Утро брежжит. День грозит ненастьем.
Вечер будет холоден, но ясен.
Будет время надышаться счастьем,
Чуять всё, чем божий мир прекрасен…
Одного не даст душе природа,
И у бога нет довольно власти,
Чтоб душа почуяла свободу
От прошедшей, вечно сущей страсти…

март 1900

Милый Боря.

Ну, вот - китайская война.

Поздравляю Тебя со всеми новыми испытаниями и переменами, которые предстоят нам скоро. Все-таки, возвращайся в Россию. Может быть, такой - ее уже недолго видеть и знать.

А наши письма - все еще натянутые. Пусть так, это еще необходимо должно быть; все, что было, нелегко.

Живу сосредоточенно. Пишу поэму. Открытки из Кэруана не получал. "Мусагет" что-то не дает о себе никаких вестей.

У меня много планов. Не знаю еще, как и где проведу лето. Целую Тебя крепко. Господь с Тобой.

Твой Ал. Блок


БЛОК - БЕЛОМУ, 03.03.1911, 30 лет

Я уже растаял и теперь я - слезы, стекающие с вечного лица.

из письма Андрею Белому, 04.03.1905, 24 года

Я в последнее время многое узнал, во многом разочаровался - заработал себе право молчания. Я умолкаю. Выбрасываю всякий эзотеризм из своих слов. Перестаю говорить о том, во что я верю и во что нет. Становлюсь строго-формальным, логическим. Мне надоел пестрый базар, который устраивают теперь из эзотерических открытий. Я не люблю маскарад. С меня довольно паясничества. Страшна мне порнография, вносимая в христианство. Тошнит от нее.

Пора открыть глаза на то, куда мы идем. Прежде нежели плевать на красоту, следует дать взамен ее эквивалентное. Оно и дается в Православной Церкви. Вот - единственно правильный путь, углубленность которого часто не ведают его стражи...


из письма Андрея Белого, 05.03.1903, Блоку 22 года

На весеннем пути в теремок
Перелетный вспорхнул ветерок,
Прозвенел золотой голосок.
Постояла она у крыльца,
Поискала дверного кольца,
И поднять не посмела лица.
И ушла в синеватую даль,
Где дымилась весенняя таль,
Где кружилась над лесом печаль.
Там — в березовом дальнем кругу —
Старикашка сгибал из березы дугу
И приметил ее на лугу.
Закричал и запрыгал на пне:
«Ты, красавица, верно, ко мне!
Стосковалась в своей тишине!»
За корявые пальцы взялась,
С бородою зеленой сплелась
И с туманом лесным поднялась.
Так тоскуют они об одном,
Так летают они вечерком,
Так венчалась весна с колдуном.

1905

Милый, милый Боря. Люблю тебя и не забываю, спасибо за твои письма. У нас все разное, каждый день все спутано, спутано. Тетя Маня заболела очень серьезно и, может быть, - надолго. К ней приехать нельзя. Вообще, лучше не приезжай теперь; как-то растерянно и грустно. Я набрал много работы в "Вопросы Жизни" и "Слово" и хочу получать за это деньги, потому все пишу и хожу по редакциям. Что будет с экзаменами - до сих пор не знает никто. Иногда чувствую, что все на Дальнем Востоке - кошмар и ужас вслед за ужасом. Чувствую себя "литературным поденщиком" и на косом клочке бумаги пишу тебе ночью и в сером тумане. Мы тебя все вспоминаем, говорим. Напишу тебе еще, когда пройдет серость. Я видел человека в грязном воротнике, который "увлекался спиритизмом" с Брюсовым. И все - теперь - так. Тебя очень любящий, всегда не забывающий

Саша


БЛОК - БЕЛОМУ, 07.03.1905, 24 года

Александр
Александрович!

Я хотел бы поговорить с Вами. Дело для меня очень важное. Вы меня не знаете, а может быть, где и встречали по журналам мою фамилию. Хотел бы зайти часа в 4.

С почтением

С. Есенин.

письмо Блоку, 09.03.1915, Петроград, Блоку 34, Есенину 19

Грустно и тихо у берега сонного
Лодка плывет – ты дремли.
Я расскажу про мечты, озаренные
Прежнею лаской земли.
Только остались у берега сонного
Утлые в лодке мечты.
В этих мечтах – навсегда отдаленная,
Ты, лучезарная, ты…

1901

Сейчас как-то особенно мирно настроен; долго сейчас с Асей мы стояли на корме парохода, глядя на бурю летящих, свистящих и клокочущих вод: что за цвета! Чернолиловый, многовесный, мгновенно меняющий очертанье камень - вот море; оно вовсе не пучина, а упругая, желатинновязкая среда, по которой можно бегать свободно, если намазать салом сапоги да срезать с них каблуки. И по этому чернолиловому и кубовому с празеленью камню - пена чуть-чуть розоватая, белая и лазурная; лазурная пена - пена подводная. Сейчас летели брызги в этом лазурнобелом и чернолиловом гременье; коричневатый, тусклый, матовогрустный закат. Третий день уже, как мы не видим земли; до Порт-Саида еще два дня плавания; теперь справа от нас проходит Крит, слева же Триполи; уже мы почти на уровне западной границы Египта. Становится теплей... Плывем на "Arcadia", идущем в Китай и Японию с грузом рельс для желторожих чертей; команда вся почти состоит из китайцев; 45 китайцев и 15 европейцев. Из пассажиров - мы одни; пароход немецкий из Гамбурга; добродушный бородач-капитан в кают-компании по вечерам говорит об угле, культуре и Канте и угощает пирогом с яблоками и домашним печеньем; на палубе гуляет баран и весь день свистит канарейка. Качка, но мы уже привыкли (в море - четвертый день; день еще плыли от Туниса до Мальты, но поганец италианец, собственно говоря, нас выгнал: сицилийцы и южные итальянцы - носачи и поганцы...). Мирно, тихо, уютно, даже... комфортабельно; плыть бы да плыть без земли, без устали; завидую команде, плывущей к Филиппинам, Иокагаме, Шанхаю мимо Индии. Капитан добродушно зовет с собою... Ася первые переезды наши лежала (от Неаполя до Палермо, от Палермо до Туниса, и от Туниса до Мальты); теперь же привыкла; еще день, два, и покажется, что на пароходе родился; но через два дня уж и Порт-Саид. (Едем не на Александрию). Из Египта едем в Иерусалим, Смирну, Афины, Константинополь, Россия. В Египте побудем с месяц. Пиши: так хочется иметь вести из России, особенно от Тебя... Отрывали... Сейчас ужинали; моряки угощали меня русской водкой; ужасно уютно мирно болтать среди свиста и хохота волн; сейчас сказали, что ввиду качки не двое, а еще трое суток до Порт-Саида: ветер сильный и встречный, и пароход идет вдвое медленнее... Впрочем, что я пишу! О водке, о пароходе... Но, друг, сейчас в голове пусто, спокойно; и мыслей никаких, кроме горячего желания Тебя обнять и сказать, что люблю, радуюсь нашему примирению, верю, что оно - прочное.

Любящий Тебя нежно

Борис Бугаев

P. S. Если Александра Андреевна и Твоя жена ничего особенного против меня не имеют, то передай и им привет.


БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 11.03.1911, Блоку - 30

Меня бессонница томила, –
Недуг безумный и глухой, –
Блаженство ночи в сад манило,
Где пахло скошенной травой.

1899

Я помню вечер. Шли мы розно.
Тебе я сердце поверял,
На жарком небе туча – грозно
На нас дышала; ветер спал.

И с первым блеском молньи яркой,
С ударом первым громовым
Ты мне в любви призналась жаркой,
А я… упал к ногам твоим…

1899

⚡Фаина Раневская теперь в Telegram!

Собрание иронических цитат, видеофрагментов и ярких воспоминаний о жизни одной из великих личностей XX столетия.

Отпускайте идиотов и клоунов из своей жизни.
Цирк должен гастролировать.

Приглашаем вас в мир Раневской!
t.me/Faina_Ranevskaya_tg

Блаженный, забытый в пустыне,
Ищу небывалых распятий.
Молюсь небывалой богине –
Владыке исчезнувших ратей.

Ищу тишины и безлюдий,
Питаюсь одною отравой.
Истерзанный, с язвой кровавой,
Когда-нибудь выйду к вам, люди!

1902

Милый и чистый Александр Александрович. Получил сегодня Ваше благоуханное письмо. Очевидно, мы в одно время писали. Рад письму Вашему. Вы нежная весна. Вы таинственный неугасимый свет в духе моем. Очень хорошо мне было прочитать Ваше письмо. Напишите, можно ли в субботу?

Но отчего у Вас было сиро на душе? Как это могло случиться? Это прошло? Вам от жизни должно — розы и флейты. И гобои. И одежи Ваши шелковые и парчовые должны быть украшены гроздьями самоцветных камней.

Рад буду обнять Вас. Очень рад буду увидеть всех Вас. Всем кланяюсь и желаю всего.

Обнимаю Вас и целую, непорочного и праведного.

Любящий Вас

С. Панченко.

письмо от 16.03.1904, СПб. Николаевская, 43. Кв. 15., Блоку 23 года

Милый Саша!

Вчера была для меня незабываемая минута. Я глядел с полчаса, не отрываясь, в глаза сфинксу; из песков над песками глядит сфинкс огромными живыми глазами; и каждую минуту меняется выраженье его чудовищного лица: сначала он был грозный, потом насмешливый, испуганный, грустный, нежный, как ангел, прекрасный2. Луна ослепительно горела, освещая пустыню. Черные привиденья феллахов одиноко застывали здесь и там. И надо всем два безумных конуса - пирамиды.

Нежно любящий.

Б. Бугаев

БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 15 марта 1911, Каир, 30 лет

Тянет ветром от залива,
В теплом ветре – снова ты.
Широко и прихотливо
Покачнулась гладь мечты.

Здесь ли, нет ли – это с моря
Огоньки и голоса…
На темнеющем просторе –
Там – песчаная коса.

Над моими ли мечтами –
Вечереющий обман?
И широкими струями
Колыхается туман…

1902

Винсент Ван Гог, Клод Моне, Иван Айвазовский.

Культовыми художниками теперь можно наслаждаться в одном месте.

На канале "Płótno" публикуют полотна из Третьяковской галереи, Лувра, Эрмитажа, а также описание и интересные факты про них.

Рекомендуем посетить отличный канал об искусстве:
t.me/Płótno_tg

Сладко найти нам звезду.
Вот она – в небе видна.
Я осторожно приду –
Будем шептать имена.

К нашей родной стороне
Ты устремись – и не лги.
Вечер мой снова в огне,
День мой свершает круги.

1902

Ярким солнцем, синей далью
В летний полдень любоваться -
Непонятною печалью
Дали солнечной терзаться...

Кто поймёт, измерит оком,
Что за этой синей далью?
Лишь мечтанье о далёком
С непонятною печалью...

1900

Милый Саша,

все собирался Тебе писать, но вот уже четыре недели, как засел дома, нигде не бываю, никого не вижу: стал тяжел на подъем. И никому не писал. Много читаю, занимаюсь. Кроме того: пишу повесть1. В общем чувствую себя недурно, когда один. В газетах не пишу. Надоели все газетчики, и вообще литературная атмосфера, из которой я не без усилия вырвался. Моя полемика в итоге отшатнула от меня решительно всех литераторов, так что я теперь совсем чужой всем. И я доволен. Чувствую, впадаю не то в дряхлость, не то в детство; а весну люблю.

Милый Саша, напиши мне несколько слов о себе. Как Ты? Скоро ли выйдет Твой сборник стихов?

Целую Тебя.

Остаюсь любящий Тебя

Борис Бугаев

20 марта 08 года.

P. S. На старости лет занялся музыкой. Много играю Моцарта.


Москва, Блоку 27, Белому тоже