К.

когда ты засыпаешь в той комнате, я ещё
остаюсь у двери один
и не знаю, что происходит с другой стороны
ровно столько, сколько хочу:

притворяешься ли ты яблоком, или вся
твоя кожа озарена,
или ужас японский склоняется над тобой,
это мне не принадлежит.

сколько лет мы здесь слушаем нищие поезда,
курим электрогорский торф,
так никто не спросил наших дневников полевых
и не вызвался нас сменить.

мы счищали их стены по самое, но и там
не рассказывалось никак
происшествие наше, обратные имена,
ни какое включить кино.

я хотел бы, наверное, чтобы хотя бы ты
знала, как тебе отступать,
и по эту сторону двери мне иногда
кажется, что ты всё смогла:

стол покинут, тетради составлены словно для
переклички перед огнём,
прибывающим с юга, когда ты скажешь ему;
так и надо, так хорошо.

2020

я настолько дешевая хуйня что вот допустим полчаса назад думал ничего никогда больше не писать, а потом в двух прекрасных каналах почти синхронно републикуют некоторые былые текстики и сам сергей круглов репостит стихотворение "из сергея круглова", и я такой хм ну ладно еще что-нибудь когда-нибудь.....

древнеримская богиня борща семь букв первая К

человеки, которые не боятся щекотки, вы канеш пиздец чо за типы ненатурально каменные. к тем, кто визжит как стая самок птеродактиля при любом прикосновении к рёбрам - к вам вопросов нет.

хочу такое платье

стихи для и. д.

говорил все правильно и бесполезно, как
говорил бы хлеб или сельский колодец, или
абсолютно последний человек на земле -
без единой вмятины в голосе, без тоски
или явной надежды, а из одной известной
необходимости: зло зависит от нас
и должно быть воюемо, если уже так поздно,
с чем-то лучшим в руках, чем фонарик или плакат.

даже самые нулевы‌е стихи первокурсницы рггу,
угрожающей выебать оба генштаба ради
установления полной любви, не звучат
так уныло, как речи праведника в разгрузке.
никакие съёмки размотанных мертвецов,
кадры с дронов влетающих прямо в открытые рты
не могли сообщить яснее и безоглядней
о бесплодности и отвратительности войны.

неудобная жертва, мы принимаем тебя,
потому что больше здесь некому. лёгший так же,
как ложатся наёмники из больных городов
и забытых республик, которые нам ещё
предстоит выводить из имперской клетки, ты вряд ли
оценил бы наш сосредоточенный скрытный труд,
совершаемый страшно под боком у тех, кого ты
попытался так детски запросто отменить.

повторим для присоединившихся только что
к нашим чтениям семинарам творческим мастерским:
технологический уровень современной
бойни таков, что ни правых, ни виноватых в ней нет -
есть только те, кто выжил и кто не смог.
каждый прожитый вами день - это день победы
над россией, над украиной, над всеми кто
был безупречен как ангел, и тоже погиб.

кто ныряет с остриём как надо
в честный лес, намерен повстречать
ушлого врача с военкомата,
медалистку с пачкой шоколада,
без кого сорвавшую печать,
может разработчика ланцета,
провокатора про два процента
с митингов чья сказка не срослась,
эшника с опасного концерта,
из опеки стреляную мразь.

к обрешёткам и ложбинам нищим
припадает кто, но никого
нет ни под осиновым корищем,
ни в провалах из-под пво.
страшно догадаться в самом деле,
что все те которые хотели
извести кого с такой земли,
сами съехали и отлетели
и кого с собой не увезли:
там они низают фестивали,
ходят в харродс, крутят ландромат
и достанут их и то едва ли
разве моджахед или сармат.

это кто наместник их отныне
в ледяной обоссанной пустыне,
замерзая в куртке юникло,
наблюдая в тусклое стекло,
как с веранд биг-смока и биг-эпла
улыбаются желают пепла
околоткам вверенным кому
чтобы только скалилась и крепла
сцепка неприступная уму.

понапишешь значит злобной хуйни за которую с тебя в личке спрашивают релоканты, а на другой день такой опа смотрите какой милый бельчонок

начал читать à la recherche du temps perdu (на русском не читал, можете презирать) и испытываю почти идиотическое блаженство от того как меня заворачивает в эту подистлевшую драгоценную ткань. я никогда не воспринимал чтение как род терапии - считал, что эта какая-то старческая хуйня; и тем не менее за прустом понял, что точно так же взаимодействовал с книжками в самые свои безрадостные годы, 2005-2010 - годы подъема в 4:45 шесть дней в неделю (занятия в инязе начинались в 8), нищей беготни от контролеров, пропитанной безнадежностью учебы, тяжелых отношений с подругой. тогда мне это не казалось терапией - дело было просто в удовольствии от чтения, я даже не особенно думал о том, что сидение с книгой в электричке как-то отличает меня от других, отделяет от них (потом виталий пуханов скажет в ответ на мой рассказ о таком чтении: это кокон - а я удивлюсь, как я сам этого не понимал). но я и в пиковом метро прижимал к потолку "братьев карамазовых" или "возможность острова" не из-за того, чтобы подчеркнуть свою неотмирность, а просто потому, что не мог оторваться от них.

главной книжкой тех лет я все равно назову "путешествие на край ночи", отысканное в заштатном ряду "молодой гвардии" на б. полянке (перевод ю. корнеева). закутаться в нее совсем как теперь в пруста было само собой нельзя, я с ней ходил скорее как с топором наголо - а теперь вспоминаю об этом как о (воображаемом) случайном знакомстве со слабой на передок нацболкой. главным же книжным остается адмаргинемовский подвал между новокузнецкой и павелецкой, где в какой-то период на кассе сменяли друг друга чувак в балахоне с пентаграммой и немолодой священник в рясе - видимо, из какой-то церкви по соседству. думаю сейчас о них как о двух самых близких мне людях в той "дырявой москве нулевых" - а тогда скорей опасался обоих, конечно.

занимаясь с дочерью припоминаю свои главные детские филологические заблуждения: полагал, что промысловая рыба сама что-то промышляет, а по топкому болоту можно топать; более всего горжусь однако тем что в возрасте лет 12ти уверенно возводил слово инициалы к сокращению ИНЦИ с одного блатного номерного знака.

УПД: а мама рассказывала что они с сестрой в детстве очень испугались когда родители ушли отдавать голоса

на сегодняшнем занятии я объясню почему мыш вкуснее есть начиная с головы

идет коза рогатая священная коза

"Москвич в Подмосковье застрелил местного жителя, приняв его за дикое животное"; ну блин в целом немудрено; и это он еще во владимирскую или тверскую область не закатывался с ружьем наверное.

это периодически накатывающее ощущение собственного бессилия заставляет лукаво спрашивать у себя самого "а когда ты вообще что-то мог"; но нет, я действительно что-то мог еще не так давно, и мне пока еще хватает собранности это признать.

в фб после двух последних текстов перепощенных уважаемыми людьми были некоторые разочарованные говорения, и я было хотел указать для несчитавших что я просто разместил объяву и мопед не мой, но не стал этого делать because fuck you that's why, - а сегодня вот кажется готов признать что мопед все-таки скорее мой чем не мой в том по крайней мере смысле, что я не столько пародирую чужую озлобленность, сколько канализирую свою.

утром прошёлся через пустой туманный посёлок до пункта вайлдбериз за Клавиным саженцем, неизбежно думая о том что писать просто для красоты все ещё возможно даже в текущих условиях; жаль, что получается пока ровно наоборот.

tw: живые классики. в любимом рыбном магазине на улице текстилей глядя на короб с навагой всякий раз вспоминаю как написал игорю караулову в личечку после того как он опубликовал в фб свой ответ на стихотворение моя вагина: мол, покупаю коту навагу, а он её не принимает, как ни подай; мне твоя навага неинтересна. я не оценил стихотворение Г. Р. при всей моей любви к её творчеству (вагины тоже в целом одобряю) + дело происходило в несколько другой реальности, и я счел карауловский отклик наиболее приемлемой реакцией на вызванный произведением ожиотаж, о чем не преминул написать И. К. (что вообще делаю в принципе предельно редко). простите меня все если можете.

в преддверии хеллоуина посмотрели семейно the last man on earth с винсентом прайсом (1964) - судя по всему, исторически первый фильм снятый в условиях зомби-апокалипсиса; однако картина эта вызывает гораздо больше ассоциаций с "чумой" камю нежели со всем тем что было снято позже на ту же тему. здесь дырявенький сценарий и слабые диалоги, что только добавляет неуклюжей пронзительности разворачивающейся человеческой драме. это ни с какой стороны не экшн - герой натурально зачищает город от этих самых, однако здесь это просто методичная надоевшая работа, которой нет конца - а скорей размышление о заброшенности и поисках смысла, вспыхивающего только на самом краю, чтобы пережить своего искателя.

начитавшись главным образом булатовского вздумал написать некий рифмованный цикл посвященный маме (с ней все хорошо); ну вот первый пошел

1.

коммуника, привитая вдоль абсид
велотрека в бытность к олимпиаде,
как металась здесь ни отдать ни пяди
реформаторам, насаждавшим спид,
ускользала с ящеркой наравне,
резалась, верещала как в продразвёрстку,
и совсем взрывалась впритык к стене,
обагряя вытертую извёстку.

только нам и давала себя собрать,
не какое-то нужное слово знавшим,
а таким же брошенным умирать
под москвой во всем некомплекте нашем.
но когда распахивали туески,
потолок в дому заливался алым
и еще золотым таким,
что казалось дело за самым малым.

шутка ли что та́м, где она росла,
не говоря уж о стадионе,
сложены теперь эти без числа
неоформленные тела на склоне,
выглядя как какой-то ужасный плов
перед богом, и из скупого ада
их карманов кантиков куполов
ничего не вырастет и не надо.