И вот, собственно, тезис, ради которого писался мой текст. Инфоромалы — это не феномен, а симптом. Когда патерналистское общество в каждом гражданине видит ребёнка, которому надо вытирать попу, затыкать рот леденцом, чтобы не орал, кормить его байками про аистов и капусту, трястись, чтобы он не узнал ненароком в детском саду неприличное слово «пиписька», и ни в коем случае не обсуждать с ним не то что семейный бюджет, а даже и планы на выходные — он и будет вести себя как ребёнок. Ищущий в подворотне общества таких же детей, но постарше, которые его и просветят, как устроена жизнь на самом деле, и что вообще делают взрослые, когда остаются одни. И те просветят, уж будьте уверены. На понятном ему языке.

Худо-бедно, но инфоромалы обслуживают тот запрос, который никак не обслуживает вообще вся имеющаяся система образования: если я никто, есть ли у меня шанс стать хоть кем-то? И что для этого нужно делать? Каким надо стать, чтобы повзрослеть? И в общем без разницы, что именно они на него отвечают — гораздо важнее сам факт наличия вопроса, и готовность платить — платить! — за ответ.

Потому что кроме как у Блиновской или Аяза спросить больше оказывается не у кого.

А вообще, говоря об «инфоромалах», способ словообразования-то очень перспективный. Инфоеврей. Инфоукраинец. Инфорусский. Инфоказах. Ну, «далее везде».

В связи с назначением Грызлова послом в Минск, один мини-мемуар.

Итак, осень 2004-го, Киев. Только что закончился второй тур президентских, и киваловский ЦИК объявил победу Януковича. В центре Киева стоит огромный многотысячный оранжевый майдан, Ющенко, Тимошенко, все пироги. Кризис, цветная революция, непризнание итогов… переговоры. Дед Кучма, Ющенко, Янукович, Солана и Квасьневский… нужен шестым кто-то от Москвы. Москва присылает на переговоры Грызлова. В аэропорту Борисполь его у трапа встречает с распростёртыми кто? Правильно, посол России Черномырдин. Куда они едут из аэропорта? Правильно, на охоту. Что они там делают? Правильно…

На следующий день переговоры шестерых, где принимается историческое решение о третьем туре. Грызлов сидит весь зелёный и молчит. Единственное, что он сказал тогда — когда Кучма спросил его о позиции России по поводу соглашения, Грызлов с трудом выдавил из себя «да»… и сразу же удалился в сортир. Потому что Виктора Степановича, пока он был жив, никто никогда не мог перепить. Даже Кучма, что уж там Грызлову.

Собственно, это всё, что я имел сказать о кремлёвском империализме.

Не могу не отметить героическую борьбу Андрея Турчака за то, чтобы хоть кто-то вообще помнил, что «Единая Россия» существует и, более того, является главной системообразующей партией страны. Всем остальным — начиная от её вождя Медведева, главы её Высшего Совета и свежеиспечённого посла в Минск Грызлова, и заканчивая большинством её членов — на это положить с прибором. А вот Турчак всё же как-то старается: то предложит президенту сделать газ для вечного огня бесплатным, то, как сегодня, вылезет объяснять, что это именно «Единая Россия», а не кто-нибудь ещё (представляю, как фыркает коллективная Голикова) добилась снятия в Думе закона о QR-кодах. Болит у человека душа за руководимую им организацию, похвально это. Вот только, кажется, в боли своей он бесконечно, бесконечно, бесконечно одинок…

Через несколько минут начинаем стрим на радио «говорит Москва». Обсуждаем перенос столицы. https://youtu.be/YbcP0837_VE

Про годовщину посадки Навального имею одну мысль.

Вот внутриполитический блок системы с ним годами боролся инструментами «мягкой силы» — пропаганда, контрпропаганда, нерегистрация партий, торговля с допуском/недопуском на выборы, всяко-разно. Целая толпа штатных борцов с «донатенфюрером» на хлеб с маслом зарабатывала, думаю, если б скинулись хотя бы по 5% от полученного, могли б на золотой памятник кормильцу набрать, вместе с установкой на Красной Площади.

А потом вопросом занялись товарищи в погонах — и решили проблему. Просто и эффективно. Вождь в колонии трусы шьёт, соратники сбежали, штабы разгромлены; большинству паблик-спикеров и журов, кто так или иначе за него волонтёрил, налепили на лоб бубнового туза с надписью «иноагент» — и тишина! Ни тебе митингов, ни тебе роликов, ни тебе сетевых флешмобов, и даже коллективный Запад в той же Женеве ни разу не заикнулся о «главном политзаключённом», похрену им на него стало почему-то. А как дысал.

Отсюда какой вывод должны сделать «лица, принимающие решения»? Очень простой: что твёрдая сила — она таки понадёжнее будет, чем мягкая.

Разумеется, я лично всегда считал, что проблема дутая, и вождь он тоже липовый, и никакой такой страшной угрозы в том, чтобы допустить его хоть на выборы, хоть даже в Госдуму — нет и не было. Даже социология за все годы, включая и последние три, показывала, что это не столько политический, сколько медийный феномен, типа Бузовой. Но был я с этим неортодоксальным мнением в «охранительских кругах» в глубоком меньшинстве — у страха глаза велики, можно сказать, что «повелись»-таки: как же, ещё чуть-чуть и вот прям цветная революция, того гляди «неназываемый» в Кремль въедет на белом коне! Вон ведь как люто клевещет, какие аудитории собирает, и как сама Мировая Жаба всеми своими бородавками за него топит — Родина в опасности, не меньше.

Но, хуже того, сейчас уже не прокремлёвские блогеры на зарплате, а майоры и полковники ему на памятник как отцу-кормильцу должны скидываться. Потому что именно его трудами, по факту, у нас стало меньше политики и больше полиции.

И в этом смысле, оценивая политиков, надо всегда различать три вещи: 1) что человек декларировал как публичные цели 2) чего на самом деле хотел добиться 3) что получилось по результатам его деятельности. Тут вот прямо идеальный пример того, насколько разный ответ по каждому из пунктов.

Насчёт предложения Эрдоганом себя в роли посредника для переговоров между Путиным и Зеленским.

Немного жалко, конечно, что в нынешнем Киеве ответ турецкому султану будут писать если и казаки, то сплошь засланные, и так же смачно, как у тех, настоящих, не получится. Но то их дела; а вот с нашей стороны я бы на этот жест посмотрел повнимательнее и без дежурных шуточек.

Понятно, что если б Турция ранее держала нейтралитет, предложение о посредничестве было бы уместным; но она настолько однозначно и многократно «заняла сторону», вплоть до поставок летального оружия Украине, что исключила всякую возможность воспринимать её как нейтрального посредника. В своё время вон даже Лукашенко умудрился удержать эту грань, оттого-то Минские соглашения, собственно, и Минские. Однако нынешнее предложение Эрдоганом сделано явно не для того, чтобы быть принятым. А вот для чего?

Мы в России любим фиксировать и у наших, и у американских, скажем, политиков внешнеполитические вроде бы жесты, которые при этом имеют реальным адресатом свою собственную, внутристрановую аудиторию. Но турецкий контекст как будто бы менее понятен, и потому таких случаев мы не очень-то ловим.

В том shift’е, который за время правления Эрдогана произошёл от кемализма к неоосманизму, черноморское направление играет очень важную роль. Когда Турция говорит во внешний мир, что она считает Крым украинским, внутренняя аудитория считывает это так, что на самом-то деле он всегда был — и должен когда-нибудь снова стать — турецким. И дело вовсе не только в крымских татарах. Что такое Украина вместе с Крымом в НАТО? Глазами турок — это натовский флот на базах бывшего российского ЧФ, в первую очередь в том же Севастополе. А «натовский флот» в контексте восточного Средиземноморья означает вовсе не американский, а в первую и главную очередь турецкий. Всё просто: Украине свой собственный ЧФ не нужен вообще низачем, особенно если она таки сможет вступить в НАТО. А у турок флот — самый мощный из всех стран региона, если вынести за скобки Россию.

Собственно, глазами любого «османиста», хоть с приставкой «нео-», хоть без — единственное, зачем Россия вообще строит и держит последние двести с лишним лет флот на Чёрном Море — это чтобы когда-нибудь однажды высадиться в Стамбуле. Никаких других макрозадач у него там попросту нет. Глазами любого «османиста», российские войска в Сирии, и особенно в сирийском Курдистане — это просто очередной новый этап всё тех же русско-турецких войн, которые велись последние 400 лет существования Османской империи. Глазами любого «османиста» российские миротворцы в Карабахе, равно как и членство Армении в ОДКБ и российская база там — это прямое продолжение армии Юденича, которая всего лишь 100 лет назад брала штурмом турецкий Эрзерум. Глазами любого «османиста», выданный Константинопольским патриархатом томос ПЦУ — это страховка от амбиций России снова объявить себя центром вселенского православия, с логичным продолжением в виде «креста над Святой Софией». Глазами любого «османиста», ничего вообще не кончилось.

И поэтому вечно тлеющий российско-украинский конфликт — это едва ли не наилучшее положение вещей с турецкой точки зрения.

Ускользающая современность

Под мой пост про неоосманизм пришёл комментатор либеральных взглядов с дежурным комментарием: мол, Эрдоган, как и Путин — это же очень несовременно!

И я вдруг подумал: а ведь современность, как манипулятивная технология, год от года работает всё хуже и хуже. Да, нас приучили, как собачек Павлова, при каждом выходе «обновлений» скорее устанавливать их на гаджеты, чтобы остаться up to date. Да, вот уже много десятилетий работает мировая машина моды, диктующая, как одеваться в нынешнем сезоне, чтобы быть актуальным. Да, пока ещё царствует несокрушимая вера в прогресс, в первую очередь научно-технический, и рост, в первую очередь экономический, как перманентные тараканьи бега, в которых ужасно важно не проиграть. Да, излюбленная шахада русского интеллигентского самобичевания — плач о том, как и в чём мы отстали от мира.

Но как-то уже накопилось понимание, что что-то с этой всей конструкцией не так. Что грузовые самолёты, улетавшие прошлым летом из Кабула, были очень современными — талибы таких не делают. Что европейцы с их прогрессивными взглядами на гендерную идентичность и равноправие полов — люди настолько современные, что в Брюсселе и Лондоне самым популярным именем новорожденного стало имя Мухаммед. Что погромщики-активисты BLM, с одной стороны, и трамписты, захватывавшие Капитолий, с другой, наверное, тоже были в чём-то очень современными, но это какая-то странная современность.

Но главное даже не это. «Современность», как теперь ясно, имеет свойство оставлять за бортом значительное количество людей. Ну, ещё демпропаганда 90-х: сдохни, неэффективная старушка, ты не вписалась в рынок. Но иногда эти невписавшиеся почему-то не хотят подыхать. А наоборот, создают проблемы тем, кто вписался: на наших глазах, например, это только что произошло в Казахстане.

И нельзя сказать, чтобы это было что-то новое. Египет Древнего царства, строивший пирамиды, был куда более «современным», чем гиксосы, его захватившие. Рим был более современным, чем народы Алариха и Аттилы. Государство хорезмшахов было более современным, чем степной союз Чингисхана. «Далее везде».

И отсюда вывод. Гонка за современностью — развлечение сугубо мирное. Когда дело доходит до драки, чаще всего преимуществом обладает не тот, кто «современнее», а тот, кто злее и у кого яйца крепче. Даже когда у оппонентов более «современное» оружие — вопрос ведь не только в оружии, но ещё и в готовности стрелять и убивать. Когда она есть, эффективным оружием может стать что угодно — например, очень современный пассажирский самолёт.

Как в том анекдоте про кавказца, который подарил сыну нож, а тот его обменял на модные часы: «когда тэбя будут рэзать, ты что им скажэщь: полшэстого?»

Вспомнил тут давние уроки церковнославянского языка и литургики. И по мотивам крещенского тропаря, который поётся всякий раз на освящении воды во иорданях, сочинил тропарь, также на 1-й глас, предназначенный для освящения газа, идущего по российским трубам, будь то Северный поток, Южный или там Восточный, во всякие неправославные земли.

Считаю, было бы правильно регулярно стримить в ютуб с обязательным английским подстрочником патриарший молебен на освящение газа в каком-нибудь Новом Уренгое. Чтоб знали, нехристи, что когда горит в их домах сжиженный американский газ — это сгорает то, чего сидящие на велфере и фастфуде толстые афролесбиянки из БЛМ в баллоны понапердели. А когда горит в их домах российский газ — тем самым наполняются их дома истинной православной духовностью, изгоняющей всякий либерализм и педерастию. И трепетали чтоб.

Тропарь, глас 1.

Яко Дух, от Бога Отца исходящий // и всю землю освещающий // тако и сей земнородный дух // да будет духом освященным // идущим во вся концы земли // свидетельствуя языцем слово Божие // Яви благодать свою, Господи // и освяти дух земный Духом Твоим святым.

———

Поётся громко, хорошим дьяконским басом, с каждением и кроплением вентиля трубопроводной магистрали. В конце не забывать добавлять «аминь».

Немного о добре, зле и оружии

1. Конвенциональное оружие всегда рано или поздно создаёт иерархию. Те, кто наверху, присваивают себе право говорить от имени ценностей добра.
2. Претенденты — те, кто не могут бороться с находящимися на вершине с помощью конвенциональных средств, рано или поздно начинают поиски и применение неконвенциональных.
3. Те, кто на вершине, всегда объявляют неконвенциональные методы и средства борьбы аморальными, а тех, кто их использует — стороной зла.
4. Задача вторых — не просто перевернуть расклад с помощью иного арсенала средств, но ещё и доказать оправданность использования «плохого» оружия.
5. Реальная разница между конвенциональным и неконвенциональным оружием является конструктом: убивает и то, и другое.
6. Моральная риторика также является конструктом: любая этическая система — всегда «в пользу» верхних.
7. Тем не менее, вторые никогда не победят, если не построят своей собственной параллельной системы ориентиров добро-зло и не сумеют заставить поверить в неё.
8. В этом смысле любая настоящая война в своём сущностном, фундаментальном основании является войной религиозной.
9. Предвойна с Украиной не способна перерасти в полноценную войну в первую очередь потому, что ни одна из сторон не в состоянии сформулировать, за что она, собственно, собирается воевать. Западный сеттинг «открытого мира свободных демократий» облез и сгнил, российский образ «русского мира» не взлетел, чистая геополитическая логика торга не приводит к решимости сторон идти до конца.

Вывод: скорее всего, вся эта мутная история кончится ничем. Если не прилетит какой-нибудь чёрный лебедь.

А по поводу сегодняшних переговоров Лавров-Блинкен и думских шевелений про признание ЛДНР я себе вот что думаю. Скорее всего, в разговоре не под камеры наши, начиная ещё с прошлогодней встречи Путин-Байден, говорили примерно следующее. Вот есть граница Украины с Крымом. Там с 2014-го мир и тишина. Вот есть линия между Украиной и ЛДНР. Там восемь лет стреляют. Если бы мы ещё тогда сделали с ЛДНР как с Крымом, там бы не стреляли. Если мы сделаем это сейчас — поверьте, стрельба тоже очень быстро кончится. Минские соглашения Украина выполнять всё равно не собирается. Другого способа добиться мира нет. Но мы не хотим, чтобы это признание было с нашей стороны неожиданным и неподготовленным действием, как было прошлый раз. Мы хотим заранее понимать, как вы отреагируете. И отсюда, собственно, известная проговорка Байдена про «незначительное вторжение» — он, по сути, объяснил, о чём на самом деле идёт речь.

И это объясняет в том числе и крайне странное поведение Украины: пока весь мир кричит о вот-вот начинающейся российской агрессии, Зеленский изо всех сил делает вид, что беспокоиться особо не о чем, и зря западные друзья паникуют. Просто у него два стула: либо пойти-таки на федерализацию, либо смириться с тем, что мир в общем-то молча схарчит признание республик, примерно на том же градусе, как это было с Крымом. И то и то катастрофа, а лучше бы всё оставалось как есть. Но это не устраивает ни Россию, ни, что в данном случае важнее, Штаты.

В картине мира коллективного Кремля есть важная константа, без корректного осмысления которой невозможно реконструировать его логику. Вкратце она такова: любой уличный движ, выглядящий на экранах как массовый народный протест или тем паче революция, в действительности является управляемой провокацией чьих-либо спецслужб или технологов против чьего-нибудь суверенитета. Собственно, это аксиома кремлёвского «Священного союза» 2.0. Понятно, что она вызывает возмущение языков — мол, а как же собственно народное волеизъебление — а его никогда нет, как и нет никакого народа, кроме управляемых провокаторами и подзуживаемых враждебными медиа тёмных масс. И что против того народа, который против, всегда есть тот народ, который против того, что против, но его, в свою очередь, всегда десубъективируют уже певцы улицы, примерно по такой же логике — что это не народ, а какие-нибудь «свезённые автобусами бюджетники».

Это почти прямым текстом транслируется как объяснение практически всех действий — в том числе и по поводу Украины: мол, не было бы ни Крыма, ни Донбасса, если бы не свержение Януковича киевским майданом: взятая на вооружение старая фраза Павловского «революции надо дать в морду». То же, из новейшего, и про миссию ОДКБ в Казахстане, да и про Сирию, и вообще много про что.

Ключевая незавершённость этой парадигмы — что тогда надо бы продолжить логику и сказать: субъектность народа проявляется не на улице, а на выборах, и стоять на защите именно процедурной демократии; но здесь тоже парадигмальная дыра: см.моё любимое различение «закона» и «законности». Типа — с чего вы взяли, что выборы были нечестные, если всё прошло _законно_? И в итоге получается тупик: выборы не механизм смены власти, улица тем более не механизм смены власти, значит, вообще нет и не предполагается никаких механизмов смены власти, их попросту не должно быть.

Парадокс в том, что можно сколько угодно рассказывать про чистоту процедур и подсчёта, но реально процедура способна доказать свою легитимность только посредством пруфа корректно прошедшей смены власти или правящей партии посредством неё. А когда она из раза в раз фиксирует победу тех, кто типа «и должен был победить» — это всё равно уменьшает доверие к ней, безотносительно реальной либо изображаемой чистоты её самой.

И это выводит к долгому разговору о ценности сменяемости власти — то, в чём также состоит противоречие, но уже институционального характера. Глазами Кремля сменяемость власти не является ценностью ни в каком смысле — наоборот, это сбой, которого лучше бы избегать. Глазами его оппонентов это, наоборот, одно из ключевых завоеваний демократии, за которое надо бы бороться. А у меня, скажем, нет сформированной позиции по этому вопросу — я пока не понял для себя, как должна работать система, основанная на том, чтобы можно было поменять вроде бы всё, но так, чтобы всё осталось как есть. Необразован, уж простите.

Одно непонятно: а что, у нас очередь из политтехнологов, которые рвутся создавать идеологию, «но им не дают»? По-моему, технологи стоят совсем в другой очереди — за подрядами на выборы, или там всякую текучку, вроде пропаганды вакцинации. А претензий быть идеологом я вообще не вижу в цеху уже много лет. Так что зря Гельевич волнуется, его бородой ещё много лет будут детей пугать на бескрайних просторах Азиопы.

Александр Дугин, лидер международного Евразийского движения, главный редактор портала Катехон специально для Незыгаря.

(2).
В нашей истории Запал всегда выступал как Другой. И как бы мы с ним порой ни сближались, все кончалось противостоянием и войнами. Между собой и Другим необходимо поддерживать дистанцию. Если ее чрезмерно сократить, маятник качнется в другую сторону. Именно это сейчас и происходит.
Пусть нехотя, но Москва становится в оппозицию Западу. Сказав Западу «нет»,  в какой-то момент – в принципе, он уже наступил – необходимо сформулировать, а чему же мы  говорим «да»? Что отрицаем, понятно – это либерализм, глобализм, постгуманизм, гендерная политика, гегемония, политика двойных стандартов, cancel culture и культура постмодерна. Что утверждаем?
И здесь особую актуальность приобретают все те исторические идеологии, которые на предыдущих этапах обосновывали различие судеб России и Европы (Запада). Именно они и должны стать плодотворной почвой для нового оформления Русской Идеи. 
Это:
·      взгляд на Россию как оплот православного христианского мира, доктрина Москва-Третий Рим;
·      связанное с этим учение о судьбоносном вселенском значение русской монархии (катехон);
·      славянофильские идеи об исторической миссии восточных (и всех остальных) славян – Третье Возрождение;
·      евразийская теория о России как самобытной цивилизации, радикально отличной от Запада;
·      взгляды русских народников на аграрную сущность русского общества и отвержение индустриального пути развития;
·      советская идеология, противостоявшая западному и мировому капитализму;
·      софиология и патриотическая мистика Серебряного века.
Вот основные источники и составные части новой русской идентичности. При этом важно не просто восстановить эти парадигмы, возродив вместе с этим исторически существовавшие между расколы, противоречия и оппозиции, но выработать синтетический подход, в равной мере отвергающий претензии Запада на универсальность и оптимальность своих «ценностей» (а это и является общим для всех этих школ) и формирующий русский образ будущего. И снова речь идет не о комбинаторике и не о полит-технологиях – эту мелкую сервильную и лживую мразь, политтехнологов, до идеологии допускать на пушечный выстрел нельзя. Необходим бросок русской мысли, духовное пробуждение, воскрешение русского Логоса. Это дело мыслителей и мистиков, творцов великого проекта. Для этого необходимо вдохновение, чистота взгляда и кристальная ясная мотивация, глубинная солидарность с русской судьбой.
Явно Кремль всерьез об этом не задумывается. На повестке дня стоят военно-дипломатические вопросы. Это понять можно. Власть следует за тем, что ей представляется «объективным ходом вещей». Ей не до Логоса и не до смысла истории.
Но для тех, кто понимает глубоко русскую миссию, то, что наступает сейчас, было очевидно уже давно – если не всегда, и конфликт с Западом мыслился как нечто неизбежное даже тогда, когда подавляющее большинство верило в перестройку, реформы или перезагрузку. И если сегодня эту старую (для нас) и по сути вечную истину игнорировать могут только слабоумные или прямые агенты влияния, то об Идее не задумываются даже те, кто сегодня на переднем крае реальной политики. Никакой реальной политики без идеальных ориентиров, без Идеи, без идеологии не бывает. Это можно не понимать, но этого нельзя изменить. Поэтому власти – в самое ближайшее время – когда наступит, наконец, момент «быстрой езды» -- предстоит столкнуться с тем несоответствием, которое в нашем обществе существует между апатичным и сонным состоянием умов и серьезностью и масштабом цивилизационного конфликта. Пробуждение русских неизбежно. Мы вступаем в эпоху Русского Логоса. 

Продолжая тему сменяемости власти.

Больше двух десятков лет назад я возглавлял департамент интернет-разработок в одной большой коммерческой структуре. И одна из вещей, которая была внедрена при мне в первую очередь — это система CVS, хранящая в удобном бэкапе все версии разрабатываемого софта на каждом этапе разработки, с подробной документацией к каждому из релизов. Сделано это было потому, что мы не собирались работать там всю жизнь, и сделали всё для того, чтобы максимально облегчить жизнь нашим будущим сменщикам — когда всё документировано, вопрос передачи-приёмки дел занимает от силы пару дней. И, надо сказать, к тому моменту я уже насмотрелся в других структурах на сисадминов, несменяемых просто потому, что кроме них никто не знал, как что работает.

Позже, попав сначала в ФЭП, а потом и в госаппарат, я удивился тому, насколько хуже с этим делом обстоит там по сравнению с коммерческим сектором. Чисто технически управленческие процессы оказывались завязаны на ключевых людей. Случись что с любым из них — наступала длительная управленческая катастрофа, часто вообще непоправимая. Казалось бы, уж госуправление-то — это поток документов; но внутри он устроен не так, чтобы вновь пришедшему легко было в нём разобраться, а ровно наоборот — год-два понадобится только для «курса молодого бойца».

Помню, какой плач стоял в Госдуме по поводу того, что в VII созыв по случайности не попал многолетний председатель комитета по госстроительству Плигин. Этот комитет — особый, там нужен человек, сочетающий компетенции юриста экстра-класса и выдающегося кабинетного политика. Плигина заменил Крашенинников — человек, безусловно, тоже опытный и грамотный, но более узкий специалист, и по многим позициям профессионально слабее Плигина. Это очень заметно по тому, что сейчас фактическим хэдлайнером по теме стал сенатор Клишас (чуть было не добавил «пресловутый»). Ну и да, конечно, останься Плигин на комитете, такого фейспалма с поправками в Конституцию наверняка бы не было — если не по сути, то хотя бы по форме.

Разбираясь в бытность советником Володина в вопросах организации законотворческой работы, я поразился тому, насколько деградировал с начала 2000-х жанр пояснительной записки к законопроекту. Если говорить о депутатских инициативах — такое ощущение, что главное, для чего записка вообще нужна — написать заветную фразу «вносить изменения в государственный бюджет не требуется». Ну, просто иначе от правительства с гарантией придёт отрицательный отзыв, и инициативу похоронят. Другими развёрнутыми описаниями наши думские законотворцы себя не утруждают. Правительство этим заморачивается ещё менее — жирно будет; если вдруг надо — какой-нибудь клерк придёт и на словах депутатам объяснит. Причём в основном фразами типа «согласовано с тем-то и тем-то». И это, кстати, к тому, что хотя состав Госдумы и обновился в прошлом году примерно наполовину, большинство депутатов-«первоходов» тыкаются, как слепые котята, в экраны системы СОЗД, а реально процессом рулят «ветераны» под чутким руководством спикера. Которого, может, тоже многие его «заклятые друзья» из АП хотели бы поменять, но он сейчас как тот сисадмин.

Короче, в чисто управленческом смысле «сменяемость» — это набор процедур, делающих процесс отчуждаемым от исполнителей. А теперь давайте представим систему, в которой всё держится не на формальных процедурах, а на неформальных договорённостях. Вот сейчас Путин и МИД настойчиво требуют от Байдена и Госдепа «письменных гарантий» — ссылаясь на предшествующий печальный опыт гарантий устных, которые были даны нашим тогдашним лидерам их тогдашними лидерами. А потом лидеры поменялись — и всё: «что, кто-то что-то обещал?» Но у нас-то внутри вообще примерно всё держится на том, кто кому что обещал в кабинете, на словах и не под камеру. Поэтому даже Якунина, поехавшего крышей по всему Транссибу, из РЖД выпиливали с таким скрежетом и трудностями: а у нас на каждой второй серьёзной позиции сидит такой Якунин.

А вы говорите — транзит…

Посвятил два дня тому, что разбирался в деталях — как именно партия РСДРП, не успев создаться, тут же развалилась и раскололась на своём формально втором, а по факту — первом съезде в 1903 году. Собственно, как раз тогда и возникло «большинство» и «меньшинство», спустя пару лет только ставшее называться «большевиками» и «меньшевиками». Читал протоколы самого съезда, публикации «Искры», послесъездовские статьи Мартова, Плеханова и Троцкого, воспоминания Потресова, ленинские «Шаг вперёд, два назад».

Мотивом стал случайно попавшийся в руки шестой том собрания сочинений Сталина, куда вошли все его тексты за 1924 год. Самый ранний, за 17 января — это ещё Ленин доживает свои последние дни в Горках — доклад на партконференции. Атакуя (ещё очень осторожно) Троцкого, Сталин, в частности, вспоминает там следующее:

«Вопрос об интеллигенции и о рабочих в нашей партии для нас не нов. Он стоял еще на II съезде нашей партии, когда речь шла о формулировке первого параграфа устава о членстве партии. Известно, что Мартов требовал тогда расширения рамок партии для непролетарских элементов, вопреки тов. Ленину, требовавшему решительного ограничения доступа в партию непролетарских элементов».

Я когда-то давно изучал это всё, но тут представился повод освежить память и посмотреть на ту историю комплексно, посмотреть на происходившее со всех позиций тогдашних сторон. Причём сам я смотрел под следующим углом: мне вдруг пришло в голову, что есть прямая и непосредственная связь между генезисом партии, то есть становлением Ленина в качестве вождя «большевизма», и тем, что с ней случилось в середине 20-х, уже после смерти Ленина.

«Рабочая гипотеза», с которой я погружался в эти дела давно минувших дней, выглядела так: Троцкого «съел» не Сталин, а, если угодно, Ленин. Буквально «достал из могилы». Причём не тот поздний, умирающий Ленин, который диктовал «письма к съезду», а вот этот ранний, образца первых лет нового века, который построил своеобразную «клановую» механику, в координатах которой Троцкий, несмотря на все его подвиги начиная с октябрьского переворота, был-таки «чужой», а Сталин — «свой». И в некотором смысле оставался «своим» даже тогда, когда вырезал под корень почти всех остальных «своих».

Кстати, примерно по такой же полуинтуитивной, инстинктивно-аппаратной логике в 53-м Берия был «чужой», а Хрущёв — «свой». В 64-м Шелепин был «чужой», а Брежнев — «свой». В 85-м Романов был «чужой», а Горбачёв — «свой». В 99-м Немцов был «чужой», а Путин — «свой». Такая трудноуловимая, на кончиках пальцев, в чём-то животная хрень.

Напоминаю: я по-прежнему думаю, что мы всё ещё живём именно в ленинской стране.

Я понял, как именно работает принцип Миниха — «Россия управляется напрямую Господом Богом».

Когда Дугин, воздевая к небу бороду, камлает в Незыгаре о необходимости новой идеологии, происходит это потому, что телега это единственное место, где есть-шанс-что-прочитают. Ну, адресаты. Так-то в Кремле с благословенных для кое-кого сурковских времён нет того подъезда, куда надо стоять в очереди с выстраданно-истрёпанными рукописями, пустой холщовой котомкой и просветлённым лицом, в надежде внести свой посильный вклад в поднятие Отечества с интеллектуально-философских колен. В 99% случаев будешь сразу послан в пешее эротическое, в одном оставшемся кто-нибудь из клерков глянет краем глаза — годный пиар или негодный, и если вдруг в моменте годный — ну, побудешь со своими мыслеобразами в роли цепного соловья на фрилансе, а потом — всё равно пойдёшь по тому же адресу, солнцем палимый.

Уже СССР де-факто перестал быть идеократией примерно к началу 70-х, когда марксизмом всерьёз интересовались уже только диссиденты. Предержащие бубнили ритуальные формулы, потом обрыдло — сдали в утиль не парясь. Постсоветская же Россия с самого начала была антиидеократией — первые, от кого избавились в группе победителей, были идейные «демократы», а дальше уже между собой разбирались одни лишь «прагматики» и «реалисты». Некоторые из них, впрочем, были пиарщиками, из-за понтов пополам с комплексами изображавшими из себя идеологов, но вообще не видевшими разницу между идеологией и пропагандой. А потом даже и это стало избыточной роскошью. Идеология не просто запрещена в ельцинской Конституции — она запрещена в той неписаной конституции, которая в головах у начальников. Как заведомо вредный и потенциально опасный набор ограничивающих убеждений. Правящая группа — воинствующие экзистенциалисты, для которых никакое действие не нуждается в предваряющей его идейной основе — лишь в последующем пропагандистском объяснении. «Объяснить могу, я понять хочу!» — «вот и объясняй, а понимать не велено».

Темники для пропаганды сочиняются везде и всюду по модели «чего бы эдакого залубенить» — это очень видно по публичной сфере. Их внутренняя логика — это логика блогера, ищущего хайпа, лайков и перепостов. Ключевой вопрос — зайдёт/не зайдёт. И ещё — что скажет Джен Псаки, потому что с той стороны, по всем признакам, сидят такие же дешёвые хайпожоры.

Но в результате, парадоксальным образом, именно это и есть механизм прямого божественного управления Россией. Потому что, придумывая очередной наброс, воины креатива обращаются не к корпусу каких-либо священных текстов, не к трудам Маркса-Энгельса или Ленина-Сталина, не к какому-либо тайному кондуиту масонорептилоидов — а напрямую к астралу. И оттуда, из астрала, черпают вдохновение. И если вдруг Вселенная посылает сигнал, сердца наполняются радостью, звучит заветная команда «ебашь!» — и понеслась.

Читаешь на контрасте протоколы съездов большевистской партии первой половины прошлого века и поражаешься — до чего же были скучные люди! Все были в той или иной степени образованными марксистами, все сверялись с Учением и искали друг у друга тот или иной «уклон», из-за чего до революции просто неистово друг с другом ругались, а после оной начали даже друг друга расстреливать, пока в конце концов вообще всех не перестреляли. А сейчас — невозможен никакой «уклон», равно как и никакая «генеральная линия». Есть простое животное «свой-чужой», и дальше всё зависит от выбора стороны. Но, значит, и стрелять ведь некого и не за что! В блаженные, святые времена живём, слава тебе, Господи.

Интересную функцию получила приставка «НЕ» в языке новейшей информационной эпохи. Ну, про Незыгарь-Нешульман-Небожена и так понятно, а ещё есть, например, НЕБРАТЬЯ, живущие в НЕРОССИИ, с которыми у нас, как весь мир теперь знает, НЕВОЙНА. И, конечно, потребительский хит — продукт «Немолоко». Так и подмывает продолжить ряд: газета «НЕПРАВДА», политпроект «НЕПУТИН», союз антиклерикалов «НЕХРИСТИ» и магазин для праноедов «НЕЕДА». Удобнее всех, кстати, Нечаеву — никто никогда не поймёт, что именно отрицает его фамилия, но зато — и это главное — вполне в тренде.

В процессе заныра в историю большевистской партии первых лет я отфиксировал для себя два момента, как бы «на полях».

1). Для всех «образованных марксистов» было самоочевидной истиной, что национализм имеет классовую природу. Национализм свойственен только и именно буржуазии, причём — это важно — мелкой буржуазии. У крупной буржуазии, у пролетариата и у других небуржуазных классов, где они есть — нет никакого «отечества», а равно и никакого желания возвышать свою нацию, принижая другие. На более современном языке «мелкая буржуазия» называется, наверное, «средним классом», и с этой поправкой, пожалуй, соображение является верным и в наши дни.

Впрочем, наши дни отличаются ещё и появлением ряда новых классов, которые не были описаны марксистской теорией — например, велферный слой, являющийся продуктом развития «социального государства». Как у него обстоит дело с национализмом? Судя по всему, примерно так же, как и у пролетариата — то есть никак; несмотря на то, что он является, по сути, паразитарным для государства и для экономики, он ни в коей мере не восприимчив к национал-патриотической пропаганде: для него отечество там, где глубже миска с бесплатной едой. То же самое про «новый класс» в джиласовском понимании — класс чиновников-управленцев, который не имеет ничего своего, но в то же время часто живёт на более высоком уровне потребления, чем т.н.«средний»: казалось бы, уж он-то должен бы держаться за Родину-кормилицу руками и ногами, но нет, он весьма космополитичен во всём, от культуры быта до политических взглядов.

И я, кстати, генерально согласен в итоге с «образованными марксистами»: не встречал пока никакого другого национализма, кроме «мелкобуржуазного».

2). Не менее самоочевидной для них для всех была концепция пролетариата как наиболее передового и самого важного класса, имеющего некую привилегию перед всеми остальными, продиктованную марксистским пониманием истории. Конкретный рабочий может быть тёмен, груб, необразован, беден, «несознателен» — тем не менее даже в этом состоянии он был в своём роде «белой костью», носителем некой сакральной избранности, перед которой вторичны были все преимущества прочих классов — не только объявленной врагом «буржуазии», но, скажем, и крестьянства, которое есть, как известно, тоже «мелкобуржуазная стихия». Картина мира такая: самое прогрессивное средство производства — фабрика; фабрики принадлежат капиталу и капиталистам, но работают на них рабочие; работают в логике «отчуждённого труда», но «диктатура пролетариата» снимает проблему отчуждения и делает их хозяевами фабрик — а значит, и всего мира.

Интересно, как эта модель начала ломаться уже после смерти Ленина, когда вместо «пролетариата» господствующим классом пришлось объявить всех «людей труда», то есть не только рабочих, но и крестьян — собственно, именно поэтому так важна была в идеологическом смысле коллективизация, чтобы превратить «мелкобуржуазного» крестьянина в пролетария с фабрики по производству агропродукта, и тем самым классово сблизить его с рабочим. А следующим ходом вообще было провозглашено де-факто бесклассовое общество — причём очень рано, ещё в 1936 году; но доктрина провозгласила, что бесклассовость СССР, парадоксальным образом, не означает окончания классовой борьбы — просто теперь она ведётся господствующими классами «старого мира» против СССР в целом, будучи направляема извне: и, соответственно, всякий враг советского строя есть в то же самое время ещё и «классовый враг», а также, как сказали бы уже в наши дни, «иноагент» — даже без наличия каких-либо фактов связи с внешним миром, просто по факту. Собственно, на этой идейно-теоретической основе и проводился Большой Террор.

Ну а дальше, понятно, всё сломалось совсем, когда пришлось договариваться с одними «классовыми врагами» против других — в войну. После этого классовая теория попала в идейный тупик, из которого до самой смерти СССР выбраться так и не смогла — после войны вообще мало говорили о классах, больше о разнице между «строем» — их и нашим.

А ещё, когда я смотрю на то, как широко шагает по миру понятие woke, то есть «пробудившийся» — под ним, как известно, понимается человек, индоктринированный и агентированный «повесточкой» — я понимаю, что в ранние годы коммунистической власти этому соответствовал термин «сознательный». «Сознательный рабочий». «Он был пусть ещё и не партийным, но уже сознательным». В данном контексте это слово обозначало ровно то же самое: человек, индоктринированный и агентированный коммунистической пропагандой, живущий в сформированной ею картине мира, и далее уже сам, по собственной воле и инициативе, воспроизводящий её в своём социальном окружении.

На этом фоне вот какое наблюдение. Коммунистическая идеология — в советском её изводе — близка на Западе к тому, чтобы быть табуированной и стигматизированной примерно так же, как гитлеровский нацизм: хорошим тоном стало ставить между ними знак равенства, благо со времён Ханны Арендт есть универсальное в таких случаях слово-клеймо «тоталитаризм». Однако набор доктринальных установок «повесточки», продвигаемых примерно в той же стилистике идеологической экспансии — отречёмся от старого мира, мы наш, мы новый мир построим — наоборот, неумолимо захватывает мейнстрим.

Умберто Эко когда-то ввёл понятие «ур-фашизм» — что ж, в наше время, пожалуй, впору начать говорить об ур-большевизме. Увы, никакая Роулинг не тянет на роль писателя-мыслителя, чтобы диагностировать и поставить на всеобщее обозрение этот несомненно набирающий мощь, но пока ещё никем не описанный феномен.