«Девяностые» — канал, где день за днем публикуются реальные дневниковые записи 1991 года.
Лчные мысли, страхи и надежды людей на фоне крушения великой страны.
Для тех, кто хочет понять эпоху не через учебники, а через живые эмоции.
Подписывайтесь на «Девяностые». История, рассказанная от первого лица.
https://news.1rj.ru/str/devyanostalgiya
Лчные мысли, страхи и надежды людей на фоне крушения великой страны.
Для тех, кто хочет понять эпоху не через учебники, а через живые эмоции.
Подписывайтесь на «Девяностые». История, рассказанная от первого лица.
https://news.1rj.ru/str/devyanostalgiya
Telegram
ДЕВЯНОСТЫЕ
Говорят, что в девяностых нам жилось совсем не просто. Но копните глубоко: а когда жилось легко?
Мои печальные порывы,
Мои бесплодные мечты
Тебя настроили тоскливо,
И стала мне враждебна ты.
Что делать! Лучше я не в силах
Тебе, прекрасной, толковать
О преждевременных могилах,
Где тайна — вечная печать.
Но в сердце бедного поэта
Вскипает страстью, горяча,
Прекрасным обликом согрета,
Струя незримого ключа.
Твоя душа ее не чует,
В тебе всё — молодость и свет,
Пока безумствует, тоскует
Тобой непонятый поэт.
1899
Мои бесплодные мечты
Тебя настроили тоскливо,
И стала мне враждебна ты.
Что делать! Лучше я не в силах
Тебе, прекрасной, толковать
О преждевременных могилах,
Где тайна — вечная печать.
Но в сердце бедного поэта
Вскипает страстью, горяча,
Прекрасным обликом согрета,
Струя незримого ключа.
Твоя душа ее не чует,
В тебе всё — молодость и свет,
Пока безумствует, тоскует
Тобой непонятый поэт.
1899
❤7🍾1
Не надо кораблей из дали,
Над мысом почивает мрак.
На снежно-синем покрывале
Читаю твой условный знак.
Твой голос слышен сквозь метели,
И звезды сыплют снежный прах.
Ладьи ночные пролетели,
Ныряя в ледяных струях.
И нет моей завидней доли —
В снегах забвенья догореть,
И на прибрежном снежном поле
Под звонкой вьюгой умереть.
Не разгадать живого мрака,
Которым стан твой окружен.
И не понять земного знака,
Чтоб не нарушить снежный сон.
1907
Над мысом почивает мрак.
На снежно-синем покрывале
Читаю твой условный знак.
Твой голос слышен сквозь метели,
И звезды сыплют снежный прах.
Ладьи ночные пролетели,
Ныряя в ледяных струях.
И нет моей завидней доли —
В снегах забвенья догореть,
И на прибрежном снежном поле
Под звонкой вьюгой умереть.
Не разгадать живого мрака,
Которым стан твой окружен.
И не понять земного знака,
Чтоб не нарушить снежный сон.
1907
❤6🍾1
Друзья, наконец-то появился канал о литературе русского зарубежья!
Это авторский канал-книга, где сплетаются судьбы незамеченных и забытых поэтов и писателей русского зарубежья.
На страницах канала вас ждут ожившие Бунин, Цветаева, Елагин, Бродский, Довлатов — и не только.
Подписывайтесь — поговорим о жизни и творчестве русской эмиграции и о ком незаслуженно молчат...
Ждем всех любителей неизведанной русской литературы!
Это авторский канал-книга, где сплетаются судьбы незамеченных и забытых поэтов и писателей русского зарубежья.
На страницах канала вас ждут ожившие Бунин, Цветаева, Елагин, Бродский, Довлатов — и не только.
Подписывайтесь — поговорим о жизни и творчестве русской эмиграции и о ком незаслуженно молчат...
Ждем всех любителей неизведанной русской литературы!
👍1
Мама, два твои письма пришли с прошлой почтой. У нас был два дня сильный ветер, дом дрожал. Сегодня ночью дошел почти до урагана, потом налетела метель, и к утру мы ходили уже по тихому глубокому снегу. До сих пор было нехорошо и нервно, снег все украсил. Сейчас, к вечеру, уже оттепель. Капает с крыш и с веток; мы слепили у пруда болвана из снега, он стоит на коленях и молится, завтра от него, пожалуй, не останется уже ничего.
Однако прожить здесь зиму нельзя — мертвая тоска. Даже мужики с этим согласны. Мы рано ложимся спать. Я за это время переписал наполовину сборник стихов, написал массу писем и читал Ницше, который мне очень близок.
В колодце нет перемен, но это ничего, потому что идет только четвертая сажень. Пруд кончен, с Федором мы рассчитались. В начале ноября, вероятно, уедем. Теперь, говорят, пойдет дождь на неделю, а к ноябрю уже встанет настоящая зима.
Господь с тобой.
Саша.
Мы ходим в валенках. Сильных морозов еще не было.
письмо от 22.10.1910, Шахматово, 29 лет
Однако прожить здесь зиму нельзя — мертвая тоска. Даже мужики с этим согласны. Мы рано ложимся спать. Я за это время переписал наполовину сборник стихов, написал массу писем и читал Ницше, который мне очень близок.
В колодце нет перемен, но это ничего, потому что идет только четвертая сажень. Пруд кончен, с Федором мы рассчитались. В начале ноября, вероятно, уедем. Теперь, говорят, пойдет дождь на неделю, а к ноябрю уже встанет настоящая зима.
Господь с тобой.
Саша.
Мы ходим в валенках. Сильных морозов еще не было.
письмо от 22.10.1910, Шахматово, 29 лет
❤5
Милый Александр Александрович.
Очень огорчен Вашим отказом участвовать в концерте гимназии Штемберга. Неужели это Ваше последнее слово? Будьте добры, передумайте пожалуйста Ваш отказ на согласие. Ваше участие так нужно бы нам. Не потому, что Ваше знаменитое имя дает козырную строку на программе, и не потому, что мартышата в гимназии жаждут Вашей поэзии. Ни о каком козырном номере я вовсе и не старался бы. А мартышата, надо думать, не сумеют оценить Вашего стиха. Кто их научил ценить и понимать поэзию; не учитель же словесности?
Но все же надо, чтобы Вас повидали. Пусть они реально, физически в своей обстановке на несколько минут получат возможность общаться с Вашей нежной и изящной душой. Пусть они увидят Ваше лицо, услышат Ваш голос, осязают Вашу манеру. Ничто не пропадет. Ни один жест, ни один вопрос. У воспринимающего все в свое время даст свои всходы. И то, что для мартышат взойдет от Вас, будет странное, нежное и певучее; строгое, быть может. Но не грубое или подлое.
Сегодняшние мартышата завтра будут строить новую ступень цивилизации. Надо, чтобы мы хорошо снарядили их на это. Надо нам потрудиться и пострадать: пусть они пост<роя>т хорошую ступень. И пусть следующим — будет полегче на ней.
А если среди мартышат в этой гимназии есть поэт, или мечтатель, или добрый, тихий, смирный? Знаете, есть такие: никакого поступка ему не припишешь, а он все время ласково теплится, и доброта лучится от него? Ну как для такого не приехать? А тоже, как и для других не приехать? Эти мартышата так глубоко несчастливы. Подумайте: четырнадцатилетний мартышонок — и он несчастлив. Все детство и всю юность они ужасающе одиноки, даже когда они окружены заботой и любовью. Мартышата скучают, плачут и томятся, и их бранят, обижают и им мстят учителя гимназии.
Милый Александр Александрович. Мне очень совестно настаивать, но если как-нибудь Вам возможно, будьте добры, передумайте пожалуйста Ваш отказ на согласие.
Преданный Вам
С. Панченко.
письмо от 23.10.1911, Петербург, Коломенская, 5, кв. 71, Блоку 30 лет
Очень огорчен Вашим отказом участвовать в концерте гимназии Штемберга. Неужели это Ваше последнее слово? Будьте добры, передумайте пожалуйста Ваш отказ на согласие. Ваше участие так нужно бы нам. Не потому, что Ваше знаменитое имя дает козырную строку на программе, и не потому, что мартышата в гимназии жаждут Вашей поэзии. Ни о каком козырном номере я вовсе и не старался бы. А мартышата, надо думать, не сумеют оценить Вашего стиха. Кто их научил ценить и понимать поэзию; не учитель же словесности?
Но все же надо, чтобы Вас повидали. Пусть они реально, физически в своей обстановке на несколько минут получат возможность общаться с Вашей нежной и изящной душой. Пусть они увидят Ваше лицо, услышат Ваш голос, осязают Вашу манеру. Ничто не пропадет. Ни один жест, ни один вопрос. У воспринимающего все в свое время даст свои всходы. И то, что для мартышат взойдет от Вас, будет странное, нежное и певучее; строгое, быть может. Но не грубое или подлое.
Сегодняшние мартышата завтра будут строить новую ступень цивилизации. Надо, чтобы мы хорошо снарядили их на это. Надо нам потрудиться и пострадать: пусть они пост<роя>т хорошую ступень. И пусть следующим — будет полегче на ней.
А если среди мартышат в этой гимназии есть поэт, или мечтатель, или добрый, тихий, смирный? Знаете, есть такие: никакого поступка ему не припишешь, а он все время ласково теплится, и доброта лучится от него? Ну как для такого не приехать? А тоже, как и для других не приехать? Эти мартышата так глубоко несчастливы. Подумайте: четырнадцатилетний мартышонок — и он несчастлив. Все детство и всю юность они ужасающе одиноки, даже когда они окружены заботой и любовью. Мартышата скучают, плачут и томятся, и их бранят, обижают и им мстят учителя гимназии.
Милый Александр Александрович. Мне очень совестно настаивать, но если как-нибудь Вам возможно, будьте добры, передумайте пожалуйста Ваш отказ на согласие.
Преданный Вам
С. Панченко.
письмо от 23.10.1911, Петербург, Коломенская, 5, кв. 71, Блоку 30 лет
👍1👎1
1991 год глазами очевидцев.
Каждый день - новая дневниковая запись жителя СССР. Страх, надежда, быт на фоне распада страны.
"Девяностые" - почувствуйте эпоху кожей. Без цензуры и без прикрас.
https://news.1rj.ru/str/devyanostalgiya
Каждый день - новая дневниковая запись жителя СССР. Страх, надежда, быт на фоне распада страны.
"Девяностые" - почувствуйте эпоху кожей. Без цензуры и без прикрас.
https://news.1rj.ru/str/devyanostalgiya
❤2
Народилась волна —
Ударяет о берег скалистый.
Всё, чем дышит она, —
Дух прозрачный и чистый.
Ночью бурною вал
Налетел на волну молодую
И нещадно терзал
Ее душу живую…
Оттого так бледна,
И, прозрачного полная горя,
Тихо шепчет волна:
«Унеси меня, темное море…»
1899
Ударяет о берег скалистый.
Всё, чем дышит она, —
Дух прозрачный и чистый.
Ночью бурною вал
Налетел на волну молодую
И нещадно терзал
Ее душу живую…
Оттого так бледна,
И, прозрачного полная горя,
Тихо шепчет волна:
«Унеси меня, темное море…»
1899
❤6😢1🍾1
Дорогой, горячолюбимый Александр Александрович,
спасибо за письмо. Пишу Вам не в ответ на него, а просто вне всего: мне хочется Вас уведомить, что я не стану Вам отвечать, пока не окончится во мне период внутренней опустошенности, когда хочется убежать в пустыню... там раздается убийственный голос: "пустыня растет: горе тому, в ком таятся пустыни" (Ницше)... И вот бежишь туда, где поет "умирающий лебедь Аполлона", вон там среди песчаного сумрака трепещут, колыхаясь, две алмазных волны - два белых крыла умирающего лебедя - лебедя Аполлона... Его сражают неугомонные повторения: "пустыня растет: горе тому, в ком таятся пустыни" - и прощальная песнь, лебединая!..
Возвращаясь из пустыни, я встречаю одни только маски. Я когда-то все думал, что знаю людей. Но когда обнаружилось, что то, что преображало черты, искажало, двигало чертами мне незнакомых знакомцев, - я сам, колеблемый и отраженный на поверхности хаоса.
Теперь я узнал, что у меня нет зрения. Я - слепой, разве слепые не должны остерегаться? Все подозрительно им. Вот и я чувствую себя таким брошенным среди толпы слепцом. Сколько отсюда недоразумений! Выпукло-стеклянный, незрячий взор, устремленный во тьму, может смотреть в упор на кого-нибудь. И не зная, что я - слеп, они (зрячие) обратятся ко мне с вопросом, почему я смотрю все на них в то время, когда я (они не узнают того) смотрю в вечную тьму. (Их поразит мой стеклянно-задумчивый взор... Они найдут еще нескромным, что я все смотрю на них)...
Поймите положение слепца, который сознал, что не видит. Он еще все в задумчивости. Он осваивается со своим положением. Потом он сам обратится к друзьям, когда переживет первые минуты одиночества. А теперь не требуйте, чтобы слепой Вам подробно писал! Эти слова - только уведомление, только просьба о молчании.
Горячолюбящий Вас
Борис Бугаев
P. S. A Вы, Вы напишете мне, быть может?.. Вы не оставите меня?
А. БЛОКУ
Суждено мне молчать.
Для чего говорить?..
Не забуду страдать,
Не устану любить.
Нас зовут
Без конца...
Нам пора...
Багряницу несут.
И четыре колючих венца.
Весь в огне
И любви
Мой предсмертный, блуждающий взор.
О, приблизься ко мне -
Распростертый, в крови
Я лежу у подножия гор.
Зашатался над пропастью я
И в долину упал, где поет ручеек.
Тяжкий камень, свистя,
Неожиданно сбил меня с ног -
Тяжкий камень, свистя,
Размозжил мне висок. -
- Среди ландышей я,
Зазиявший, кровавый цветок.
Суждено мне молчать...
Для чего говорить?
Не забуду страдать,
Не устану любить.
А. Белый
письмо от 25.10.1903, 22 года
спасибо за письмо. Пишу Вам не в ответ на него, а просто вне всего: мне хочется Вас уведомить, что я не стану Вам отвечать, пока не окончится во мне период внутренней опустошенности, когда хочется убежать в пустыню... там раздается убийственный голос: "пустыня растет: горе тому, в ком таятся пустыни" (Ницше)... И вот бежишь туда, где поет "умирающий лебедь Аполлона", вон там среди песчаного сумрака трепещут, колыхаясь, две алмазных волны - два белых крыла умирающего лебедя - лебедя Аполлона... Его сражают неугомонные повторения: "пустыня растет: горе тому, в ком таятся пустыни" - и прощальная песнь, лебединая!..
Возвращаясь из пустыни, я встречаю одни только маски. Я когда-то все думал, что знаю людей. Но когда обнаружилось, что то, что преображало черты, искажало, двигало чертами мне незнакомых знакомцев, - я сам, колеблемый и отраженный на поверхности хаоса.
Теперь я узнал, что у меня нет зрения. Я - слепой, разве слепые не должны остерегаться? Все подозрительно им. Вот и я чувствую себя таким брошенным среди толпы слепцом. Сколько отсюда недоразумений! Выпукло-стеклянный, незрячий взор, устремленный во тьму, может смотреть в упор на кого-нибудь. И не зная, что я - слеп, они (зрячие) обратятся ко мне с вопросом, почему я смотрю все на них в то время, когда я (они не узнают того) смотрю в вечную тьму. (Их поразит мой стеклянно-задумчивый взор... Они найдут еще нескромным, что я все смотрю на них)...
Поймите положение слепца, который сознал, что не видит. Он еще все в задумчивости. Он осваивается со своим положением. Потом он сам обратится к друзьям, когда переживет первые минуты одиночества. А теперь не требуйте, чтобы слепой Вам подробно писал! Эти слова - только уведомление, только просьба о молчании.
Горячолюбящий Вас
Борис Бугаев
P. S. A Вы, Вы напишете мне, быть может?.. Вы не оставите меня?
А. БЛОКУ
Суждено мне молчать.
Для чего говорить?..
Не забуду страдать,
Не устану любить.
Нас зовут
Без конца...
Нам пора...
Багряницу несут.
И четыре колючих венца.
Весь в огне
И любви
Мой предсмертный, блуждающий взор.
О, приблизься ко мне -
Распростертый, в крови
Я лежу у подножия гор.
Зашатался над пропастью я
И в долину упал, где поет ручеек.
Тяжкий камень, свистя,
Неожиданно сбил меня с ног -
Тяжкий камень, свистя,
Размозжил мне висок. -
- Среди ландышей я,
Зазиявший, кровавый цветок.
Суждено мне молчать...
Для чего говорить?
Не забуду страдать,
Не устану любить.
А. Белый
письмо от 25.10.1903, 22 года
❤3👎1
Сегодня подумал, почему бы вас не познакомить с другими своими каналами? Может заинтересуетесь и даже подпишитесь. Такой вот скромный список:
@kafkanazavtrak - письма, дневники и цитаты из произведений моего любимого Франца Кафки.
@Dark_Avenues - письма и дневники великого русского писателя, мизантропа и нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина.
@blok_note - письма и дневники Александра Блока. Мой первый канал, создан в мае 2017 года. Первоначально на нем публиковал короткие рассказы классиков (например), потом дневники Петра Чайковского (тыц).
@prishvin_dream - дневники Михаила Пришвина. Тема неисчерпаема, 8 томов, 50 лет. Очень плодовитый автор.
@denechekk - дневники 1975 года рандомных советских жителей. От академика до работника совхоза в Тверской губернии.
@devyanostalgiya - дневники жителей СССР 1991 года во время его распада. Надежда и отчаяние в каждой строке.
@soroksorokoff - мемы. Куда-ж без них. На канале 2 подписчика, один из них я.
@kafkanazavtrak - письма, дневники и цитаты из произведений моего любимого Франца Кафки.
@Dark_Avenues - письма и дневники великого русского писателя, мизантропа и нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина.
@blok_note - письма и дневники Александра Блока. Мой первый канал, создан в мае 2017 года. Первоначально на нем публиковал короткие рассказы классиков (например), потом дневники Петра Чайковского (тыц).
@prishvin_dream - дневники Михаила Пришвина. Тема неисчерпаема, 8 томов, 50 лет. Очень плодовитый автор.
@denechekk - дневники 1975 года рандомных советских жителей. От академика до работника совхоза в Тверской губернии.
@devyanostalgiya - дневники жителей СССР 1991 года во время его распада. Надежда и отчаяние в каждой строке.
@soroksorokoff - мемы. Куда-ж без них. На канале 2 подписчика, один из них я.
Вчера получил твое письмо, мама. Пишу тебе пока кратко. Самое лучшее пока событие — то, что вчера выпал снег. Остальные события — всё разговоры, иногда с утра до вечера. Во всем этом не хватает чего-то самого существенного. Вижу Мережковских часто, и еще многих других.
Ездили мы с Женей целый день на велосипедах в Царском и в Павловске. Там тишина, сквозные леса, снег запорошил траву. В сквозных парках едут во все стороны очень красивые конвойцы в синих кафтанах на стройных лошадях. Разъезжаются и опять съезжаются. Ни звука. Только поезда поют на разных ветках железной дороги:
Так лет мимотекущих бремя Несем безропотнее мы, Когда железным зубом время Нам взрежет бархат вечной тьмы.
Мережковский говорит много и красноречиво о самоограничении, о том, что надо полюбить что-то больше себя. Знаю это прекрасно. Когда придет время, это случится и со мной. Пока же я говорю со всеми тоже много и красноречиво и волнуюсь, но все кругом темно и скудно.
Кинематограф занимает тоже — лучшая замена покойного театра.
На кладбищах интеллигенции уже не пахнет даже осенней прелью, а стало просто холодно, ясно и далеко слышно.
Мне надо сочинять лекции и статьи в «Русскую мысль» и «Речь». И вообще — проявлять себя часто, красноречиво и с сомнительными результатами. Впрочем, я не теряю присутствия духа.
Чулкова еще нет, и ресторанов почти нет тоже.
Целую.
Саша.
письмо от 26 октября 1908, Петербург, 27 лет
Ездили мы с Женей целый день на велосипедах в Царском и в Павловске. Там тишина, сквозные леса, снег запорошил траву. В сквозных парках едут во все стороны очень красивые конвойцы в синих кафтанах на стройных лошадях. Разъезжаются и опять съезжаются. Ни звука. Только поезда поют на разных ветках железной дороги:
Так лет мимотекущих бремя Несем безропотнее мы, Когда железным зубом время Нам взрежет бархат вечной тьмы.
Мережковский говорит много и красноречиво о самоограничении, о том, что надо полюбить что-то больше себя. Знаю это прекрасно. Когда придет время, это случится и со мной. Пока же я говорю со всеми тоже много и красноречиво и волнуюсь, но все кругом темно и скудно.
Кинематограф занимает тоже — лучшая замена покойного театра.
На кладбищах интеллигенции уже не пахнет даже осенней прелью, а стало просто холодно, ясно и далеко слышно.
Мне надо сочинять лекции и статьи в «Русскую мысль» и «Речь». И вообще — проявлять себя часто, красноречиво и с сомнительными результатами. Впрочем, я не теряю присутствия духа.
Чулкова еще нет, и ресторанов почти нет тоже.
Целую.
Саша.
письмо от 26 октября 1908, Петербург, 27 лет
❤7
Скрипнула дверь. Задрожала рука.
Вышла я в улицы сонные.
Там, в поднебесьи, идут облака
Через туман озаренные.
С ними — знакомое, слышу, вослед…
Нынче ли сердце пробудится?
Новой ли, прошлой ли жизни ответ,
Вместе ли оба почудятся?
Если бы злое несли облака,
Сердце мое не дрожало бы…
Скрипнула дверь. Задрожала рука.
Слезы. И песни. И жалобы.
1901
Вышла я в улицы сонные.
Там, в поднебесьи, идут облака
Через туман озаренные.
С ними — знакомое, слышу, вослед…
Нынче ли сердце пробудится?
Новой ли, прошлой ли жизни ответ,
Вместе ли оба почудятся?
Если бы злое несли облака,
Сердце мое не дрожало бы…
Скрипнула дверь. Задрожала рука.
Слезы. И песни. И жалобы.
1901
❤10🍾1
Многоуважаемая Вера Евгеньевна.
Среди всего, что нас окружает, я совсем разучился и думать и говорить в том направлении, какое в Вашем письме. К тому же сейчас как-то все обострилось, и это отражается на семье. Каждый почти день — большой труд, кончающийся победой или поражением, чего прежде не бывало, и личное ушло и все еще не знает, где, среди каких развалин, ему вновь начинать расти, и начинать ли.
Вот какое у меня чувство; с ним я читал Ваше письмо, оно мне было приятно, но немного страшно в том месте, где Вы говорите о «человеке». О себе это плохо знаешь и не всегда в это веришь.
Кроме того, я привык теперь говорить с массой людей о «делах» и совершенно отвык говорить с кем-нибудь одним о «душе». Несмотря на все это, письмо было приятно. Да, вероятно, в нас с Вами есть сходное: я тоже не совсем русский, как и Вы, кажется; и другое.
Будем ждать, чтобы судьба нас познакомила.
Ал. Блок.
письмо Аренс В.Е., 28.10.1919, Петроград , 38 лет
Среди всего, что нас окружает, я совсем разучился и думать и говорить в том направлении, какое в Вашем письме. К тому же сейчас как-то все обострилось, и это отражается на семье. Каждый почти день — большой труд, кончающийся победой или поражением, чего прежде не бывало, и личное ушло и все еще не знает, где, среди каких развалин, ему вновь начинать расти, и начинать ли.
Вот какое у меня чувство; с ним я читал Ваше письмо, оно мне было приятно, но немного страшно в том месте, где Вы говорите о «человеке». О себе это плохо знаешь и не всегда в это веришь.
Кроме того, я привык теперь говорить с массой людей о «делах» и совершенно отвык говорить с кем-нибудь одним о «душе». Несмотря на все это, письмо было приятно. Да, вероятно, в нас с Вами есть сходное: я тоже не совсем русский, как и Вы, кажется; и другое.
Будем ждать, чтобы судьба нас познакомила.
Ал. Блок.
письмо Аренс В.Е., 28.10.1919, Петроград , 38 лет
❤1
Мама, пишу тебе пока только несколько слов, чтобы ты не беспокоилась. Настроение отвратительное, т. е. было бы совсем мерзкое если бы я не был постоянно занят, — это спасает. Кончаю мистерию, кажется, удачно.
Шуба вышла великолепная. Хоронили Л. Д. Иванову — трогательно — в Лавре. Был «Балаганчик», разные люди, разные дела и прочее. Пишу хорошие стихи. Но подлинной жизни нет и у меня. Хочу, чтобы она была продана по крайней мере за неподдельное золото (как у Альбериха), а не за домашние очаги и страхи (как у Жени). Чем хуже жить — тем лучше можно творить, а жизнь и профессия несовместимы.
Саша.
Напиши, очень ли скверно ты чувствуешь себя?
письмо от 29.10.1907, 26 лет
Шуба вышла великолепная. Хоронили Л. Д. Иванову — трогательно — в Лавре. Был «Балаганчик», разные люди, разные дела и прочее. Пишу хорошие стихи. Но подлинной жизни нет и у меня. Хочу, чтобы она была продана по крайней мере за неподдельное золото (как у Альбериха), а не за домашние очаги и страхи (как у Жени). Чем хуже жить — тем лучше можно творить, а жизнь и профессия несовместимы.
Саша.
Напиши, очень ли скверно ты чувствуешь себя?
письмо от 29.10.1907, 26 лет
❤6🍾1
Посылаю Вам, Александра Андреевна, «переводной билет», по которому Вы можете получить для Сашуры 400 рубл., предъявив в кассе банка свой вид на учительство или засвидетельствованную доверенность и т. п. (кажется до 2-х часов).
Давно собирался писать, но, по обыкновению, все было некогда, что мешает мне и в Петербург съездить, и откликаться на Ваши ежемесячные письма. За последние от души благодарю Вас и покорнейше прошу передать милому Сашуре мое сердечное поздравление с наступающим для него возрастом, т. е. «несовершеннолетием»*, а также мое полное сочувствие его доброму сердцу, гимназическим успехам (не по летам быстрым), участию в сельских работах, верховой езде, стихам и изданию «Вестника». Надеюсь, что старые нумера этого интересного журнала сохраняются, — а может быть, иногда и пересылаются по почте? Дабы хоть чем-нибудь напомнить о себе дорогому издателю (и сыну), прилагаю свою новую фотографию.
Ал. Блок.
Из письма А.Л. Блока (отца) А.А. Кублицкой-Пиоттух (матери), 30.10.1894, Блоку - 13 лет
**Рукописный журнал, который Блок выпускал вместе с родными
Давно собирался писать, но, по обыкновению, все было некогда, что мешает мне и в Петербург съездить, и откликаться на Ваши ежемесячные письма. За последние от души благодарю Вас и покорнейше прошу передать милому Сашуре мое сердечное поздравление с наступающим для него возрастом, т. е. «несовершеннолетием»*, а также мое полное сочувствие его доброму сердцу, гимназическим успехам (не по летам быстрым), участию в сельских работах, верховой езде, стихам и изданию «Вестника». Надеюсь, что старые нумера этого интересного журнала сохраняются, — а может быть, иногда и пересылаются по почте? Дабы хоть чем-нибудь напомнить о себе дорогому издателю (и сыну), прилагаю свою новую фотографию.
Ал. Блок.
Из письма А.Л. Блока (отца) А.А. Кублицкой-Пиоттух (матери), 30.10.1894, Блоку - 13 лет
**Рукописный журнал, который Блок выпускал вместе с родными
😢2
О, не просите скорбных песен!
К чему томиться и вздыхать?..
Взгляните: майский день чудесен,
И в сердце снова благодать.
А вам томиться — тратить время,
Живите, если жизнь дана,
И песни скорби — только бремя, —
Его не выдержит весна!
1898
К чему томиться и вздыхать?..
Взгляните: майский день чудесен,
И в сердце снова благодать.
А вам томиться — тратить время,
Живите, если жизнь дана,
И песни скорби — только бремя, —
Его не выдержит весна!
1898
❤3🍾1
Сегодня образ твой чудесен —
Наряд твой темен, взор твой дик.
Я — не певец веселых песен,
Но вечно плакать не привык.
1902
Наряд твой темен, взор твой дик.
Я — не певец веселых песен,
Но вечно плакать не привык.
1902
❤5🍾1
Вся неделя была деловая, мама. Писал я об Ибсене и бывал в десяти местах: на генеральной репетиции «Саломеи», в религиозно-философском собрании, у Мережковских, у С. Маковского на учредительном собрании нового большого журнала, — и везде говорил.
А сейчас иду в театр — читать об Ибсене. Все это ты, вероятно, знаешь — из тетиного письма и из газет.
Какие-то великие будни.
Надеюсь, что к весне пойдет иначе. Октябрьская тьма тоже способствует усталости.
Не стоит писать подробно о делах, все это уже не интересное, а только должное.
Всего важнее для меня — то, что Клюев написал мне длинное письмо о «Земле в снегу», где упрекает меня в интеллигентской порнографии (не за всю книгу, конечно, но, например, за «Вольные мысли»). И я поверил ему в том, что далее я, ненавистник порнографии, подпал под ее влияние, будучи интеллигентом. Может быть, это и хорошо даже, но еще лучше, что указывает мне на это именно Клюев. Другому бы я не поверил так, как ему.
Письмо его вообще опять настолько важно, что я, кажется, опубликую его.
Видел я опять десятки людей. Долго говорил с Л. Андреевым. Поеду к нему в Финляндию.
Кончаю письмо, потому что надо надевать сюртук и идти. Женя будет в театре.
Целую.
Саша.
Пиши мне. Мне твое последнее письмо было очень нужно.
Такие портреты продаются у Аванцо.
2 ноября 1908, Петербург, 27 лет
А сейчас иду в театр — читать об Ибсене. Все это ты, вероятно, знаешь — из тетиного письма и из газет.
Какие-то великие будни.
Надеюсь, что к весне пойдет иначе. Октябрьская тьма тоже способствует усталости.
Не стоит писать подробно о делах, все это уже не интересное, а только должное.
Всего важнее для меня — то, что Клюев написал мне длинное письмо о «Земле в снегу», где упрекает меня в интеллигентской порнографии (не за всю книгу, конечно, но, например, за «Вольные мысли»). И я поверил ему в том, что далее я, ненавистник порнографии, подпал под ее влияние, будучи интеллигентом. Может быть, это и хорошо даже, но еще лучше, что указывает мне на это именно Клюев. Другому бы я не поверил так, как ему.
Письмо его вообще опять настолько важно, что я, кажется, опубликую его.
Видел я опять десятки людей. Долго говорил с Л. Андреевым. Поеду к нему в Финляндию.
Кончаю письмо, потому что надо надевать сюртук и идти. Женя будет в театре.
Целую.
Саша.
Пиши мне. Мне твое последнее письмо было очень нужно.
Такие портреты продаются у Аванцо.
2 ноября 1908, Петербург, 27 лет
❤4
Без цензуры. Без прикрас.
Хватит читать мемуары, отредактированные временем.
Погрузитесь в аутентичные дневники 1991 года — пока эмоции еще свежи, а чернила не высохли.
https://news.1rj.ru/str/devyanostalgiya
Хватит читать мемуары, отредактированные временем.
Погрузитесь в аутентичные дневники 1991 года — пока эмоции еще свежи, а чернила не высохли.
https://news.1rj.ru/str/devyanostalgiya
Telegram
ДЕВЯНОСТЫЕ
Говорят, что в девяностых нам жилось совсем не просто. Но копните глубоко: а когда жилось легко?
Между страданьями земными
Одна земная благодать:
Живя заботами чужими,
Своих не видеть и не знать.
1899
Одна земная благодать:
Живя заботами чужими,
Своих не видеть и не знать.
1899
❤4👍1🍾1
Дорогой Саша,
Пишу Тебе опять летучую заметку, ибо: 1) Сережа, 2) Нат Ал (родила дочку), 3) Нин Ив умирает.
-----
Видишь? Это не литературные дрязги.
-----
Читаю лекцию завтра, ибо если не прочту, мы с Асей умрем с голоду. И вообще: литературщина (кстати сказать: я принужден искать работы для пропитания, а не для литературы - и кстати сказать еще: я вышиблен за порог литературы Вашими петерб прохвостами à la Чулков и, кстати сказать, опятьтаки: Ты пишешь в бесконечно большем количестве журналов, и, судя поверхностно, я мог бы заключить, что не я, живущий в деревне, а Ты, пребывающий в Петербурге и появляющийся в органах печати, по уши в литературных дрязгах).
Все это к одному: мы действительно "психологически" ничего не знаем друг о друге.
А что касается Матиса - какая ерунда!! 2 года не был ни в одном литер собрании ("Путь" и кружок Морозовой не принимаю в соображение). В первый раз затащили, и из-за невладения русскими художниками фр языком меня упросили художники задать Матису два-три вопроса. А ты уже заключаешь, что де я путаюсь с Матисом.
Все это возмутительное порождение нашей разъединенности.
-----
Но к чёрту все это. Если скоро выпутаюсь с тяготами (матер необеспеченности), буду писать долго. А пока крепко целую. И спасибо за письмо: оно меня по-хорошему задело.
Любящий Тебя крепко
Борис Бугаев
БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 4 ноября 1911, Блоку 30 лет
Пишу Тебе опять летучую заметку, ибо: 1) Сережа, 2) Нат Ал (родила дочку), 3) Нин Ив умирает.
-----
Видишь? Это не литературные дрязги.
-----
Читаю лекцию завтра, ибо если не прочту, мы с Асей умрем с голоду. И вообще: литературщина (кстати сказать: я принужден искать работы для пропитания, а не для литературы - и кстати сказать еще: я вышиблен за порог литературы Вашими петерб прохвостами à la Чулков и, кстати сказать, опятьтаки: Ты пишешь в бесконечно большем количестве журналов, и, судя поверхностно, я мог бы заключить, что не я, живущий в деревне, а Ты, пребывающий в Петербурге и появляющийся в органах печати, по уши в литературных дрязгах).
Все это к одному: мы действительно "психологически" ничего не знаем друг о друге.
А что касается Матиса - какая ерунда!! 2 года не был ни в одном литер собрании ("Путь" и кружок Морозовой не принимаю в соображение). В первый раз затащили, и из-за невладения русскими художниками фр языком меня упросили художники задать Матису два-три вопроса. А ты уже заключаешь, что де я путаюсь с Матисом.
Все это возмутительное порождение нашей разъединенности.
-----
Но к чёрту все это. Если скоро выпутаюсь с тяготами (матер необеспеченности), буду писать долго. А пока крепко целую. И спасибо за письмо: оно меня по-хорошему задело.
Любящий Тебя крепко
Борис Бугаев
БЕЛЫЙ - БЛОКУ, 4 ноября 1911, Блоку 30 лет
❤1