Продолжая про южную готику. в 2016 году на тех же островах уезда Щинан провинции Чолла трое мужчин были задержаны за изнасилование школьной учительницы своих же детей. 39-летний Ким, 35-летний Ли и 50-летний Пак пригласили даму в местных щиктан, напоили, а затем, воспользовавшись бессознантельным состоянием, отвели домой и там же изнасиловали. Один из них снимал.
Учителя, что работают на отдалённых островах, утверждают, что обеды с родителями - вынужденная необходимость для того, чтоб школа не испытывала проблем с финансированием. Жертве было 25 лет.
Местные жителя, впрочем, не увидели в произошедшем чего-то ужасного, и даже просили суд о снисхождении.
Учителя, что работают на отдалённых островах, утверждают, что обеды с родителями - вынужденная необходимость для того, чтоб школа не испытывала проблем с финансированием. Жертве было 25 лет.
Местные жителя, впрочем, не увидели в произошедшем чего-то ужасного, и даже просили суд о снисхождении.
Чэгасыны – монахи, живущие в семьях
Многие читатели наверняка знают печальную историю айнов – древних обитателей Японии, постепенно ассимилированных, собственно, японцами. Однако мало кто знает, что в истории Кореи тоже были свои «айны», которые полностью растворились в титульной нации не так давно – в середине XX века.
Сегодняшний пост полностью соответствует названию группы, так как речь в нём пойдёт о корейских буддистах. Однако не о всех сразу, а о ничтожно малой их части, проживавшей на самом Северо-Востоке Кореи поблизости от современной границы с КНР и РФ, – о небольшом народе под названием чэгасыны (재가승 ; 在家僧) или буквально «монахи, живущие в семьях».
Многие читатели наверняка знают печальную историю айнов – древних обитателей Японии, постепенно ассимилированных, собственно, японцами. Однако мало кто знает, что в истории Кореи тоже были свои «айны», которые полностью растворились в титульной нации не так давно – в середине XX века.
Сегодняшний пост полностью соответствует названию группы, так как речь в нём пойдёт о корейских буддистах. Однако не о всех сразу, а о ничтожно малой их части, проживавшей на самом Северо-Востоке Кореи поблизости от современной границы с КНР и РФ, – о небольшом народе под названием чэгасыны (재가승 ; 在家僧) или буквально «монахи, живущие в семьях».
Есть несколько версий происхождения чэгасынов.
Согласно самой экзотичной из них они являются плодом смешения корейских буддийских монахов с прекрасными местными аборигенками, которое произошло то ли из-за захвата корейцами местных земель (и аборигенок в придачу) ещё во времена государства Корё (918-1392), то ли из-за требования цинского императора к корейскому государю в 1637 году направить в Нингуту (совр. Нинъань, пров. Хэйлунцзян) «3 тыс. монахов и 3 тыс. «грудастых» женщин (大乳女)» (последняя версия почему-то очень нравилась японским учёным).
Самая актуальная на сегодняшний день теория появления чэгасынов предполагает, что они являются потомками местного аборигенного населения (чжурчжэней), которое по разным причинам отказалось переселиться из Кореи в Маньчжурию в начале XVII века по зову Нурхаци – основателя империи Цин. После этого чэгасыны начали постепенно смешиваться с переселяющимися на север из южных провинций государства Чосон (1392-1897) корейцами, в том числе и с буддийскими монахами, имевшими в то время весьма низкий социальный статус, так как официальной идеологией в Корее в этот период было неоконфуцианство.
Постепенно чэгасыны сформировались как закрытая этническая группа, проживавшая в шести горных районах на самом Северо-Востоке Кореи и истово исповедовавшая буддизм.
Согласно самой экзотичной из них они являются плодом смешения корейских буддийских монахов с прекрасными местными аборигенками, которое произошло то ли из-за захвата корейцами местных земель (и аборигенок в придачу) ещё во времена государства Корё (918-1392), то ли из-за требования цинского императора к корейскому государю в 1637 году направить в Нингуту (совр. Нинъань, пров. Хэйлунцзян) «3 тыс. монахов и 3 тыс. «грудастых» женщин (大乳女)» (последняя версия почему-то очень нравилась японским учёным).
Самая актуальная на сегодняшний день теория появления чэгасынов предполагает, что они являются потомками местного аборигенного населения (чжурчжэней), которое по разным причинам отказалось переселиться из Кореи в Маньчжурию в начале XVII века по зову Нурхаци – основателя империи Цин. После этого чэгасыны начали постепенно смешиваться с переселяющимися на север из южных провинций государства Чосон (1392-1897) корейцами, в том числе и с буддийскими монахами, имевшими в то время весьма низкий социальный статус, так как официальной идеологией в Корее в этот период было неоконфуцианство.
Постепенно чэгасыны сформировались как закрытая этническая группа, проживавшая в шести горных районах на самом Северо-Востоке Кореи и истово исповедовавшая буддизм.
Согласно дошедшим до нас сведениям чэгасыны жили в небольших горных деревушках в центре которых обязательно находился буддийский храм, где все жители собирались во время крупных событий, таких как свадьба или похороны.
Все чэгасыны-мучжины брили голову и носили монашеское одеяние. Однако, в отличие от большинства корейских буддийских монахов, они не соблюдали целибат (обет безбрачия) и употребляли в пищу мясо.
Стоит, впрочем, отметить, что вступление буддийских монахов в брак вовсе не такая уж диковинка даже для Кореи. К примеру, в XV веке на самом юге страны – на острове Чечжудо, практически все буддийские монахи имели семьи. То же явление можно было наблюдать в период японской оккупации. Известны общины буддийских монахов с семьями и в истории Индии, Китая, Японии и т.д.
Женщины-чэгасыны, как и мужчины, носили штаны, а под чогори (блузка или верхняя часть традиционного корейского костюма) они наматывали широкий (около 30 см) пояс, который визуально увеличивал их грудь, из-за чего (по сведениям всё тех же японских учёных) они прослыли в Корее писаными красавицами, привлекавшими внимание мужчин, в том числе, обнажённой грудью. Впрочем, вопрос обнажённой женской груди уже был нами затронут в более ранних публикациях. Повторим лишь, что это явление ещё сравнительно недавно было вполне обыденным в сельской местности.
Хозяйство чэгасынов было нехитрым. Они занимались земледелием, выращивали овёс и делали из него жёлтую бумагу, которую, в том числе, были обязаны поставлять государству в виде натуральной подати в доколониальный период. Кроме этого, женщины ткали, а мужчины перевозили различные грузы (в основном древесину).
Все чэгасыны-мучжины брили голову и носили монашеское одеяние. Однако, в отличие от большинства корейских буддийских монахов, они не соблюдали целибат (обет безбрачия) и употребляли в пищу мясо.
Стоит, впрочем, отметить, что вступление буддийских монахов в брак вовсе не такая уж диковинка даже для Кореи. К примеру, в XV веке на самом юге страны – на острове Чечжудо, практически все буддийские монахи имели семьи. То же явление можно было наблюдать в период японской оккупации. Известны общины буддийских монахов с семьями и в истории Индии, Китая, Японии и т.д.
Женщины-чэгасыны, как и мужчины, носили штаны, а под чогори (блузка или верхняя часть традиционного корейского костюма) они наматывали широкий (около 30 см) пояс, который визуально увеличивал их грудь, из-за чего (по сведениям всё тех же японских учёных) они прослыли в Корее писаными красавицами, привлекавшими внимание мужчин, в том числе, обнажённой грудью. Впрочем, вопрос обнажённой женской груди уже был нами затронут в более ранних публикациях. Повторим лишь, что это явление ещё сравнительно недавно было вполне обыденным в сельской местности.
Хозяйство чэгасынов было нехитрым. Они занимались земледелием, выращивали овёс и делали из него жёлтую бумагу, которую, в том числе, были обязаны поставлять государству в виде натуральной подати в доколониальный период. Кроме этого, женщины ткали, а мужчины перевозили различные грузы (в основном древесину).
Среди любопытных особенностей культуры чэгасынов этнографы отмечали следующее: браки заключались лишь внутри этнической группы, либо с людьми не имеющими живых родственников и с условием, что они готовы переселиться навсегда в деревню чэгасынов и стать монахами; взрослые мужчины не принимали участие в церемонии кормления духа гор, этим занимались исключительно женщины и дети, которые надевали при этом красную одежду; всех усопших согласно буддийской традиции сжигали, однако делали это не в строго отведённых местах, а далеко в горах, после чего прах захоранивали и покрывали могилу ивовыми ветками, прорастание которых считали хорошим знаком; до начала XX века у чэгасынов не было фамилий; несмотря на то, что чэгасыны говорили на диалекте «юкчин» корейского языка, в их речи присутствовало немало слов, имеющих чжурчжэньское происхождение; они шили и носили одежду из собачьих шкур.
Однако главной особенностью их культурной традиции, безусловно, являлась приверженность буддизму. Поэтому главой деревушки-общины чэгасынов всегда становился человек, лучше всех знавший буддийский канон. При этом грамотных людей среди чэгасынов было чрезвычайно мало, поэтому религиозные знания передавались у них в основном как часть устной традиции.
Однако главной особенностью их культурной традиции, безусловно, являлась приверженность буддизму. Поэтому главой деревушки-общины чэгасынов всегда становился человек, лучше всех знавший буддийский канон. При этом грамотных людей среди чэгасынов было чрезвычайно мало, поэтому религиозные знания передавались у них в основном как часть устной традиции.
После аннексии Кореи Японией власти метрополии проявили большой интерес к чэгасынам, так как, во-первых, они были живым воплощением постепенной естественной ассимиляции одного народа другим, а, во-вторых, олицетворяли собой пример социального прогресса, который пришёл в Корею вместе с японской колонизацией – если в традиционной Корее чэгасыны занимали примерно то же положение, что каста неприкасаемых в Индии, то в генерал-губернаторстве Корея они были полностью уравнены в правах с остальными жителями страны.
Впрочем, «счастье» чэгасынов продлилось не слишком долго. Японская модернизация Кореи привела к стремительной индустриализации «медвежьего угла», где они сохраняли свою этническую самобытность в течение трёх столетий. Многие чэгасын, чья численность в 1935 году ещё составляла около 4 тыс. человек, покинули свои горные деревушки и перебрались в города. А после освобождения Кореи и создания КНДР государственная идеология не могла позволить существовать народности, чьей главной этнической чертой являлась приверженность буддизму. По неподтвержденным документальными источниками сведениям, Ким Ирсен лично распорядился даровать оставшимся чэгасынам право стать, наконец, корейцами, завершив тем самым трёхсотлетнюю историю существования «монахов, живущих в семьях».
Впрочем, «счастье» чэгасынов продлилось не слишком долго. Японская модернизация Кореи привела к стремительной индустриализации «медвежьего угла», где они сохраняли свою этническую самобытность в течение трёх столетий. Многие чэгасын, чья численность в 1935 году ещё составляла около 4 тыс. человек, покинули свои горные деревушки и перебрались в города. А после освобождения Кореи и создания КНДР государственная идеология не могла позволить существовать народности, чьей главной этнической чертой являлась приверженность буддизму. По неподтвержденным документальными источниками сведениям, Ким Ирсен лично распорядился даровать оставшимся чэгасынам право стать, наконец, корейцами, завершив тем самым трёхсотлетнюю историю существования «монахов, живущих в семьях».
«Межнациональные браки» и «мультикультурные семьи»
История появления и исчезновения чэгасынов интересна ещё и тем, что про них в самой Корее мало кто вообще знает, так как для многих корейцев совершенно очевидно, что все «некорейцы», проживающие в Корее – иностранцы, т.е. прибыли из-за рубежа. А сами корейцы – единая нация (단일민족, 單一民族), имеющая пятитысячилетнюю или полудесятитысячилетнюю (반만년 ; 半萬年), как любят говорить в КНДР, историю, а также единого предка – «дедушку» Тангуна.
История появления и исчезновения чэгасынов интересна ещё и тем, что про них в самой Корее мало кто вообще знает, так как для многих корейцев совершенно очевидно, что все «некорейцы», проживающие в Корее – иностранцы, т.е. прибыли из-за рубежа. А сами корейцы – единая нация (단일민족, 單一民族), имеющая пятитысячилетнюю или полудесятитысячилетнюю (반만년 ; 半萬年), как любят говорить в КНДР, историю, а также единого предка – «дедушку» Тангуна.
Между тем, в Республике Корея постоянно растёт число так называемых «межнациональных браков» (국제결혼), где один из брачующихся является иностранцем (외국인 ; 外國人) или представителем иной (не корейской) культуры. А для получающихся в результате таких союзов семей даже выдуман политкорректный термин «мультикультурная семья» (다문화가족 ; 多文化家族) вместо использовавшихся до 2003 года «метисная (со смешанной кровью) семья» (혼혈가족, 混血家族) и «двукультурная семья» (이중문화가족 ; 二重文化家族). Стоит отметить, что мультикультурной назовут даже семью, созданную, к примеру, этническим корейцем из СНГ и гражданином РК, даже если первый примет до вступления в брак южнокорейское гражданство (кореец, да не тот).
По данным статистики в 2019 году межнациональные браки составили 9,9% от общего числа браков, заключённых в стране (23,6 тыс. из 239,2 тыс.), – рост на 1,1% к 2018 году. Примечательно, что 74,8% таких союзов заключалось между корейцами и иностранками, что во многом связано с нежеланием кореянок связывать свою судьбу с представителями низших социальных слоёв, в особенности с крестьянами и рыбаками, проживающими вне крупных городских агломераций. В этой связи глухая провинция лидирует по процентному соотношению межнациональных браков. К примеру, на острове Чечжудо и в пров. Южная Чолла оно составляет 12,6% и 11,5% от общего числа браков соответственно, в то время как в крупных городах – Пусане и Тэчжоне – этот показатель держится на уровне 8,5% и 7,9% соответственно.
По данным статистики в 2019 году межнациональные браки составили 9,9% от общего числа браков, заключённых в стране (23,6 тыс. из 239,2 тыс.), – рост на 1,1% к 2018 году. Примечательно, что 74,8% таких союзов заключалось между корейцами и иностранками, что во многом связано с нежеланием кореянок связывать свою судьбу с представителями низших социальных слоёв, в особенности с крестьянами и рыбаками, проживающими вне крупных городских агломераций. В этой связи глухая провинция лидирует по процентному соотношению межнациональных браков. К примеру, на острове Чечжудо и в пров. Южная Чолла оно составляет 12,6% и 11,5% от общего числа браков соответственно, в то время как в крупных городах – Пусане и Тэчжоне – этот показатель держится на уровне 8,5% и 7,9% соответственно.
Откуда же завозят иностранных красавиц в РК? По данным статистики в 2019 году с большим отрывом лидировал Вьетнам (6.712), затем шли КНР (3.649), Таиланд (2.050), Япония (903), Филиппины (816), США (597) и Камбоджа (432). Импорт иностранок для заключения брака давно превратился в РК в прибыльный бизнес. Рекламу компаний, предоставляющих такие услуги, можно встретить где угодно. Как правило, желающий вступить в брак кореец обращается в такую компанию, выбирает по анкете будущую жену и отправляется знакомиться с ней, так сказать, в её естественную среду обитания. Если клиента всё устраивает, то фирма привозит девушку в Корею и оформляет все необходимые документы для вступления в брак и получения гражданства.
Несмотря на значительное число межнациональных браков и появление всё возрастающего числа детей, рождённых от таких союзов, отношение к этому явлению в самой Корее всё ещё довольно прохладное. Главная причина – корейский этнонационализм. Особенно тяжело приходится, конечно, детям, постоянно подвергающимся буллингу со стороны сверстников, что зачастую приводит к трагедии. В 2018 году большой резонанс получил случай, когда группа корейских подростков расправилась с ребёнком из российско-корейской семьи, сбросив его с крыши 15-этажного здания, предварительно жестоко избив. Причина – не слишком корейская внешность.
Другая проблема, хотя и несколько притянутая за уши, – это неуклонный рост числа некорейцев в корейских деревнях, которые, по идее, должны быть центрами традиционной корейской культуры, однако в последние годы становятся местом концентрации различного по происхождению некорейского населения, которое активно смешивается с местными аборигенами. Если тенденция сохранится, то в ближайшие десятилетия мы можем увидеть, что разница между корейским городом и деревней может получить новое измерение - этническое.