Вспомнил тут давние уроки церковнославянского языка и литургики. И по мотивам крещенского тропаря, который поётся всякий раз на освящении воды во иорданях, сочинил тропарь, также на 1-й глас, предназначенный для освящения газа, идущего по российским трубам, будь то Северный поток, Южный или там Восточный, во всякие неправославные земли.
Считаю, было бы правильно регулярно стримить в ютуб с обязательным английским подстрочником патриарший молебен на освящение газа в каком-нибудь Новом Уренгое. Чтоб знали, нехристи, что когда горит в их домах сжиженный американский газ — это сгорает то, чего сидящие на велфере и фастфуде толстые афролесбиянки из БЛМ в баллоны понапердели. А когда горит в их домах российский газ — тем самым наполняются их дома истинной православной духовностью, изгоняющей всякий либерализм и педерастию. И трепетали чтоб.
Тропарь, глас 1.
Яко Дух, от Бога Отца исходящий // и всю землю освещающий // тако и сей земнородный дух // да будет духом освященным // идущим во вся концы земли // свидетельствуя языцем слово Божие // Яви благодать свою, Господи // и освяти дух земный Духом Твоим святым.
———
Поётся громко, хорошим дьяконским басом, с каждением и кроплением вентиля трубопроводной магистрали. В конце не забывать добавлять «аминь».
Считаю, было бы правильно регулярно стримить в ютуб с обязательным английским подстрочником патриарший молебен на освящение газа в каком-нибудь Новом Уренгое. Чтоб знали, нехристи, что когда горит в их домах сжиженный американский газ — это сгорает то, чего сидящие на велфере и фастфуде толстые афролесбиянки из БЛМ в баллоны понапердели. А когда горит в их домах российский газ — тем самым наполняются их дома истинной православной духовностью, изгоняющей всякий либерализм и педерастию. И трепетали чтоб.
Тропарь, глас 1.
Яко Дух, от Бога Отца исходящий // и всю землю освещающий // тако и сей земнородный дух // да будет духом освященным // идущим во вся концы земли // свидетельствуя языцем слово Божие // Яви благодать свою, Господи // и освяти дух земный Духом Твоим святым.
———
Поётся громко, хорошим дьяконским басом, с каждением и кроплением вентиля трубопроводной магистрали. В конце не забывать добавлять «аминь».
👍41
Немного о добре, зле и оружии
1. Конвенциональное оружие всегда рано или поздно создаёт иерархию. Те, кто наверху, присваивают себе право говорить от имени ценностей добра.
2. Претенденты — те, кто не могут бороться с находящимися на вершине с помощью конвенциональных средств, рано или поздно начинают поиски и применение неконвенциональных.
3. Те, кто на вершине, всегда объявляют неконвенциональные методы и средства борьбы аморальными, а тех, кто их использует — стороной зла.
4. Задача вторых — не просто перевернуть расклад с помощью иного арсенала средств, но ещё и доказать оправданность использования «плохого» оружия.
5. Реальная разница между конвенциональным и неконвенциональным оружием является конструктом: убивает и то, и другое.
6. Моральная риторика также является конструктом: любая этическая система — всегда «в пользу» верхних.
7. Тем не менее, вторые никогда не победят, если не построят своей собственной параллельной системы ориентиров добро-зло и не сумеют заставить поверить в неё.
8. В этом смысле любая настоящая война в своём сущностном, фундаментальном основании является войной религиозной.
9. Предвойна с Украиной не способна перерасти в полноценную войну в первую очередь потому, что ни одна из сторон не в состоянии сформулировать, за что она, собственно, собирается воевать. Западный сеттинг «открытого мира свободных демократий» облез и сгнил, российский образ «русского мира» не взлетел, чистая геополитическая логика торга не приводит к решимости сторон идти до конца.
Вывод: скорее всего, вся эта мутная история кончится ничем. Если не прилетит какой-нибудь чёрный лебедь.
1. Конвенциональное оружие всегда рано или поздно создаёт иерархию. Те, кто наверху, присваивают себе право говорить от имени ценностей добра.
2. Претенденты — те, кто не могут бороться с находящимися на вершине с помощью конвенциональных средств, рано или поздно начинают поиски и применение неконвенциональных.
3. Те, кто на вершине, всегда объявляют неконвенциональные методы и средства борьбы аморальными, а тех, кто их использует — стороной зла.
4. Задача вторых — не просто перевернуть расклад с помощью иного арсенала средств, но ещё и доказать оправданность использования «плохого» оружия.
5. Реальная разница между конвенциональным и неконвенциональным оружием является конструктом: убивает и то, и другое.
6. Моральная риторика также является конструктом: любая этическая система — всегда «в пользу» верхних.
7. Тем не менее, вторые никогда не победят, если не построят своей собственной параллельной системы ориентиров добро-зло и не сумеют заставить поверить в неё.
8. В этом смысле любая настоящая война в своём сущностном, фундаментальном основании является войной религиозной.
9. Предвойна с Украиной не способна перерасти в полноценную войну в первую очередь потому, что ни одна из сторон не в состоянии сформулировать, за что она, собственно, собирается воевать. Западный сеттинг «открытого мира свободных демократий» облез и сгнил, российский образ «русского мира» не взлетел, чистая геополитическая логика торга не приводит к решимости сторон идти до конца.
Вывод: скорее всего, вся эта мутная история кончится ничем. Если не прилетит какой-нибудь чёрный лебедь.
👍36
А по поводу сегодняшних переговоров Лавров-Блинкен и думских шевелений про признание ЛДНР я себе вот что думаю. Скорее всего, в разговоре не под камеры наши, начиная ещё с прошлогодней встречи Путин-Байден, говорили примерно следующее. Вот есть граница Украины с Крымом. Там с 2014-го мир и тишина. Вот есть линия между Украиной и ЛДНР. Там восемь лет стреляют. Если бы мы ещё тогда сделали с ЛДНР как с Крымом, там бы не стреляли. Если мы сделаем это сейчас — поверьте, стрельба тоже очень быстро кончится. Минские соглашения Украина выполнять всё равно не собирается. Другого способа добиться мира нет. Но мы не хотим, чтобы это признание было с нашей стороны неожиданным и неподготовленным действием, как было прошлый раз. Мы хотим заранее понимать, как вы отреагируете. И отсюда, собственно, известная проговорка Байдена про «незначительное вторжение» — он, по сути, объяснил, о чём на самом деле идёт речь.
И это объясняет в том числе и крайне странное поведение Украины: пока весь мир кричит о вот-вот начинающейся российской агрессии, Зеленский изо всех сил делает вид, что беспокоиться особо не о чем, и зря западные друзья паникуют. Просто у него два стула: либо пойти-таки на федерализацию, либо смириться с тем, что мир в общем-то молча схарчит признание республик, примерно на том же градусе, как это было с Крымом. И то и то катастрофа, а лучше бы всё оставалось как есть. Но это не устраивает ни Россию, ни, что в данном случае важнее, Штаты.
И это объясняет в том числе и крайне странное поведение Украины: пока весь мир кричит о вот-вот начинающейся российской агрессии, Зеленский изо всех сил делает вид, что беспокоиться особо не о чем, и зря западные друзья паникуют. Просто у него два стула: либо пойти-таки на федерализацию, либо смириться с тем, что мир в общем-то молча схарчит признание республик, примерно на том же градусе, как это было с Крымом. И то и то катастрофа, а лучше бы всё оставалось как есть. Но это не устраивает ни Россию, ни, что в данном случае важнее, Штаты.
👍19
В картине мира коллективного Кремля есть важная константа, без корректного осмысления которой невозможно реконструировать его логику. Вкратце она такова: любой уличный движ, выглядящий на экранах как массовый народный протест или тем паче революция, в действительности является управляемой провокацией чьих-либо спецслужб или технологов против чьего-нибудь суверенитета. Собственно, это аксиома кремлёвского «Священного союза» 2.0. Понятно, что она вызывает возмущение языков — мол, а как же собственно народное волеизъебление — а его никогда нет, как и нет никакого народа, кроме управляемых провокаторами и подзуживаемых враждебными медиа тёмных масс. И что против того народа, который против, всегда есть тот народ, который против того, что против, но его, в свою очередь, всегда десубъективируют уже певцы улицы, примерно по такой же логике — что это не народ, а какие-нибудь «свезённые автобусами бюджетники».
Это почти прямым текстом транслируется как объяснение практически всех действий — в том числе и по поводу Украины: мол, не было бы ни Крыма, ни Донбасса, если бы не свержение Януковича киевским майданом: взятая на вооружение старая фраза Павловского «революции надо дать в морду». То же, из новейшего, и про миссию ОДКБ в Казахстане, да и про Сирию, и вообще много про что.
Ключевая незавершённость этой парадигмы — что тогда надо бы продолжить логику и сказать: субъектность народа проявляется не на улице, а на выборах, и стоять на защите именно процедурной демократии; но здесь тоже парадигмальная дыра: см.моё любимое различение «закона» и «законности». Типа — с чего вы взяли, что выборы были нечестные, если всё прошло _законно_? И в итоге получается тупик: выборы не механизм смены власти, улица тем более не механизм смены власти, значит, вообще нет и не предполагается никаких механизмов смены власти, их попросту не должно быть.
Парадокс в том, что можно сколько угодно рассказывать про чистоту процедур и подсчёта, но реально процедура способна доказать свою легитимность только посредством пруфа корректно прошедшей смены власти или правящей партии посредством неё. А когда она из раза в раз фиксирует победу тех, кто типа «и должен был победить» — это всё равно уменьшает доверие к ней, безотносительно реальной либо изображаемой чистоты её самой.
И это выводит к долгому разговору о ценности сменяемости власти — то, в чём также состоит противоречие, но уже институционального характера. Глазами Кремля сменяемость власти не является ценностью ни в каком смысле — наоборот, это сбой, которого лучше бы избегать. Глазами его оппонентов это, наоборот, одно из ключевых завоеваний демократии, за которое надо бы бороться. А у меня, скажем, нет сформированной позиции по этому вопросу — я пока не понял для себя, как должна работать система, основанная на том, чтобы можно было поменять вроде бы всё, но так, чтобы всё осталось как есть. Необразован, уж простите.
Это почти прямым текстом транслируется как объяснение практически всех действий — в том числе и по поводу Украины: мол, не было бы ни Крыма, ни Донбасса, если бы не свержение Януковича киевским майданом: взятая на вооружение старая фраза Павловского «революции надо дать в морду». То же, из новейшего, и про миссию ОДКБ в Казахстане, да и про Сирию, и вообще много про что.
Ключевая незавершённость этой парадигмы — что тогда надо бы продолжить логику и сказать: субъектность народа проявляется не на улице, а на выборах, и стоять на защите именно процедурной демократии; но здесь тоже парадигмальная дыра: см.моё любимое различение «закона» и «законности». Типа — с чего вы взяли, что выборы были нечестные, если всё прошло _законно_? И в итоге получается тупик: выборы не механизм смены власти, улица тем более не механизм смены власти, значит, вообще нет и не предполагается никаких механизмов смены власти, их попросту не должно быть.
Парадокс в том, что можно сколько угодно рассказывать про чистоту процедур и подсчёта, но реально процедура способна доказать свою легитимность только посредством пруфа корректно прошедшей смены власти или правящей партии посредством неё. А когда она из раза в раз фиксирует победу тех, кто типа «и должен был победить» — это всё равно уменьшает доверие к ней, безотносительно реальной либо изображаемой чистоты её самой.
И это выводит к долгому разговору о ценности сменяемости власти — то, в чём также состоит противоречие, но уже институционального характера. Глазами Кремля сменяемость власти не является ценностью ни в каком смысле — наоборот, это сбой, которого лучше бы избегать. Глазами его оппонентов это, наоборот, одно из ключевых завоеваний демократии, за которое надо бы бороться. А у меня, скажем, нет сформированной позиции по этому вопросу — я пока не понял для себя, как должна работать система, основанная на том, чтобы можно было поменять вроде бы всё, но так, чтобы всё осталось как есть. Необразован, уж простите.
👍54👎2
Одно непонятно: а что, у нас очередь из политтехнологов, которые рвутся создавать идеологию, «но им не дают»? По-моему, технологи стоят совсем в другой очереди — за подрядами на выборы, или там всякую текучку, вроде пропаганды вакцинации. А претензий быть идеологом я вообще не вижу в цеху уже много лет. Так что зря Гельевич волнуется, его бородой ещё много лет будут детей пугать на бескрайних просторах Азиопы.
👍14
Forwarded from НЕЗЫГАРЬ
Александр Дугин, лидер международного Евразийского движения, главный редактор портала Катехон специально для Незыгаря.
(2).
В нашей истории Запал всегда выступал как Другой. И как бы мы с ним порой ни сближались, все кончалось противостоянием и войнами. Между собой и Другим необходимо поддерживать дистанцию. Если ее чрезмерно сократить, маятник качнется в другую сторону. Именно это сейчас и происходит.
Пусть нехотя, но Москва становится в оппозицию Западу. Сказав Западу «нет», в какой-то момент – в принципе, он уже наступил – необходимо сформулировать, а чему же мы говорим «да»? Что отрицаем, понятно – это либерализм, глобализм, постгуманизм, гендерная политика, гегемония, политика двойных стандартов, cancel culture и культура постмодерна. Что утверждаем?
И здесь особую актуальность приобретают все те исторические идеологии, которые на предыдущих этапах обосновывали различие судеб России и Европы (Запада). Именно они и должны стать плодотворной почвой для нового оформления Русской Идеи.
Это:
· взгляд на Россию как оплот православного христианского мира, доктрина Москва-Третий Рим;
· связанное с этим учение о судьбоносном вселенском значение русской монархии (катехон);
· славянофильские идеи об исторической миссии восточных (и всех остальных) славян – Третье Возрождение;
· евразийская теория о России как самобытной цивилизации, радикально отличной от Запада;
· взгляды русских народников на аграрную сущность русского общества и отвержение индустриального пути развития;
· советская идеология, противостоявшая западному и мировому капитализму;
· софиология и патриотическая мистика Серебряного века.
Вот основные источники и составные части новой русской идентичности. При этом важно не просто восстановить эти парадигмы, возродив вместе с этим исторически существовавшие между расколы, противоречия и оппозиции, но выработать синтетический подход, в равной мере отвергающий претензии Запада на универсальность и оптимальность своих «ценностей» (а это и является общим для всех этих школ) и формирующий русский образ будущего. И снова речь идет не о комбинаторике и не о полит-технологиях – эту мелкую сервильную и лживую мразь, политтехнологов, до идеологии допускать на пушечный выстрел нельзя. Необходим бросок русской мысли, духовное пробуждение, воскрешение русского Логоса. Это дело мыслителей и мистиков, творцов великого проекта. Для этого необходимо вдохновение, чистота взгляда и кристальная ясная мотивация, глубинная солидарность с русской судьбой.
Явно Кремль всерьез об этом не задумывается. На повестке дня стоят военно-дипломатические вопросы. Это понять можно. Власть следует за тем, что ей представляется «объективным ходом вещей». Ей не до Логоса и не до смысла истории.
Но для тех, кто понимает глубоко русскую миссию, то, что наступает сейчас, было очевидно уже давно – если не всегда, и конфликт с Западом мыслился как нечто неизбежное даже тогда, когда подавляющее большинство верило в перестройку, реформы или перезагрузку. И если сегодня эту старую (для нас) и по сути вечную истину игнорировать могут только слабоумные или прямые агенты влияния, то об Идее не задумываются даже те, кто сегодня на переднем крае реальной политики. Никакой реальной политики без идеальных ориентиров, без Идеи, без идеологии не бывает. Это можно не понимать, но этого нельзя изменить. Поэтому власти – в самое ближайшее время – когда наступит, наконец, момент «быстрой езды» -- предстоит столкнуться с тем несоответствием, которое в нашем обществе существует между апатичным и сонным состоянием умов и серьезностью и масштабом цивилизационного конфликта. Пробуждение русских неизбежно. Мы вступаем в эпоху Русского Логоса.
(2).
В нашей истории Запал всегда выступал как Другой. И как бы мы с ним порой ни сближались, все кончалось противостоянием и войнами. Между собой и Другим необходимо поддерживать дистанцию. Если ее чрезмерно сократить, маятник качнется в другую сторону. Именно это сейчас и происходит.
Пусть нехотя, но Москва становится в оппозицию Западу. Сказав Западу «нет», в какой-то момент – в принципе, он уже наступил – необходимо сформулировать, а чему же мы говорим «да»? Что отрицаем, понятно – это либерализм, глобализм, постгуманизм, гендерная политика, гегемония, политика двойных стандартов, cancel culture и культура постмодерна. Что утверждаем?
И здесь особую актуальность приобретают все те исторические идеологии, которые на предыдущих этапах обосновывали различие судеб России и Европы (Запада). Именно они и должны стать плодотворной почвой для нового оформления Русской Идеи.
Это:
· взгляд на Россию как оплот православного христианского мира, доктрина Москва-Третий Рим;
· связанное с этим учение о судьбоносном вселенском значение русской монархии (катехон);
· славянофильские идеи об исторической миссии восточных (и всех остальных) славян – Третье Возрождение;
· евразийская теория о России как самобытной цивилизации, радикально отличной от Запада;
· взгляды русских народников на аграрную сущность русского общества и отвержение индустриального пути развития;
· советская идеология, противостоявшая западному и мировому капитализму;
· софиология и патриотическая мистика Серебряного века.
Вот основные источники и составные части новой русской идентичности. При этом важно не просто восстановить эти парадигмы, возродив вместе с этим исторически существовавшие между расколы, противоречия и оппозиции, но выработать синтетический подход, в равной мере отвергающий претензии Запада на универсальность и оптимальность своих «ценностей» (а это и является общим для всех этих школ) и формирующий русский образ будущего. И снова речь идет не о комбинаторике и не о полит-технологиях – эту мелкую сервильную и лживую мразь, политтехнологов, до идеологии допускать на пушечный выстрел нельзя. Необходим бросок русской мысли, духовное пробуждение, воскрешение русского Логоса. Это дело мыслителей и мистиков, творцов великого проекта. Для этого необходимо вдохновение, чистота взгляда и кристальная ясная мотивация, глубинная солидарность с русской судьбой.
Явно Кремль всерьез об этом не задумывается. На повестке дня стоят военно-дипломатические вопросы. Это понять можно. Власть следует за тем, что ей представляется «объективным ходом вещей». Ей не до Логоса и не до смысла истории.
Но для тех, кто понимает глубоко русскую миссию, то, что наступает сейчас, было очевидно уже давно – если не всегда, и конфликт с Западом мыслился как нечто неизбежное даже тогда, когда подавляющее большинство верило в перестройку, реформы или перезагрузку. И если сегодня эту старую (для нас) и по сути вечную истину игнорировать могут только слабоумные или прямые агенты влияния, то об Идее не задумываются даже те, кто сегодня на переднем крае реальной политики. Никакой реальной политики без идеальных ориентиров, без Идеи, без идеологии не бывает. Это можно не понимать, но этого нельзя изменить. Поэтому власти – в самое ближайшее время – когда наступит, наконец, момент «быстрой езды» -- предстоит столкнуться с тем несоответствием, которое в нашем обществе существует между апатичным и сонным состоянием умов и серьезностью и масштабом цивилизационного конфликта. Пробуждение русских неизбежно. Мы вступаем в эпоху Русского Логоса.
👍19👎18
Продолжая тему сменяемости власти.
Больше двух десятков лет назад я возглавлял департамент интернет-разработок в одной большой коммерческой структуре. И одна из вещей, которая была внедрена при мне в первую очередь — это система CVS, хранящая в удобном бэкапе все версии разрабатываемого софта на каждом этапе разработки, с подробной документацией к каждому из релизов. Сделано это было потому, что мы не собирались работать там всю жизнь, и сделали всё для того, чтобы максимально облегчить жизнь нашим будущим сменщикам — когда всё документировано, вопрос передачи-приёмки дел занимает от силы пару дней. И, надо сказать, к тому моменту я уже насмотрелся в других структурах на сисадминов, несменяемых просто потому, что кроме них никто не знал, как что работает.
Позже, попав сначала в ФЭП, а потом и в госаппарат, я удивился тому, насколько хуже с этим делом обстоит там по сравнению с коммерческим сектором. Чисто технически управленческие процессы оказывались завязаны на ключевых людей. Случись что с любым из них — наступала длительная управленческая катастрофа, часто вообще непоправимая. Казалось бы, уж госуправление-то — это поток документов; но внутри он устроен не так, чтобы вновь пришедшему легко было в нём разобраться, а ровно наоборот — год-два понадобится только для «курса молодого бойца».
Помню, какой плач стоял в Госдуме по поводу того, что в VII созыв по случайности не попал многолетний председатель комитета по госстроительству Плигин. Этот комитет — особый, там нужен человек, сочетающий компетенции юриста экстра-класса и выдающегося кабинетного политика. Плигина заменил Крашенинников — человек, безусловно, тоже опытный и грамотный, но более узкий специалист, и по многим позициям профессионально слабее Плигина. Это очень заметно по тому, что сейчас фактическим хэдлайнером по теме стал сенатор Клишас (чуть было не добавил «пресловутый»). Ну и да, конечно, останься Плигин на комитете, такого фейспалма с поправками в Конституцию наверняка бы не было — если не по сути, то хотя бы по форме.
Разбираясь в бытность советником Володина в вопросах организации законотворческой работы, я поразился тому, насколько деградировал с начала 2000-х жанр пояснительной записки к законопроекту. Если говорить о депутатских инициативах — такое ощущение, что главное, для чего записка вообще нужна — написать заветную фразу «вносить изменения в государственный бюджет не требуется». Ну, просто иначе от правительства с гарантией придёт отрицательный отзыв, и инициативу похоронят. Другими развёрнутыми описаниями наши думские законотворцы себя не утруждают. Правительство этим заморачивается ещё менее — жирно будет; если вдруг надо — какой-нибудь клерк придёт и на словах депутатам объяснит. Причём в основном фразами типа «согласовано с тем-то и тем-то». И это, кстати, к тому, что хотя состав Госдумы и обновился в прошлом году примерно наполовину, большинство депутатов-«первоходов» тыкаются, как слепые котята, в экраны системы СОЗД, а реально процессом рулят «ветераны» под чутким руководством спикера. Которого, может, тоже многие его «заклятые друзья» из АП хотели бы поменять, но он сейчас как тот сисадмин.
Короче, в чисто управленческом смысле «сменяемость» — это набор процедур, делающих процесс отчуждаемым от исполнителей. А теперь давайте представим систему, в которой всё держится не на формальных процедурах, а на неформальных договорённостях. Вот сейчас Путин и МИД настойчиво требуют от Байдена и Госдепа «письменных гарантий» — ссылаясь на предшествующий печальный опыт гарантий устных, которые были даны нашим тогдашним лидерам их тогдашними лидерами. А потом лидеры поменялись — и всё: «что, кто-то что-то обещал?» Но у нас-то внутри вообще примерно всё держится на том, кто кому что обещал в кабинете, на словах и не под камеру. Поэтому даже Якунина, поехавшего крышей по всему Транссибу, из РЖД выпиливали с таким скрежетом и трудностями: а у нас на каждой второй серьёзной позиции сидит такой Якунин.
А вы говорите — транзит…
Больше двух десятков лет назад я возглавлял департамент интернет-разработок в одной большой коммерческой структуре. И одна из вещей, которая была внедрена при мне в первую очередь — это система CVS, хранящая в удобном бэкапе все версии разрабатываемого софта на каждом этапе разработки, с подробной документацией к каждому из релизов. Сделано это было потому, что мы не собирались работать там всю жизнь, и сделали всё для того, чтобы максимально облегчить жизнь нашим будущим сменщикам — когда всё документировано, вопрос передачи-приёмки дел занимает от силы пару дней. И, надо сказать, к тому моменту я уже насмотрелся в других структурах на сисадминов, несменяемых просто потому, что кроме них никто не знал, как что работает.
Позже, попав сначала в ФЭП, а потом и в госаппарат, я удивился тому, насколько хуже с этим делом обстоит там по сравнению с коммерческим сектором. Чисто технически управленческие процессы оказывались завязаны на ключевых людей. Случись что с любым из них — наступала длительная управленческая катастрофа, часто вообще непоправимая. Казалось бы, уж госуправление-то — это поток документов; но внутри он устроен не так, чтобы вновь пришедшему легко было в нём разобраться, а ровно наоборот — год-два понадобится только для «курса молодого бойца».
Помню, какой плач стоял в Госдуме по поводу того, что в VII созыв по случайности не попал многолетний председатель комитета по госстроительству Плигин. Этот комитет — особый, там нужен человек, сочетающий компетенции юриста экстра-класса и выдающегося кабинетного политика. Плигина заменил Крашенинников — человек, безусловно, тоже опытный и грамотный, но более узкий специалист, и по многим позициям профессионально слабее Плигина. Это очень заметно по тому, что сейчас фактическим хэдлайнером по теме стал сенатор Клишас (чуть было не добавил «пресловутый»). Ну и да, конечно, останься Плигин на комитете, такого фейспалма с поправками в Конституцию наверняка бы не было — если не по сути, то хотя бы по форме.
Разбираясь в бытность советником Володина в вопросах организации законотворческой работы, я поразился тому, насколько деградировал с начала 2000-х жанр пояснительной записки к законопроекту. Если говорить о депутатских инициативах — такое ощущение, что главное, для чего записка вообще нужна — написать заветную фразу «вносить изменения в государственный бюджет не требуется». Ну, просто иначе от правительства с гарантией придёт отрицательный отзыв, и инициативу похоронят. Другими развёрнутыми описаниями наши думские законотворцы себя не утруждают. Правительство этим заморачивается ещё менее — жирно будет; если вдруг надо — какой-нибудь клерк придёт и на словах депутатам объяснит. Причём в основном фразами типа «согласовано с тем-то и тем-то». И это, кстати, к тому, что хотя состав Госдумы и обновился в прошлом году примерно наполовину, большинство депутатов-«первоходов» тыкаются, как слепые котята, в экраны системы СОЗД, а реально процессом рулят «ветераны» под чутким руководством спикера. Которого, может, тоже многие его «заклятые друзья» из АП хотели бы поменять, но он сейчас как тот сисадмин.
Короче, в чисто управленческом смысле «сменяемость» — это набор процедур, делающих процесс отчуждаемым от исполнителей. А теперь давайте представим систему, в которой всё держится не на формальных процедурах, а на неформальных договорённостях. Вот сейчас Путин и МИД настойчиво требуют от Байдена и Госдепа «письменных гарантий» — ссылаясь на предшествующий печальный опыт гарантий устных, которые были даны нашим тогдашним лидерам их тогдашними лидерами. А потом лидеры поменялись — и всё: «что, кто-то что-то обещал?» Но у нас-то внутри вообще примерно всё держится на том, кто кому что обещал в кабинете, на словах и не под камеру. Поэтому даже Якунина, поехавшего крышей по всему Транссибу, из РЖД выпиливали с таким скрежетом и трудностями: а у нас на каждой второй серьёзной позиции сидит такой Якунин.
А вы говорите — транзит…
👍61
Посвятил два дня тому, что разбирался в деталях — как именно партия РСДРП, не успев создаться, тут же развалилась и раскололась на своём формально втором, а по факту — первом съезде в 1903 году. Собственно, как раз тогда и возникло «большинство» и «меньшинство», спустя пару лет только ставшее называться «большевиками» и «меньшевиками». Читал протоколы самого съезда, публикации «Искры», послесъездовские статьи Мартова, Плеханова и Троцкого, воспоминания Потресова, ленинские «Шаг вперёд, два назад».
Мотивом стал случайно попавшийся в руки шестой том собрания сочинений Сталина, куда вошли все его тексты за 1924 год. Самый ранний, за 17 января — это ещё Ленин доживает свои последние дни в Горках — доклад на партконференции. Атакуя (ещё очень осторожно) Троцкого, Сталин, в частности, вспоминает там следующее:
«Вопрос об интеллигенции и о рабочих в нашей партии для нас не нов. Он стоял еще на II съезде нашей партии, когда речь шла о формулировке первого параграфа устава о членстве партии. Известно, что Мартов требовал тогда расширения рамок партии для непролетарских элементов, вопреки тов. Ленину, требовавшему решительного ограничения доступа в партию непролетарских элементов».
Я когда-то давно изучал это всё, но тут представился повод освежить память и посмотреть на ту историю комплексно, посмотреть на происходившее со всех позиций тогдашних сторон. Причём сам я смотрел под следующим углом: мне вдруг пришло в голову, что есть прямая и непосредственная связь между генезисом партии, то есть становлением Ленина в качестве вождя «большевизма», и тем, что с ней случилось в середине 20-х, уже после смерти Ленина.
«Рабочая гипотеза», с которой я погружался в эти дела давно минувших дней, выглядела так: Троцкого «съел» не Сталин, а, если угодно, Ленин. Буквально «достал из могилы». Причём не тот поздний, умирающий Ленин, который диктовал «письма к съезду», а вот этот ранний, образца первых лет нового века, который построил своеобразную «клановую» механику, в координатах которой Троцкий, несмотря на все его подвиги начиная с октябрьского переворота, был-таки «чужой», а Сталин — «свой». И в некотором смысле оставался «своим» даже тогда, когда вырезал под корень почти всех остальных «своих».
Кстати, примерно по такой же полуинтуитивной, инстинктивно-аппаратной логике в 53-м Берия был «чужой», а Хрущёв — «свой». В 64-м Шелепин был «чужой», а Брежнев — «свой». В 85-м Романов был «чужой», а Горбачёв — «свой». В 99-м Немцов был «чужой», а Путин — «свой». Такая трудноуловимая, на кончиках пальцев, в чём-то животная хрень.
Напоминаю: я по-прежнему думаю, что мы всё ещё живём именно в ленинской стране.
Мотивом стал случайно попавшийся в руки шестой том собрания сочинений Сталина, куда вошли все его тексты за 1924 год. Самый ранний, за 17 января — это ещё Ленин доживает свои последние дни в Горках — доклад на партконференции. Атакуя (ещё очень осторожно) Троцкого, Сталин, в частности, вспоминает там следующее:
«Вопрос об интеллигенции и о рабочих в нашей партии для нас не нов. Он стоял еще на II съезде нашей партии, когда речь шла о формулировке первого параграфа устава о членстве партии. Известно, что Мартов требовал тогда расширения рамок партии для непролетарских элементов, вопреки тов. Ленину, требовавшему решительного ограничения доступа в партию непролетарских элементов».
Я когда-то давно изучал это всё, но тут представился повод освежить память и посмотреть на ту историю комплексно, посмотреть на происходившее со всех позиций тогдашних сторон. Причём сам я смотрел под следующим углом: мне вдруг пришло в голову, что есть прямая и непосредственная связь между генезисом партии, то есть становлением Ленина в качестве вождя «большевизма», и тем, что с ней случилось в середине 20-х, уже после смерти Ленина.
«Рабочая гипотеза», с которой я погружался в эти дела давно минувших дней, выглядела так: Троцкого «съел» не Сталин, а, если угодно, Ленин. Буквально «достал из могилы». Причём не тот поздний, умирающий Ленин, который диктовал «письма к съезду», а вот этот ранний, образца первых лет нового века, который построил своеобразную «клановую» механику, в координатах которой Троцкий, несмотря на все его подвиги начиная с октябрьского переворота, был-таки «чужой», а Сталин — «свой». И в некотором смысле оставался «своим» даже тогда, когда вырезал под корень почти всех остальных «своих».
Кстати, примерно по такой же полуинтуитивной, инстинктивно-аппаратной логике в 53-м Берия был «чужой», а Хрущёв — «свой». В 64-м Шелепин был «чужой», а Брежнев — «свой». В 85-м Романов был «чужой», а Горбачёв — «свой». В 99-м Немцов был «чужой», а Путин — «свой». Такая трудноуловимая, на кончиках пальцев, в чём-то животная хрень.
Напоминаю: я по-прежнему думаю, что мы всё ещё живём именно в ленинской стране.
👍28
Я понял, как именно работает принцип Миниха — «Россия управляется напрямую Господом Богом».
Когда Дугин, воздевая к небу бороду, камлает в Незыгаре о необходимости новой идеологии, происходит это потому, что телега это единственное место, где есть-шанс-что-прочитают. Ну, адресаты. Так-то в Кремле с благословенных для кое-кого сурковских времён нет того подъезда, куда надо стоять в очереди с выстраданно-истрёпанными рукописями, пустой холщовой котомкой и просветлённым лицом, в надежде внести свой посильный вклад в поднятие Отечества с интеллектуально-философских колен. В 99% случаев будешь сразу послан в пешее эротическое, в одном оставшемся кто-нибудь из клерков глянет краем глаза — годный пиар или негодный, и если вдруг в моменте годный — ну, побудешь со своими мыслеобразами в роли цепного соловья на фрилансе, а потом — всё равно пойдёшь по тому же адресу, солнцем палимый.
Уже СССР де-факто перестал быть идеократией примерно к началу 70-х, когда марксизмом всерьёз интересовались уже только диссиденты. Предержащие бубнили ритуальные формулы, потом обрыдло — сдали в утиль не парясь. Постсоветская же Россия с самого начала была антиидеократией — первые, от кого избавились в группе победителей, были идейные «демократы», а дальше уже между собой разбирались одни лишь «прагматики» и «реалисты». Некоторые из них, впрочем, были пиарщиками, из-за понтов пополам с комплексами изображавшими из себя идеологов, но вообще не видевшими разницу между идеологией и пропагандой. А потом даже и это стало избыточной роскошью. Идеология не просто запрещена в ельцинской Конституции — она запрещена в той неписаной конституции, которая в головах у начальников. Как заведомо вредный и потенциально опасный набор ограничивающих убеждений. Правящая группа — воинствующие экзистенциалисты, для которых никакое действие не нуждается в предваряющей его идейной основе — лишь в последующем пропагандистском объяснении. «Объяснить могу, я понять хочу!» — «вот и объясняй, а понимать не велено».
Темники для пропаганды сочиняются везде и всюду по модели «чего бы эдакого залубенить» — это очень видно по публичной сфере. Их внутренняя логика — это логика блогера, ищущего хайпа, лайков и перепостов. Ключевой вопрос — зайдёт/не зайдёт. И ещё — что скажет Джен Псаки, потому что с той стороны, по всем признакам, сидят такие же дешёвые хайпожоры.
Но в результате, парадоксальным образом, именно это и есть механизм прямого божественного управления Россией. Потому что, придумывая очередной наброс, воины креатива обращаются не к корпусу каких-либо священных текстов, не к трудам Маркса-Энгельса или Ленина-Сталина, не к какому-либо тайному кондуиту масонорептилоидов — а напрямую к астралу. И оттуда, из астрала, черпают вдохновение. И если вдруг Вселенная посылает сигнал, сердца наполняются радостью, звучит заветная команда «ебашь!» — и понеслась.
Читаешь на контрасте протоколы съездов большевистской партии первой половины прошлого века и поражаешься — до чего же были скучные люди! Все были в той или иной степени образованными марксистами, все сверялись с Учением и искали друг у друга тот или иной «уклон», из-за чего до революции просто неистово друг с другом ругались, а после оной начали даже друг друга расстреливать, пока в конце концов вообще всех не перестреляли. А сейчас — невозможен никакой «уклон», равно как и никакая «генеральная линия». Есть простое животное «свой-чужой», и дальше всё зависит от выбора стороны. Но, значит, и стрелять ведь некого и не за что! В блаженные, святые времена живём, слава тебе, Господи.
Когда Дугин, воздевая к небу бороду, камлает в Незыгаре о необходимости новой идеологии, происходит это потому, что телега это единственное место, где есть-шанс-что-прочитают. Ну, адресаты. Так-то в Кремле с благословенных для кое-кого сурковских времён нет того подъезда, куда надо стоять в очереди с выстраданно-истрёпанными рукописями, пустой холщовой котомкой и просветлённым лицом, в надежде внести свой посильный вклад в поднятие Отечества с интеллектуально-философских колен. В 99% случаев будешь сразу послан в пешее эротическое, в одном оставшемся кто-нибудь из клерков глянет краем глаза — годный пиар или негодный, и если вдруг в моменте годный — ну, побудешь со своими мыслеобразами в роли цепного соловья на фрилансе, а потом — всё равно пойдёшь по тому же адресу, солнцем палимый.
Уже СССР де-факто перестал быть идеократией примерно к началу 70-х, когда марксизмом всерьёз интересовались уже только диссиденты. Предержащие бубнили ритуальные формулы, потом обрыдло — сдали в утиль не парясь. Постсоветская же Россия с самого начала была антиидеократией — первые, от кого избавились в группе победителей, были идейные «демократы», а дальше уже между собой разбирались одни лишь «прагматики» и «реалисты». Некоторые из них, впрочем, были пиарщиками, из-за понтов пополам с комплексами изображавшими из себя идеологов, но вообще не видевшими разницу между идеологией и пропагандой. А потом даже и это стало избыточной роскошью. Идеология не просто запрещена в ельцинской Конституции — она запрещена в той неписаной конституции, которая в головах у начальников. Как заведомо вредный и потенциально опасный набор ограничивающих убеждений. Правящая группа — воинствующие экзистенциалисты, для которых никакое действие не нуждается в предваряющей его идейной основе — лишь в последующем пропагандистском объяснении. «Объяснить могу, я понять хочу!» — «вот и объясняй, а понимать не велено».
Темники для пропаганды сочиняются везде и всюду по модели «чего бы эдакого залубенить» — это очень видно по публичной сфере. Их внутренняя логика — это логика блогера, ищущего хайпа, лайков и перепостов. Ключевой вопрос — зайдёт/не зайдёт. И ещё — что скажет Джен Псаки, потому что с той стороны, по всем признакам, сидят такие же дешёвые хайпожоры.
Но в результате, парадоксальным образом, именно это и есть механизм прямого божественного управления Россией. Потому что, придумывая очередной наброс, воины креатива обращаются не к корпусу каких-либо священных текстов, не к трудам Маркса-Энгельса или Ленина-Сталина, не к какому-либо тайному кондуиту масонорептилоидов — а напрямую к астралу. И оттуда, из астрала, черпают вдохновение. И если вдруг Вселенная посылает сигнал, сердца наполняются радостью, звучит заветная команда «ебашь!» — и понеслась.
Читаешь на контрасте протоколы съездов большевистской партии первой половины прошлого века и поражаешься — до чего же были скучные люди! Все были в той или иной степени образованными марксистами, все сверялись с Учением и искали друг у друга тот или иной «уклон», из-за чего до революции просто неистово друг с другом ругались, а после оной начали даже друг друга расстреливать, пока в конце концов вообще всех не перестреляли. А сейчас — невозможен никакой «уклон», равно как и никакая «генеральная линия». Есть простое животное «свой-чужой», и дальше всё зависит от выбора стороны. Но, значит, и стрелять ведь некого и не за что! В блаженные, святые времена живём, слава тебе, Господи.
👍67
Интересную функцию получила приставка «НЕ» в языке новейшей информационной эпохи. Ну, про Незыгарь-Нешульман-Небожена и так понятно, а ещё есть, например, НЕБРАТЬЯ, живущие в НЕРОССИИ, с которыми у нас, как весь мир теперь знает, НЕВОЙНА. И, конечно, потребительский хит — продукт «Немолоко». Так и подмывает продолжить ряд: газета «НЕПРАВДА», политпроект «НЕПУТИН», союз антиклерикалов «НЕХРИСТИ» и магазин для праноедов «НЕЕДА». Удобнее всех, кстати, Нечаеву — никто никогда не поймёт, что именно отрицает его фамилия, но зато — и это главное — вполне в тренде.
👍38👎1
В процессе заныра в историю большевистской партии первых лет я отфиксировал для себя два момента, как бы «на полях».
1). Для всех «образованных марксистов» было самоочевидной истиной, что национализм имеет классовую природу. Национализм свойственен только и именно буржуазии, причём — это важно — мелкой буржуазии. У крупной буржуазии, у пролетариата и у других небуржуазных классов, где они есть — нет никакого «отечества», а равно и никакого желания возвышать свою нацию, принижая другие. На более современном языке «мелкая буржуазия» называется, наверное, «средним классом», и с этой поправкой, пожалуй, соображение является верным и в наши дни.
Впрочем, наши дни отличаются ещё и появлением ряда новых классов, которые не были описаны марксистской теорией — например, велферный слой, являющийся продуктом развития «социального государства». Как у него обстоит дело с национализмом? Судя по всему, примерно так же, как и у пролетариата — то есть никак; несмотря на то, что он является, по сути, паразитарным для государства и для экономики, он ни в коей мере не восприимчив к национал-патриотической пропаганде: для него отечество там, где глубже миска с бесплатной едой. То же самое про «новый класс» в джиласовском понимании — класс чиновников-управленцев, который не имеет ничего своего, но в то же время часто живёт на более высоком уровне потребления, чем т.н.«средний»: казалось бы, уж он-то должен бы держаться за Родину-кормилицу руками и ногами, но нет, он весьма космополитичен во всём, от культуры быта до политических взглядов.
И я, кстати, генерально согласен в итоге с «образованными марксистами»: не встречал пока никакого другого национализма, кроме «мелкобуржуазного».
2). Не менее самоочевидной для них для всех была концепция пролетариата как наиболее передового и самого важного класса, имеющего некую привилегию перед всеми остальными, продиктованную марксистским пониманием истории. Конкретный рабочий может быть тёмен, груб, необразован, беден, «несознателен» — тем не менее даже в этом состоянии он был в своём роде «белой костью», носителем некой сакральной избранности, перед которой вторичны были все преимущества прочих классов — не только объявленной врагом «буржуазии», но, скажем, и крестьянства, которое есть, как известно, тоже «мелкобуржуазная стихия». Картина мира такая: самое прогрессивное средство производства — фабрика; фабрики принадлежат капиталу и капиталистам, но работают на них рабочие; работают в логике «отчуждённого труда», но «диктатура пролетариата» снимает проблему отчуждения и делает их хозяевами фабрик — а значит, и всего мира.
Интересно, как эта модель начала ломаться уже после смерти Ленина, когда вместо «пролетариата» господствующим классом пришлось объявить всех «людей труда», то есть не только рабочих, но и крестьян — собственно, именно поэтому так важна была в идеологическом смысле коллективизация, чтобы превратить «мелкобуржуазного» крестьянина в пролетария с фабрики по производству агропродукта, и тем самым классово сблизить его с рабочим. А следующим ходом вообще было провозглашено де-факто бесклассовое общество — причём очень рано, ещё в 1936 году; но доктрина провозгласила, что бесклассовость СССР, парадоксальным образом, не означает окончания классовой борьбы — просто теперь она ведётся господствующими классами «старого мира» против СССР в целом, будучи направляема извне: и, соответственно, всякий враг советского строя есть в то же самое время ещё и «классовый враг», а также, как сказали бы уже в наши дни, «иноагент» — даже без наличия каких-либо фактов связи с внешним миром, просто по факту. Собственно, на этой идейно-теоретической основе и проводился Большой Террор.
Ну а дальше, понятно, всё сломалось совсем, когда пришлось договариваться с одними «классовыми врагами» против других — в войну. После этого классовая теория попала в идейный тупик, из которого до самой смерти СССР выбраться так и не смогла — после войны вообще мало говорили о классах, больше о разнице между «строем» — их и нашим.
1). Для всех «образованных марксистов» было самоочевидной истиной, что национализм имеет классовую природу. Национализм свойственен только и именно буржуазии, причём — это важно — мелкой буржуазии. У крупной буржуазии, у пролетариата и у других небуржуазных классов, где они есть — нет никакого «отечества», а равно и никакого желания возвышать свою нацию, принижая другие. На более современном языке «мелкая буржуазия» называется, наверное, «средним классом», и с этой поправкой, пожалуй, соображение является верным и в наши дни.
Впрочем, наши дни отличаются ещё и появлением ряда новых классов, которые не были описаны марксистской теорией — например, велферный слой, являющийся продуктом развития «социального государства». Как у него обстоит дело с национализмом? Судя по всему, примерно так же, как и у пролетариата — то есть никак; несмотря на то, что он является, по сути, паразитарным для государства и для экономики, он ни в коей мере не восприимчив к национал-патриотической пропаганде: для него отечество там, где глубже миска с бесплатной едой. То же самое про «новый класс» в джиласовском понимании — класс чиновников-управленцев, который не имеет ничего своего, но в то же время часто живёт на более высоком уровне потребления, чем т.н.«средний»: казалось бы, уж он-то должен бы держаться за Родину-кормилицу руками и ногами, но нет, он весьма космополитичен во всём, от культуры быта до политических взглядов.
И я, кстати, генерально согласен в итоге с «образованными марксистами»: не встречал пока никакого другого национализма, кроме «мелкобуржуазного».
2). Не менее самоочевидной для них для всех была концепция пролетариата как наиболее передового и самого важного класса, имеющего некую привилегию перед всеми остальными, продиктованную марксистским пониманием истории. Конкретный рабочий может быть тёмен, груб, необразован, беден, «несознателен» — тем не менее даже в этом состоянии он был в своём роде «белой костью», носителем некой сакральной избранности, перед которой вторичны были все преимущества прочих классов — не только объявленной врагом «буржуазии», но, скажем, и крестьянства, которое есть, как известно, тоже «мелкобуржуазная стихия». Картина мира такая: самое прогрессивное средство производства — фабрика; фабрики принадлежат капиталу и капиталистам, но работают на них рабочие; работают в логике «отчуждённого труда», но «диктатура пролетариата» снимает проблему отчуждения и делает их хозяевами фабрик — а значит, и всего мира.
Интересно, как эта модель начала ломаться уже после смерти Ленина, когда вместо «пролетариата» господствующим классом пришлось объявить всех «людей труда», то есть не только рабочих, но и крестьян — собственно, именно поэтому так важна была в идеологическом смысле коллективизация, чтобы превратить «мелкобуржуазного» крестьянина в пролетария с фабрики по производству агропродукта, и тем самым классово сблизить его с рабочим. А следующим ходом вообще было провозглашено де-факто бесклассовое общество — причём очень рано, ещё в 1936 году; но доктрина провозгласила, что бесклассовость СССР, парадоксальным образом, не означает окончания классовой борьбы — просто теперь она ведётся господствующими классами «старого мира» против СССР в целом, будучи направляема извне: и, соответственно, всякий враг советского строя есть в то же самое время ещё и «классовый враг», а также, как сказали бы уже в наши дни, «иноагент» — даже без наличия каких-либо фактов связи с внешним миром, просто по факту. Собственно, на этой идейно-теоретической основе и проводился Большой Террор.
Ну а дальше, понятно, всё сломалось совсем, когда пришлось договариваться с одними «классовыми врагами» против других — в войну. После этого классовая теория попала в идейный тупик, из которого до самой смерти СССР выбраться так и не смогла — после войны вообще мало говорили о классах, больше о разнице между «строем» — их и нашим.
👍31👎7
А ещё, когда я смотрю на то, как широко шагает по миру понятие woke, то есть «пробудившийся» — под ним, как известно, понимается человек, индоктринированный и агентированный «повесточкой» — я понимаю, что в ранние годы коммунистической власти этому соответствовал термин «сознательный». «Сознательный рабочий». «Он был пусть ещё и не партийным, но уже сознательным». В данном контексте это слово обозначало ровно то же самое: человек, индоктринированный и агентированный коммунистической пропагандой, живущий в сформированной ею картине мира, и далее уже сам, по собственной воле и инициативе, воспроизводящий её в своём социальном окружении.
На этом фоне вот какое наблюдение. Коммунистическая идеология — в советском её изводе — близка на Западе к тому, чтобы быть табуированной и стигматизированной примерно так же, как гитлеровский нацизм: хорошим тоном стало ставить между ними знак равенства, благо со времён Ханны Арендт есть универсальное в таких случаях слово-клеймо «тоталитаризм». Однако набор доктринальных установок «повесточки», продвигаемых примерно в той же стилистике идеологической экспансии — отречёмся от старого мира, мы наш, мы новый мир построим — наоборот, неумолимо захватывает мейнстрим.
Умберто Эко когда-то ввёл понятие «ур-фашизм» — что ж, в наше время, пожалуй, впору начать говорить об ур-большевизме. Увы, никакая Роулинг не тянет на роль писателя-мыслителя, чтобы диагностировать и поставить на всеобщее обозрение этот несомненно набирающий мощь, но пока ещё никем не описанный феномен.
На этом фоне вот какое наблюдение. Коммунистическая идеология — в советском её изводе — близка на Западе к тому, чтобы быть табуированной и стигматизированной примерно так же, как гитлеровский нацизм: хорошим тоном стало ставить между ними знак равенства, благо со времён Ханны Арендт есть универсальное в таких случаях слово-клеймо «тоталитаризм». Однако набор доктринальных установок «повесточки», продвигаемых примерно в той же стилистике идеологической экспансии — отречёмся от старого мира, мы наш, мы новый мир построим — наоборот, неумолимо захватывает мейнстрим.
Умберто Эко когда-то ввёл понятие «ур-фашизм» — что ж, в наше время, пожалуй, впору начать говорить об ур-большевизме. Увы, никакая Роулинг не тянет на роль писателя-мыслителя, чтобы диагностировать и поставить на всеобщее обозрение этот несомненно набирающий мощь, но пока ещё никем не описанный феномен.
👍29👎1
Откомментировал сейчас на РБК выступление Лукашенко про невойну с Украиной. Обратил внимание на специфический теоретический фундамент батькиной политической логики — я бы его назвал "бульбомарксизм". Если у марксистов всё объяснялось конфликтом производительных сил и производственных отношений, и проистекающей от него классовой борьбой, то у Батьки примерно всё в мире объясняется динамикой спроса на хлеб и картошку.
Собственно, нынешний кризис он так описал. Вот случился ковид. Экономика везде просела. Люди стали беднее. Еда подорожала. Борьба за передел ресурсов обострилась. Цены на топливо стали критическим фактором — опять же, от них зависят цены на картошку в конечном счёте. Вот мировые игроки и провоцируют конфликт, чтобы выкружить для себя наилучшие условия в этом раскладе. Но наша с вами цель, дорогие товарищи белорусы, это не разборки с соседями, будь то война с одними или интеграция с другими, а хороший урожай картофеля в наступающем году.
Кремень человек. Уважаю.
Собственно, нынешний кризис он так описал. Вот случился ковид. Экономика везде просела. Люди стали беднее. Еда подорожала. Борьба за передел ресурсов обострилась. Цены на топливо стали критическим фактором — опять же, от них зависят цены на картошку в конечном счёте. Вот мировые игроки и провоцируют конфликт, чтобы выкружить для себя наилучшие условия в этом раскладе. Но наша с вами цель, дорогие товарищи белорусы, это не разборки с соседями, будь то война с одними или интеграция с другими, а хороший урожай картофеля в наступающем году.
Кремень человек. Уважаю.
👍49👎1
Объяснял тут вчера в чате одному известному публичному мыслителю самоочевидную, но игнорируемую всеми вещь. Что когда говорят о борьбе, скажем, человека с государством, то часто забывают, что государство это тоже человеки, просто определённым образом организованные и напялившие на себя всякие атрибуты. У меня когда-то была такая форма подката к барышням: а можно я буду кровавый репрессивный режим, а вы будете оппозицией, свободной прессой и гражданским обществом? Отлично срабатывало, между прочим. Иногда, впрочем — в зависимости от контекста — приходилось иначе: а можно я буду глобальным жидомасонским правительством, а вы — страдающим под его игом русским народом? Но проблема в том, что с такой картиной мира у девиц как правило кожа хуже и фигура избыточнее, поэтому в практике применялось реже.
👍24
Forwarded from Книга Носовича
Виктория Нуланд предложила поставлять водку по "Северному потоку - 2". Вот это я понимаю, наш человек! Старая американская школа советологии. По слухам, она и переговоры с Россией всегда ведет матом.
👍6👎1
К спорам об устройстве СССР. Новая для меня вещь, которую я понял, штудируя протоколы съездов начала 20-х, что на стадии формирования СССР мыслился как трёхуровневое объединение. Самый верхний уровень — Союз, дальше — федерации: Российская, Туркестанская, Закавказская, завоевали б Польшу с Прибалтикой — была б ещё и Западная, наверное. Но та адская склока, которую устроила на съезде грузинская делегация (собственно, в 23-м половина протоколов съезда это грузинские разборки) явно продемонстрировала, что с этой затеей что-то идёт не так. Закавказская федерация тогда, конечно, «выжила» — её ликвидировали только в 1936-м. Но в целом курс поменялся — федерацией осталась только РСФСР, а всё остальное постепенно начало пересобираться по модели нацреспублик.
Интересно было бы спрогнозировать, как бы сложилась история, если бы получилось составить Союз из мультинациональных федераций, как и предполагалось. Даже без Польши — была бы не УССР, например, а Украино-Белорусская Федерация, причём не из двух, а из трёх республик (Донбасско-Криворожская отдельно) к которой бы (а не напрямую к СССР) присоединили потом и прибалтийские республики. И Средняя Азия была бы собрана в Туркестанскую Федерацию. Таким образом, на этом уровне было бы четыре больших федерации, а не полтора десятка союзных республик. В свою очередь, республики внутри федераций имели бы статус, похожий на статус Татарской АССР внутри РСФСР. Было бы такое образование более устойчивым к развалу? РСФСР-то не развалилась в 91-м.
Интересно было бы спрогнозировать, как бы сложилась история, если бы получилось составить Союз из мультинациональных федераций, как и предполагалось. Даже без Польши — была бы не УССР, например, а Украино-Белорусская Федерация, причём не из двух, а из трёх республик (Донбасско-Криворожская отдельно) к которой бы (а не напрямую к СССР) присоединили потом и прибалтийские республики. И Средняя Азия была бы собрана в Туркестанскую Федерацию. Таким образом, на этом уровне было бы четыре больших федерации, а не полтора десятка союзных республик. В свою очередь, республики внутри федераций имели бы статус, похожий на статус Татарской АССР внутри РСФСР. Было бы такое образование более устойчивым к развалу? РСФСР-то не развалилась в 91-м.
👍18
В сегодняшнем профанном языке «диктатура» — это такое ругательство: типа, несвободная страна, которой правит диктатор и делает что ему вздумается. Но вообще-то изначально «диктатура» — это строгий правовой термин, причём именно из республиканской системы. В республиканском Риме диктатура объявлялась и, соответственно, диктатор назначался при чрезвычайных обстоятельствах — например, при угрозе вторжения врага или гражданской войны. И этот режим мыслился как принципиально временный — на период действия чрезвычайной ситуации; собственно, даже в нынешнем нашем праве режим ЧС носит следы того подхода.
Ленин был юрист, и юрист достаточно образованный. В этом смысле, когда он разрабатывал концепцию классовой диктатуры пролетариата, это происходило в тесной связи с учением и о классовой борьбе, и об её предельной форме — гражданской войне (см.циммервальдовский тезис «превратить империалистическую войну в гражданскую). Диктатура пролетариата — это правовой инструмент, необходимый для победы данного класса в гражданской войне и установления его доминирования. Всё остальное инструментально подчинено этой конструкции. Класс сам по себе не субъектен, поэтому субъектом-выразителем его классовой воли выступает партия, причём организованная именно по-большевистски, в свете подхода, который Ленин отстаивал на II съезде РСДРП: кадровая, со строгим членством, привязкой к ячейкам и партийной дисциплиной.
В «Государстве и революции» он определяет партии место как своего рода надгосударственной настройки, предназначенной для того, чтобы государство, являющееся исторически институтом эксплуатации угнетённых классов со стороны классов имущих, было способно выполнять ровно противоположную задачу: не допускать восстановления капиталистических отношений и эксплуатации. Соответственно, понятно, что такая система является по определению однопартийной, поскольку это не «правящая партия» в том смысле, в котором это понимается в «буржуазных демократиях», а партия-власть, партия-диктатор. Государство же, находящееся по отношению к ней в подчинённой роли, является департизированным, и основано на системе Советов, опять же в тогдашнем понимании, то есть системе представительства по территориальному и профессиональному принципу. Партия определяет стратегию, государство как исполнитель её реализует, Советы как специфическая разновидность представительной системы даёт обратную связь «с земли».
Ленин был юрист, и юрист достаточно образованный. В этом смысле, когда он разрабатывал концепцию классовой диктатуры пролетариата, это происходило в тесной связи с учением и о классовой борьбе, и об её предельной форме — гражданской войне (см.циммервальдовский тезис «превратить империалистическую войну в гражданскую). Диктатура пролетариата — это правовой инструмент, необходимый для победы данного класса в гражданской войне и установления его доминирования. Всё остальное инструментально подчинено этой конструкции. Класс сам по себе не субъектен, поэтому субъектом-выразителем его классовой воли выступает партия, причём организованная именно по-большевистски, в свете подхода, который Ленин отстаивал на II съезде РСДРП: кадровая, со строгим членством, привязкой к ячейкам и партийной дисциплиной.
В «Государстве и революции» он определяет партии место как своего рода надгосударственной настройки, предназначенной для того, чтобы государство, являющееся исторически институтом эксплуатации угнетённых классов со стороны классов имущих, было способно выполнять ровно противоположную задачу: не допускать восстановления капиталистических отношений и эксплуатации. Соответственно, понятно, что такая система является по определению однопартийной, поскольку это не «правящая партия» в том смысле, в котором это понимается в «буржуазных демократиях», а партия-власть, партия-диктатор. Государство же, находящееся по отношению к ней в подчинённой роли, является департизированным, и основано на системе Советов, опять же в тогдашнем понимании, то есть системе представительства по территориальному и профессиональному принципу. Партия определяет стратегию, государство как исполнитель её реализует, Советы как специфическая разновидность представительной системы даёт обратную связь «с земли».
👍27👎2
В свою очередь, партия тоже не вполне свободна в выборе стратегии — рамки этого выбора задаёт идеология. Ленин, кроме того, что юрист, ещё и журналист и медиапродюсер, и архитектуру управления на этом уровне он заложил по принципу редакции. Не случайно на первых съездах в начале века так много копий было сломано по поводу фактического «двоевластия» в партии — Центральный Комитет (ЦК) и Центральный Орган (газета): что важнее? Напоминаю, партия как таковая изначально собралась как сообщество авторов, издателей, распространителей и читателей нелегальной газеты, и даже раскол в ней начался с вопроса о составе её редколлегии, «седьмого лишнего».
Когда эта модель парой десятилетий спустя оказалась спроецирована на страну, вышло, конечно, нечто весьма весёленькое. Правда — это то, что написано на страницах «Правды»; всё остальное, по умолчанию — пропаганда классовых врагов. Террор — это разновидность редакционной цензурной политики: резать людей примерно в той логике, в которой режут материалы, не не соответствующие мнению редколлегии или даже просто не попадающие на полосу из-за недостатка места. Диктатура — это не только «диктат» в политическом смысле, но ещё и _диктовка_ единственно верной точки зрения в Центральном Органе. Интеллектуальный спор о формулировках для программных статей в ЦО — достаточный повод для того, чтобы расстрелять того, кто в ходе такого спора допустил «уклон» от «генеральной линии». А «вождь» партии — он же, по совместительству, ещё и Главный Редактор.
Но вся эта жесть, тем не менее, позволяла выстроить цепочку от теоретических положений «учения» — которое, как известно, всесильно именно потому, что верно — к практическим инструкциям для миллионов исполнителей воли, формулируемой в недрах центрального органа «диктатуры». То есть воплотить на практике тезис Маркса о том, что «идея, овладевшая массами, становится материальной силой».
Но, парадоксальным образом, именно при Сталине, хоть он всех и победил, эта по-своему стройная и логичная архитектура развалилась и пошла прахом. И как ни пытались немногие уцелевшие адепты собрать её заново уже после его смерти, так ни у кого из них ничего и не вышло — пока саму даже теоретическую возможность «возврата к ленинским принципам» не похоронила ликвидация 6-й статьи.
Хотя, между прочим, наиболее продуманные юристы-конституционалисты говорят, что первым шагом к демонтажу ленинской модели было, наоборот, её _внесение_ в Конституцию СССР в 1977-м: напоминаю, ни в ленинской, ни в сталинской её не было. Тем самым партия помещалась «внутрь» государства, а не «над» ним, как было у Ленина — и дальше избавление от очевидной несообразности в виде «руководящей и направляющей роли», а также однопартийности как таковой, было лишь вопросом времени.
Когда эта модель парой десятилетий спустя оказалась спроецирована на страну, вышло, конечно, нечто весьма весёленькое. Правда — это то, что написано на страницах «Правды»; всё остальное, по умолчанию — пропаганда классовых врагов. Террор — это разновидность редакционной цензурной политики: резать людей примерно в той логике, в которой режут материалы, не не соответствующие мнению редколлегии или даже просто не попадающие на полосу из-за недостатка места. Диктатура — это не только «диктат» в политическом смысле, но ещё и _диктовка_ единственно верной точки зрения в Центральном Органе. Интеллектуальный спор о формулировках для программных статей в ЦО — достаточный повод для того, чтобы расстрелять того, кто в ходе такого спора допустил «уклон» от «генеральной линии». А «вождь» партии — он же, по совместительству, ещё и Главный Редактор.
Но вся эта жесть, тем не менее, позволяла выстроить цепочку от теоретических положений «учения» — которое, как известно, всесильно именно потому, что верно — к практическим инструкциям для миллионов исполнителей воли, формулируемой в недрах центрального органа «диктатуры». То есть воплотить на практике тезис Маркса о том, что «идея, овладевшая массами, становится материальной силой».
Но, парадоксальным образом, именно при Сталине, хоть он всех и победил, эта по-своему стройная и логичная архитектура развалилась и пошла прахом. И как ни пытались немногие уцелевшие адепты собрать её заново уже после его смерти, так ни у кого из них ничего и не вышло — пока саму даже теоретическую возможность «возврата к ленинским принципам» не похоронила ликвидация 6-й статьи.
Хотя, между прочим, наиболее продуманные юристы-конституционалисты говорят, что первым шагом к демонтажу ленинской модели было, наоборот, её _внесение_ в Конституцию СССР в 1977-м: напоминаю, ни в ленинской, ни в сталинской её не было. Тем самым партия помещалась «внутрь» государства, а не «над» ним, как было у Ленина — и дальше избавление от очевидной несообразности в виде «руководящей и направляющей роли», а также однопартийности как таковой, было лишь вопросом времени.
👍20👎2
Агамбен хорошо переобъясняет и в Homo Sacer, и в «Чрезвычайном положении» шмиттеанскую модель суверена — как одновременно и первоисточника права, и «исключения» из правовой системы. В этой оптике ленинская идея «классовой диктатуры» нуждается в важном уточнении: она предполагает, что «чрезвычайное положение» является перманентным, по факту — новой нормой. И может быть даже в теории отменено только после окончательного завершения классовой войны, то есть уничтожения не просто «классовых врагов», а классов-врагов как таковых. Ну то есть, если на практике, примерно никогда.
Как я уже многократно говорил, постсоветская Россия даже и сейчас в основе осталась в ленинской архитектуре. ЧП является константой — благо, например, у нас есть целое МЧС, то есть специальное ведомство, предназначенное для работы с чрезвычайными ситуациями. Что свидетельствует о том, что они являются такой же частью нашей повседневности, как, например, медицина или сельское хозяйство. Соответственно, константой является и «диктатура» в строгом правовом смысле. Причём субъект по-прежнему вынесен «над» институтами государства, является внеправовым, «исключительным» шмиттеанским сувереном. Только этот субъект теперь — не партия большевиков, а Путин; но, что интересно, Путин-как-институт. Собственно, в известной формуле «Есть Путин — есть Россия» имеется в виду именно это.
Более того. Путин-как-институт есть субъект не просто диктатуры, но, как и у Ленина, диктатуры классовой. Только соответствующий класс сегодня не пролетариат, а, если угодно, «элитариат» — весьма причудливо подобравшаяся сборная солянка случайных бенефициаров трёх эпох — перестройки, 90-х и «вставания с колен». Находящаяся в сложнейшем противоречивом балансе, арбитром которого и выступает, собственно, Первое Лицо. Разумеется, разница между элитой и элитариатом — примерно такая же, как между хозяином и «хозяйственником».
И, что интересно, «Путин-как-институт» с годами всё больше эволюционирует в сторону, прямо противоположную той, в которую модель когда-то двигалась при Сталине. Если сталинская модель эволюционировала от коллективного партийного руководства к режиму личной власти вождя, то путинская идёт в обратном направлении — от персональной власти лично Путина к «коллективному руководству», где сам Путин выступает в ипостаси «председательствующего», то есть оформляющего собой решения коллективных структур, причём структур преимущественно неформализованных. За ним остаётся безусловное право вето на решения, но за исключением небольшого числа сравнительно узких сфер, которыми он продолжает рулить лично, олицетворяемые им решения не являются продуктом его инициативы — а являются результатом успешной лоббистской активности той или иной группы в «теневом ЦК».
Парадоксальным образом, это до некоторой степени облегчает задачу предстоящего [в будущем] «транзита»: процедура сведётся к тому, чтобы переподтвердить сложившуюся систему договорённостей в «коллективном руководстве», замкнув их на нового оператора. Проблема, однако, в том, что для этого необходимо создать отдельное от позиции первого лица место гаранта, страхующего процедуру. И защитить его так, чтобы не вышло как у соседей.
Но ключевая засада — не в этом. Она в том, что для корректной работы всей модели необходимо постоянное воспроизводство «чрезвычайной ситуации» как неотъемлемой части повседневности. Одного лишь ковида, который, конечно, большое подспорье в этом деле, всё же недостаточно; ещё необходима ситуация актуализованной внешней угрозы. Собственно, именно поэтому состояние «не сегодня-завтра начнётся война с Украиной» — это теперь практически так же надолго, как и ковид. Альтернатива страшнее — придётся идти на демонтаж всей «ленинской надстройки», что в неподготовленном самопроизвольном режиме чревато уже не пиаровской, а реальной войной.
Так что всё к лучшему — в том смысле, что у нынешней ситуации, какой ни на есть сложной, остались, как ни странно, и основания устойчивости, и страховка от действительно катастрофических сценариев.
Как я уже многократно говорил, постсоветская Россия даже и сейчас в основе осталась в ленинской архитектуре. ЧП является константой — благо, например, у нас есть целое МЧС, то есть специальное ведомство, предназначенное для работы с чрезвычайными ситуациями. Что свидетельствует о том, что они являются такой же частью нашей повседневности, как, например, медицина или сельское хозяйство. Соответственно, константой является и «диктатура» в строгом правовом смысле. Причём субъект по-прежнему вынесен «над» институтами государства, является внеправовым, «исключительным» шмиттеанским сувереном. Только этот субъект теперь — не партия большевиков, а Путин; но, что интересно, Путин-как-институт. Собственно, в известной формуле «Есть Путин — есть Россия» имеется в виду именно это.
Более того. Путин-как-институт есть субъект не просто диктатуры, но, как и у Ленина, диктатуры классовой. Только соответствующий класс сегодня не пролетариат, а, если угодно, «элитариат» — весьма причудливо подобравшаяся сборная солянка случайных бенефициаров трёх эпох — перестройки, 90-х и «вставания с колен». Находящаяся в сложнейшем противоречивом балансе, арбитром которого и выступает, собственно, Первое Лицо. Разумеется, разница между элитой и элитариатом — примерно такая же, как между хозяином и «хозяйственником».
И, что интересно, «Путин-как-институт» с годами всё больше эволюционирует в сторону, прямо противоположную той, в которую модель когда-то двигалась при Сталине. Если сталинская модель эволюционировала от коллективного партийного руководства к режиму личной власти вождя, то путинская идёт в обратном направлении — от персональной власти лично Путина к «коллективному руководству», где сам Путин выступает в ипостаси «председательствующего», то есть оформляющего собой решения коллективных структур, причём структур преимущественно неформализованных. За ним остаётся безусловное право вето на решения, но за исключением небольшого числа сравнительно узких сфер, которыми он продолжает рулить лично, олицетворяемые им решения не являются продуктом его инициативы — а являются результатом успешной лоббистской активности той или иной группы в «теневом ЦК».
Парадоксальным образом, это до некоторой степени облегчает задачу предстоящего [в будущем] «транзита»: процедура сведётся к тому, чтобы переподтвердить сложившуюся систему договорённостей в «коллективном руководстве», замкнув их на нового оператора. Проблема, однако, в том, что для этого необходимо создать отдельное от позиции первого лица место гаранта, страхующего процедуру. И защитить его так, чтобы не вышло как у соседей.
Но ключевая засада — не в этом. Она в том, что для корректной работы всей модели необходимо постоянное воспроизводство «чрезвычайной ситуации» как неотъемлемой части повседневности. Одного лишь ковида, который, конечно, большое подспорье в этом деле, всё же недостаточно; ещё необходима ситуация актуализованной внешней угрозы. Собственно, именно поэтому состояние «не сегодня-завтра начнётся война с Украиной» — это теперь практически так же надолго, как и ковид. Альтернатива страшнее — придётся идти на демонтаж всей «ленинской надстройки», что в неподготовленном самопроизвольном режиме чревато уже не пиаровской, а реальной войной.
Так что всё к лучшему — в том смысле, что у нынешней ситуации, какой ни на есть сложной, остались, как ни странно, и основания устойчивости, и страховка от действительно катастрофических сценариев.
👍38👎2
А ещё, конечно, отдельная ирония истории, она же насмешка судьбы, в том, что профессиональный актёр В.Зеленский бунтует сегодня против столь недвусмысленно предписанной ему роли damsel in distress, «девы в печали», она же невинная жертва злодейского уркаганата, по бессмертному канону «Снаффа» Пелевина. Казалось бы, он всей конституцией своего образа предназначен к тому, чтобы, размазывая слёзы, буквально умолять на коленях развитый мир прийти на помощь свободе и демократии в маленькой, но гордой суверенной стране. На ломаном английском, сбиваясь, хватаясь за сердце и показывая кадры, как седенькая харьковская бабушка морщинистыми трясущимися руками сжимает облезлый калашников, глядя на северо-восток из окон своей квартиры в хрущёвке. Эти кадры обошли бы весь мир, он был бы звездой всех новостных сюжетов, а в следующем году ему бы дали Нобеля. А он чего? Вот же мудак, думает, наверное, Виктория Нуланд, прекрасно владеющая соответствующей лексикой из языка страны-агрессора.
👍17