Выезд за границу. Завтрак на вокзале с Аней, Ольгой Эдуардовной и Володей, Цетом, Модей. В отделении один. Соседи испанцы. Обычная скука и пьянство. Шоколад.

24 января 1889

Приезд в Берлин. У Вольфа. Завтрак у Дресселя [ресторан] solo. У Клиндворта, у Бока, у Блоха. Дома. Нездоровилось (зуб болел, ибо холодно). Обед в новом ресторанчике. Шлялся. Дома.

26 января 1889

Предвидя, что в подобных случаях люди легко обижаются и часто не понимают смысла самых простых слов, как только дело коснется денежных счетов, — я сделал все, чтобы подобного случая на сей раз не было, т. е. извинился заранее, просил тебя понять, что я только хочу знать, не в рассеянности ли тут дело (однажды между нами уже было денежное недоразумение из-за твоей рассеянности в 1883 г., летом), и все-таки ты ухитрился обидеться! Господи! да где ж в моем письме стоит 1), что я считаю тебя небезукоризненным, 2), что я непременно желаю, чтобы ты мне платил ратеровскую долю, 3), что ты мне отказывал в деньгах. В последний раз в жизни я имел с тобой разговор о деньгах. Отныне никогда в жизни не скажу ни полслова.

Письмо к П.И. Юргенсону от 18 января 1889

30 января! Это ужасно! Еще два месяца!!! Сегодня была первая репетиция. На репетиции шло очень хорошо; оркестр превосходнейший, и три часа, проведенные там, были очень приятны, за исключением первого волнения и конфуза. Но как только я пришел домой, началась та же тоска и то же упорное стремление перелететь на 8 апреля. Если б не Вася [Сапельников], то я бы наверное не дотянул бы до тех пор и уехал бы через дней десять после берлинского концерта домой. Но мысль о Васе удерживает меня. Будь я богат, я бы выписал его. А, впрочем, повторяю, может быть, все это пройдет. Завтра концерт, послезавтра еду в Франкфурт, через два дня потом в Дрезден, из Дрездена на 2 дня в Лейпциг для свидания с Бродским, потом Берлин, Гамбург. Потом будет дней 8 отдыха; я на них очень рассчитываю и думаю жить около Женевы и работать. Потом Париж, где буду ждать с восторгом Васю. Целую тебя, голубчик Модя! Сегодня всю ночь видел во сне Боба, при необычайно поэтической обстановке, и беспрестанно его сегодня вспоминаю. Количку нежно целую.

Письмо к Модесту Чайковскому от 30 января 1889

[Кёльн] Репетиция. Шло отлично. Обед у Вюльнера. Тоска. Галир расстроен. Дома. Пьянство. Спал.

31 января 1889

[Франкфурт] Кофе. Скука и тоска.

2 февраля 1889

Скучаю и томлюсь ужасно. Главное бедствие, что никогда нельзя быть одному, и вечная усталость, доходящая до отупения. Завтра репетиция и концерт. Послезавтра в Дрезден.

Письмо к Модесту Чайковскому от 2 февраля 1889

[Франкфурт - Дрезден] Всю дорогу кутил. В Лейпциге пересадка. Разговорчивый немец.

4 февраля 1889

Дрезденом я очень недоволен. Ожидал встретить здесь такой же первоклассный оркестр, как было в Кёльне и Франкфурте, — но очень ошибся. Оркестр здесь маленький и скверный, и на репетициях, коих было три, я совсем измучился. Концерт состоится через 2 часа, и я оставлю место в конце письма, чтобы сообщить, как он сошел. Посылаю тебе вырезки из франкфуртских газет, сегодня мне присланных. Ходил сегодня смотреть на Мадонну. И она, и галерея произвели на меня гораздо более сильное впечатление, чем прежде. Я начинаю подумывать, не бросить ли мне все и ехать домой; да, наверное, так бы и сделал, если бы не Сапельников, который, пожалуй, без меня не поедет в Лондон. Очень волновался и дирижировал плохо. Первая часть симфонии публике мало понравилась, andante больше, скерцо еще больше; после финала был настоящий успех; музыканты сыграли туш. Был ужин с речами. Тоска ужасная.

Письмо к Модесту Чайковскому от 8 февраля 1889

[Дрезден - Берлин]. Уложился. Девица Доброва с веерами. Визиты Грюцмахеру и Шуху. Обед у Зауэра со старухой и Мюллером. У Шольца. Автографы. Его пиэсы. Странная жена. Вместе все трое в гостиницу и в кафе. Пиво. Газеты. Статья Гартмана. На вокзале. Пиво. Уехал. В 11½ в гостинице. Ужин в комнате.

9 февраля 1889

В продолжение восьми дней я имел три концерта и девять репетиций! Решительно не понимаю, откуда у меня сил хватает на все это. Что-нибудь одно: или подобное столь новое для меня напряжение сил отзовется на мне очень вредно, или же, наоборот, как противоядие против моих сочинительских трудов, сопряженных с постоянным сидением, такого рода безумно кипучая деятельность мне здорова. Середины быть не может, т. е., другими словами, я должен вернуться в Россию “иль со щитом, иль на щите”. Но скорее я думаю, что, несмотря на трудные минуты и на постоянную борьбу с самим собой, всё это мне здорово! Успех во всех трех городах был большой, но особенно сильный в Кельне и Франкфурте. В Дрездене я играл нашу симфонию, и, к сожалению, выбор этот был неудачный, ибо я не знал, что оркестр, с которым я буду иметь дело, очень плохой, и эта трудная симфония была ему не по силам. Тем не менее, и тут меня принимали очень хорошо. 

Письмо к Н.Ф. фон Мекк от 11 февраля 1889

[Берлин] Прогулка. Пьянство дома. Концерт. Не особенно. 

14 февраля 1889

[Берлин] Мучительная тоска. Завтрак у посла. Он очень симпатичен. Попка. Секретари. Пассаж. Прогулка. Дома. Безумная тоска и слезы. 

15 февраля 1889

Если бы все мое путешествие состояло только из репетиций и концертов, то оно было бы даже приятно. Но, к сожалению, меня одолевают приглашениями на завтраки, обеды и ужины; я никогда не бываю один и, вследствие того, чувствую такую усталость, такую тоску, что нередко, попавши домой, плачу, как маленький ребенок. В тоске, которая гнетет меня, есть что-то болезненное, жгучее и в высшей степени мучительное. Говорю Вам совершенно искренно, что я не выдержал бы и уехал бы домой, если б не мысль, что в лице моем чествуется русская музыка вообще и что я должен являться туда, где мной интересуются. Весьма сожалею, что в русских газетах про одержанные мною победы ничего не пишется. Но что тут делать? У меня нет друзей в русской прессе...

Письмо к А.К. Глазунову от 15 февраля 1889

[Лейпциг, отъезд] Уложился. Бродский в 10½. Пешком на вокзал. Холод. Один в отделении. Завтрак в вагоне и пьянство. Очень тоскливо было. В Франкфурте более часа. Ужинал. Спальный вагон. Один. Холодно и печально.

19 февраля 1889

Базель. Суетливо. В 7 часов в вагон. Девица с компаньонкой (из Франкфуртских); старик, приходивший курить. В Берне завтрак. Читал «Князя Серебряного» Графа Толстого. Лозанна. Движение и суета. Волнение. Женева. Не симпатичный «Hotel de la Paix». Обедал один. Прогулка. Ликеры в кафе. В русской церкви — заперта. Домой. Визит Гуго Зенгера. Один дома с лампой. Приятный вечер.

20 февраля 1889

Ужасно как Женева печальна. Во 1-х, сама по себе она печальна, а во 2-х, я до того живо здесь вспоминаю всех вас и себя 13 лет тому назад и так болезненно ощущаю невозвратность прошлого. Был вчера на boulevard Plain-palais, где Вы жили. Так живо вспомнил Таню и Веру с красными от беганья в школу по холоду руками и всех вас, и тебя с маленьким носиком, а не с той башней, которая у тебя теперь вместо носа, и себя самого не столь седым, на целых 13 лет более молодым!!! Ужасно грустно стало!

Письмо к В.Л. Давыдову от 21 февраля 1889

[Женева] Репетиция. В ресторане «Nord» один. Пьянство. Концерт. Огромный успех. Золотой венок. Гонорар. Шампанское.

25 февраля 1889

Много спал и много пил.

27 февраля 1889

[Гамбург] Одинокий вечер. Странное дело! добиваюсь одиночества, а как оно пришло, страдаю.

28 февраля 1889

Со вчерашнего я здесь. Сегодня была первая репетиция. Брамс на целый лишний день остался, чтобы услышать симфонию, и был очень любезен. После репетиции мы с ним завтракали и порядочно кутили.

Письмо к Модесту Чайковскому от 28 февраля 1889