Буквально с полгода назад, в ходе обсуждения одного контракта с субподрядчиками и сценариев его прекращения, на некотором совещании прозвучала фраза: «ну, это ж не философы, их просто так нахуй не пошлёшь…» Помню, как я веселился, когда её услышал. А вот сейчас, наблюдая происходящее с ИФРАНом, думаю: а действительно. Ведь прикольное определение философа: это человек, которого можно без каких-либо серьёзных последствий послать нахуй.

В связи с этим с утра вот родился такой

ПРОЕКТ

Заявление.

Мы, российские философы, несогласные с торжеством обскурантизма, канцелярской затхлости и (анти)научного рейдерства, собрались и постановили учредить альтернативный Институт Философии.

Новое руководство собирается присвоить ИФРАНу имя А.Зиновьева — как говаривал в таких случаях один из первых выдающихся мыслителей на русском языке Аввакум Петров, «выпросил у Бога светлую Русь сцотона». Так что наш Институт будет носить имя протопопа Аввакума, но это неофициально.

У них — здание на Таганке, бюджеты от Академии наук, право присваивать друг другу всякие «кандидатские» и «докторские» статусы, объявлять друг друга академиками и надувать щёки на офизиозных мероприятиях; и унылая склока за это вот всё. У нас — ничего, кроме русского языка, на котором мыслили и творили Чаадаев и Хомяков, Бердяев и Шестов, Ильенков и Батищев, кот Матроскин и блудный попугай Кеша (дальше вписать имена, кому какие вспомнятся/нравятся/etc.)

Но мы победим, потому что настоящий философ — это не тот, кого признаёт таковым полпред президента РФ в Центральном Федеральном Округе некто Щёголев. Настоящий философ — это тот, кого признает таковым суд Истории.

"Dans une société qui a aboli toute aventure, la seule aventure qui reste est celle d‘abolir la société! – "В обществе, отменившем все авантюры, единственная авантюра — отменить общество!" Это один из лозунгов Красного Мая 1968-го. В нашем сегодняшнем случае он звучит так:

В государстве, отменившем философию, единственная философия — послать его нахуй.

Дата, подпись.

Сегодня — 50-летие Дмитрия Orlovа, величайшего.

Я обожаю слушать и читать его оценки и прогнозы. Он имеет обыкновение изъясняться на церковновавилонском — особом языке, который доя профана внешне похож на казённый официоз, но подлинное его понимание доступно лишь имеющим неслабый искус в кремлёвском дзене и суверенном исихазме.

Что до меня, даже недавнее совместное участие в секции на конгрессе РАПК обогатило моё мышление двумя фирменными орловскими формулами, радикально повлиявшими на мою картину мира.

Первая: «Транзит — это переход от управляемой демократии к консолидированной»

И вторая: «Настоящая политическая стратегия не может не вести никуда».

Остановите ум. Помедитируйте. И вы поймёте. Если, конечно, хватит мужества для встречи с Истиной.

С Днём Рождения!

Небольшое рассуждение о ребрендинге Мордокниги.

Новая идентика Мета — это символическое утверждение доминирующего мейнстрима тотального матриархата, закамуфлированного в упаковку gender diversity. Meta — это символическая отсылка к Me too. Знак бесконечности — ∞ — это не только аллюзия на математический символ и иконка бюстгальтера, но ещё и политическое высказывание: «бесконечность» — это когда _нет_конца_. Того самого конца, который в ниспровергаемой ими патриархатной традиции одновременно является и началом всякой новой жизни: «аз есмь Альфа(!) и Омега, начало и конец».

Это мир, где обладание этим самым «концом», осмысляемым как нечто структурирующее твою идентичность (в двояком смысле: и как конец жизни — христианин это в первую очередь «смертный», и в сугубо физиологическом — я-мужчина), автоматически делает тебя дискриминируемым и угнетаемым подвидом человека; тем, кто несёт символическую ответственность за самые разные вещи, начиная от преступлений и насилий, совершённых за предшествующие тысячелетия Мира Белых Мужчин, и заканчивая всевозможными актуальными грехами — будь то «домашнее насилие» или любая его сколь угодно «мягкая форма», всякий там шейминг, буллинг, харрасмент, объективация, и т.д.

Но есть волшебный способ сбросить ярмо этого неподъёмного долга раз и навсегда — для этого достаточно просто сменить идентичность — на любую другую из, наверное, уже сотен возможных — начиная от банальной уже гомосексуальности и заканчивая всякой экзотикой типа демигендера и гендерфлюида. Можно при этом быть и «просто» женщиной — неважно, какого изначально биологического пола: борцы с трансфобией недавно тут популярно объяснили аж самой Роулинг, что бывает тем, кто путает гендерную принадлежность с гендерной идентичностью.

Главное, кем нельзя быть — цисгендерной гетеросексуальной хуемразью. Вот в этом случае будь готов — на тебя повесят всех собак. Просто за то, что ты вообще такой вот есть.

Собственно, понятно отсюда, что конфликт государства РФ с этой новой всемирной республикой Неёбаной Матери неизбежен, и миллиардный штраф — лишь первый отдалённый раскат надвигающейся грозы. Путинская Россия — это осколок прежнего царства Отца. И знаменитый панк-молебен Pussy Riot в храме Христа — «Богородица, Путина прогони!» — заметьте, обращённый не к Тому, чей храм, а к «женской» фигуре Богородицы — это зашифрованный призыв «Великая Мать, свергни с трона Бога Отца и займи сама его место». Pussy Riot — Me too — Meta.

Поняли, да, мужики?

К теме дела Раковой. Следующий шаг в понимании. Что на кону? Если Сбер таки становится головной конторой в теме цифровизации образования, это не только потоки госденег, сопоставимые с деньгами на бумажные учебники, на которых уже столько лет жирует «Просвещение». Это ещё и цифровой профиль каждого школьника, начиная с первого класса.

Обладание бигдатой такого уровня вдолгую даёт Банку неимоверные конкурентные преимущества над кем угодно на рынке. И именно поэтому такие силы были брошены на то, чтобы торпедировать закон, предписывающий хранить пользовательские данные обучающихся в Госуслугах, а не на стороне внешних сервисов.

Такой Париж стоит мессы, и уж точно стоит одной отдельно взятой героической блондинки. Мы ещё увидим немало битв на этом поле, вот поверьте.

Я прямо связываю между собой два громких вчерашних события — гибель Просвирнина и развязку конфликта вокруг Института Философии. По ИФРАНу — либеральная общественность и сочувствующие рапортуют о «победе над властью»; но в том конфликте им противостояла не «власть», а коалиция околополитических маргиналов, пытавшихся создать впечатление, что начальство «держит масть» за них. Но начальство предсказуемо спасовало, потому что даже в 2021 году оно скорее предпочтёт не портить лишний раз отношения с враждебной ей либеральной общественностью, чем пускать в приличное место неприличных людей.

И в сюжете Просвирнина, и в сюжете Крылова самый точный анализ — это классовый анализ. В обоих случаях бросается в глаза явное материальное неблагополучие, существование на грани выживания, в коем в итоге оказались эти люди. К которым как ни относись — но по уровню популярности и известности они были чем-то вроде «селебов», «инфлюенсеров», а значит, теоретически могли рассчитывать на уровень дохода и образ жизни хотя бы среднестатистической фитоняши, рекламирующей в инсте БАДы и нижнее бельё, но нет. Жили, что называется, «чем Бог послал».

Тот «буржуазный национализм», флагманами которого были эти ребята, мог быть успешным только в случае роста благосостояния и общественного веса той прослойки, которую одни называют «средним классом», а другие — «мелкой буржуазией». Это же касается и экзотов типа «зиновьевцев» и «малофеевцев», которые хотя идейно и чуть иные, но стилистически совершенно те же самые, то есть «махровые».

Институт философии — это уникальное место, где людям за госзарплаты, пусть и не очень большие, разрешают работать в сфере идей. Разумеется, такую «премиальную» точку будут охранять от «махровых» до последнего, скорее уж «Дождь» с «Эхом» сдадут, чем такое место. И если, глазами «социума власти», то есть в феодальной логике, выбирать, кого пустить туда кормиться, то скорее уж пустят откровенных «иноагентов», чем «махровых». Потому что первые суть враги только идейные, а вторые — классовые, то есть намного более страшные.

Объясню. Только представьте, что вот государство вдруг решает создать, к примеру, «Институт Русского Национализма АН», и всю эту братию — ну, оставшуюся — посадить туда на зарплаты, а заодно и под чуткий присмотр кураторов. Пусть себе пишут там, а как не то напишут — товарищ майор сразу же поправит, по-дружески, потому что он и сам из Рязани и вообще свой парень. Казалось бы, логичный ход с точки зрения внутриполитического менеджмента? Но невозможный — по иным причинам.

Так что в ИФРАНе будут по-прежнему сидеть «уважаемые люди», а буржуазные мыслители национального толка — жить на деньги родственников и периодически падать из окон. Почему — а потому что феодализм в абсолютистской стадии.

В рамках заявленной методологии «классового анализа». В чём ключевое противоречие между «русскими националистами» и правящим режимом? Оно, как ни странно, носит сугубо экономический характер.

Стержень националистической повестки, как ни крути, это антимигрантская тема. Миграция в сегодняшней России — это т.н. «трудовая» миграция — речь о миллионах людей, работающих за довольно небольшие зарплаты на тех работах, для которых местные кадры на эти деньги найти сложно.

Проведём мысленный эксперимент: мигранты внезапно взяли и исчезли как класс. Как это отразилось бы на структуре экономики? Очень просто: крупный бизнес — девелоперы, ритейл, сети, общепит, логистика — лишились бы ключевого преимущества, с помощью которого они все эти годы осуществляли консолидацию крупных рынков: массы дешёвой рабсилы, которую можно использовать посредством простых инструкций. Для потребителей многие привычные ныне блага стали бы, конечно, дороже. Но именно поэтому такие рынки стали бы доступны для большого количества сравнительно некрупных компаний — например, в том же ритейле через какое-то время начали бы доминировать не типовые сетевые магазины, а небольшие лавки, находящиеся в шаговой доступности и выигрывающие за счёт почти персонально выстроенных отношений с каждым постоянным клиентом. В стройке начала бы доминировать малоэтажка, а не сегодняшние человейники. Появился бы целый слой мелких собственников — уже не «имущества», а средств производства. Через какое-то время это произошло бы и с промышленностью.

Но главное — этот класс новых собственников неизбежно начал бы «снизу» перестраивать и политическую систему. Владельцы лавок, ресторанчиков и кустарных производств через некоторое время захотели бы избирать своих мэров и сами становиться муниципальными депутатами. «Далее везде».

Крупная буржуазия и госмонополии столкнулись бы с жёстким давлением сразу по всем фронтам — и экономическому, и политическому. Правые партии начали бы бороться не за прохождение 5%, как сейчас, а за блокирующий пакет в парламенте — а то и за большинство. Бюджетная сфера испытала бы массовый отток кадров — люди уходили бы с зарплат на госслужбе, чтобы открыть своё дело. Образование перестроилось бы под задачу подготовки предпринимателей, а не «госуправленцев». На конкурсы типа «Лидеры России» просто перестали бы набираться участники.

Другая страна, не? А между тем достаточно посмотреть на какую-нибудь Польшу, где примерно так и получилось.

Именно поэтому власть, сросшаяся до степени неразличимости с крупным капиталом, будет всеми силами давить и ограничивать антимигрантскую повестку. И в этом, как ни странно, находить массовую поддержку большинства, плотно сидящего на бюджетном велфере, той самой агрессивной социалке с маткапиталом и прочими борщевыми наборами.

А значит, и никаких «националистов» никто никогда никуда не пустит. Даже если верхнее руководство будет сплошь этнически русским. Nothing personal.

Сейчас почему-то стало модно говорить о начале цикла президентской кампании-24 и парламентской-26. Что уже и штабы какие-то возникают, и планы рисуют, и технологии обсуждают.

Рискну по этому поводу высказать одну гипотезу. О том, что неизбежно станет одной из осей конфликта в ходе этой кампании.

Думские-21 «Единая Россия» выиграла со следующим идеологическим пакетом — «повышение качества жизни граждан». Эту же макроцель заявлял осенью многажды и Путин — и по «нацпроектам», и на Совете по стратегии, и примерно везде; скорее всего, её же повторит и в послании в начале года.

Это открывает шикарную возможность для тех, кто пытается выстроить альтернативу. Нужно просто выйти и сказать: «Вы — за то, чтобы повышалось качество жизни. Мы — за то, чтобы можно было ещё и где-то заработать денег на эту вашу, с каждым годом всё более качественную, жизнь».

Прокачать эту идею — с гарантией набрать много. Очень много.

Что не пишешь про Мемориал? — спрашивает меня друг в личке. А что писать? Позиция как у С.М.Миронова меня не устраивает, а вообще любая другая будет всё равно считана как пропагандистская, а я не нанимался. Но всё же хочу сделать пару замечаний.

Карл Шмитт нас учит: «пространство политики» и «пространство полиции» связаны друг с другом: чем меньше политики, тем больше полиции, и наоборот. Здесь, очевидно, есть политическая проблема, которую попытались решить полицейскими средствами.

На это указывает двойственность аргументации закрытия: первый — чисто службистский — что под прикрытием этой организации развёрнута целая шпионско-террористическая сеть; ну, допустим. И второй — уже политический — что они там в неправильную сторону историю переписывают: всё подряд очерняют в нашем весьма славном прошлом и враги ещё и поэтому; ну, так себе.

Насколько я понимаю, по факту обе — второстепенные. Ключевая вообще третья, и как часто у Путина, находится в пространстве внешней политики. Мемориал — это такая скважина, с помощью которой из наших недр выкачиваются пруфы, почему у РФ пора бы уже отобрать членство в СБ ООН и ядерный арсенал — как элементы того, что когда-то было получено очевидно преступным путём. Логика и этика процесса в том, что Сталин хуже Гитлера, большевизм заслуживает своего Нюрнберга и потому очевидно не может оставаться далее частью фундамента миропорядка. И именно поэтому, кстати, события вокруг Мемориала в мировых медиа настолько важная новость.

Но это, повторяю, политическая проблема. Которая состоит в том, что Запад так и не признал заявленного ещё Хрущёвым и потом повторно «прорабами перестройки» нашего права самим судить собственное прошлое. И отказывается понимать самороспуск «советского блока» иначе как тотальную капитуляцию: we win — you lose — sign here. И настаивает на доведении этого процесса до логического конца.

В этом контексте та благостно-перестроечная картина мира, из которой исходили и основатели Мемориала 30 лет назад, и его нынешние защитники — что вот есть память, есть репрессии, есть жертвы, есть преступления, и важно знать и помнить правду, какой бы она ни была — наталкивается со стороны власти на очевидное возражение: ребята, это же лукавство, что тут просто разговор об исторической правде. Это разговор о моральных основаниях нового миропорядка, условно говоря, про «мир без России». Если бы _это_ не лежало на столе — может, и можно было бы спокойно поговорить о памяти. Но в такой связке — не считаем возможным.

И здесь-то выходит на сцену Ф.М.Достоевский, царство ему небесное, со своей «слезинкой ребёнка». Аргументы с другой стороны очень простые: у меня близких в лагерях замордовали и убили ни за что, и плевать я хотел на всю эту вашу сраную геополитику, если из-за неё мне запрещают об этом помнить. Раз вы так, тем самым вы расписываетесь, что вы и есть родные внуки и наследники тех самых Ежова, Вышинского и прочих сталинских палачей. Нет прощения ни им, ни вам, точка. Это, надо признать, очень крепкая позиция.

———

В этом месте я заканчиваю реконструкцию чужих аргументов и делаю собственный вывод. Извините, о наболевшем. У нас тут институт философии занимается какой-то хернёй, а проблемами, которыми должны заниматься историки и философы, занимаются по факту чекисты и «иноагенты». Боюсь, если так и будет продолжаться, нам и правда не останется места в мире. Нельзя говорить, что проблемы нет; но в то же время невозможно решить политическую проблему полицейскими методами.

Проще говоря, вопросы памяти — это вопросы политики, а не полиции. И то, что тема «Мемориала» есть в поле полицейском, но её нет в поле политическом — и есть наша главная проблема.

К вопросу о политике памяти. Вчера был на поэтическом вечере в «Бобрах и утках». Не могу не поделиться услышанными там стихами Всеволода Емелина, мудрейшего. «Заветы предков» называется.
———

Грозные варяги, почитатели Одина
Рюрик, Трувор и Синеус
Завещали нам беречь территориальную целостность Родины,
А мы профукали Советский Союз.

Они завещали нам песни и сказки
С радостью и любовью
А мы китайцам отдали остров Даманский
Политый русской кровью.

Славянские внуки Сварога
Великие и ужасные
Завещали нам веру в единого Бога
И ценности нравственные разнообразные.

И все они, белокурые, синеглазые
Выкованные из стали и льда
Завещали нам не быть пидаpасами
Никогда.

Старцы в дальних лесных скитах
Под гнетом ига монголо-татарского
Заповедовали нам иметь Божий страх
И сторониться лжеучения пидаpасского.

Гренадеры при Бородине,
Не дрогнувшие перед французскими кирасами,
Хлеборобы, сеющие рожь, по весне
Завещали нам не быть пидаpаcами.

И наши национальные гении
Достоевский, Толстой и Некрасов
В своих бессмертных творениях
Призывали нас не быть пидаpаcами.

Наши деды, в дыму и пламени,
Поднимавшие над берлинскими штрассами
Великой Победы Знамя
Завещали нам не быть пидаpаcами.

Инженеры, запускавшие в космос ракеты
Бредящие Венерами и Марсами,
Балетмейстеры, ставившие лучшие в мире балеты
Убеждали нас не быть пидаpаcами.

И эффективный менеджер государственный
Иосиф Виссарионович Сталин
Умолял нас не быть пидаpаcами
А мы — стали!

Я начинаю публикацию серии итоговых новогодних текстов, и мой первый текст — об отчаянии.

Я не про себя. У меня всё более-менее неплохо, грех жаловаться. В числе достижений этого года — долгожданная возможность не работать и наслаждаться бездельем какое-то время, чем и занимаюсь с октября месяца. Но.

Один мой друг вышел из окна на пятом этаже. Другой — шагнул с крыши. Ещё один, пусть не очень близко, но знакомый — ну, это все знают — вышел голым с балкона на Тверскую в сотне метров от моего офиса. Ещё один бросил всё и уехал за границу без гроша в кармане, где теперь пытается начать новую жизнь с нуля. Сразу несколько сели на какие-то суровые антидепрессанты. Ещё трое, совсем недавно вполне благополучных и социально успешных, пишут мне отчаянные письма — помоги, больше не к кому обратиться. И это всё буквально вокруг, на расстоянии одного звонка или клика.

Шит.

Помню, полтора года назад, когда только грянул первый ковид-карантин, я, прилетев последним перед закрытием авиасообщения рейсом с Кубы, каждый день садился в машину и, отмахиваясь какими-то мутными корками от проверяльщиков, прорывался по пустой Москве в пустой офис. Где мы, четверо оставшихся самоназначенными «дежурными» в период всеобщей самоизоляции, истово потребляли привезённый мной с Острова Свободы ром, под завывания ездящих вокруг по улицам ментовских матюгальников: «граждане, оставайтесь дома, не ходите на улицы…» Один из той четвёрки как раз и вышел из окна несколько недель тому.

Главная мысль, которую мы обсуждали тогда, была в том, что ковид — это ведь не только про кровь, лёгкие и иммунную систему. Это ещё и про психологическое здоровье социума — резко повысившийся риск массового помешательства: «у нас масочный!» Уже тогда начали появляться первые данные, что ковид это ещё и нейровирус, оставляющий в виде долгосрочного пост-эффекта суровые проблемы с психикой. Лишь усугубляемые всей этой активностью начальства — маски, перчатки, «социальная дистанция», обладание биологическим телом как состав преступления per se, а теперь вот ещё и вакцинация.

Я ковидом так и не болел ни разу, тьфу-тьфу, хотя все знакомые и близкие хотя бы по разу да. Не будучи ни ваксером, ни антиваксером, я ленился прививаться, но всё же укололся спутником в октябре-ноябре — просто потому, что в некоторых регионах перестали пускать в гостиницы без куар-кода, и это оказалось в итоге меньшим геморроем.

Но вот сейчас, сев фактически на добровольную самоизоляцию — ну, именно в порядке длительного отпуска — я понял вот что. Новый ковидный мир — это резкий перебаланс уклада. Падает значение «третьего места», растёт значение «дома», он же с недавних пор и основное «место работы». И это невероятно бьёт по людям в первую очередь социальным — по тем, для кого частная жизнь всегда была на втором месте по сравнению с жизнью в обществе. В том числе — по писателям, мыслителям, художникам, журналистам, активистам, по всем, кто не может долго находиться один в четырёх стенах. Опять же, я — могу; причём годами и без особого напряга; но я патологический интроверт.

Прошлым летом был такой небольшой закрытый, почти квартирный, концерт Хелависы. Для неё — первый после полугода перерыва. И у Натальи дрожал голос, когда она говорила со сцены: «давайте очень осторожно порадуемся, что мы всё ещё можем петь наши песни».

Вот такое у меня и будет пожелание ко всем в следующем году. Давайте очень осторожно порадуемся, что мы всё ещё можем петь наши песни.

С наступающим!

Итоги-2. Мировойна.

Я не люблю две вещи: когда в СМИ меня титруют как «политолога» и когда просят комментировать «международку». В бытность советником Володина это было незабываемо: сидишь такой в Дели на очередном межпарламентском форуме, и со щеками, надутыми как воздушный шарик, комментируешь тамошним СМИ отношение России к ситуации вокруг племени рохинджа в Мьянме. А про себя думаешь: мать твою, ну где я и где эти рохинджи? Что я вообще про них знаю, кроме того вранья, которое всплывает в СМИ? Не пора ли сменить фамилию на Хлестаков?

Когда я что-то говорю в паблике о российской внутренней политике, то экспертиза основана на том, что я успел в своей жизни поработать и в Белом Доме, и в АП, и в Госдуме, так или иначе работал на всех выборах во все созывы Госдумы с момента её основания; и практически со всеми персонажами нашей сцены знаком и общался лично. Здесь у меня диапазон опыта — от совещаний по президентским посланиям в Кремле до мордобоя на встрече кандидата с избирателями в Кимрах или затопленного через всунутый в разбитое окно шланг от говновозки подвала с агитпродукцией в Химках. А когда про Штаты, Евросоюз или Китай… моей крестьянской этике как-то претит говорить про то, о чём слышал, но не видел.

Войну я тоже понимаю очень предметно — как пространство военных операций. В ушедшем году я много общался с боевыми офицерами, прошедшими разные новейшие войны, и для меня практическое знание про средства борьбы с ударными беспилотниками или про электронные блоки наведения в противотанковых снарядах является намного более ценным, чем всё это бла-бла про геополитику. Но писать или говорить на эти темы — не рискую, потому что это всё равно с чужих слов; просто «составляю мнение» и держу при себе.

Всю осень, как вы понимаете, без конца и края — Путин, Байден, НАТО, Украина, Донбасс. Я сливался почти всегда с разговоров об этом — ну зачем нужен ещё один голос в хоре досужего трёпа? А что там можно сказать, кроме досужего трёпа и оценок уровня «бабка на лавочке»? Хоть сколько-нибудь ценного?

Но под Новый Год всё же можно себе позволить одно «оценочное суждение».

Сурков с присущим ему манихейством всегда говорил: «холодная война» — это мир; любая другая форма «мира» — утопия. Задача поддержания мира, в этой логике, сводится к недопущению «разогрева» войны до стадии, когда действительно начинают стрелять.

В этом смысле — до тех пор, пока разговор идёт, это отдаляет, а не приближает войну. И те, кто действительно хочет войны, всегда в первую очередь добиваются ситуации, когда разговор прекращается или становится невозможным. Собственно, именно в этом состоит стратегия изоляции — спровоцировать ситуацию, когда из всех «доводов королей» остаётся использовать тот самый «последний».

И отсюда очень простой вывод. Хорошо, что этого пока не произошло. Разговор продолжается. Можно занести в «положительные итоги года».

Итоги-3. Является ли злом существование ада.

Этот вопрос про ад, как ни странно, возник у меня в голове в мои 11 лет, и я его задал преподавателю богословия на уроке в воскресной школе. Я спросил: если Бог добр, почему он не может сделать так, чтобы после смерти вообще все попадали в рай? А наш преподаватель отец Михаил ответил мне так: а вот представь себя на месте христианского мученика, которого заживо рвут львы на арене Колизея — понравилось бы ему на том свете встретить в раю своих палачей? Счёл бы он это справедливым?

Ответ меня тогда полностью не удовлетворил. Разве христианство — это не про всепрощение? Если ты искренне желаешь кому-то адских мук — что ты за христианин? Но на это ответ был такой: конечно, христианин не желает никому адских мук. Но он желает, чтобы его палачи ещё в земной жизни покаялись, осознали и тоже пришли к истинной вере. Из этого я сделал такой вывод: да, душа-то, положим, бессмертна, но, выходит, изменить что-то в своей судьбе ты можешь только до тех пор, пока у тебя есть какое-никакое биологическое тело. А потом — всё, только сиди и получай вечное воздаяние за свою временную жизнь. То есть смерть-то, как таковая, всё-таки абсолютна даже и у христиан.

Будучи подростком постарше, я много думал над известной фразой Вольтера «Если бы Бога не было, его бы надо было придумать». В переводе на циничный язык политики — религия есть в первую очередь способ управления общественной моралью; а какой там миф лежит в основе культа — дело глубоко вторичное и, так сказать, техническое: в какой глупые массы быстрей поверят, такой пусть и будет. В этом смысле, если ад — удобная пугалка, чтобы люди не нарушали заповеди, то, конечно, его существование является благом. «Является ли злом существование ФСИН?»

Да, такой подход превращает Господа Бога в третьеразрядного чиновника по правовому воспитанию в абсолютистской Администрации, хоть на зарплату сажай и звание присваивай; но ведь именно этого и добивались европейские монархи, когда ломали об коленку церковь, подминая её под государство. И наоборот, парадоксальным образом, именно отпетые антиклерикалы типа Ленина, провозгласившие отделение Церкви от государства, дали возможность снова ставить вопрос о вере как о личном свободном выборе человека, а не как о гражданской повинности.

В этом смысле — как надо понимать, что государственный Институт Философии на деньги налогоплательщиков изучает вопрос, который по идее должен был бы изучаться и обсуждаться где-нибудь в Духовной Академии в Троице-Сергиевой Лавре? Только одно: декрет Ленина больше не действует; мы снова живём в XVIII веке, и государство нам сообщает, что Господа Бога снова приняли на должность в Кремль и прописали ему функционал в Конституции. А что делать, должен же кто-то традиционные ценности блюсти; ну вот есть же проверенные опытные специалисты. Удивительнее всего то, что люди, считающие себя христианами, не чуют здесь подвоха и изо всех сил защищают именно это положение вещей.

Конфликт вокруг ИФРАНа — важное, хоть и отчасти случайное, событие уходящего года. У него есть долгосрочные последствия. Главное из них — философия на какое-то время вдруг снова стала предметом общественного интереса. В каком-то смысле, подлинный Институт Философии — не та официальная контора, где люди воюют за должности, а «институт» в смысле институциональной теории, как социокультурный механизм, в ряду с институтом государства, институтом брака или институтом собственности — получил у нас шанс на возникновение.

Я считаю, это важный положительный итог года. С чем всех и поздравляю.

Планы-1.

Заснул в пять утра под грохот петард, а проснулся с готовым «протоколом о намерениях». И первое сообщение будет такое. В дополнение к своему основному тг-каналу chadayev.ru — я решил вернуться к ведению канала САМОВЕРСИТЕТ https://news.1rj.ru/str/universelfity , который начал ещё летом 2019-го, но потом им пришлось пожертвовать из-за того, что работа на выборах отнимала все силы и свободное время, а потом ещё понадобилась вся осень, чтобы хоть как-то прийти в себя. Основной канал останется политико-философским, про актуалку и про борьбу идей. А Самоверситет, как и было в изначальной задумке, будет тем местом, где я буду писать обо всём, что помогает поддерживать интеллектуальный и физический тонус.

В том числе:

* Про прочитанные книги — в ближайшее время «на стапелях» рецензии на «Отца» Луиджи Зойя и «Как Британия создала современный мир» Найла Фергюсона, а там посмотрим; если будут идеи — предлагайте. В основном, конечно, это будет нон-фикшн, но не исключаю, что и художественная литература тоже. Возможно, и фильмы, но последнее явно реже.
* Про изучение языков. На данный момент мой статус по языкам: английский — «в режиме поддержания», испанский и турецкий — в фазе активного освоения и углубления, арабский и китайский — пока «на холде», но как склеится расписание в этом году — обязательно и к ним вернусь.
* Про иероглифы и каллиграфию
* Про Го и до кучи ещё немного про шахматы, в том числе с разборами партий
* Про мои спортивные увлечения — сноуборд, яхтинг, верховая езда, стрельба, а также про рутинное поддержание организма в работоспособном состоянии, успехи и неудачи в этом нелёгком деле.
* Про гаджеты — в частности, про прикладное дроноводство и производство видеоконтента из всего, что получается наснимать дронами и ГоПрошкой; возможно, немного и про программинг, которым всё ещё балуюсь на досуге.
* Про путешествия — по России и миру, по мере того, как они будут случаться
* Про образование и образовательные технологии, в том числе про рынок EdTech
* «и многое другое», ещё пока сам не знаю, куда меня понесёт )))

Также на канале будут выкладываться, по мере их появления, новые материалы в рамках возобновляемого проекта Школы Стратегического Мышления — входящей в систему Клубов Мышления, но, увы, в последнее время практически не участвовавшей в их деятельности. А также мои лекции и выступления, которых было много и в последние два года, но записывать я их ленился.

Основная идея простая — мозги не должны закисать. А тушка, в свою очередь, должна обеспечивать мозгам эту возможность.

Считайте это новогодним пожеланием всем моим читателям.
Feliz año nuevo! Mutlu yıllar! سَنَة سَعِيدَة! 新年快乐!

Кстати, к вопросу о том, зачем нужна философия как институт. Вот тут довольно старый, 2014 года, двухминутный фрагмент моего выступления на Алексинском пороховом заводе по теме «Философия оружейного дела». Там я вспоминал нашумевшую в своё время статью Эрна «от Канта к Круппу», где он доказывал, что только культуры, обладающие сильной собственной философской традицией, могут преуспеть в создании новых образцов оружия. И, если он прав, это значит только одно — если нам по-прежнему нужен мирового уровня ВПК, значит, нам нужна мирового уровня философия. https://www.facebook.com/EMiroshnichenko/videos/975610779120688/

Сегодня, хоть меня и постоянно отвлекали, я весь день занимался очень важной работой: обдумывал список задач для Клуба мужчин-бездельников, в котором я несу почётное бремя председательства вот уже более полутора десятков лет; и это моя основная должность, все остальные — по совместительству.

Клуб возник в 2006 году, на втором по счёту лагере Селигер, куда я привёз кальян, предметы для китайской чайной церемонии, кресло-качалку, набор для игры в Го и множество других нужных вещей, а также специальным грузовиком было доставлено фортепиано — под тентом в лесу оно смотрелось особенно импозантно. Вокруг с вытаращенными глазами бегали активисты в мерче, а мы сидели недвижно и пили чай, предаваясь неспешным беседам о сути бытия. На второй же день к нам прибежали три очень самоуверенные активистки, сообщив, что у них родился новый проект, который они почему-то именно у нас решили обсуждать — Клуб деловых женщин. На что я ответил, что у нас тут тоже проект — Клуб мужчин-бездельников, и мы его уже обсуждаем. Понятно, что их проект умер в тот же день, не родившись, а наш, наоборот, живёт и здравствует до сего дня.

У Клуба есть флаг, герб, девиз и философская программа, являющаяся результатом творческого переосмысления великого учения Г.П. и П.Г.Щедровицких. У отцов методологии, как известно, во главе угла лежит т.н. «деятельностный подход», и специальное понятие «мыследеятельность». Мы же, в свою очередь, противопоставили ему «бездеятельностный подход», основанный на диалектике мышления и действия как двух радикально противостоящих друг другу состояний сознания. Много позже я нашёл подтверждение этой своей тогдашней интуиции в трудах у Б.Ф.Поршнева, который описал процесс бегства наших предков из «животного царства» в царство разума как процесс торможения инстинкта, побуждающего всякое животное к автоматическому действию в ответ на внешний раздражитель. Именно это торможение и породило, по Поршневу, «контрсуггестию», то есть мышление как таковое. То есть именно «воля к бездействию» — тот главный прорыв в будущее, благодаря которому некоторые представители рода Homo вообще смогли выделилиться в отдельный вид Sapiens.

Однако, несмотря на то, что мой освобождённый от деятельности ум напряжённо трудился в течение всего новогоднего дня, продумывая этот самый список задач, сам список так и не появился, потому что производить его мне оказалось лень. Впрочем, как и всегда. Потому что если думать о списке — это мышление, то производить сам список как итоговый документ — это уже, как ни крути, деятельность. Вот же парадокс.

Из важных открытий ушедшего года по этой линии — не могу не отметить идею, вычитанную в книжке у Грэбера: что в мире Греты Тунберг и глобального потепления старая этика, в рамках которой «кто не работает, тот не ест», окончательно утратила какой-либо смысл. Всякий трудящийся теперь портит себе карму, увеличивая производимый им углеродный след, и посему является редиской. И наоборот, всякий бездействующий является хорошим и уважаемым человеком, потому что минимизирует своё негативное влияние на экосистему, сводя его к вдыхаемому воздуху, потребляемым продуктам питания и прочему самому необходимому.

Поэтому у Клуба я вижу большие перспективы на будущее. Он даже, наверное, может… да всё он может. Вот только лень.

Итак, не прошло и 15 лет, как в официальной символике Клуба мужчин-бездельников наконец-то была исправлена грамматическая ошибка в латинском девизе: «через безделье — к величию». Да, настоящие вещи делаются небыстро.

Отвечаю Суркову

А, да. Что сказать-то хотел.

В меня тут едва не насильно посредством «давления среды» запихали в качестве новогоднего кина Don’t look up. Ну, типа, нет худа без добра, хоть по английскому практикум. Даже досмотрел. Рецензии как рецензии делать не буду, но несколько мыслей по ходу возникли.

Понятна основная метафора — метеорит, который того гляди уничтожит планету, это очень толстый намёк на «глобальные изменения климата». Но дальше критические стрелы сценаристов сворачивают в накатанную колею — ну, типа, жадные корпораты, тупые политиканы, Трамп, республиканцы, дальше носа не видят и т.д. И тем самым вопрос уходит в сторону от того направления, в котором его только бы и стоило развивать.

Тема контроля импакта — это, в первую очередь, вопрос про мораторий на межстрановую экономическую конкуренцию в её нынешнем виде, то есть остановка или приостановка бесконечного забега — кто произведёт и продаст больше, быстрее, с меньшей себестоимостью и большей прибылью. А в хэдлайнерах темы прописались стройными рядами самые богатые люди планеты — и что же удивляться, если тема продвигается с таким скрипом? Ведь такая остановка, если она вдруг окажется возможна — это, по сути, фиксация статус-кво на неопределённо долгий срок. При этом не о странах речь — например, бОльшая часть электората Трампа в США, понятное дело, тоже окажется в проигравших, на чём он, собственно, и серфил. Жёстко говоря, тему климата невозможно честно обсуждать в отрыве от темы неравенства, но обсуждается что угодно, только не это.

«Грядущие гунны», большевики XXI века, скорее всего выйдут с примерно следующей программой. Задача номер один — безусловный базовый доход для всех жителей планеты как фундаментальная норма, на уровне «прав человека». Задача номер два — форсированное автоматизацией сокращение рынка труда в несколько раз, при этом его оплата на «низовом» уровне должна быть примерно сопоставима с ББД, если не меньше: «работа» как таковая должна стать уделом немногочисленного меньшинства. Задача номер три — сменяемость элит и разрушение барьеров между «верхами» и «низами», а также деконцентрация капитала — в том числе и за счёт развития сетевых форм самоорганизации экономической и социальной жизни, от криптовалют до прямой электронной демократии. Задача номер четыре — демилитаризация ведущих экономик мира, снижение «налога на оборону». Задача номер пять — внешний общественный контроль над всеми средствами массовой коммуникации, в принципе исключающий какую-либо их собственную политическую субъектность. Думаю, будет и резче; вопрос только, что буйных мало.

Но юмор в том, что до тех пор, пока хотя бы одна из этих задач не решена, все разговоры о контроле изменений климата будут восприниматься как лапша и манипуляция в пользу сильных мира сего. И ничего у них по этому вопросу не получится, даже если в глубокой глубине они руководствовались исключительно чистыми намерениями спасти биосферу и человечество. У них просто нет на это мандата.

Ещё когда я учился в аспирантуре и писал диссер, прочёл книжку Маркузе «Одномерный человек» и не очень тогда понял, о чём она вообще. А вот в ходе работы на прошедшей думской кампании очень ясно увидел, что такое «Одномерный Человек» уже в наше время.

Итак, антропотип «активист». Что он знает про жизнь? Что один человек может, в сущности, не так уж много. И что если ты хочешь добиться хоть какого-то результата, ты должен сфокусироваться на чём-то одном, и долбить строго в эту точку. Например, если ты зоозащитник и спасаешь бродячих собак, тебя, по большому счёту, мало волнует всякая там коррупция, война с Украиной или глобальное потепление. Ты спасаешь собак.

У тебя есть социальный капитал — некоторое количество людей, которые идут за тобой или как минимум знают и уважают тебя за то, что ты делаешь. Разумеется, в активной фазе выборной кампании ты — лакомый кусок для политиков. Они приходят к тебе и просят поддержки. Ты честный человек, и просто взять у них денег — даже на твои любимые собачьи питомники — тебе недостаточно. Как ты решаешь, кого поддержать? Критериев два: во-первых, человек должен включить значимые для тебя пункты про животных в свою программу (пусть даже не выполнит сразу, можно будет потом напоминать), а во-вторых, он должен иметь реальные шансы на победу.

Кто сказал «Проценко»? А, ну да.

Но я о другом. У нас этот сценарий пока только в зародыше, потому что мы всё-таки патриархальное болото, и одномерных активистов пока ещё кот наплакал. А вот в Штатах, где к активизму приучают детей буквально со школьного возраста, эта прослойка является довольно значительной и массовой. Есть борцы за права меньшинств, за права женщин, за права цветных, за экологию, за право носить оружие, за реконкисту кастровской Кубы и т.п. Все или почти все они — эталонно «одномерные люди», в двухпартийном соревновании выбивающие сторону по одному-единственному критерию: как та или иная из двух больших партий относится к значимому именно для них пункту повестки. Все остальные пункты… они развивают в себе специфическое умение про это вообще не думать.

И дальше примерно такая механика. Вот есть, например, ЛГБТ-активисты, борющиеся за однополые браки. А есть активисты, борющиеся за легализацию марихуаны. Большинство вторых не то чтобы как-то негативно относятся к главной теме первых — они приучили себя не относиться к ней никак; рассматривать это примерно в логике «зато у нашей партии будет примерно +7% поддержки». И так в итоге 7% как бы автоматически превращаются в 50%; это как минимум, а то и больше, учитывая, что одной партии часто бывают нужны голоса другой, которая, допустим, контролирует Сенат или Палату Представителей.

Механика ломается только тогда, когда есть другие 7% с противоположной стороны, и с прямо противоположной позицией по ключевому пункту повестки. Тогда уже и они — значимое меньшинство для своей партии, которое та не хотела бы потерять, и на такие компромиссы в случае чего не идёт. Поэтому для любого из активных меньшинств делом принципа становится не просто борьба за свою повестку, но и маргинализация и вывод за пределы консенсусного поля своих прямых оппонентов. Кто сказал cancel culture? А, ну да.

Собственно, именно из «одномерных людей» в итоге и складывается феномен «диктатуры меньшинств». Всё, что нужно для того, чтобы навязать такому обществу примерно любую идею, это иметь свои твёрдые 7% актива, и добиться превращения твоих прямых оппонентов в тех, о ком не говорят, на ком лежит табу.

Что называется, «хозяйке на заметку».