Сирени бледные дождем к земле прибиты…
Замолкла песня соловья;
Немолчно говор слышится сердитый
Разлитого ручья…
Природа ждет лучей обетованных:
Цветы поднимут влажный лик,
И вновь в моих садах благоуханных
Раздастся птичий крик…

1899

Не знаете где послушать интересные лекции\подкасты? Мы таким же вопросом задавались, поэтому основательно собрав все, что есть на данный момент, – решили этим поделиться в TG-Канале "Автора забыл". Итак, что там есть?

– Лекции по философии, филологии, искусствоведению, истории и литературоведению;
– 1000 книг по философии в одном файле (Планируется добавить психологию и искусствоведение до конца апреля)

Главная миссия канала – сделать крупицы вашего свободного времени увлекательными и полезными.
Подписывайтесь, чтобы не потерять: https://news.1rj.ru/str/avtorazabil

Мы засели в Боголюбах, и так вросся я в деревню, что не хочется из тишины ехать в шум, в города, даже... в Гельсингфорс, ибо там будет много русских знакомых (между прочим, Н. А. Бердяев). А я стал такой враг "споров и разговоров", что одна мысль о словесном общении угнетает: хочется молчать, сидеть, смотреть на зарю, что я и делаю здесь, если не пишу и не мерзну (у нас после 18° в тени вдруг навалился холод до 0 градусов, а мы живем в новом, еще отстраиваемом доме, в лесу - и холодно).

Давно нет от Тебя вести. И не знаю: не обидел ли я опять Тебя чем-нибудь?

Хорошо здесь: так бы и остаться надолго, надолго: но, видно, судьба нам с Асей жить странниками, преодолевать пространства.

В этом тоже свой уют: нигде не дома, то есть, везде дома, потому что возишь свой дом с собой. И - у себя: а где-то на фоне - Россия, Германия, Швейцария. И скользит, убегает все: куда-то во мглу.


из письма Андрея Белого, 25.04.1913, Блоку 32 года

Есть и у админа уголок. Админ желает убежать. Админу тоже бывает не очень. Администрировать непереадминистрировать. Иногда приходится думать, что все это зря. Вот если бы, то тогда.... дааа... тогда бы дааа.... но нет.

В Иерусалиме очень хорошо у Гроба Господня: никакой профанации; веселая суматоха и толкотня; мы попали в самое выгодное время; видели обряд омовения ног и обряд благодати огня; омовение ног - сплошной театр, один архиерей играет роль Петра, а другой, рыжий, Иуды; Патриарх - Христос. Обряд благодати огня неописуем; громадный храм во мраке; тысячи богомольцев в храме, на карнизах, хорах, переходах; у каждого - пучок из 33 свечей, образующих толстый факел; во мраке христиане арабы поют священные песни и бьют в тарелки; в момент появления благодатного огня из отверстия храма Гроба Господня водворяется громогласный рев; через несколько секунд турецкие солдаты тащут испуганного патриарха через толпу, готовую его растерзать; в руках патриарха два белых факела, от которых через море голов распространяется море огня: все факелы вспыхивают сразу. Пасхальную ночь встретили у Гроба Господня. Возвращались домой с процессией мужичков, поющих "Христос Воскресе"

из письма Андрея Белого, 26.04.1911, Пароход Яффа - Одесса

Вчера я слышал песни с моря
И плески волн о южный брег,
Душа, в смятеньи песням вторя,
К полудню направляла бег.
Так — невозможного искала,
И лишь далеко ввечеру
Сознаньем поздним разгадала
Волны певучую игру.
Но вновь перед вечерним светом
Она болит из глубины
И чует в сумраке согретом
Загадку песни и волны.

1901

Мама, ты совершенно напрасно беспокоишься.

Ты не бойся, что темно: Слушай, я тебе открою: Все невинно, все смешно, Все божественной игрою Суждено и создано.

Для божественной забавы Я порою к вам схожу. Собираю ваши травы И над ними ворожу И варю для вас отравы.

Эти стихи (Сологуба) были лейтмотивом всех похождений (и снялись мы на этом основании: Сологуб, я, Сюннерберг и Чулков). — Эти дни тоже было не без пьянства. Под мутно-голубыми и дождливыми рассветами пили мы шампанское, я почему-то (?) наелся устриц — и т. д. Но — «все невинно». Главное, что это не надрывает меня. Моя жизнь катится своим чередом, мимо порочных и забавных сновидений, грузными волнами. Я работаю, брожу, думаю. Надоело жить одному. «Праматерь» кончена (вчерне), «Песню Судьбы» на днях кончаю.

Отчего не напиться иногда, когда жизнь так сложилась: бывают минуты приближения трагического и страшного, ветер в душе еще свежий; а бывает — «легкая, такая легкая жизнь» (Сологуб).

Может быть, ты и не можешь этого понять, — но неужели ты не можешь согласовать это со мной? Ведь путь мой прям, как все русские пути, и если идти от одного кабака до другого зигзагами, то все же идешь все по тому же неизвестному еще, но, как стрела, прямому шоссейному пути — куда? куда? И потом —

Друзья! Не все ль одно и то же: Забыться вольною мечтой В нарядном зале, в модной ложе, Или в кибитке кочевой?

Целую.

Саша.


письмо от 28.04.1908, 27 лет

Неужели ты не приедешь прежде конца мая и совсем не поживешь со мной? Во-первых, мне совсем постыла эта пустая квартира. Во-вторых, надо же хоть сообразить все, опомниться. Я тут без тебя прожил долгую и трудную жизнь, от которой ты — за тридевять земель (опять волнуюсь и мучусь; эти вздорные слова должны идти тысячу верст, через две недели я получу ответ — опять не о том, что меня волнует, опять — из какой-то летаргии с ума можно сойти; мне вовсе не сладко).

На серные воды мне не нужно. Куда ехать и когда, я не знаю. И не хочу звать (после этого ты опять будешь ждать «ласкового письма», какое пишется, когда в человеке еще, и еще, и еще раз все перевернулось вверх дном и застыло в неясности, а душа… непоправимо устает и стареет от стужи, от неизвестности, от сна близких). «Просто нервы»… — нет, не просто.

О Станиславском я написал утром. О Мейерхольде — лучше не будем говорить. Двух пудов соли я с этим вторым Чулковым не съем. Мне не надо прирожденных плагиаторов с убогим содержанием души, но с впечатлительностию, которая производит впечатление таланта. Буду, насколько хватит сил, работать «про себя». А когда станет невтерпеж — сопьюсь.


из письма супруге, 29.04.1913, 32 года

Вот, если Вас не застану, оставляю письмо. Желаю Вам всего счастливого и светлого, всего, что есть здесь несомненно и только запрятано и закутано. Мне кажется, что мы увидимся скоро, например осенью. Больше уж не приду к Вам. У меня все складывается странно радостно. Сплелось столько всего, что ни написать, ни рассказать кратко немыслимо. Но все это цепкое, весеннее, пахучее, как ветки сирени после весенних ливней. Будьте счастливы, будьте милостивы, будьте так, как Вы можете. Это правда, что я верю в Вас, и имею на то основания.

из письма Гиппиусу А.В., 30.04.1903, 22 года

Май жестокий с белыми ночами!
Вечный стук в ворота: выходи!
Голубая дымка за плечами,
Неизвестность, гибель впереди!
Женщины с безумными очами,
С вечно смятой розой на груди! —
Пробудись! Пронзи меня мечами,
"От страстей моих освободи!

Хорошо в лугу широким кру́гом
В хороводе пламенном пройти,
Пить вино, смеяться с милым другом
И венки узорные плести,
Раздарить цветы чужим подругам,
Страстью, грустью, счастьем изойти, —
Но достойней за тяжёлым плугом
В свежих росах по́утру идти!

1908

Вот май опять повеял,
Цветы зацвели и лес,
И тучки, розовея,
Плывут в синеве небес.

И соловьёв раскаты
Опять зазвучали в листве,
И прыгают ягнята
В зелёной мураве.

Прыгать и петь не могу я,
Я лёг, больной, в траву;
Далёкий звон слежу я,
Я грежу наяву.

Генрих Гейне (перевод А.Блока, 1921)

Дорогой Саша,

Очень благодарен за Твое правдивое мнение обо мне. Оно показывает, насколько мы чужды друг другу. Ты утверждаешь, что все же мистические факты нас связывают; я утверждаю, что их нет и не было вовсе (то, что Ты называешь "мистикой", очевидно не то, что разумею я). Ввиду "сложности" наших отношений я ликвидирую эту сложность, прерывая с Тобой сношения (кроме случайных встреч, шапошного знакомства и пр.).

Не отвечай.

Всего хорошего*.

Борис Бугаев


БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 03.05.1908, 27 лет

*Об отношении к Белому после получения этого письма можно судить по словам Блока в письме к жене от 24.06.1908 - "Ко многим людям у меня в душе накопилось много одинокого холода и ненависти (Мережковские, разные москвичи с г. А. Белым во главе", а также записи Блока от 26.06.1908 - "Хвала создателю! С лучшими друзьями и "покровителями" (А. Белый во главе) я внутренно разделался навек. Наконец-то! (разумею полупомешанных - А. Белый, и болтунов - Мережковские)".

Жена моя, и ты угасла,
Жить не могла, меня любя.
Смотрю печально из-за прясла
Звериным взором на тебя.

1907

Милый папа!

Сегодня кончились мои экзамены. Спешу сообщить Вам об этом. Кончить удалось по первому разряду, получив четыре «весьма» на устных и круглое «весьма» на письменных экзаменах.

На днях поедем в Шахматово. Люба Вам кланяется.

Ваш Саша.


письмо от 05.05.1906, 25 лет

Если хочешь ты лимону,
Можешь кушать апельсин.
Если любишь Антигону,
То довольствуйся, мой сын,
Этой Фёклой престарелой,
Что в стряпне понаторела.

1898

Люба ходит в парижском фраке, я — в венском белом костюме и венецианской панаме. Рассматриваю людей и дома, играю с крабами и собираю раковины. Все очень тихо, лениво и отдохновительно. Хотим купаться в море. Наконец-то нет русских газет, и я не слышу и не читаю неприличных имен Союза русского народа и Милюкова, но во всех витринах читаю имена Данта, Петрарки, Рескина и Беллини. Всякий русский художник имеет право хоть на несколько лет заткнуть себе уши от всего русского и увидать свою другую родину — Европу, и Италию особенно.

Ну, пойду бродить опять. Крепко целую тебя. Напиши во Флоренцию.


из письма матери, 07.05.1909, Венеция, 28 лет

До ужаса знакомо то, что Ты пишешь о первом впечатлении о России; у меня было подобное: моросящий дождь - и стражник трусит по намокшей пашне с винтовкой за плечами; и чувство, что все города России (и столица в том числе) - одна и та же станция "Режица" (жандарм, красная фуражка и баба, старающаяся перекричать ветер). - В этих глубоких и тревожных снах мы живем, и должны постоянно вскакивать среди ночи и отгонять сны.

из письма Андрею Белому, 08.05.1911, 30 лет

Милый Вячеслав Иванович.

Вчера я видел во сне с необыкновенной отчетливостью смерть Вашу и Андрея Белого. Говорят, это — к жизни. Относительно Вас — до реальных чувств и лиц Ваших близких и некоторых далеких — потому что Вас окружают люди. Относительно Белого — только он, да я. Я сомневался вчера, писать ли Вам, но сегодня решил написать.

Днями здесь все яснее и проще: пью чай и ругаюсь с мужиками.. Остаться бы здесь надолго. Только по ночам еще возвращаются кошмары.

Я не совсем ясно знаю, кому пишу: кто Вы? Но люблю Вас...


из письма Иванову В.И., 09.05.1910, с. Шахматово, 29 лет