Мне совсем не жалко "украину". Это безотносительно к "отношениям с восточным соседом" сама по себе довольно гнусная постсоветская химера, построенная целиком на вранье, промывке мозгов, воровстве, репрессиях и отвратительном перестроечном "низкопоклонстве перед Западом". Радует, что, несмотря на кучу ритуальных фраз о российской агрессии, хозяева под шумок с удовольствием, почти в кабульском стиле сдают своих преданных сателлитов на милость разбушевавшемуся медведю. Даже на опережение сдают — они быстрее готовы отдать, чем мы готовы принять.

Но я по-прежнему констатирую зияющую пустоту на месте идеи, под которую собирается нынешняя реконкиста. Мы оказались как будто бы против половины мира, но так и не сформулировали толком, в чём именно мы по большому счёту с этим самым миром не согласны, и с чего такие борзые вдруг.

На меня совершенно не действует пацифистская риторика в стиле "гордиться надо не армией, а уровнем жизни": мир устроен так, что чем ты лучше живёшь, тем больше вокруг желающих заставить тебя поделиться. И в этом смысле если ты действительно хочешь жить лучше, чем живёшь сейчас, будь готов к тому, что такое право так или иначе придётся защищать.

Но я в некотором недоумении по поводу прочитанной Путиным исторической лекции. Он как будто упускает из виду, что та ленинская конструкция, которую он так ожесточённо атакует, создавалась под совсем другую задачу — не под задачу восстановления Российской Империи в её похожих на прежние границах, а под задачу мировой пролетарской революции, которая исключила бы саму возможность "самоопределяться вплоть до отделения", ибо отделяться было бы просто некуда. Пусть это было сколько угодно утопией и несбыточной мечтой — но те, кто создавал век назад СССР, так не считали.

И не случайно его критика современного положения вещей в итоге вырулила на критику в целом колониальных порядков в постсоветском мире — олигархата, коррупции и правового произвола; всё то, что в полной мере можно применить и к постсоветской России. Тут очень важно не останавливаться — может оказаться, что реальный смысл происходящего вообще не в изменении линии границ на карте, а в изменении линии границ в сознании.

Спасибо Боррелю, который всё объяснил своим наспех удалённым твитом: главное, что они там считают механизмом контроля — это персональную завязанность колониальных элит на привилегированный доступ к благам их мира. Всех вообще элит, по любую сторону "режима" как такового — от виллы Соловьёва на Комо до устроенной по блату в Стенфорд дочки Навального. Вот эту штуку, "единственного европейца", и есть сейчас исторический шанс поломать наглухо. Главное — не струсить.

И последнее про твит Борреля: предлагаю зафиксировать термин «боррелиоз политической элиты», означающий готовность сдать и продать что угодно за шоппинг в Милане, вечеринки в Сан-Тропе и бриллианты в Антверпене.

Когда я слушал выступление Даши Навальной на вручении премии Сахарова, где на достаточно среднем для стенфордского студента английском излагались штампы боевой антирежимной пропаганды, я думал вот о чём. Что «прекрасная Россия будущего», судя по этому зрелищу, не собирается отличаться от ужасной России настоящего по базовой модели: элита, как и сейчас, будет хранить-то ресурсы «там», учить детей «там» и картину мира заимствовать тоже «оттуда».

Когда я наблюдаю многолетние усилия идеологов украинского государства по выдавливанию русского языка из образования и медиа в сугубо бытовую сферу, тут примерно такая же история. Всеобщее образование начального и среднего уровня, равно как и высшее-для-масс будет, конечно, украиноязычным — но для того, чтобы сделать карьеру в госуправлении или корпоративном секторе, высшее образование неизбежно придётся получать уже на английском. То же будет касаться и специалистов, желающих быть востребованными не только в своей стране с её ограниченным предложением для высококвалифицированных кадров. Плюс, разумеется, элиты ни в коем случае не захотят давать своим детям украиноязычное образование в киевских вузах — они их будут отправлять учиться в «первый мир». Гос-язык останется для ширнармасс, для сериалов, ток-шоу и эстрады; все те сферы, где есть шанс заработать чуть больше, чем просто на жизнь, станут, конечно, по базовой прошивке англоязычными.

Оглядываясь назад, легко понять, что не было бы у них ни потери Крыма, ни конфликта на Донбассе, ни вообще предмета для нынешнего конфликта, если бы не языковое законодательство. Всё остальное, включая декоммунизацию, репрессии против оппозиции, переписывание истории, газовый шантаж и т.д. могли бы вполне остаться — но и в этом случае даже в самой России не было бы никакого «крымского консенсуса», а была бы острая поляризация по поводу самой необходимости конфликта. Ещё и кивали бы — мол, а у самих-то? Более того, Украина была бы куда ближе к ЕС и НАТО, чем сейчас. Но если бы Путин вышел с этим своим рассказом про угрозу нацбезопасности, многие бы у нас сказали, что они-то молодцы, интегрируются, а мы упустили свой исторический шанс и теперь на обочине, вот куда довели авторитаризм-несменяемость-коррупция etc. А они бы для многих были «наши люди, у которых получилось».

Почему же оно было так нужно? Нужнее, чем любая «евроинтеграция» и прочее «вступление в НАТО»?

Сколько бы мне мои знакомые и приятели «с той стороны» ни рассказывали эту заплачку, что проблема русского языка на Украине существует исключительно в воспалённом воображении кремлёвских пропагандистов, я-то вижу, что на самом деле штука не в языке как таковом. А в том, что русский язык, в качестве государственного, всё ещё обладает даже и сейчас необходимым потенциалом к строительству реального суверенитета. Скоро перестанет, через поколение-два, но пока ещё может. И под реальным суверенитетом я понимаю в том числе и такую критически важную для него функцию, как способность к самостоятельному воспроизводству элиты — посредством возможности получать образование мирового уровня у себя в стране и на своём языке.

Украинский, равно как и любые другие нац-языки постсоветского пространства, этого потенциала не имеет. Я даже не исключаю, что он в других обстоятельствах мог бы когда-нибудь в будущем его получить — но в сегодняшнем миропорядке этого не произойдёт. Именно потому, что «встанет» и будет стоять вот эта колониальная модель, с поточно отправляемыми в Стенфорды «дашами».

Собственно, вот вам и «тайна Кольца»: это то, почему наш родной и любимый Мордор может сколько угодно лежать в руинах, быть криптоколонией и бензоколонкой — но пока оно существует, окончательно он не побеждён.

Всё. Правильно. Сделали.

Ещё раз. Я не испытываю сейчас ничего похожего на патриотический восторг, радость от того, как «мы» жахнули, показали, наложили и т.п. Нас всех ждут довольно трудные времена — годы, может быть даже десятилетия. Выбор, который был сделан — не дай Бог никому перед ним стоять. Но из того, что я вижу — весь «статус-кво» строился на том, что мы на него неспособны, что мы «вменяемые», читай — трусливые, беспомощные, сломленные, продавшиеся. Ну нет. Лучше так, как сейчас, чем этот бесконечный, выматывающий стыд за неспособность ответить ударом на удар. Всем этим «нет войне» ответ простой — где вы были в 2014-м? Война началась тогда и шла все эти годы, просто мы целых восемь лет пытались договориться, пока не поняли, что не с кем.

По итогам дня вынужден более развёрнуто повторить свой тезис: главный смысл происходящего — не в изменении границ на карте, а в изменении границ в сознании. День Z показал, до какой степени мы слабы, уязвимы, хрупки — и не потому, что слаба армия, которая как раз вполне себе «в форме», а потому, что слаб инстинкт самосохранения у инфантильного, расслабленного «частного российского человека».

Можно поддерживать или не поддерживать войну, но нельзя не понимать, что сегодняшнее публичное «нет войне» это мандат на убийство русских людей. И не только тех, которые в форме, что одно само по себе уже предательство — но и тех вполне себе гражданских, которых восемь лет до этого убивали и всё ещё продолжают убивать на Донбассе. Это манифест отказа от воли к сопротивлению Мировой Жабе — которая одна только и имеет, получается, неограниченную «лицензию на убийство». И те убийства, о которых говорю я, осуществлялись от её имени, что и давало убийцам ощущение безнаказанности.

Я сейчас думаю по поводу темы «мирового изгоя», или «Россия пошла против всего мира», где под «миром», понятно, понимается Pax Americana. Собственно, хорошелицые поэтому и зашлись сейчас в псевдопацифистской истерике — это их борьба за самосохранение в качестве, как они считали, неотъемлемой части этого самого мира. Ощущение вдобавок ложное, потому что глазами Жабы они никто и звать никак — пыль, падающая с шасси взлетающих грузовых самолётов.

Это всё к тому, что уже неважно, чем закончится военная операция на Украине сама по себе. Важно, что у нашего Президента хватило мужества оспорить этот порядок вещей. И это первый шаг по дороге в тысячу ли — но он, слава Богу, был сделан.

В сегодняшнем ночном обращении Зеленского наконец-то прозвучало про готовность «обсуждать нейтральный статус». Ну то есть акция точечного вразумления уже принесла какие-то первые плоды. Побоище надо заканчивать, чем скорее тем лучше, поэтому рискну предположить вариант повестки таких переговоров, буде они состоятся.

Больших вопросов, в моём понимании, всего три.

Первый, важный в логике всей архитектуры европейской безопасности: сохранение внеблокового статуса Украины, ограничения её или размещаемых на её территории кем-либо наступательных вооружений, в обмен на гарантии её безопасности — и, как заметил Зеленский, того, какая страна или страны выступят субъектами таких гарантий.

Второй, важный в логике уже именно российско-украинских отношений: вопрос о статусе русского языка и прав русских на Украине.

И третий, важный в контексте предшествующих конфликтов: Крым, ДНР, ЛНР и их статус.

Собственно, именно неготовность ни к каким компромиссам ни по одному из этих вопросов и является реальной причиной идущей сейчас войны.

Также остались ещё три вопроса, которые должны быть поставлены. Во-первых, это суд над палачами Дома Профсоюзов в Одессе и другими участниками преступлений против личности в период 2014-2022. Во-вторых, это вопрос водной деблокады Крыма. И в-третьих, это вопрос прекращения политики транзитного шантажа в газовой сфере.

Готовность идти до конца, «наложив» на мнение американцев и европейцев, Россия уже продемонстрировала более чем убедительно. Сейчас хорошо бы ещё продемонстрировать волю к миру и способность договариваться. При всех прочих — это лучше, чем завязнуть в войне надолго и потом ещё отстраивать там заново государство и экономику в условиях массового саботажа и диверсий. Понятно, что в самом крайнем случае «наложить» можно и на это, но я бы счёл более разумным найти всё же возможность избежать этого крайнего случая.

https://youtu.be/tLwfVfh9ATs сегодняшний мой эфир на рбк

В марте 2014-го, в разгар всеобщей эйфории по Крыму, я написал не радуюсь, потому что мы присоединили не полуостров — мы присоединили гражданскую войну. И почти сразу, когда вслед полыхнул Донбасс, этому пришло первое подтверждение. И тем не менее я был за Крым — именно потому, что в силу многолетнего своего украинского опыта имел достаточно объёмное понимание, с чем мы имеем дело. И ясно видел: рано или поздно если не мы, то нас.

Та гражданская война, в которую нас затянуло в 14-м — это была до времени сугубо внутриукраинская гражданская война, идущая к тому моменту уже не первое десятилетие. Поначалу, в первые годы, очень тихо, подспудно, как сейчас говорят «гибридно»; потом год от года всё жёстче. Если сильно упрощать её предмет, это была война за дерусификацию Украины; и те, кто её вёл, были в этом весьма успешны. У неё был великолепно разработанный нарратив и мощнейшее институционально-культурное и даже философское обеспечение нацбилдинга, которому другая сторона могла противопоставить только аморфную и обветшалую постсоветскую муть вроде той, которая составляет сейчас основной культурно-идеологический пакет у нас и поныне.

Различия в энергетике нарративов очень легко увидеть по тональности занимаемых позиций. Даже сейчас в нынешнем «нетвойне» очень много заплачек про «братский народ», а с «той» стороны это уже давно, задолго до 2014-го и «никогда мы не будем братьями», практически запрещённая формула. Нет никакого братства, была и есть вековая вражда; но, тем не менее, это такая «линия фронта», которую очень легко перейти и записаться из «врагов» в «свои». В одну, понятное дело, сторону. Да, большинство «украинствующих» сделали за эти годы из русских людей, таких же как мы, но это совсем не значит, что «мы один народ». Мы разделены кое-чем гораздо бОльшим, чем границы и даже чем язык: современная «украинская нация» даже и сейчас вполне себе двуязычна, но базовый антирусский код «прошит» в этих Филатовых, Даниловых и даже Аваковых задолго даже до 2014, не говоря уж о 2022. Это разделение на уровне своеобразного «символа веры».

Что опять же интересно, этот базовый антирусский код во многом заимствован из диссидентско-антисоветского кода коммунистических времён — именно поэтому наши хорошелицые чувствуют духовное родство с украинским режимом и легко прописываются там как родные, несмотря ни на какую «мову». Было бы неправильно называть его антиимперским — он по-своему вполне себе империалистический. Просто исходит из картины мира, в которой есть империя добра и есть империя зла, или, если угодно, империя свободы и империя рабства, и важно встать «на правильную сторону истории». Но, в свою очередь, диссидентский код, несмотря на всю антикоммунистическую обёртку, также прямо наследует раннему, досталинскому большевизму — той самой традиции, в которой Ленин называл царскую Россию «тюрьмой народов». И в этом смысле Путин даже преуменьшает его роль — она не только в создании украинской государственности в её нынешних границах, но и в основаниях её дерусификаторского доктринального ядра.

После того, как уже и мы, Россия, начиная с 2014, стали участниками этой гражданской войны, её основной предмет несколько трансформировался. В масштабах одной только Украины это была война за дерусификацию. В нынешних масштабах Украины-России-Белоруссии — это война за выбор русского пути. Очень упрощая — за то, быть ли обочиной чужого мира или всё-таки сохранить свой собственный. И здесь, если быть до конца честным, место всей наиболее последовательной антипутинской оппозиции, а равно и медиа-гламур-культур-элиты — конечно же, в окопах «борьбы с российской агрессией», «иного не дано», как выражались их исторические предшественники.

Так что всё по делу.

Ну а я — на противоположной от них стороне.

Ну и такое, отчасти техническое.

Никакой обычный человек не в состоянии долго сопротивляться окружающему его медиа- и смысловому потоку и контексту. Я даже не про стандартный медийный брейнвошинг, более тонкие вещи — начиная от окружения и заканчивая средой обитания (вплоть до названий улиц и стоящих на них памятников, конечно). Человек, то, как он думает, каких взглядов придерживается — продукт среды в гораздо большей степени, чем «своего ума». Свой ум вырастить — это вообще целое дело. Но кризисы типа нынешнего — это тот случай, когда голову сносит даже самым прошаренным и стойким. Даже если в их физической реальности ничего не происходит, всё только на экране. А особенно, тем более, если происходит.

Я когда-то тренировал медиааналитиков на терактах — они часто в то время случались. Норд-Ост, Беслан, Первомайское. Учил отслеживать медиапоток, вычленять источники, ньюсмейкеров, интерпретации, колебания размеров аудиторий, основные смысловые линии, позиции. И, самое главное, то, как одномоментно толпами сходят с ума ещё вчера вменяемые и разумные вроде как люди. Человек попросту слаб в такие моменты, у него включается и проявляется куча всяких реакций, которых он ещё вчера и сам в себе не подозревал.

В этом смысле я очень ровно отношусь ко всем, у кого другая точка зрения, чем у меня — просто я понимаю, из чего, из каких компонентов она складывалась, почему она именно такая. Легко могу себе представить сценарии — например, сложись у меня в том же 94-м быстротечная студенческая любовь с одной национально-свидомой барышней из Каменца-Подольского, учившейся в то время в Могилянке, куда я тогда приезжал на студенческую практику, я бы вполне мог остаться там — студентом, аспирантом, может быть со временем взял бы гражданство. Прошло бы несколько лет — и, несмотря на всю московскую и курскую родню, был бы уже вполне вписанным представителем киевской гуманитарной интеллигенции. По-украински я неплохо говорил даже тогда, а спустя несколько лет и вовсе бы освоил его ещё даже и с фонетикой, хватило б заморочиться. И наверняка сейчас бы стоял в очереди за автоматом, строча попутно в блог проклятия на голову «пуйла» и русских оккупантов.

Но у меня родилась раньше срока младшая сестра, и я тогда, осенью-94, купив по-быстрому киевский торт на Крещатике, прыгнул в поезд и поехал домой к маме. И жизнь пошла совсем по другому сценарию, и сформировала меня именно таким, какой я есть сейчас, с той картиной мира, которая у меня есть сейчас.

А потому нет у меня и ненависти или вражды к ним, и не задевают меня их проклятия — но в то же время не убеждают и их оценки происходящего. Правда, надо быть очень стойким и внутренне зрелым человеком, чтобы уметь видеть поверх всех этих волн, особенно когда они такие мощные, как сейчас. Но тем не менее уметь сохранять холодную голову и не дать её снести ни чужой пропаганде, ни особенно своей — важнейшее из искусств в нашем мире.

Чему я, как патриот Отечества, действительно радуюсь, безотносительно к самой войне (по поводу которой радоваться нечему) — так это, как ни странно, развернувшейся кампании по изоляции России. Для многих, включая и многих вполне лояльных Путину людей, именно это и есть самое болезненное. Но по мне так это как раз абсолютно необходимая, хотя и очень горькая пилюля.

Дело в том, что тот «разъём» для подключения к большому миру, через который мы с ним коннектились, организовывал общество вокруг себя, и организовывал совершенно определённым образом. Сверхбогатые, в том числе и коррупционеры, вывозили «туда» миллиарды, покупали «там» дорогую недвижимость, вывозили семьи в конечном итоге на ПМЖ. Немногочисленный средний класс имел ограниченную (в основном финансово) свободу перемещений, но и только. «Нижний средний» в лучшем случае мог себе позволить олл-инклюзив в Турции раз в год; а большинство и вовсе видело этот самый «лучший мир» только на экранах. И этот порядок вещей цементировался, превращался в наследственно-сословный.

Собственно, это и был такой колониализм — когда ресурсы контролируют те, кто имеет привилегированный, «эксклюзивный» доступ к благам «первого мира», а через это «первый мир» делает их послушными проводниками своих экономических и политических интересов. И в реалиях устройства мира до 24.02.22 не было вообще никакого способа это как-то поменять — когда я недавно пересмотрел известное выступление стенфордской студентки Д.Навальной, я понял для себя всё про «прекрасную Россию будущего»: менять предполагается только фамилии. И никакого другого разъёма у них для нас нет.

Сейчас нас пугают многолетним прозябанием под санкциями в формате Кубы, Ирана или Северной Кореи. Но в то же время как-то забывают, что Китай на наших глазах как раз и умудрился стать второй, если не первой экономикой мира, не вылезая из-под санкций после событий на площади Тяньаньмэнь. На это мне скажут — мы не Китай; но мы и не Куба. Я имею в виду, что всё в наших руках — в большей степени, чем раньше.

Политический и общественный режим в новой «поствоенной» реальности изменится очень сильно, намного сильнее, чем он менялся за последние двадцать лет — просто потому, что отомрёт целый ряд фундаментальных процессов, которые его конституировали. Придётся радикально обновлять элиты, причём это произойдёт естественно: нынешние просто не смогут сохраниться в этом brave new world.

И главное, придётся наконец отвечать (в первую очередь самим себе) на тот вопрос, который я задал несколько дней назад: «чего это мы такие борзые?» Теперь нахождение на него очень хорошо обоснованного ответа — такой же вопрос выживания, как и подлётное время гипотетических натовских ракет из Харькова.

Один мой читатель — к слову, киевлянин и украинский лоялист — обратил моё внимание на одно очень характерное определение легитимности: это «право власти стрелять по своим, одобренное обществом». На что я ему заметил — «тут самое интересное — это кто такие «свои». На что он мне сказал, что главная причина неустойчивости «русской системы управления социумом» — это непонимание того, что не государство, а общество определяет, кто такие «свои».

Подумав, я понял, что он прав. В частности, я сам для себя определяю, кто для меня «свои», а кто «не свои», и никакое «государство» — равно как, тем более, и «общество», мне в этом отношении не указ. И в нынешней ситуации определил для себя так: что бы и как бы там ни было, свои для меня — это русская армия, а «не свои» — все, кто решил для себя встать так или иначе на сторону тех, с кем она воюет. Готов я всерьёз ответить за этот выбор? Да. Потому что это мой собственный нравственный выбор, сделанный добровольно, осознанно и не обусловленный ничем и никем внешним. Но это, если угодно, просто дисклеймер, чтобы не читали дальше те, для кого эта позиция в принципе неприемлема и нестерпима.

Тем не менее всё, что будет написано далее, имеет лишь одно табу: я не обсуждаю и не оцениваю само решение о «специальной операции». Этот вопрос считаю для себя этичным обсуждать только непублично и в узком доверенном кругу, и только после того, как она закончится. Сейчас же я исхожу из того, что вся инфосфера существует в режиме военной пропаганды и массового психоза, и любое, и тем более неосторожное слово — имеет кровавую цену. Да, для своих в первую очередь. Но для самом деле и для всех несвоих тоже — вот тут хотел бы внести ясность.

Наблюдаемый нами вселенский залп пацифистской борьбы с русской агрессией — в своём роде красив и убедителен: ещё бы, это продукт лучших в мире сценаристов и продюсеров. Тезис о том, что истинная цель этой самой «агрессии» — предотвратить, сделать невозможной, пусть даже ценой т.н. «изоляции», такую войну, где гибнуть будут уже не тысячи, а миллионы и миллионы — никогда не пробьётся сквозь этот глянец. Но про это гораздо лучше меня всё объяснил Адам Маккей в фильме Don’t Look Up, не буду повторяться. Те, кто надо, это и так понимают, а кто не надо — пусть дальше воюют себе за мир.

Однако есть такой принцип: обороноспособность страны — это не только боевая мощь её вооружённых сил, но и способность социальной и политической систем выдерживать то запредельное давление и перегрузки, которые неизбежно сопровождают любой военный конфликт. В данный момент эту проверку на излом проходит отнюдь не украинская, а российская политическая и общественная система.

Почему? По ключевым факторам.

1). Решение о вторжении принято в Москве, а не в Киеве; соответственно, главный вопрос любой войны — о том, является ли она справедливой — это наш вопрос, а не их. Даже Иван Грозный в своё время собирал Земский Собор, чтобы выработать общее решение по поводу Ливонской войны. Путин для этого ограничился Совбезом — тем самым собрав лично на себя эту ответственность. Но, как мы теперь видим, известный и многократно звучавший призыв наших самых известных оппозиционеров к западным лидерам «не наказывать граждан, наказывать властителей» никто никогда не примет во внимание — все объявленные санкции заготовлены именно для граждан, всех без разбора на то, у кого какой флаг на аватарке. Логика понятна: противник (назовём вещи своими именами) говорит всем и каждому в России: его, Путина, легитимность теперь лежит на этой чаше весов, и теперь либо его власть, либо «мир и всё как раньше». Именно поэтому Зеленскому бьют по рукам, чтобы не вздумал несмотря ни на что идти ни на какие переговоры. В принципе это тот же самый посыл, который сам Путин отправил на Совбезе «украинским военным», только изъявленный на куда более мощном языке действий. Или валите свой режим — или навсегда вон из «цивилизации».

2). А что мы? Насколько мы в этом смысле обороноспособны?

Как я всегда писал, дееспособная политическая система — это система обсуждения, согласования и реализации ключевых решений. А наша в её нынешнем виде — скорее система недопуска и блокировки «кого не надо», для любых других задач она так себе пригодна. Наша феодально-рентная экономика, наше классово-сословное общество, наша расслабленно-потребительская культура повседневности — это вообще не про нагрузки такого масштаба. Значительная часть провластной элиты, и в т.ч. примерно вся привластная богема — «друзья в хорошую погоду», что мы и увидели сейчас по параду каминг-аутов. Но у меня нет к ним вопросов — это элита «мирного времени», «дети долгого лета», как выражалась Кейтлин Старк.

(Продолжение следует)

К предыдущему.

Сегодня четыре часа комментировал в прямом эфире события на РБК — канал, как известно, деловых новостей. Основная часть обсуждения была посвящена не ходу боевых-дипломатических-политических действий, а санкциям — включая и взаимное закрытие неба. Эксперты из разных отраслей много рассуждали о том, «выгодны» они тем, кто их вводит, или же «невыгодны». А я думал о том, что, конечно, убытки были подсчитаны, причём сильно заранее — но вряд ли они вообще были сколь-либо весомым аргументом. Это ещё одно сущностное отличие логики торговли, которая была «вчера», от логики цивилизационного противостояния, которая восторжествовала «сейчас».

Это большая иллюзия, чтобы не сказать разводка — думать про современную англосаксонскую цивилизацию, что она будто бы ослабла, размякла, утратила боевой дух и пассионарность. Они были и есть великие воины, может быть, вообще лучшие в мире. Просто радикально изменилась концепция войны — и вот сейчас мы в прямом эфире испытываем на себе, что такое полноценная война XXI века. Да, в непосредственном физическом измерении она ведётся, как они это тоже блистательно умеют организовать, «до последнего украинца» — что, кстати, особо и не скрывается: пока в Киеве раздают автоматы, в Вашингтоне заявляют, что американских войск там не будет. Умирать — дело туземцев; их именно такими и выращивали все последние десятилетия: чтоб умирали вместо белых людей за эту самую «цивилизацию». А всё остальное — включая и аннексии с контрибуциями — по традиции организуют уже в свою пользу.

То, как нагнули пытавшихся до последнего рыпаться континентальных лидеров — отдельный блестящий кейс для учебника истории. «Боши заплатят за всё», как выражался когда-то Клемансо, но теперь уже и его прямой наследник в числе тех, кого расчехляют за компанию. Что уж говорить про весь остальной Евросоюз — там просто методички прислали, не заморачиваясь, и вот тебе демократическое волеизъявление такого уровня единогласности, что КимЧенЫн с Кадыровым могут позеленеть от зависти.

Но, если уж включать режим «исторических лекций», то у меня своего рода дежавю: то, что происходит между Россией и Украиной сейчас, сильно напоминает то, что произошло после ухода Британии из Британской Индии. Разделив её на собственно Индию и Пакистан, и организовав ситуацию перманентного то холодного, то горячего конфликта (в т.ч.и территориального) и взаимной ненависти между ними, тем самым надёжно сохранили и тех, и других в своей цивилизационной орбите. И не случайно, скажем, сейчас больше половины всего мирового софта пишут за копейки учившие с детства английский индусы, а зарабатывают на нём всё те же белые господа. Ну а про Пакистан и тем более понятно — он стал великолепной базой для афганской спецоперации, ставшей фатальной для СССР.

Чем бы ни закончилось наше теперешнее «индо-пакистанское обострение», будет плохо, если мы вообще не извлечём из него нужных уроков для себя. И, знаете, главный промежуточный вывод, который я пока себе фиксирую — неприятный для нас, но крайне полезный на будущее — известное спартанское «чтобы говорить так, ты должен иметь за спиной иной город». Тот город, который сегодня у нас за спиной — оказался во многих смыслах нашим самым слабым местом. Куда более слабым, чем наша армия — родная, любимая и замечательная, но город должен быть, стать — сильнее, чем есть. Большая, очень-очень долгая задача.

То, как именно происходило формирование монолитного (поначалу не очень, но за эти дни да) антироссийского консенсуса у европейской (и известной части российской) аудитории. Украинские пропагандисты решали сложную задачу: надо было одновременно транслировать на Россию миролюбие и пацифистскую-почти-братскую солидарность, на Европу и мир — «мы тут воюем и умираем за всех вас/нас», а внутрь — мобилизационный сигнал «все на борьбу с оккупантами», «всеобщая мобилизация» и «никаких переговоров», «мочи агрессора».

Как это решалось? Через определённым образом выстроенный ценностный ряд. Чьё дело правое.

Путин, по его же собственным словам, воюет за что? Против «нацистов» (кого-кого?), против НАТО (то есть на самом деле против вас, европейские братья), за «ядерную безопасность» (ужас-ужас, ядерная война, даже думать об этом не хочется) и за «народные республики» (то есть сепаратистов и прокси).

А за что Зеленский? Как это за что — известно: за свободу-демократию (ну, это мы тут все), евроатлантическое единство (обнимемся) и самостоятельность своего маленького государства от чужого большого (вечная драма любой страны в Европе, которой помыкают сразу Вашингтон, Брюссель и Берлин с Парижем). Да ещё и боевые действия идут на его территории, прямо у столицы и крупных городов, гуманитарная катастрофа в прямом эфире, а завтра и у вас, он сошёл с ума, остановите его срочно и накажите по полной.

Чья версия — глазами любого вообще европейца — выглядит убедительнее? Никакими трупами донбасских учительниц не перебьёшь — в конце концов, сами виноваты, уезжали бы в свою Россию, да к тому же и Путин тоже в Чечне не миндальничал.

Что до жупела «нацизма», то я ещё в 2005 году развёрнуто описывал давно уже шедшую к тому времени всеевропейскую гуманитарную работу, имеющую целью, скажем так, несколько скорректировать устоявшуюся после Нюрнберга догму по вопросу. Новые, сложившиеся после распада СССР реалии потребовали этого сразу же. У меня это называлось «меньшее зло». На первом ходу выстраиваются программирующие тождества Гулаг=Освенцим, Голодомор=Холокост, Сталин=Гитлер, коммунизм=фашизм, под общим брендом «тоталитаризма» и «диктатуры». На втором же схема переворачивалась и объяснялось, что нацизм это, конечно, зло, тут все согласны, да, но по сравнению с советским коммунизмом он всё же в некоторой степени меньшее зло. И даже в известной дозировке необходимое — как минимум, для сдерживания того, большего. Сейчас, в начале 2020-х, это уже константа: не вам, наследникам Сталина, пугать всех Гитлером, вы нас поработили и угнетали даже хуже и сильно дольше него. И вообще: евреев он, конечно, зря (хотя… тссс…), а вот коммунистов по делу, и все мы опять же в душе хоть умеренные, но националисты. Короче, «не работает».

Отсюда тезис. Три месяца было беспрерывных переговоров и визитов. Кто только ни побывал за «длинным столом». Плюс Женева, плюс Байден. Но факт в том, что ни в этих персональных разговорах, ни в последующем выстраивании уже публичной версии объяснения известных решений наши начальники упорно транслировали лишь свою картину мира — но втуне. А вот украинцы, надо отдать им должное, чётко распараллелили вообще разные нарративы «для своих», «для мира» и «для российских друзей», и умудрились протранслировать в каждую из сторон нужную им. Ещё и для Эрдогана сделали отдельную — про Крым и российский ЧФ там глазами неоосманиста.

Хозяйке на заметку, что называется.

Заметки по инфовойне.

Важнейший инструмент, показавший свою не только информационную, но и боевую эффективность — быстрый деанон. Например, как только кто-то из местных постит куда бы то ни было фото или видео стоящей во дворе украинской техники, снятой из окна, спецгруппы его немедленно вычисляют по сетевому следу и сразу спецы приходят к блогеру с «разъяснительными мероприятиями» — за демаскировку, бо сдал врагу расположение. Наоборот, съёмка «зетов» является действием социально одобряемым, ибо помощь фронту: их тут же тиражируют — что полезно в том числе и для задач военной разведки. Именно поэтому у внешнего наблюдателя, сидящего на лентах, создаётся впечатление, что всё там наводнено русскими танками, а украинских как бы и нет, хотя всё время идут бои, только они как бы с тенью. Но сожжённую свою технику снимать/постить можно — нужны картинки оккупантских злодейств.

Следующий момент — выигрыш войны интерпретаций. Обратите внимание на темники, которые рассылают теперь уже и по открытым пабликам украинские спецы по инфовойнам. Там сразу даются и готовые инфоповоды, в тч с графикой и видео, и готовые способы подачи/реакции, а также ГЦА — группы целевых аудиторий. Например, фото обгорелого трупа в российской форме, указание локации, сканы документов и тут же призыв к солдатским матерям — спросите у Путина, за что гибнут ваши дети! И дальше — только репостить, примерно во всех тематических комьюнити, чатах и по личным контактам.

Захват внимания. Сейчас Зеленский выходит со своими короткими мотивационными роликами по нескольку раз в день. С российской же стороны — только Конашенков раз-два в сутки зачитывает сводки с телепромпта. Надо ли говорить, что даже в российском сегменте сети понятно у кого из них больше доля экранного времени и внимания.

Вам пишу, дорогой Генштаб ВС РФ.

Вечером был взлом моего акк в фб. Сейчас заморожен

Ключевая уязвимость российской позиции насчёт «денацификации» в том, что «калибрами» и «градами» трудно бороться с идеологией — вполне людоедской, не без этого, но именно идеологией, структурированной и укоренённой, дающей адептам довольно чёткую и ясную картину мира. Даже смена одних начальников на других и одних законов на другие тут мало помогает, а пока и до этого далеко. Чтобы бороться с системой взглядов, нужно предложить свою систему взглядов. И это я считаю ключевым дефицитом ситуации, а проблемы в «информационной войне» и в объяснении/донесении миру своей позиции лишь одним из многочисленных следствий этого дефицита.