадок, нет таинственности, нет очаровательности удивления, - всей той атмосферы, в которой только и может развиваться познание.
Задачи. Может быть, стоит в учебниках, в задачниках расставлять специальные значки для учителя? Вот эту задачу надо решать самостоятельно - она опорная, а эту можно давать на «закрепление». А почему мы считаем, что три задачи, решённые одним способом, лучше одной задачи, решённой тремя? […] Задача двулика: в одном случае она может быть «упражнением», а в другом - проблемой. Мы эти разные по сути вещи часто путаем. И вместо сборников задач-проблем издаём сборники нудных, скучных упражнений.
Портфель кирпичей. Почему мы привыкли, что учебник должен быть тяжёлым? Неужели трудно делать его из нескольких частей? […] Когда ребёнок видит большую книгу, ему не хочется читать ее, он не верит, что прочтёт ее, запомнит и поймёт, - такая книга психологически отвращает от работы с ней. […] Возьмите в руки учебники на 6 уроков. Неужели не жалко ребят? Да нужно ли вообще носить домой книжки?
Ширпотреб. Отсутствует институт учебника. Даже неплохой учебник издаётся скучно и серо. С отсутствием полей, на которых можно что-то помечать. С большой плотностью набранного текста. Без приложений - карт, графиков, учебных тетрадей, аудиозаписей. [...] В музее Столетовых во Владимире я видел экспозицию школьного оборудования, приборы прошлого века - их хочется держать в руках. […] Учебники рассыпаются, они не сшиты, а склеены, - ни одного карманчика, ни одной задумки. Я знаю немало случаев, когда дети в конце учебного года сжигали свои учебники. Безличные ненавистные книги, которыми я попользовался, на которые чихали ещё предыдущие поколения, отставившие на них многоликие отпечатки своих развлечений, завтраков и тоски.
Под сводами. С чего начинается курс физики? Перечисляются великие учёные и говорится: такой-то сделал то, такой-то то, другие… Учёный предстаёт как манекен без слабостей, без увлечений, без парадоксальностей судьбы. Хоть бы в одном учебнике написали о гениальной ошибке какого-нибудь великого человека: не так страшно ошибаться, главное - искать. Нет диалога. Нет диалога с читателем, ни внутреннего диалога мысли. Зато все научно. Все есть. Свод догм, которые необходимо выучить. Это демонстрация презрения к личности ребёнка, к его уму, его способностям. Все в одном жанре - наукообразном, наукоподобном. Учебники якобы представляют научность, но - убивая ее. Прочтите предисловие к учебникам - повеситься хочется! Какая там реклама курса, какой там учёт психологии возраста!.. Скучный учебник - это убитое поколение. Это значит, что гениальные люди уходят в другие места. […]
Наукообразие. Я что-то не держал в руках ни одной учебной книжки, при чтении которой хотелось бы улыбнуться. Скорее хотелось плакать. В учебнике все должно быть научно: сухо, монотонно, безлико. Да только имеет ли наукообразие хоть какое-то отношение к науке?
Учебники по всем предметам устроены единообразно. Но какое может быть представление о науке, если учебник не несёт в себе никакого отпечатка ее специфики? Мы обучаем науке не методами самой науки, а дидактическими законами ее исповедания. Даже допущенные в школу детали научного обихода оттеснены на третьестепенные позиции относительно зубрёжки параграфов. Я давно не видел, чтобы исторический документ играл основную роль на уроке истории, карта главенствовала на уроке географии, пробирка - на уроке химии.
У нас гуманитарные науки и естественные (экспериментальные!), преподаются одним методом: лабораторные работы, где заранее предусмотрено, что и как надо сделать, что и как получить, какую табличку заполнить, к какому выводу придти. Ни в одном из ныне действующих учебников физики не написано подробно ни об одном выдающемся эксперименте, нет его «фотографии», нет документальности. Учебная дискуссия забыта как жанр. У нас нет противоречий, гипотез, загадок, нет таинственности, нет очаровательности удивления, - всей той атмосферы, в которой только и может развиваться познание.
Друг и товарищ Александр Вилейкис начинает действовать в Некрасовке. Вот какой там будет новогодний лекторий: историк, искусствовед и городской антрополог о новогодних празднествах (http://biblioteka.nekrasovka.ru/novogodnij_lektorij). А в 2022 обещается быть и философская ридинг-группа с Полиной Хановой и Александром.
biblioteka.nekrasovka.ru
Все бегут, летят и скачут
Новогодний лекторий
Скучный учебник - это убитое поколение (часть 3, фрагменты статьи киевского учителя физики Анатолия Шапиро, 1995)
Мы обучаем науке в отрыве от времени, не воспринимая ее ни как борьбу гипотез, ни как историческое явление. Мы хотим начётнически перечислить побольше, вместо того чтобы научить пользоваться главным. Что уж говорить об отражении современного научного миропонимания! Ни об одном лауреате Нобелевской премии за последние 30 лет в учебнике не сказано ни слова. Наши учебники - это не отражение какого бы то ни было научного мышления, а испорченные книги прошлого [XIX - БГ] века с хаотическими вкраплениями более поздних сведений.
Перелицовка. Я долгие годы собирал разные учебники по физике. […] Большинство из них похожи, как близкие родственники. Они настолько одинаковы по построению, по откровенно перенесенным из одного в другой иллюстрациям, по описаниям невозможных опытов… Многие действующие учебники - это перелицованные старые. Причём перелицованные так, что старый стержень, старая красивая идея ушла - ее не заметили. А нового стержня, вокруг которого вьётся нить познания, нет. Года через два эти произведения выбрасываются и в очередной раз переписываются.
Авторство. Такое впечатление, что учебники сочиняют люди, которые - не учёные как учёные, не учителя как учителя, а специалисты по переписыванию учебников. У них такая работа - в срок переписать. […] Классические учебники имели АВТОРА. В них не было псевдонаучного стиля, они были написаны на языке, понятном читателям. Их можно было петь. Там были образные примеры, которые завораживали. Там было уважение к знанию. […]
Эрзац-учебник. А на фоне этого огромное количество суррогатных пособий, карманных справочников… Издательские усилия, ушедшие на бездну пособий, давно могли бы решить проблему настоящих учебников. В газетах [полно оьъявлений репетиторов]. Нет числа шарлатанским издательствам, паразитирующим на лжи, которую сама школа и породила: она готовит к поступлению в вуз. Не к учебе в вузе, а к поступлению. А в вузе оказывается, что студенты умели только поступать, а не учиться.
Это очень созвучно идее экзаменов. Ни в одной науке не говорят: «Запомни!» Нам же все годы учебы в школе экзамен представляется не испытанием, не столкновением с новой нерешённой проблемой, а воспроизводством того, что ученик уже выучил.
Наверное, нужно понять, что если нет ни хорошего учителя, ни хорошего учебника, имеет смысл не изучать предмет вообще. […]
Романтический учебник. Вот такой пример. Американский учебник химии. Добротный учебник. Написали его хорошие учёные, хорошие методисты. Идею его создания вынашивали долго. На первой странице помещена фотография семьи с явными признаками болезни Паркинсона и затем - фотография той же семьи через 10 лет: новое поколение семьи этой болезнью уже не страдает. Они пользовались препаратами, изобретёнными в таком-то году такими-то учёными на такой-то фирме. А теперь подумайте, стоит ли развивать эту науку, химию?
В наших типовых учебниках такое невозможно представить. На первых страницах - рассказ, что такое эта наука. Потом - какие учёные ее делали. Потом простейшее - строение червяка. Мы не мыслим, что может быть как-то иначе. Если перед нами нечто увлекательно написанное, мы тут же заявляем: это не научная книжка […] Почему дети любят читать научно-популярную литературу и ненавидят учебники? […] Она обращена к читателю, написана со знанием дела, создана в результате большого труда. Для учебников следующей эпохи традиции этих книг не менее важны, чем классические. […]
Учебник неотделим от методов преподавания. Я много раз видел дидактические материалы к учебникам - мне было скучно. Переписанные параграфы, расположенные в 2 столбика. Все откровенно сводится к тому, что учитель произносит монологи. «Здравствуйте, дети, вчера мы выучили это, а сегодня выучим то..»
Мы обучаем науке в отрыве от времени, не воспринимая ее ни как борьбу гипотез, ни как историческое явление. Мы хотим начётнически перечислить побольше, вместо того чтобы научить пользоваться главным. Что уж говорить об отражении современного научного миропонимания! Ни об одном лауреате Нобелевской премии за последние 30 лет в учебнике не сказано ни слова. Наши учебники - это не отражение какого бы то ни было научного мышления, а испорченные книги прошлого [XIX - БГ] века с хаотическими вкраплениями более поздних сведений.
Перелицовка. Я долгие годы собирал разные учебники по физике. […] Большинство из них похожи, как близкие родственники. Они настолько одинаковы по построению, по откровенно перенесенным из одного в другой иллюстрациям, по описаниям невозможных опытов… Многие действующие учебники - это перелицованные старые. Причём перелицованные так, что старый стержень, старая красивая идея ушла - ее не заметили. А нового стержня, вокруг которого вьётся нить познания, нет. Года через два эти произведения выбрасываются и в очередной раз переписываются.
Авторство. Такое впечатление, что учебники сочиняют люди, которые - не учёные как учёные, не учителя как учителя, а специалисты по переписыванию учебников. У них такая работа - в срок переписать. […] Классические учебники имели АВТОРА. В них не было псевдонаучного стиля, они были написаны на языке, понятном читателям. Их можно было петь. Там были образные примеры, которые завораживали. Там было уважение к знанию. […]
Эрзац-учебник. А на фоне этого огромное количество суррогатных пособий, карманных справочников… Издательские усилия, ушедшие на бездну пособий, давно могли бы решить проблему настоящих учебников. В газетах [полно оьъявлений репетиторов]. Нет числа шарлатанским издательствам, паразитирующим на лжи, которую сама школа и породила: она готовит к поступлению в вуз. Не к учебе в вузе, а к поступлению. А в вузе оказывается, что студенты умели только поступать, а не учиться.
Это очень созвучно идее экзаменов. Ни в одной науке не говорят: «Запомни!» Нам же все годы учебы в школе экзамен представляется не испытанием, не столкновением с новой нерешённой проблемой, а воспроизводством того, что ученик уже выучил.
Наверное, нужно понять, что если нет ни хорошего учителя, ни хорошего учебника, имеет смысл не изучать предмет вообще. […]
Романтический учебник. Вот такой пример. Американский учебник химии. Добротный учебник. Написали его хорошие учёные, хорошие методисты. Идею его создания вынашивали долго. На первой странице помещена фотография семьи с явными признаками болезни Паркинсона и затем - фотография той же семьи через 10 лет: новое поколение семьи этой болезнью уже не страдает. Они пользовались препаратами, изобретёнными в таком-то году такими-то учёными на такой-то фирме. А теперь подумайте, стоит ли развивать эту науку, химию?
В наших типовых учебниках такое невозможно представить. На первых страницах - рассказ, что такое эта наука. Потом - какие учёные ее делали. Потом простейшее - строение червяка. Мы не мыслим, что может быть как-то иначе. Если перед нами нечто увлекательно написанное, мы тут же заявляем: это не научная книжка […] Почему дети любят читать научно-популярную литературу и ненавидят учебники? […] Она обращена к читателю, написана со знанием дела, создана в результате большого труда. Для учебников следующей эпохи традиции этих книг не менее важны, чем классические. […]
Учебник неотделим от методов преподавания. Я много раз видел дидактические материалы к учебникам - мне было скучно. Переписанные параграфы, расположенные в 2 столбика. Все откровенно сводится к тому, что учитель произносит монологи. «Здравствуйте, дети, вчера мы выучили это, а сегодня выучим то..»
Мир - это война. Война - это мир. ОВД-Инфо пропагандирует терроризм и экстремизм. Здравствуй, Оруэлл!
В книге замечательного поэта, переводчика и филолога Григория Кружкова «Привидение, которое хрустело печеньем, и другие сказки-рассказки» (М.: Октопус, 2017; отлично издана с рисунками Георгия Мурышкина) обнаружилась вот какая сказка. Есть она и на сайте Кружкова:
Главный закон природы
Полицейская сказка
Жил-был Полицейский. Однажды он отправился ловить рыбу, но забыл взять зонтик. И вдруг пошел дождь. Но Полицейский не растерялся. Он арестовал дождик, доставил его в полицейский участок, а сам снова пошел ловить рыбу. Но когда он добрался до озера, оказалось, что он забыл дома удочку. Ничего страшного, подумал Полицейский. Он немедленно арестовал две-три крупные рыбешки и стал развозить костер, чтобы сварить из них уху.
А в это время в полицейском участке дождик, который поместили в камеру с толстыми прутьями, успел наделать дел. Он залил пол огромной лужей, которая подтекла под кабинет самого Полицейского Начальника. Начальник вышел и стал строго распекать своих подчиненных: «Что за безобразие? Откуда дождик? Как сюда попал? Ах, он шел в неположенном месте? Подумаешь, преступление! Оштрафовать и немедленно выгнать!» Дождик вывели из камеры, оштрафовали на пять капель и отпустили на все четыре стороны.
Но злопамятный дождик из всех четырех сторон выбрал именно ту, куда пошел Полицейский. Он быстренько разыскал его на берегу озера и не только загасил костер, но и вымочил его самого до нитки. Полицейский хотел было снова арестовать дождик, но тот помахал у него перед носом квитанцией об уплате штрафа: мол, это вы видали? Не имеете права арестовывать за одно преступление дважды!
Полицейский рассвирепел. Тем более, что от сырости у него начался насморк и чих. Он арестовал свой собственный нос за чихание при отягчающих обстоятельствах и повез его в полицейский участок для допроса. Но по дороге шина автомобиля наехала на гвоздь и спустила. Полицейский сразу арестовал гвоздь, а заодно и шину – за недоносительство. Видно, он просто спутал недоносительство с недовозительством – ведь шина не довезла его до города.
И тут уже он стал арестовывать всё подряд. Он арестовал дорогу, все деревья, росшие вдоль дороги, луг и коров на лугу, жуков на дереве и чаек в небе. Он арестовал даже запах травы, ветер и облака. Он хотел арестовать и солнце, но солнце, догадываясь о намерениях Полицейского, долгое время скрывалось за облаками. Наконец из любопытства оно выглянуло – и тут же было арестовано, как и весь остальной мир.
Стало темно и тихо.
- Ага! Попались, голубчики! – воскликнул Полицейский. – У меня не пошалишь! Я – самый главный, я – самый сильный!
И вдруг он почувствовал, что очень устал. Сон – начальник всех Полицейских и всех Полицейских Начальников – арестовал его на месте. Он лег, подложил под голову кобуру и уснул – прямо на краю дороги.
Когда он проснулся, коровы снова щипали траву, ветер дул, солнце сияло, и крупная божья коровка ползала по кокарде его полицейской фуражки… Полицейский смотрел вокруг недоумевая. Что-то непредвиденное произошло, пока он спал…
Мир сбежал из-под ареста!
И вдруг он понял, что это и есть Главный Закон Природы. И называется он – Утро.
Главный закон природы
Полицейская сказка
Жил-был Полицейский. Однажды он отправился ловить рыбу, но забыл взять зонтик. И вдруг пошел дождь. Но Полицейский не растерялся. Он арестовал дождик, доставил его в полицейский участок, а сам снова пошел ловить рыбу. Но когда он добрался до озера, оказалось, что он забыл дома удочку. Ничего страшного, подумал Полицейский. Он немедленно арестовал две-три крупные рыбешки и стал развозить костер, чтобы сварить из них уху.
А в это время в полицейском участке дождик, который поместили в камеру с толстыми прутьями, успел наделать дел. Он залил пол огромной лужей, которая подтекла под кабинет самого Полицейского Начальника. Начальник вышел и стал строго распекать своих подчиненных: «Что за безобразие? Откуда дождик? Как сюда попал? Ах, он шел в неположенном месте? Подумаешь, преступление! Оштрафовать и немедленно выгнать!» Дождик вывели из камеры, оштрафовали на пять капель и отпустили на все четыре стороны.
Но злопамятный дождик из всех четырех сторон выбрал именно ту, куда пошел Полицейский. Он быстренько разыскал его на берегу озера и не только загасил костер, но и вымочил его самого до нитки. Полицейский хотел было снова арестовать дождик, но тот помахал у него перед носом квитанцией об уплате штрафа: мол, это вы видали? Не имеете права арестовывать за одно преступление дважды!
Полицейский рассвирепел. Тем более, что от сырости у него начался насморк и чих. Он арестовал свой собственный нос за чихание при отягчающих обстоятельствах и повез его в полицейский участок для допроса. Но по дороге шина автомобиля наехала на гвоздь и спустила. Полицейский сразу арестовал гвоздь, а заодно и шину – за недоносительство. Видно, он просто спутал недоносительство с недовозительством – ведь шина не довезла его до города.
И тут уже он стал арестовывать всё подряд. Он арестовал дорогу, все деревья, росшие вдоль дороги, луг и коров на лугу, жуков на дереве и чаек в небе. Он арестовал даже запах травы, ветер и облака. Он хотел арестовать и солнце, но солнце, догадываясь о намерениях Полицейского, долгое время скрывалось за облаками. Наконец из любопытства оно выглянуло – и тут же было арестовано, как и весь остальной мир.
Стало темно и тихо.
- Ага! Попались, голубчики! – воскликнул Полицейский. – У меня не пошалишь! Я – самый главный, я – самый сильный!
И вдруг он почувствовал, что очень устал. Сон – начальник всех Полицейских и всех Полицейских Начальников – арестовал его на месте. Он лег, подложил под голову кобуру и уснул – прямо на краю дороги.
Когда он проснулся, коровы снова щипали траву, ветер дул, солнце сияло, и крупная божья коровка ползала по кокарде его полицейской фуражки… Полицейский смотрел вокруг недоумевая. Что-то непредвиденное произошло, пока он спал…
Мир сбежал из-под ареста!
И вдруг он понял, что это и есть Главный Закон Природы. И называется он – Утро.
Forwarded from Страна и мир
💬 Как сделать науку популярной? И как сохранить психическое здоровье, когда твоя страна подвержена историческому регрессу?
Комментарий Екатерины Шульман (политолог, доцент кафедры политических и правовых учений факультета политических наук «Шанинки» — Московской высшей школы социальных и экономических наук) на обсуждении книги Стивена Пинкера «Просвещение продолжается»
Как сделать науку популярной? Значительную роль здесь играют всеобщая грамотность и новые технологии распространения информации. К примеру, во все предыдущие века вспышки заразных заболеваний вызывали у человечества всплеск иррациональности. А сегодня даже поведение, которое мы в ситуации пандемии считаем иррациональным (отрицание пользы вакцин или санитарных ограничений), паразитирует на научном мышлении и пользуется наукообразным языком. Практически никто не проповедует магические способы лечения; не появилось религиозных лидеров, обещающих излечение путем чтения молитв, поста или самопожертвования. Погромов и коллективных самоубийств тоже что-то не видно. Вместо этого мы слышим от людей, отрицающих Covid-19, утверждения о намеренной разработке вируса как биологического оружия, о недостаточной проверенности или надежности вакцин, о том, что маски не помогают, а надо всем переболеть и приобрести коллективный иммунитет. Это может быть верным или неверным, но это не иррациональные и не мистические объяснения: конспирологическое утверждение, постулируя альтернативный тип причинности, отсылает к рациональности, хотя само рациональным может не являться. Это мышление секулярного, нерелигиозного социума.
Всеобщее образование, как минимум среднее, дало нам широкое распространение языка рациональности, языка науки. Все больше людей знают, например, что такое процент. Большинство людей оперируют этой концепцией и используют ее в повседневной жизни, как будто они с ней родились. Между тем, это довольно сложное математическое понятие. Все меньше людей полагает, что, когда гремит гром — это пророк Илья на колеснице по небу несется и т.д.
Еще одно показательное явление — взрывной рост на рынке образовательных услуг. Часть этого рынка заполнена шарлатанами, часть курсов неизвестно чему посвящена, часть — малопонятный «коучинг личностного роста», но посмотрите, каков спрос! Посмотрите, как люди хотят учиться хоть чему-то: от выпечки пирогов до написания кода.
Поэтому нам нужно больше беспокоиться о том, чтобы людей, пропагандирующих лженауку, и обманщиков, которые неизбежно будут всегда, становилось меньше. Для этого было бы здорово внушать образованным людям, что у них есть некоторый долг перед обществом: рассказывать о том, что знаешь. Действительно, коммуникативная функция становится центральной и в экономическом обороте, и в гражданской жизни. И мы должны быть заинтересованы, — как люди, желающие блага своей стране и человечеству в целом, — чтобы распространялись коммуникативные навыки. Необходимо, чтобы «факел просвещения» несли максимально высоко и по возможности повсеместно.
Что делать тем, кто живет на территории, переживающей ярко выраженный исторический регресс? Есть одна базовая вещь, которую нужно держать в голове: не забывайте о том, что такое нормальная человеческая жизнь. Самое страшное, что может случиться — это ваше сомнение относительно того, что такое норма. Если впустить этого червя в свой мозг, он вас сожрет. До момента возвращения своего социума на дорогу прогресса вы доживете нравственным инвалидом и не сможете воспользоваться теми благами, которые обещает нам будущее. Помните, что такое правда и неправда, где верх и где низ, где лево и право. В этом смысле книга Стивена Пинкера «Просвещение продолжается: в защиту разума, науки, гуманизма и прогресса» поможет удерживать эти координаты.
Присоединиться к тому, что кажется всеподавляющей силой, очень легко. Это человеческий инстинкт. Противостоять такой силе хотя бы внутри собственной головы бывает очень сложно. Но это необходимо для того, чтобы не остаться с «поломанной головой», чего всем хотелось бы пожелать избежать.▪️
Комментарий Екатерины Шульман (политолог, доцент кафедры политических и правовых учений факультета политических наук «Шанинки» — Московской высшей школы социальных и экономических наук) на обсуждении книги Стивена Пинкера «Просвещение продолжается»
Как сделать науку популярной? Значительную роль здесь играют всеобщая грамотность и новые технологии распространения информации. К примеру, во все предыдущие века вспышки заразных заболеваний вызывали у человечества всплеск иррациональности. А сегодня даже поведение, которое мы в ситуации пандемии считаем иррациональным (отрицание пользы вакцин или санитарных ограничений), паразитирует на научном мышлении и пользуется наукообразным языком. Практически никто не проповедует магические способы лечения; не появилось религиозных лидеров, обещающих излечение путем чтения молитв, поста или самопожертвования. Погромов и коллективных самоубийств тоже что-то не видно. Вместо этого мы слышим от людей, отрицающих Covid-19, утверждения о намеренной разработке вируса как биологического оружия, о недостаточной проверенности или надежности вакцин, о том, что маски не помогают, а надо всем переболеть и приобрести коллективный иммунитет. Это может быть верным или неверным, но это не иррациональные и не мистические объяснения: конспирологическое утверждение, постулируя альтернативный тип причинности, отсылает к рациональности, хотя само рациональным может не являться. Это мышление секулярного, нерелигиозного социума.
Всеобщее образование, как минимум среднее, дало нам широкое распространение языка рациональности, языка науки. Все больше людей знают, например, что такое процент. Большинство людей оперируют этой концепцией и используют ее в повседневной жизни, как будто они с ней родились. Между тем, это довольно сложное математическое понятие. Все меньше людей полагает, что, когда гремит гром — это пророк Илья на колеснице по небу несется и т.д.
Еще одно показательное явление — взрывной рост на рынке образовательных услуг. Часть этого рынка заполнена шарлатанами, часть курсов неизвестно чему посвящена, часть — малопонятный «коучинг личностного роста», но посмотрите, каков спрос! Посмотрите, как люди хотят учиться хоть чему-то: от выпечки пирогов до написания кода.
Поэтому нам нужно больше беспокоиться о том, чтобы людей, пропагандирующих лженауку, и обманщиков, которые неизбежно будут всегда, становилось меньше. Для этого было бы здорово внушать образованным людям, что у них есть некоторый долг перед обществом: рассказывать о том, что знаешь. Действительно, коммуникативная функция становится центральной и в экономическом обороте, и в гражданской жизни. И мы должны быть заинтересованы, — как люди, желающие блага своей стране и человечеству в целом, — чтобы распространялись коммуникативные навыки. Необходимо, чтобы «факел просвещения» несли максимально высоко и по возможности повсеместно.
Что делать тем, кто живет на территории, переживающей ярко выраженный исторический регресс? Есть одна базовая вещь, которую нужно держать в голове: не забывайте о том, что такое нормальная человеческая жизнь. Самое страшное, что может случиться — это ваше сомнение относительно того, что такое норма. Если впустить этого червя в свой мозг, он вас сожрет. До момента возвращения своего социума на дорогу прогресса вы доживете нравственным инвалидом и не сможете воспользоваться теми благами, которые обещает нам будущее. Помните, что такое правда и неправда, где верх и где низ, где лево и право. В этом смысле книга Стивена Пинкера «Просвещение продолжается: в защиту разума, науки, гуманизма и прогресса» поможет удерживать эти координаты.
Присоединиться к тому, что кажется всеподавляющей силой, очень легко. Это человеческий инстинкт. Противостоять такой силе хотя бы внутри собственной головы бывает очень сложно. Но это необходимо для того, чтобы не остаться с «поломанной головой», чего всем хотелось бы пожелать избежать.▪️
Новости 27-28 декабря как зеркало 2021 года. Думаю, всем понятно, как они связаны:
1. Верховный суд России решил ликвидировать Межлународный Мемориал.
2. Россия вошла в топ-5 самых несчастных стран мира. Ниже индекс счастья только в Ираке, Гане, Афганистане и Гонконге. https://ift.tt/3z4mkyE
3. Россия может использовать вооруженные силы для защиты своих граждан за рубежом. https://www.rbc.ru/politics/28/12/2021/61cab75f9a79477607da9546
4. Флейтиста группы «Аквариум» Брайана Финнегана не впустили в Россию.
5. Администрация президента действительно ведет подготовку к выборам 2024 года, заявил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.
6. МИД и Минобороны РФ считают, что Запад хочет разжечь на Украине «маленькую войну». https://www.kommersant.ru/doc/5153396
7. Росстат меняет методику подсчёта инфляции после требования Путина снизить ее до 4% (методику подсчёта доходов меняли уже несколько раз за последние годы). https://ift.tt/3qnYzh6
1. Верховный суд России решил ликвидировать Межлународный Мемориал.
2. Россия вошла в топ-5 самых несчастных стран мира. Ниже индекс счастья только в Ираке, Гане, Афганистане и Гонконге. https://ift.tt/3z4mkyE
3. Россия может использовать вооруженные силы для защиты своих граждан за рубежом. https://www.rbc.ru/politics/28/12/2021/61cab75f9a79477607da9546
4. Флейтиста группы «Аквариум» Брайана Финнегана не впустили в Россию.
5. Администрация президента действительно ведет подготовку к выборам 2024 года, заявил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.
6. МИД и Минобороны РФ считают, что Запад хочет разжечь на Украине «маленькую войну». https://www.kommersant.ru/doc/5153396
7. Росстат меняет методику подсчёта инфляции после требования Путина снизить ее до 4% (методику подсчёта доходов меняли уже несколько раз за последние годы). https://ift.tt/3qnYzh6
finanz.ru
Россия вошла в топ-5 самых несчастных стран мира
Ниже индекс счастья только в Ираке, Гане, Афганистане и Гонконге.
О памяти места
В какой-то кофейне взял журнал «Русский пионер»: оказывается этот памятник времён сурковской «суверенной демократии» ещё существует, - уже 106-й, профинансированный Сбербанком номер. Интересного там не особо много, но вот обнаружился в нем рассказ инвестбанкира Марка Гарбера о том, как он после 9 класса московской английской спецшколы в начале 1970-х проходил практику на юге. Студентов тогда отправляли на сентябрьский сбор картошки, а старшеклассников нередко - на июньский сбор черешни.
Собирали черешню, сбивали ящики, «эффективность наша была много выше местных работников, а зарплата много ниже». За вычетом стоимости жилья и еды труд школьников был почти бесплатным. Государству показывалось, что работали сотрудники совхоза, и заработок начислялся им.
Особо блатной категорией были грузчики - особенно те, что ездили с машиной на погрузку в аэропорт. Совхозная бухгалтерия напоминала игру в трехмерные шахматы с сложными правилами. «Очевидно было одно: все работает во благо ограниченного числа совхозных руководителей, состоявших в тесных отношениях с местным партийным аппаратом. Практика, как и обещали учителя, оказалась «школой жизни», только не в том смысле: многим она впервые открыла глаза на реальность.
Технология воровства была простой: грузовик забирал ящики с черешней из сада. Перед этим его взвешивали - так определялся вес продукции. «Хитрость состояла в том, чтобы после загрузки в саду до весов остановиться на дороге, сгрузить десяток-другой ящиков и взвешиваться без них». Эта процедура называлась «важением», и местные интересовались: «Черешня важенная?» Очевидно, сгруженные ящики шли «налево». На пути в аэропорт ящики забирались [местной мафией] и продавались перекупщикам. Четырём девятиклассникам, соучастникам хищения, полагалась доля - два ящика, которые обменивались на 2-3 бутылки портвейна.
Мальчикам даже доверили заносить новый холодильник в дом директора совхоза. «По тем временам это был дворец с покрытыми лаком паркетными полами, бесконечными сервантами, модными стенками, коврами и обилием хрусталя. Видимо, показывать эту роскошь местным было неправильно, а мы все равно скоро должны были уехать. Да и что мы могли рассказать и кому?»
Остаётся сказать, что совхоз назывался «Кущевский». Если вдруг кому это название ничего не говорит, то почитайте раз, два, три, четыре, пять - о том, что происходило там 30-50 лет спустя. Поразительная память места.
В какой-то кофейне взял журнал «Русский пионер»: оказывается этот памятник времён сурковской «суверенной демократии» ещё существует, - уже 106-й, профинансированный Сбербанком номер. Интересного там не особо много, но вот обнаружился в нем рассказ инвестбанкира Марка Гарбера о том, как он после 9 класса московской английской спецшколы в начале 1970-х проходил практику на юге. Студентов тогда отправляли на сентябрьский сбор картошки, а старшеклассников нередко - на июньский сбор черешни.
Собирали черешню, сбивали ящики, «эффективность наша была много выше местных работников, а зарплата много ниже». За вычетом стоимости жилья и еды труд школьников был почти бесплатным. Государству показывалось, что работали сотрудники совхоза, и заработок начислялся им.
Особо блатной категорией были грузчики - особенно те, что ездили с машиной на погрузку в аэропорт. Совхозная бухгалтерия напоминала игру в трехмерные шахматы с сложными правилами. «Очевидно было одно: все работает во благо ограниченного числа совхозных руководителей, состоявших в тесных отношениях с местным партийным аппаратом. Практика, как и обещали учителя, оказалась «школой жизни», только не в том смысле: многим она впервые открыла глаза на реальность.
Технология воровства была простой: грузовик забирал ящики с черешней из сада. Перед этим его взвешивали - так определялся вес продукции. «Хитрость состояла в том, чтобы после загрузки в саду до весов остановиться на дороге, сгрузить десяток-другой ящиков и взвешиваться без них». Эта процедура называлась «важением», и местные интересовались: «Черешня важенная?» Очевидно, сгруженные ящики шли «налево». На пути в аэропорт ящики забирались [местной мафией] и продавались перекупщикам. Четырём девятиклассникам, соучастникам хищения, полагалась доля - два ящика, которые обменивались на 2-3 бутылки портвейна.
Мальчикам даже доверили заносить новый холодильник в дом директора совхоза. «По тем временам это был дворец с покрытыми лаком паркетными полами, бесконечными сервантами, модными стенками, коврами и обилием хрусталя. Видимо, показывать эту роскошь местным было неправильно, а мы все равно скоро должны были уехать. Да и что мы могли рассказать и кому?»
Остаётся сказать, что совхоз назывался «Кущевский». Если вдруг кому это название ничего не говорит, то почитайте раз, два, три, четыре, пять - о том, что происходило там 30-50 лет спустя. Поразительная память места.
В @Econsonline - подборка из интересных исследований и книжек, вышедших на английском в 2021. Среди рекомендаций:
⁃ Рубен Ениколопов об исследовании Евгения Яковлева и др. о том, как убивает протекционизм - ценовые ограничения на российском фармрынке. Регулирование цен на «жизненно важные препараты» привело к росту смертности на 40% от заболеваний, от которых они лечат. Ещё Рубен рассказал о работах, показывающих вред от соцсетей для психологического благополучия.
⁃ У Фелиппе Агийона вышла книжка о конкуренции и инновациях.
⁃ Даниил Шестаков (EconGrowth Channel - @growthecon): Несколько работ о коммуникации центробанков.
⁃ Первый учебник по экономике суверенного дефолта.
⁃ Евсей Гурвич о работе из дома и о том, как ковид протестировал качество работы правительств.
⁃ Я рассказал, как Саез и Зукман взбудоражили политиков идеей налога на неполученный capital gain для американских миллиардеров и на акции глобальных корпораций.
⁃ И о работе Фисмана и Гуриева о том, как участие в коррупции сказывается на прибыли фирм.
⁃ Олег Ицхоки о макроэкономике с гетерогенными домашними хозяйствами и макроэкономике, анализирующей микроданные.
https://econs.online/articles/ekonomika/samye-vazhnye-ekonomicheskie-issledovaniya-i-otkrytiya-2021-goda/
⁃ Рубен Ениколопов об исследовании Евгения Яковлева и др. о том, как убивает протекционизм - ценовые ограничения на российском фармрынке. Регулирование цен на «жизненно важные препараты» привело к росту смертности на 40% от заболеваний, от которых они лечат. Ещё Рубен рассказал о работах, показывающих вред от соцсетей для психологического благополучия.
⁃ У Фелиппе Агийона вышла книжка о конкуренции и инновациях.
⁃ Даниил Шестаков (EconGrowth Channel - @growthecon): Несколько работ о коммуникации центробанков.
⁃ Первый учебник по экономике суверенного дефолта.
⁃ Евсей Гурвич о работе из дома и о том, как ковид протестировал качество работы правительств.
⁃ Я рассказал, как Саез и Зукман взбудоражили политиков идеей налога на неполученный capital gain для американских миллиардеров и на акции глобальных корпораций.
⁃ И о работе Фисмана и Гуриева о том, как участие в коррупции сказывается на прибыли фирм.
⁃ Олег Ицхоки о макроэкономике с гетерогенными домашними хозяйствами и макроэкономике, анализирующей микроданные.
https://econs.online/articles/ekonomika/samye-vazhnye-ekonomicheskie-issledovaniya-i-otkrytiya-2021-goda/
Forwarded from Страна и мир
💬 Лев Рубинштейн, писатель
Что-то ведь надо же и пожелать?
«Каким вам запомнился уходящий год? - неоправданно бодрым голосом спрашивает медиа-барышня из телефона. – Каким он был для вас?»
«Ну, такое…» - неопределенно говорю я.
Нет, ну а все же?
Ну, а все же - это был год тревог – за родных, за друзей, за себя самих. Это был год дальнейшей эскалации абсурда, бушующего в общественном, в политическом, в медийном пространстве.
Это был год нескончаемых потерь.
Таков, разумеется, каждый год. Но этот, прошедший, по густоте человеческих потерь сопоставим лишь с предыдущим, а тот в свою очередь - с годами войн или с годами массового государственного террора.
Но моему поколению ведь и то, и другое известно лишь по рассказам старших, по художественной литературе, по мемуарам, по кино. Поэтому мы постоянно «вспоминали» то, чего не могли помнить сами. О похоронках, о бомбежках и бомбоубежищах, о светомаскировке, о шуме ночного мотора в гулком пустынном дворе, о резко хлопающей в ночной напряженной тишине дверце лифта, о ночных шепотах: «Это за кем?»
За кем сегодня пришла эта поганая бездушная зараза, что бы это ни значило? За кем она явится завтра?
Сейчас тоже гибнут или страдают, и не только на «ковидных» фронтах. Людей хватают, людей пытают, людей за просто так держат в тюремных камерах, таскают на допросы или являются к ним с обысками в пять часов утра. Их мучает, им ломает жизнь не вирус, их мучают другие люди, устроенные, казалось бы, несколько сложнее, чем вирусы, но точно так же, как и они, лишенные органов чувств.
Да, все так! Но все равно!
Но все равно нам что-то кажется смешным и от чего-то нам весело. Мы живые, и едва ли так уж надо этого стесняться.
Когда я узнаю о том, что кто-то у кого-то родился, кто-то излечился от тяжкой хвори, кто-то издал долгожданную книжку, кто-то показал фотографию смеющегося ребенка, кто-то продемонстрировал спящего среди подушек толстого теплотворного кота, кто-то сообщил о том, что у него или у нее с утра непонятно почему хорошее настроение и хочется петь, я думаю, что в наши времена вот это все вместе и каждое по отдельности необходимо аккуратно складывать в специальную непромокаемую и несгораемую коробочку и бережно хранить ее в укромном и надежном месте, время от времени открывая ее и любовно разглядывая эти драгоценности.
Новогодние дни с их невольно повышенной возбудимостью обладают способностью выуживать из памяти какие-то случайные эпизоды, ощущения, запахи, звуки. И не только выдергивать их из памяти, но и неизбежно наделять их не всегда свойственной им значительностью, тайными какими-то смыслами и не без некоторого основания подозревать их в причастности к миру чудес.
Что-то ведь надо же и пожелать? Вам, себе, нам всем?
Давайте пожелаем друг другу выжить. Не просто физически выжить - это, разумеется, само собой, особенно если учитывать некоторую специфическую, мягко говоря, фактуру нынешних времен.
Это само собой. Но не только. Пожелаем друг другу выжить такими, какие мы есть, то есть не теряющими ощущения внутренней свободы, способности к диалогу, к трезвому анализу, к спасительному здравому смыслу.
Можно также пожелать сохранять в меру возможности веселые и непредвзятые отношения с реальностью, учась при этом отличать реальность, даже не самую комфортабельную, от навязчивого бреда, пусть даже и соблазнительного.
Давайте понадеемся также на то, что все наши любимые останутся с нами, что все те, с кем нам всегда интересно и весело, останутся живыми, здоровыми и бодрыми, насколько это позволят обстоятельства… Ну, и на обстоятельства понадеемся тоже.
Впадая хотя и не в смертный, но все же в несомненный грех самоцитирования, позволю себе сказать, что «самое главное - это найти наиболее адекватную форму сочувствия друг другу». Попробуем преуспеть и в этом деле тоже.
С Новым годом, мои дорогие! ▪️
Что-то ведь надо же и пожелать?
«Каким вам запомнился уходящий год? - неоправданно бодрым голосом спрашивает медиа-барышня из телефона. – Каким он был для вас?»
«Ну, такое…» - неопределенно говорю я.
Нет, ну а все же?
Ну, а все же - это был год тревог – за родных, за друзей, за себя самих. Это был год дальнейшей эскалации абсурда, бушующего в общественном, в политическом, в медийном пространстве.
Это был год нескончаемых потерь.
Таков, разумеется, каждый год. Но этот, прошедший, по густоте человеческих потерь сопоставим лишь с предыдущим, а тот в свою очередь - с годами войн или с годами массового государственного террора.
Но моему поколению ведь и то, и другое известно лишь по рассказам старших, по художественной литературе, по мемуарам, по кино. Поэтому мы постоянно «вспоминали» то, чего не могли помнить сами. О похоронках, о бомбежках и бомбоубежищах, о светомаскировке, о шуме ночного мотора в гулком пустынном дворе, о резко хлопающей в ночной напряженной тишине дверце лифта, о ночных шепотах: «Это за кем?»
За кем сегодня пришла эта поганая бездушная зараза, что бы это ни значило? За кем она явится завтра?
Сейчас тоже гибнут или страдают, и не только на «ковидных» фронтах. Людей хватают, людей пытают, людей за просто так держат в тюремных камерах, таскают на допросы или являются к ним с обысками в пять часов утра. Их мучает, им ломает жизнь не вирус, их мучают другие люди, устроенные, казалось бы, несколько сложнее, чем вирусы, но точно так же, как и они, лишенные органов чувств.
Да, все так! Но все равно!
Но все равно нам что-то кажется смешным и от чего-то нам весело. Мы живые, и едва ли так уж надо этого стесняться.
Когда я узнаю о том, что кто-то у кого-то родился, кто-то излечился от тяжкой хвори, кто-то издал долгожданную книжку, кто-то показал фотографию смеющегося ребенка, кто-то продемонстрировал спящего среди подушек толстого теплотворного кота, кто-то сообщил о том, что у него или у нее с утра непонятно почему хорошее настроение и хочется петь, я думаю, что в наши времена вот это все вместе и каждое по отдельности необходимо аккуратно складывать в специальную непромокаемую и несгораемую коробочку и бережно хранить ее в укромном и надежном месте, время от времени открывая ее и любовно разглядывая эти драгоценности.
Новогодние дни с их невольно повышенной возбудимостью обладают способностью выуживать из памяти какие-то случайные эпизоды, ощущения, запахи, звуки. И не только выдергивать их из памяти, но и неизбежно наделять их не всегда свойственной им значительностью, тайными какими-то смыслами и не без некоторого основания подозревать их в причастности к миру чудес.
Что-то ведь надо же и пожелать? Вам, себе, нам всем?
Давайте пожелаем друг другу выжить. Не просто физически выжить - это, разумеется, само собой, особенно если учитывать некоторую специфическую, мягко говоря, фактуру нынешних времен.
Это само собой. Но не только. Пожелаем друг другу выжить такими, какие мы есть, то есть не теряющими ощущения внутренней свободы, способности к диалогу, к трезвому анализу, к спасительному здравому смыслу.
Можно также пожелать сохранять в меру возможности веселые и непредвзятые отношения с реальностью, учась при этом отличать реальность, даже не самую комфортабельную, от навязчивого бреда, пусть даже и соблазнительного.
Давайте понадеемся также на то, что все наши любимые останутся с нами, что все те, с кем нам всегда интересно и весело, останутся живыми, здоровыми и бодрыми, насколько это позволят обстоятельства… Ну, и на обстоятельства понадеемся тоже.
Впадая хотя и не в смертный, но все же в несомненный грех самоцитирования, позволю себе сказать, что «самое главное - это найти наиболее адекватную форму сочувствия друг другу». Попробуем преуспеть и в этом деле тоже.
С Новым годом, мои дорогие! ▪️
«Искусство жить в темные времена, или получиться ли заставить себя не стать негодяем», - так называлось выступление философа Ивана Микиртумова на конференции «Российские реалии». То есть как проскочить между шестеренками авторитаризма и остаться порядочным человеком. Леонид Никитинский из «Новой» поговорил с Иваном по мотивам этого доклада. Разговор о счастье тут уместен, поскольку происходящее с нами ставит вопрос о том, не станут ли некоторые пути проигрышем всей жизни, провалом и неудачей. Не лучше ли принять правила игры и искать счастье в предлагаемых обстоятельствами вариантах, нежели скрываться во внутреннюю или в настоящую эмиграцию? Несколько фрагментов (https://novayagazeta.ru/articles/2021/12/30/vremia-zastoikov):
Человек устремлён к тому, чтобы жить счастливо и с приятностью, а потому, если, например, государство этому способствует, то оно есть благо, а если вредит, то зло. Для древних греков эпохи расцвета полисной демократии счастье не может быть достигнуто вне общества. В центре всего здесь добродетель — социальное проявление добра. Счастье, говорит тот же Аристотель, — это добродетельная жизнь. Счастливая жизнь обретается здесь как процесс, ты не достигаешь однажды состояния, в котором ты полностью и окончательно счастлив, ты всегда занят воспроизводством своей счастливой жизни. И на этом пути ты не можешь не взаимодействовать с другими просто потому, что человек один не выживает.
Темные времена» — как у Ханны Аренд, — они же — «времена глухие», в которых мы проживаем, — это когда мы не видим ближнего и не слышим его, хотя бы он был плотнейшим образом прижат к тебе в метро. Вся оптика и все звукоуловители направлены наверх, к власти, так как от нее зависит неизмеримо большее, нежели от ближнего. А ближний — потенциальный конкурент за ресурсы или орудие власти против тебя, или же тот, против которого орудием власти будешь ты, но, главное, ни в коем случае не союзник в деле движения к общему благу. Это состояние российский режим поддерживает и культивирует. Здесь любая позиция, дающая хоть какую-то власть, есть соблазн превратить ее просто в орудие подавления, то есть стать в той или иной мере негодяем.
Сила одного использует слабость другого — неумение сопротивляться, неспособность к солидарности, но эта сила поддаётся слабости не устоять перед соблазнами и стать орудием против ближнего, предать себя самого в лице другого — такого же как ты. Сущность негодяйства состоит в предательстве человека в себе.
Авторитаризм застоя, старый режим, в котором мы сегодня живем, идет против жизни, поэтому работа на него есть негодяйство. Тут, конечно, много градаций. Можно рассуждать так, что лучше я буду сидеть на некотором властном месте, делать что-то плохое вполсилы, сдерживать зло, иногда поступая и по совести, чем другой придет и примется негодяйствовать с размахом. Так рассуждают многие, и часто в пользу негодяйства склоняет простое малодушие, — за зарплату, возможности карьерного движения или просто, чтобы не вредить отчетности ты готов, например, отправить за решетку невиновного человека. Но всякий негодяй знает, что он негодяй, знает, что делает то, чего не нужно делать, что предаёт человека в себе и знает, что в этом нельзя признаваться.
В темные и глухие времена, когда мертвые пытаются тащить с собой живых и вся эта игра в нежить сопровождается нарастанием опасности для жизни человечества как таковой, следует заботиться о себе, культивируя непричастность к негодяйству, выстраивая вокруг себя и как получится далеко миры нормальных человеческих отношений. Следует быть бдительным к соблазнам негодяйства, не нужно стесняться помогать другим в него не впасть. Но, при этом следует и беречь себя, понимая, что жизнь однажды потребует добросовестного к себе отношения, и ты будешь в этом полезен, не нужно рисковать собой без нужды. Мы знаем, с какими мертвяками мы имеем дело, иногда при встрече лучше перейти на другую сторону улицы. И вот, ведя такую непростую жизнь, можно, иногда пытаться думать, что ты счастлив.
Человек устремлён к тому, чтобы жить счастливо и с приятностью, а потому, если, например, государство этому способствует, то оно есть благо, а если вредит, то зло. Для древних греков эпохи расцвета полисной демократии счастье не может быть достигнуто вне общества. В центре всего здесь добродетель — социальное проявление добра. Счастье, говорит тот же Аристотель, — это добродетельная жизнь. Счастливая жизнь обретается здесь как процесс, ты не достигаешь однажды состояния, в котором ты полностью и окончательно счастлив, ты всегда занят воспроизводством своей счастливой жизни. И на этом пути ты не можешь не взаимодействовать с другими просто потому, что человек один не выживает.
Темные времена» — как у Ханны Аренд, — они же — «времена глухие», в которых мы проживаем, — это когда мы не видим ближнего и не слышим его, хотя бы он был плотнейшим образом прижат к тебе в метро. Вся оптика и все звукоуловители направлены наверх, к власти, так как от нее зависит неизмеримо большее, нежели от ближнего. А ближний — потенциальный конкурент за ресурсы или орудие власти против тебя, или же тот, против которого орудием власти будешь ты, но, главное, ни в коем случае не союзник в деле движения к общему благу. Это состояние российский режим поддерживает и культивирует. Здесь любая позиция, дающая хоть какую-то власть, есть соблазн превратить ее просто в орудие подавления, то есть стать в той или иной мере негодяем.
Сила одного использует слабость другого — неумение сопротивляться, неспособность к солидарности, но эта сила поддаётся слабости не устоять перед соблазнами и стать орудием против ближнего, предать себя самого в лице другого — такого же как ты. Сущность негодяйства состоит в предательстве человека в себе.
Авторитаризм застоя, старый режим, в котором мы сегодня живем, идет против жизни, поэтому работа на него есть негодяйство. Тут, конечно, много градаций. Можно рассуждать так, что лучше я буду сидеть на некотором властном месте, делать что-то плохое вполсилы, сдерживать зло, иногда поступая и по совести, чем другой придет и примется негодяйствовать с размахом. Так рассуждают многие, и часто в пользу негодяйства склоняет простое малодушие, — за зарплату, возможности карьерного движения или просто, чтобы не вредить отчетности ты готов, например, отправить за решетку невиновного человека. Но всякий негодяй знает, что он негодяй, знает, что делает то, чего не нужно делать, что предаёт человека в себе и знает, что в этом нельзя признаваться.
В темные и глухие времена, когда мертвые пытаются тащить с собой живых и вся эта игра в нежить сопровождается нарастанием опасности для жизни человечества как таковой, следует заботиться о себе, культивируя непричастность к негодяйству, выстраивая вокруг себя и как получится далеко миры нормальных человеческих отношений. Следует быть бдительным к соблазнам негодяйства, не нужно стесняться помогать другим в него не впасть. Но, при этом следует и беречь себя, понимая, что жизнь однажды потребует добросовестного к себе отношения, и ты будешь в этом полезен, не нужно рисковать собой без нужды. Мы знаем, с какими мертвяками мы имеем дело, иногда при встрече лучше перейти на другую сторону улицы. И вот, ведя такую непростую жизнь, можно, иногда пытаться думать, что ты счастлив.
Новая газета
Время застоиков. Разговор с философом Иваном Микиртумовым о счастье — Новая газета
— Иван, на недавней конференции в Сахаровском центре* в рамках сессии, посвященной «стратегиям адаптации к жесткому тоталитаризму» вы вдруг заговорили о счастье. Скоро Новый год, часть наших друзей встретит его за решеткой — самое время поговорить о счастье.
Логика коррупции
По приглашению Анны Кулешовой, главного редактора журнала «Социодиггер», Елена Панфилова (Бюро этических дилемм, Транспаренси Интернешнл – Р) и Илья Шуманов (Транспаренси) выступили приглашенными редакторами номера, посвященного коррупции. Получился интересный номер, я тоже принял участие. Резюме нескольких текстов из него:
Попытка противодействовать коррупции исключительно государственными, силовыми методами лишь усугубила системную коррупцию, говорит Панфилова: «Вектор развития страны лишил подавляющее большинство граждан возможности быть реальными субъектами антикоррупционной политики. Любая их попытка открыть рот на предмет борьбы с коррупцией воспринимается в последние годы крайне негативно». Снижение коррупции возможно только за счет коллективных действий, отмечает Шуманов. Но для реализации таких проектов нужен хотя бы минимальный уровень доверия.
Понятие коррупции применимо не к любому обществу, отмечает социолог из НИУ ВШЭ Светлана Барсукова. В патримониальных системах принятие решения в ущерб одному участнику игры и в пользу другого не является признаком сбоя, дисфункции этой системы. В обществах, где еще не появилось рациональных, формализованных правил и требования равного отношения ко всем, таковы правила игры. В таких обществах общественное и частное еще не разделилось целиком, и то, что кажется нам коррупцией, может быть сословной или профессиональной рентой. О коррупции можно говорить лишь там, где приватное и публичное разделено.
По сравнению с 1990-ми гг. коррупция в России стала менее интенсивной, но более централизованной – вместе с изменением политической власти. Выросла конкуренция за покровительство высших начальников, отмечает Барсукова. Коррупция институционализируется, превращаясь в неформальный институт защиты прав собственности. Чиновники не вымогают взятки, а работают «в доле» с бизнесом, обеспечивая ему возможности развития. Из «рыночной» коррупция превращается в «местническую», когда с помощью коррупции решают вопросы не все, кто могут, а только «свои». Для всех остальных этот канал может быть закрыт.
«Своим» выдается карт-бланш на быстрое и гарантированное обогащение на условиях теневого участия в прибыли, пишет Барсукова. Чтобы получить госзаказ или спасти бизнес от государственного поглощения, недостаточно быть просто законопослушным бизнесменом – надо быть «на хорошем счету» у власти. А поскольку формальная защита прав собственности ненадежна, бизнес пытается заручиться поддержкой власти через коррупционные схемы. То, что мы считаем «коррупцией», может быть передачей дивидендов от совместного владения собственностью. Если в 1990-е бизнес «захватывал» государство, диктуя ему выгодные для себя решения, то начиная с 2000-х гг. уже бизнес «захвачен» государством и под угрозой репрессий делится с чиновниками доходами (в т.ч. через спонсорство, участие в нужных власти проектах и т.д).
В моей статье говорится о том, что технократический подход к борьбе с коррупцией часто не приносит к успеху, поскольку не принимает во внимание проблемы коллективного действия. Когда коррупция приняла системный характер, у коррупционеров нет стимула отказываться от коррупционных практик: каждый уверен, что даже если он начнет вести себя честно, в целом ничего не изменится. Бессмысленно быть единственным честным человеком в «гнилой игре», считают они. Коррупция – нарушение фундаментального принципа «следует относиться одинаково к тем, кто заслуживает равного» в угоду личным интересам и групповому давлению. Она основана на дискриминации и возникает из дисбаланса власти, из партикуляризма, когда отношение к людям определяется их статусом.
(окончание следует)
По приглашению Анны Кулешовой, главного редактора журнала «Социодиггер», Елена Панфилова (Бюро этических дилемм, Транспаренси Интернешнл – Р) и Илья Шуманов (Транспаренси) выступили приглашенными редакторами номера, посвященного коррупции. Получился интересный номер, я тоже принял участие. Резюме нескольких текстов из него:
Попытка противодействовать коррупции исключительно государственными, силовыми методами лишь усугубила системную коррупцию, говорит Панфилова: «Вектор развития страны лишил подавляющее большинство граждан возможности быть реальными субъектами антикоррупционной политики. Любая их попытка открыть рот на предмет борьбы с коррупцией воспринимается в последние годы крайне негативно». Снижение коррупции возможно только за счет коллективных действий, отмечает Шуманов. Но для реализации таких проектов нужен хотя бы минимальный уровень доверия.
Понятие коррупции применимо не к любому обществу, отмечает социолог из НИУ ВШЭ Светлана Барсукова. В патримониальных системах принятие решения в ущерб одному участнику игры и в пользу другого не является признаком сбоя, дисфункции этой системы. В обществах, где еще не появилось рациональных, формализованных правил и требования равного отношения ко всем, таковы правила игры. В таких обществах общественное и частное еще не разделилось целиком, и то, что кажется нам коррупцией, может быть сословной или профессиональной рентой. О коррупции можно говорить лишь там, где приватное и публичное разделено.
По сравнению с 1990-ми гг. коррупция в России стала менее интенсивной, но более централизованной – вместе с изменением политической власти. Выросла конкуренция за покровительство высших начальников, отмечает Барсукова. Коррупция институционализируется, превращаясь в неформальный институт защиты прав собственности. Чиновники не вымогают взятки, а работают «в доле» с бизнесом, обеспечивая ему возможности развития. Из «рыночной» коррупция превращается в «местническую», когда с помощью коррупции решают вопросы не все, кто могут, а только «свои». Для всех остальных этот канал может быть закрыт.
«Своим» выдается карт-бланш на быстрое и гарантированное обогащение на условиях теневого участия в прибыли, пишет Барсукова. Чтобы получить госзаказ или спасти бизнес от государственного поглощения, недостаточно быть просто законопослушным бизнесменом – надо быть «на хорошем счету» у власти. А поскольку формальная защита прав собственности ненадежна, бизнес пытается заручиться поддержкой власти через коррупционные схемы. То, что мы считаем «коррупцией», может быть передачей дивидендов от совместного владения собственностью. Если в 1990-е бизнес «захватывал» государство, диктуя ему выгодные для себя решения, то начиная с 2000-х гг. уже бизнес «захвачен» государством и под угрозой репрессий делится с чиновниками доходами (в т.ч. через спонсорство, участие в нужных власти проектах и т.д).
В моей статье говорится о том, что технократический подход к борьбе с коррупцией часто не приносит к успеху, поскольку не принимает во внимание проблемы коллективного действия. Когда коррупция приняла системный характер, у коррупционеров нет стимула отказываться от коррупционных практик: каждый уверен, что даже если он начнет вести себя честно, в целом ничего не изменится. Бессмысленно быть единственным честным человеком в «гнилой игре», считают они. Коррупция – нарушение фундаментального принципа «следует относиться одинаково к тем, кто заслуживает равного» в угоду личным интересам и групповому давлению. Она основана на дискриминации и возникает из дисбаланса власти, из партикуляризма, когда отношение к людям определяется их статусом.
(окончание следует)
Логика коррупции (окончание)
Изменить ситуацию мешает неверие в то, что и другие откажутся от коррупционных действий, поэтому институциональная коррупция становится самоподдерживающейся. Устойчивое равновесие невозможно поменять мелкими постепенными изменениями. Коррупция заражает и тех агентов, которые призваны с нею бороться. Ситуацию меняет лишь переход к беспристрастному (вне зависимости от статуса, знакомств и денег) распределению общественных благ, к обществу с «открытым порядком доступа» по Дугласу Норту. Для этого необходимо надежное соглашение между конкурирующими акторами, которое включает формальные и неформальные институты. Его условие – высокий уровень доверия между людьми и к правовым институтам. Рычагом перемен может стать реформа госслужбы, превращающая чиновников в сервисную структуру, карьера в которой определяется меритократически.
В России этот шаг был сделан лишь наполовину, пишет директор Центра антикоррупционной политики «Яблока» Алексей Карнаухов: на низовом уровне госслужбы правила были ужесточены, бытовой коррупции стало меньше, зато коррупция высших политических элит обеспечивается на уровне закона. Закрепилась практика выбора подрядчиков решением правительства. Данные о владельцах недвижимости исключаются из реестра, если они находятся под госохраной ФСО. Госрасходы по нацпроектам непрозрачны, а компании друзей политического руководства получают право на взимание сборов с других, минуя конкурентные торги (система «Платон», маркировка «Честный знак»).
Вместо устранения причин системной коррупции мы наблюдаем ее бетонирование, отмечает Карнаухов. Как показывает опрос студентов-юристов, который проводил ЦНСИ, многие из них полагают, что в органах госвласти сложно не давать взятки, там ты «влился в систему» и негласно повязан небольшими экономическими преступлениями. Это дает сильный рычаг давления на людей (цитаты по статье Алены Вандышевой).
Сообщество «Диссернет» насчитывает более сотни ректоров и директоров филиалов университетов со списанными (а часто купленными) диссертациями. Часто такие фальшивые ученые приводят за собой в администрации университетов таких же фальшивых ученых, пишет сооснователь «Диссернета» Андрей Ростовцев. Относительно недавно, говорит он, ректор одного из столичных университетов предоставила площадку для конференции о противодействии нарушениям академической и публикационной этики. Ее собственная диссертация тоже оказалась списанной. Попытка конференции принять декларацию о недопустимости занятия такими людьми государственных постов вызвала у нее искреннее негодование. В результате доклады, посвященные нарушениям академической этики, в сборник трудов по итогам конференции не вошли.
В статье Григория Машанова, старшего юриста российской «Транспаренси», рассказывается, как власти прячут информацию от общества. От открытости публичной информации мы быстро прошли путь к сегодняшней ситуации, когда даже подлежащая официальному декларированию информация закрыта, а доверие к ней снижается. Из Росреестра пропадают высокопоставленные фигуранты громких общественных расследований. Резко сокращается число декларантов в МВД, засекречиваются госзакупки ФСБ, Минобороны, Росгвардии и Роскосмоса. Тренд к закрытию информации вернул нас в эпоху до принятия закона о противодействии коррупции 2008 года.
Изменить ситуацию мешает неверие в то, что и другие откажутся от коррупционных действий, поэтому институциональная коррупция становится самоподдерживающейся. Устойчивое равновесие невозможно поменять мелкими постепенными изменениями. Коррупция заражает и тех агентов, которые призваны с нею бороться. Ситуацию меняет лишь переход к беспристрастному (вне зависимости от статуса, знакомств и денег) распределению общественных благ, к обществу с «открытым порядком доступа» по Дугласу Норту. Для этого необходимо надежное соглашение между конкурирующими акторами, которое включает формальные и неформальные институты. Его условие – высокий уровень доверия между людьми и к правовым институтам. Рычагом перемен может стать реформа госслужбы, превращающая чиновников в сервисную структуру, карьера в которой определяется меритократически.
В России этот шаг был сделан лишь наполовину, пишет директор Центра антикоррупционной политики «Яблока» Алексей Карнаухов: на низовом уровне госслужбы правила были ужесточены, бытовой коррупции стало меньше, зато коррупция высших политических элит обеспечивается на уровне закона. Закрепилась практика выбора подрядчиков решением правительства. Данные о владельцах недвижимости исключаются из реестра, если они находятся под госохраной ФСО. Госрасходы по нацпроектам непрозрачны, а компании друзей политического руководства получают право на взимание сборов с других, минуя конкурентные торги (система «Платон», маркировка «Честный знак»).
Вместо устранения причин системной коррупции мы наблюдаем ее бетонирование, отмечает Карнаухов. Как показывает опрос студентов-юристов, который проводил ЦНСИ, многие из них полагают, что в органах госвласти сложно не давать взятки, там ты «влился в систему» и негласно повязан небольшими экономическими преступлениями. Это дает сильный рычаг давления на людей (цитаты по статье Алены Вандышевой).
Сообщество «Диссернет» насчитывает более сотни ректоров и директоров филиалов университетов со списанными (а часто купленными) диссертациями. Часто такие фальшивые ученые приводят за собой в администрации университетов таких же фальшивых ученых, пишет сооснователь «Диссернета» Андрей Ростовцев. Относительно недавно, говорит он, ректор одного из столичных университетов предоставила площадку для конференции о противодействии нарушениям академической и публикационной этики. Ее собственная диссертация тоже оказалась списанной. Попытка конференции принять декларацию о недопустимости занятия такими людьми государственных постов вызвала у нее искреннее негодование. В результате доклады, посвященные нарушениям академической этики, в сборник трудов по итогам конференции не вошли.
В статье Григория Машанова, старшего юриста российской «Транспаренси», рассказывается, как власти прячут информацию от общества. От открытости публичной информации мы быстро прошли путь к сегодняшней ситуации, когда даже подлежащая официальному декларированию информация закрыта, а доверие к ней снижается. Из Росреестра пропадают высокопоставленные фигуранты громких общественных расследований. Резко сокращается число декларантов в МВД, засекречиваются госзакупки ФСБ, Минобороны, Росгвардии и Роскосмоса. Тренд к закрытию информации вернул нас в эпоху до принятия закона о противодействии коррупции 2008 года.
Forwarded from Страна и мир
💬 Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в СПб, научный руководитель Центра исследований модернизации
Почему Россия отстала?
Если мы хотим понять причину экономического отставания России, то надо изучать в первую очередь не её, а те страны, которые ушли вперед. До какого-то времени «отставали все»: не по сравнению друг с другом, а по сравнению с современным нам состоянием экономики, политики, общественной жизни, которые сейчас наблюдается и в нашей стране, и особенно в развитых странах Запада. Запад стал таким не с самого начала. В ходе модернизации успешные страны проходили долгий путь от состояния слаборазвитости через быстрое экономическое развитие к развитию политическому и социальному.
Для понимания того, что происходит в любой стране, нужно изучить ее длительный исторический путь, посмотреть, с чего страна начинала, какие вызовы со стороны соседей она испытывала на протяжении своего пути, как на эти вызовы отвечала и что происходило дальше, в результате этого ответа.
Фернан Бродель, французский историк из школы Анналов, который много писал об экономической истории Европы, обратил внимание, что в XI веке, после долгого периода стагнации, в разных европейских регионах постепенно начинается экономический подъем. Бурная европейская урбанизация происходит в XII-XIII веках, появляется много городов. Я связываю это с тем, что в Европе примерно к X веку исчезла проблема набегов на города, которые раньше, в «темные века», осуществлялись с трех сторон: викинги с севера и северо-запада, сарацины с юга и юго-запада, мадьяры с востока. Набеги кончались уничтожением целых городов и их населения, уводом людей в плен. Если сравним ситуацию в Центральной и Западной Европе с ситуацией в русских землях, то увидим, что проблема набегов стояла у нас гораздо дольше, фактически до XVII века. Монгольское нашествие — самое тяжелое время, которое началось в XIII веке, но и после его окончания постоянно были набеги на Русь из Крыма.
Со времен Карамзина и Костомарова монгольское нашествие интерпретируется странно: считается, что мы стали рабами, рабский менталитет проник в наше сознание на века, и теперь его никак не вытравить. Но нет никакого подтверждения тому, что рабский менталитет существует, и тем более, что он передается через поколения. Дело в другом: невозможно нормально развивать экономику, если постоянно происходят набеги, если чужаки сжигают твой город, уничтожают созданные богатства и уводят пленников. Северо-западные русские города, которые не подверглись нашествию, находились в гораздо лучшем положении и лучше развивались. Торговали в средние века в основном Новгород и Псков, это были самые экономически развитые наши города, торговавшие с немецкими городами Ганзы. Они не страдали от нашествия, и у них была возможность развиваться экономически.
Кроме незащищенности от набегов, на развитие России сильно влияла периферийность нашего положения относительно Европы. В первой главе моей книги приводятся факты, свидетельствующие, как набеги замедляли развитие экономики. В частности, я полемизирую с довольно распространенной концепцией Льва Гумилева, которая сводилась к тому, что от монгольского нашествия Русь только выигрывала. Современное состояние науки не сочетается с гумилевскими представлениями.▪️
Импортировала ли Россия в ходе монголо-татарского ига административные особенности и черты, впоследствии ставшие институтами авторитарной власти? Как набеги помешали сформироваться правам собственности? Смотрите об этом в полной версии выступления Дмитрия Травина на презентации его новой книги “Почему Россия отстала”, организованной Сахаровским центром 25 ноября 2021.
Также предлагаем вам посмотреть видео с презентации книги Владимира Гельмана, Дмитрия Травина и др. «Российский путь: идеи, интересы, институты, иллюзии».
Почему Россия отстала?
Если мы хотим понять причину экономического отставания России, то надо изучать в первую очередь не её, а те страны, которые ушли вперед. До какого-то времени «отставали все»: не по сравнению друг с другом, а по сравнению с современным нам состоянием экономики, политики, общественной жизни, которые сейчас наблюдается и в нашей стране, и особенно в развитых странах Запада. Запад стал таким не с самого начала. В ходе модернизации успешные страны проходили долгий путь от состояния слаборазвитости через быстрое экономическое развитие к развитию политическому и социальному.
Для понимания того, что происходит в любой стране, нужно изучить ее длительный исторический путь, посмотреть, с чего страна начинала, какие вызовы со стороны соседей она испытывала на протяжении своего пути, как на эти вызовы отвечала и что происходило дальше, в результате этого ответа.
Фернан Бродель, французский историк из школы Анналов, который много писал об экономической истории Европы, обратил внимание, что в XI веке, после долгого периода стагнации, в разных европейских регионах постепенно начинается экономический подъем. Бурная европейская урбанизация происходит в XII-XIII веках, появляется много городов. Я связываю это с тем, что в Европе примерно к X веку исчезла проблема набегов на города, которые раньше, в «темные века», осуществлялись с трех сторон: викинги с севера и северо-запада, сарацины с юга и юго-запада, мадьяры с востока. Набеги кончались уничтожением целых городов и их населения, уводом людей в плен. Если сравним ситуацию в Центральной и Западной Европе с ситуацией в русских землях, то увидим, что проблема набегов стояла у нас гораздо дольше, фактически до XVII века. Монгольское нашествие — самое тяжелое время, которое началось в XIII веке, но и после его окончания постоянно были набеги на Русь из Крыма.
Со времен Карамзина и Костомарова монгольское нашествие интерпретируется странно: считается, что мы стали рабами, рабский менталитет проник в наше сознание на века, и теперь его никак не вытравить. Но нет никакого подтверждения тому, что рабский менталитет существует, и тем более, что он передается через поколения. Дело в другом: невозможно нормально развивать экономику, если постоянно происходят набеги, если чужаки сжигают твой город, уничтожают созданные богатства и уводят пленников. Северо-западные русские города, которые не подверглись нашествию, находились в гораздо лучшем положении и лучше развивались. Торговали в средние века в основном Новгород и Псков, это были самые экономически развитые наши города, торговавшие с немецкими городами Ганзы. Они не страдали от нашествия, и у них была возможность развиваться экономически.
Кроме незащищенности от набегов, на развитие России сильно влияла периферийность нашего положения относительно Европы. В первой главе моей книги приводятся факты, свидетельствующие, как набеги замедляли развитие экономики. В частности, я полемизирую с довольно распространенной концепцией Льва Гумилева, которая сводилась к тому, что от монгольского нашествия Русь только выигрывала. Современное состояние науки не сочетается с гумилевскими представлениями.▪️
Импортировала ли Россия в ходе монголо-татарского ига административные особенности и черты, впоследствии ставшие институтами авторитарной власти? Как набеги помешали сформироваться правам собственности? Смотрите об этом в полной версии выступления Дмитрия Травина на презентации его новой книги “Почему Россия отстала”, организованной Сахаровским центром 25 ноября 2021.
Также предлагаем вам посмотреть видео с презентации книги Владимира Гельмана, Дмитрия Травина и др. «Российский путь: идеи, интересы, институты, иллюзии».