Была ты всех ярче, верней и прелестней,
Не кляни же меня, не кляни!
Мой поезд летит, как цыганская песня,
Как те невозвратные дни...
Что было любимо - все мимо, мимо...
Впереди - неизвестность пути...
Благословенно, неизгладимо,
Невозвратимо... прости!

1914

Я встал и трижды поднял руки.
Ко мне по воздуху неслись
Зари торжественные звуки,
Багрянцем одевая высь.

Казалось, женщина вставала,
Молилась, отходя во храм,
И розовой рукой бросала
Зерно послушным голубям.

Они белели где-то выше,
Белея, вытянулись в нить
И скоро пасмурные крыши
Крылами стали золотить.

Над позолотой их заемной,
Высоко стоя на окне,
Я вдруг увидел шар огромный,
Плывущий в красной тишине.

1903

Мы были вместе, помню я…
Ночь волновалась, скрипка пела…
Ты в эти дни была — моя,
Ты с каждым часом хорошела…
Сквозь тихое журчанье струй,
Сквозь тайну женственной улыбки
К устам просился поцелуй,
Просились в сердце звуки скрипки…

1899

Город спит, окутан мглою,
Чуть мерцают фонари…
Там, далеко за Невою,
Вижу отблески зари.
В этом дальнем отраженьи,
В этих отблесках огня
Притаилось пробужденье
Дней тоскливых для меня.

1899

Многоуважаемый Александр Алексеевич.

Письмо Ваше сейчас получил. А газету-то все-таки разве так и не будут посылать? Никто не отказывается от этого доброго старого обычая, да и «Биржевые ведомости» до сих пор не отказывали, тем более что стихи мои там помещались довольно часто. Почему же вдруг так — взять да и прекратить высылку?

Вы пишете, что у Вас только одно стихотворение, которое Вы «таите на случай краха». Не понимаю этой фразы, — какой крах? Кроме того, у Вас есть еще Исаакиан; я не знаю, как вышел перевод, но поэт Исаакиан — первоклассный; может быть, такого свежего и непосредственного таланта теперь во всей Европе нет.

А какие «настроения близки современной душе»? Разным душам разные, и я не могу судить, отвечаю ли хоть одной из них… «Одичание», которое теперь у всех на языке, — факт, в большой степени совершившийся… Вот и Вы в сегодняшнем фельетоне, например, возвращаетесь к великому прошлому.

Кстати — о Григорьеве: хоть бы кому пришло в голову написать по поводу редактированной мной книги именно о нем, а не о Розанове и не обо мне, который должен бы быть здесь последней спицей в колеснице. Ведь в Григорьеве действительно заложены искры громадной культуры, которые так и догорают до сей поры под пеплом полемики и равнодушия.

письмо Измайлову А.А., 28.01.1916, 35 лет

Ничего не знаю. Я думаю о Вас давно. Я давно кружу около Вашего дома. Теперь — второй час ночи. К Вам нельзя. И никогда — нельзя. Сейчас я хотел идти к Вам и сказать Вам: сегодня — все, что осталось от моей молодости, — Ваше. И не иду. Но услышьте, услышьте меня — сейчас.

Ал. Блок.

письмо Щеголевой В. А., 29.01.1911, Петербург, ночь, 30 лет

Ты права, мама: не пить, конечно, лучше. Но иногда находит такая тоска, что от нее пьешь.

письмо матери, 30.01.1908, 27 лет

...поднимешь глаза на окно, а уж сумерки, и знаешь, что весна, и в небе серый клуб облака наплывает на другой, и проплывут мимо, и откроется нежная лазурь, и талый снег зацветет. Боже мой...

из письма Перцову П.П., 31.01.1906, 25 лет

Я пригвождён к трактирной стойке.
Я пьян давно. Мне всё — равно.
Вон счастие моё — на тройке
В сребристый дым унесено…

Летит на тройке, потонуло
В снегу времён, в дали веков…
И только душу захлестнуло
Сребристой мглой из-под подков…

В глухую темень искры мечет,
От искр всю ночь, всю ночь светло…
Бубенчик под дугой лепечет
О том, что счастие прошло…

И только сбруя золотая
Всю ночь видна… Всю ночь слышна…
А ты, душа… душа глухая…
Пьяным-пьяна… пьяным-пьяна…

1908

Время от времени его тянет на кабацкий разгул. Именно – кабацкий. Холеный, барственный, чистоплотный Блок любит только самые грязные, проплеванные и прокуренные «злачные места»: «Слон» на Разъезжей, «Яр» на Большом проспекте. После «Слона» или «Яра» – к цыганам… Чад, несвежие скатерти, бутылки, закуски. «Машина» хрипло выводит – «Пожалей ты меня, дорогая» или «На сопках Маньчжурии». Кругом пьяницы.

воспоминания Георгия Иванова

Милый друг! Ты юною душою
Так чиста!
Спи пока! Душа моя с тобою,
Красота!
Ты проснешься, будет ночь и вьюга
Холодна.
Ты тогда с душой надежной друга
Не одна.
Пусть вокруг зима и ветер воет —
Я с тобой!
Друг тебя от зимних бурь укроет
Всей душой!

1899

Милый, дорогой мой друг Александр Васильевич.

Прости, что пишу несколько слов только. Остро люблю Тебя. Сейчас узнал об убийстве великого князя Сергия. Скитался я по улицам, и не к кому было пойти. К Тебе было бы можно, если бы Ты был здесь. Нужно было отвести душу. Так все трудно и так сложно совсем неразрешимо, что будет с Россией и со всеми вами. Чувствую все определеннее: «Ныне мы — дети божий, но неизвестно, что будем!» Экзаменов, по всей вероятности, не будет — это комически малый результат великих событий. Однако — и это приходится принять во внимание. Но живем мы много и хорошо, только вот от событий тяжело и смутно. Откладываю подробности до другой минуты. Все мы, конечно, Тебя любим и помним и кланяемся. Кланяйся, пожалуйста, от нас всех очень Иулиании Ксенофонтовне. Крепко обнимаю Тебя, милый, незаменимый.

письмо Гиппиусу А.В., 04.02.1905, Петербург, 24 года

Живи, живи так хорошо, как пишешь, радуюсь за Тебя; и сам, может быть, когда-нибудь, заживу. Господь с Тобой.

из письма Андрею Белому, 05.02.1911, 30 лет

Утешаюсь цветами. Думаю о цветах.

Только цветы!!

Все остальное в Москве мучительно, грузно и нудно.

из письма Андрея Белого, 06.02.1905, 24 года

Вот река полноводнее
Тянет белые льды.
Дышит лето господнее
От холодной воды.

Я с мятежными думами
Да с душою хмельной
Полон вешними шумами,
Залит синей водой.

И смотрю, торжествующий,
В ледоходную даль…

весна 1907

Милый, я еще не надоел Тебе письмами? Можно писать хотя бы два слова каждый день?

Весь Твой Боря

письмо Андрея Белого, 08.02.1905, 24 года

Я облачился перед битвой
В доспехи черного слуги.
Вам не спасти себя молитвой,
Остервенелые враги!
Клинок мой дьяволом отточен,
Вам на погибель, вам на зло!
Залог побед за мной упрочен
Неотвратимо и светло.
Ты не спасешь себя молитвой —
Дрожи, скрывайся и беги!
Я облачился перед битвой
В доспехи черного слуги.

1902

Милый,

я хочу Тебе сказать, что нынешней весной упразднится золото последних лет и будут нежноэмалевые розы. Будь счастлив. Спасибо за письмо. Все так ясно, так огнисто, так зеркально.

Нежно любящий Тебя Боря.

БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 11.02.1905

Милый, Милый,

спасибо за письмо. Счастье. Солнце. Опять. Весна. Будет. Радость. Жемчуг. Бирюза. Рубин. Топаз. Хризопрас. Вот. Нежно и горячо Тебя любящий

Боря.

БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 12.02.1905, Блоку - 24