от таганки до павелецкой,
мост,
шутки про наркотики
и стаса борецкого.

башенки стрелецкие,
я, кстати, стрелец.

наклейка отклеится
через полгода содрется с дождем.

днем веруем в лучшее,
ночью болтаем о случае.

вероятно, несчастном.

причастные
по факту рождения.

мимо буклетика,
собственного отражения,
бежать от капли до капли,
пакли
прилипли ко лбу.

пачку?
да, вот ту.
да, одну.

эфир заполняется
отсутствием смысла.

побуквенная
реверберация.

овации хлопающих дверей.

милая трель
соседской дрели.

свет проходит сквозь веки,
пальцы тонкие алы.

есть ли место нам в этом веке?

ты вновь считаешь этажи
и ошибаешься на единицу.

десница,
травма десны,
стоматолог,
кредит.

в круге глазных орбит
тоска спит,
свернувшись в углу калачиком.

строитель стену поколачивает,
союзы брачные -
соседнее здание.

мало ли чаяний
будет разбито об кухонный пол.

семь бед и семь зол,
выбираешь каждое.

отважно
дойти до пятерки за ужином.

лужи мыльные,
химическая радуга.
(интересно, разрешена ли она?)

по углам дома прячется тьма
поедает тихонько плинтус.

обещания вилами по воде писаны.

мы все с чего-то слизаны.

кефир кислый,
мюсли,
отсутствие теста.

от таганки до павелецкой
ветер души выдувает наружу.

гул москвы иногда приятно послушать,
ведь если подумать,
почти все от рождения -
непредвиденный случай.

02.06.2025

Немного из моего мертвого паблика в ВК с 100 подписчиками

Что, кто и где,
за монотонностью нескончаемых тем,
что ты, кто ты и где.

За безразличием грубой бумаги,
за стенами старой тетради,
за тысячей ширм и замков,
под надстройками психологических оков,

рычагов, рычунов,
ой,
травм и ломающих слов,

обязательно имеющих смысл снов,
обязательно лающих псов,
обязательно немой как речной сом,

кому кланяешься, когда входишь в двор.

Двор неуютный, забытый ветрами,
там сироты, там наркоманы,
а там немного квартир под ментами,
ой, мантами,
мантрами
молится славный панельный дом -

газ есть, есть и лом,
входить принято только вон.

И фигурка,
сгорблена, чуть убога,
сведя плечи,
бежит к вечерней турке
какого-то поддельного кофе,

что пахнет, конечно,
но вкус искусственен и смешон.

Кто ты, путник метро и парковки,
что ты, какие хранишь упаковки,
пакеты, паркеты, монеты,
что сжимаешь в руках в моменты,
когда теряется смысл слова «бедный»?

Ведь кто из всех беден?
Купюр иль сознания сила?
Кто ты за скромной обедней,
что ты средь мирского пира,

и где на картине,
где лиц разных - не счесть,
средь галереи, где скопище дивного
хранят с такой честью,

будто это они,
будто это же их.

Но, разглядев детали,
в сколах, черточках и мазках,
я вижу лишь фигурку средь мая,
что, сжавшись, бежит по дворам,
держа у груди тетрадь,
а там -
человечек, собранный по кусочкам,
по кусочкам букв и строгих точек,
по обломках побелки и кафеля
в комуналке поодаль от парка,
по бутылкам, стаканам и свалкам,
смердящим чем-то бескрайне людским.

И где-то меж листиков, исписанных им,
по карьерной лестнице пройденных зим,
как рана, как шрам и нарыв,
надрывно начерчена фраза:
«Кто я, что я и где
среди всех этих людей?»

28.12.2022

Белые халаты
летят из палаты
в каком-то из снов.

Их вальс
вводит в транс,
лекарства уносят звон.

Мечты сгорели
белым пламенем
по грубому льду.

Весна не терпит метели,
а я ее не терплю.

Проталины в знаниях,
оставь надежду свою
всяк выходящий из пламени.

Палево-чёрные камни
станут основой для храма.

Во снах все бело,
пронзительно и неприлично темно.

Непонимание - основа всего,
суть отношения мира
к личному, сокрытому от глаз.

Ломать и стегать - вот наш закон,
клыками рвать милое,
а разговор - это приказ.

Танец белых халатов,
недостижимость изящной печали,
порежут - только тебе крепить заплаты
и нашивать на раны листы из стали.

Разорви круг тоски,
что сомкнули на шее младенцу.
Пинцетом вырежи куски
отравленных снарядов.

Твоё сердце
скоро промёрзнет до дна,
кровь идёт,
но только она
одна.

Беспечна видящего слепота
и смотрящего катаракта.

Уходят под откос поезда,
и ритм пульса сбивается с такта.

Не дожидаясь антракта,
актеры садятся пить.

Тонкая нить
людской памяти
разорвётся на раз и...
два.

Молодые с глазами страдальца,
познавшего вдоволь вкус льда.

Тонкие пальцы
промерзают быстро,
когда ветер в лицо -
руки пианиста,
который сломался под звон.

И игра его стала унылой,
будто панихида по старому,
сигареты как спицы
пришили ко взгляду талое.

Крики синиц
под рассветную дымку
разобьются о скрипку.

Скрипы половиц -
знаешь их наизусть.

Ни слова не падет из уст,
когда оставляешь гнилое
родное.

Родина может быть уродиной,
любимой уродиной.

Суть в том, кто ее изуродовал,
надругался под предлогом святого.

Воин потерян,
не найти ему искомого.

Праведник будет осмеян
за правду, сказанную в лицо.

Путь человечества
(всегда с гнильцой)
кнопками, лезвиями, углями усеян.

Голос отечества
зовёт ещё молодых,
молоком упокоенных
святых.

Что посеешь, то и пожнёшь,
семенам нужен уход,
но их бросают в болотный брод,
откуда выплыть - ни шанса.

В беспечно-страстном танце,
разбитые об пол,
как самые изящные вазы,
ищем выход за фразами,
смысл которых смешон.

Вальс белых халатов
в каком-то из снов
пророчит грядущие такты
в мелодии слов,
что оборвётся однажды.

Каждый,
выходящий из огня,
оставь надежды.

Родина не приняла тебя,
и ты бродишь гол,
хоть и в одежде.

Уйти - воткнуть кол
в еле живое сердце.

Нить не порвать,
но растянуть -
осмелься.

27.02.21 - 1.03.21