Габриэль Жильбер (ок. 1620 – ок. 1680)
Gabriel Gilbert

Против зимы 1660 года, которая уж больно затянулась

Клянусь, при этакой погоде
Недолго и сойти с ума!
У нас во Франции не в моде
Такая длинная зима!

Бесчисленные снегопады
Нагнали лютую хандру.
Погода насолить нам рада –
Морозит, словно немчуру.

Уйди в тот край, где московиты,
Укрыты шубой меховой,
В санях, опившись аквавиты,
В пустыне ездят снеговой!

Французам не по нраву рвенье,
С которым дует Аквилон.
Вернись, зефиров дуновенье,
Вернись, весенний небосклон!

Аквавита (aqua vitae, «живая вода») – водные растворы спирта.

Contre l’hiver de 1660, qui fut fort long

Que cet hiver est incommode!
Qu’il fait ici de mécontents!
Il n’est pas en France à la mode
Alors qu’il dure si longtemps.

Il a fait tant tomber des neiges
Qu’il gâte nos tempéraments,
Il viole nos privilèges
Et nous prend pour des Allemands.

Qu'il aille dans la Moscovie,
Chez ces peuples couverts de peaux,
Qui toujours ivres d'eau-de-vie,
Se font traîner sur des traîneaux.

Nous détestons dans cet empire
L’aquilon qui gronde toujours,
Et nous aimons le doux zéphire
Et la belle saison de Cours.

Джон Гауэр (ок. 1330 – 1408)
John Gower

***
Природе птичьей Валентин святой
Дает свои державные веленья;
Приказывает птахам он весной
Любимого избрать для единенья;
Пусть равных птиц взаимное томленье
По доброй воле их объединит.
Ведь таково природы наставленье:
«Что сердце хочет, тело совершит».

Любимая! Клянусь перед тобой –
Избрал тебя по сходному стремленью,
Ведь не сравнится с дамою иной
Та, что мое пленило помышленье.
Другое не желанно мне служенье,
Пусть дама сердца мне судьбу вершит.
Нам здравое внушает рассужденье:
«Что сердце хочет, тело совершит».

Всегда воображает разум мой
Кеика с Алкионой превращенье;
Покров Господь придал им перьевой,
И чуду я желаю повторенья:
Без злобного людского осужденья
Пусть наша пара свой полет стремит,
Летая там, куда зовет влеченье;
Что сердце хочет, тело совершит.

О дама-птица! Мчит к тебе хваленье,
Преград не зная, не встречав обид.
Прими стихи. Правдиво изреченье:
«Что сердце хочет, тело совершит».

***
Saint Valentin l’amour et la nature
De toutz oiseals ad en governement;
Dont chascun d’eaux semblable a sa mesure
Une compaigne honeste a son talent
Eslist tout d’un acord et d’un assent:
Pour celle soule laist a covenir
Toutes les autres, car nature aprent,
U li coers est, le corps falt obeïr.

Ma doulce dame, ensi jeo vous assure
Qe jeo vous ai eslieu semblablement;
Sur toutes autres estes a dessure
De mon amour si tresentierement,
Qe riens y falt par quoi joiousement
De coer et corps jeo vous voldrai servir:
Car de reson c’est une experiment,
U li coers est, le corps falt obeïr.

Pour remembrer jadis celle aventure
De Alceone et Ceïx ensement,
Com dieus muoit en oisel lour figure,
Ma volenté serroit tout tielement,
Qe sanz envie et danger de la gent
Nous porroions ensemble par loisir
Voler tout francs en nostre esbatement:
U li coers est, le corps falt obeïr.

Ma belle oisel, vers qui mon pensement
S’en vole ades sanz null contretenir,
Pren cest enoscript, car jeo sai voirement,
U li coers est, let corps falt obeïr.

Шарль Огюст де ла Фар (1644 – 1712)
Charles Auguste de La Fare
Ода лени
Аббату де Шольё
Стряхнув с себя ярмо зловредного порока,
Как незаслуженно гордится человек!
От скупости живет он скромно, одиноко;
И что ему с того, что он страстей избег?
Я щедро отдал дань такому заблужденью,
И опыт горестный из этого извлек.
Теперь могу сказать, заведши дружбу с Ленью, –
Достоинства мои помог развить порок.
Дары твою пою, Лень, добрая царица!
Одна лишь ты несешь душе моей покой.
Поможешь в старости мне умиротвориться –
И буду восхвалять тебя я день-деньской.
От скольких же идей губительных, превратных
Приверженцев своих смогла ты уберечь!
Кто безмятежности вкусил плодов приятных,
Занятием иным захочет пренебречь.
Лишь ты приносишь мир в средину бури лютой,
Все страсти буйные тобой подчинены,
Любого храбрецом ты сделаешь в минуту –
Ведь презираешь ты уставы и чины.
Тот славный римлянин, разбивший Митридата,
Не столь известен был победами в бою,
Как пиршествами, что устраивал когда-то,
Любовью сильною к обжорству и спанью.
Рим был бы до сих пор властителем вселенной,
Сумей он воспитать бездельников-сынов,
Желавших сохранить покой свой вожделенный
И вместо ратоборств уйти в объятья снов.
Мог Цезарь много б слез сберечь своей отчизне,
Коль, галлов одолев, на власть не восставал;
Чем ради почестей лишать сограждан жизни,
Спокойно бы себе на лаврах почивал!
Лень! В мироздании, где всюду боль и злоба,
Мир и блаженство нам приносишь ты одна.
От бесконечных войн уставшая Европа
Алтарь соорудить давно тебе должна.
(Венеру так молил воспевший Эпикура;
Просил он применить все женское чутье,
Чтоб соблазнился Марс, воинственный и хмурый,
И размягчился бы в объятьях у нее.)
Огонь пустых страстей горит неугасимо,
Неудержимо быстр воздушный их полет;
Жизнь в рабстве у страстей едва ли выносима:
Нет радости душе, что небо ни пошлет.
Друг, есть в душе твоей надежды, дарованья,
Воображением живым отмечен ты,
Пусть жизнь тебе несла лишь разочарованья,
Я верю – сбудутся еще твои мечты;
Склони же перед сей волшебницей колени,
Свой беспокойный дух позволь заворожить.
Уж лучше получать дары от щедрой Лени,
Чем Честолюбию напрасно прослужить.

Тот славный римлянин… – имеется в виду полководец Луций Лициний Лукулл (118 – 56 до н.э.), командовавший римскими войсками в победоносной войне (74 – 63 до н.э.) с царем Боспора Митридатом, но в историю вошедший устраиваемыми им пиршествами и оргиями.

Воспевший Эпикура – римский поэт Тит Лукреций Кар (ок. 99 – 55 до н.э.); автор поэмы «О природе вещей».

АФРА БЕН (1640-1689)

АМУР ВО ВСЕОРУЖИИ

Амур, взойдя на дивный трон,
Кровавые сердца тиранил,
Им создавал мученья он,
Своей волшебной властью ранил.
Он пламя из твоих очей
Себе похитил для забавы
И страстью из души моей
Он над людьми творил расправу.

Себе он взял мои стенанья,
Твою гордыню возымел,
Мои присвоил он страданья
И твой колчан разящих стрел.
Во всеоружье, божество
Вручает данникам уделы:
Тебе досталось торжество,
Я ж только болью овладела.

Aphra Behn

Love Armed

Love in Fantastic Triumph sat,
Whilst Bleeding Hearts around him flowed,
For whom Fresh pains he did Create,
And strange Tyrannic power he showed;
From thy Bright Eyes he took his fire,
Which round about, in sport he hurled;
But ’twas from mine he took desire
Enough to undo the Amorous World.

From me he took his sighs and tears,
From thee his Pride and Cruelty;
From me his Languishments and Fears,
And every Killing Dart from thee;
Thus thou and I, the God have armed,
And set him up a Deity;
But my poor Heart alone is harmed,
Whilst thine the Victor is, and free.

Шарль де Сент-Эвремон (1613 – 1703)
Charles de Saint-Évremond

К месяцу марту

Решили римляне наречь
Тебя в честь бога битв и сеч –
Так что ж ты с бледностью на лике
Блюдешь тоскливо Пост Великий?

Январь у камелька сидит,
Он каплуном и дичью сыт,
Не сделав лишнего усилья,
А с наступленьем Февраля
На карнавал идет земля,
Повсюду счастья изобилье.

Лишь ты, издав печальный вздох,
Ешь только рыбу да горох,
Сидишь унылый, кислый, тощий,
Себя преображая в мощи.

И у весны, и у зимы
Берешь ты многое взаймы;
Причудливо разнообразен,
Сто раз на дню ты несуразен.

Бесплоден солнечный твой свет:
Блеснет за тучами светило
Недолго, холодно и хило;
Сиянье есть, а толку нет.

От страшной участи мертвящей,
Всем старцам гибелью грозящей,
Что нам сулят календари,
Спасенье, Март, предусмотри!

Коль ты даруешь мне прощенье,
Тебя избавлю от пощенья,
Тебе благую участь дам
Наперекор календарям.

Sur le mois du Mars

Mois si cher au Dieu des Hazards
Qu’on t’en appelle Mois de Mars,
Pourquoi faut il que triste & blême
Tu fasses toûjours le Carême?

Auprès du feu le froid Janvier
Vit de Chapons & de Gibier,
Sans offenser sa Conscience;
Et Février du Carnaval,
En bonne chere sans égal,
Possède la pleine Abondance

Toi seul dans la morte Saison
De Pois secs, de méchant Poisson,
Tu fais ta maigre nourriture,
Pour mortifier la Nature.

Entre l’Hiver & le Printems
Tu tiens de l un & l autre Tems
Une diversité bizarre,
Qui cent fois le jour se déclare.

Ton Soleil ne fait aucun bien
On le trouve incertain à luire;
Impuissant encore à produire;
Il émeut & ne resoût rien.

De la Sentence épouventable
Que l’Almanac impitoyable
Prononce contre les Vieillards,
Sauve moi si tu peux, ô Mars.

Mars, pour cette faveur extreme
Je te veux tirer du Carême,
Et te donner un sort plus beau
Dans un Calendrier nouveau.

Эмиль Неллиган (1879 – 1941)
Émile Nelligan

***
Ах, как же снег тут наснежил!
Расцвел на стеклах сад морозный,
Ах, как же снег тут наснежил!
Как быть мне в судороге слезной
C тоской, с которой жил и жил?

Лежат все лужи подо льдом..
Душа черна! Бреду куда я?
Лежат надежды подо льдом,
Я – как Норвегия седая,
Где тучи ходят чередом.

Рыдай, рыдай, февральский птах,
Пролей в извечной дрожи слезы,
Рыдай, рыдай, февральский птах,
Оплачь рыдания и розы
На можжевеловых ветвях!

Ах, как же снег тут наснежил!
Расцвел на стеклах сад морозный,
Ах, как же снег тут наснежил!
Как быть мне в судороге слезной
C тоской, с которой жил и жил?

Ah ! comme la neige a neigé !
Ma vitre est un jardin de givre.
Ah ! comme la neige a neigé !
Qu’est-ce que le spasme de vivre
À la douleur que j’ai, que j’ai.

Tous les étangs gisent gelés,
Mon âme est noire ! où-vis-je ? où vais-je ?
Tous ses espoirs gisent gelés :
Je suis la nouvelle Norvège
D’où les blonds ciels s’en sont allés.

Pleurez, oiseaux de février,
Au sinistre frisson des choses,
Pleurez, oiseaux de février,
Pleurez mes pleurs, pleurez mes roses,
Aux branches du genévrier.

Ah ! comme la neige a neigé !
Ma vitre est un jardin de givre.
Ah ! comme la neige a neigé !
Qu’est-ce que le spasme de vivre
À tout l’ennui que j’ai, que j’ai !…

Амадо Нерво (1870 – 1919)
Amado Nervo

Лондон

Я различаю сквозь витраж балкона
В сверканьи мглы незримое волненье
Вод уличных, в которых воскресенье
Плывет библейски, празднично и сонно.

Медлительного марева разливы,
Фантасмагорией расплавив лица,
Завертывают контуры столицы
Дрожащею фатой. – И мне тоскливо:

Воскресные библейские печали,
Тоска о бесполезном ритуале,
Что оборвется вдруг зимой захватной,

И неотвязной мороси рутина,
И серый лимб из пелены и сплина –
Ты все цвета преображаешь в пятна.

LONDRES
Desde el vitral de mi balcón distingo,
al fulgor del crepúsculo, la ignota
marejada de calles, en que flota
la bíblica modorra del domingo.

La bruma lenta y silenciosa empieza,
fantasmagorizando los perfiles,
a envolver la metrópoli en sutiles
velos trémulos.— Yo tengo tristeza:

La bíblica tristeza de este día,
la tristeza de inútil romería
que remata en inviernos agresores;

el tedio de lloviznas pertinaces
y tu spleen, niebla límbica, que haces
manchas grises de todos los colores.

СКИФ, 500 ДО P.Х.

Звериные рельефы древних чаш,
И безымянных всадников курганы,
И смятые копытами поляны –
Все это, скиф, потомкам ты отдашь.

Все меж Китаем и Элладой страны
Заявят: «Скиф, когда-то был ты наш!»…
Пошли со мной сооружать шалаш,
Вдыхать на тризне воздух конопляный.

Судьбу мы любопытную найдем:
Будь пастухом простым или вождем –
Историкам доставишь ты заботу.

Нам истины, быть может, не обресть,
Но, право, не великая ли честь –
Остаться примечаньем к Геродоту?

Жан-Франсуа де Лагарп (1739 – 1803)
Jean-François de La Harpe

К ее величеству императрице Всероссийской

Тобою посрамлен заносчивый Осман,
Европа отмщена твоею ратной славой,
Склонилась Порты мощь перед твоей державой,
Твой гром потряс дворец, где прячется султан.
Стамбульский янычар стенает помраченно,
Бесславие клянет, сгорает со стыда,
Взор долу опустив, влачит свои знамена,
Чьи слава и почет пропали навсегда.
От Стикса берегов на берега Дуная
Явилась тень Петра, возмездие вкушая.
Забыт былой поход, забыт ужасный Прут –
Его твои дела из памяти сотрут.
Он зрит, как, морякам доверившись умелым,
Примчала ты войска от Волги к Дарданеллам –
И турок, хищный зверь, народов бич и страх,
Бессильно платит дань, тобой повергнут в прах;
Татарам гордую свободу ты вернула,
Отринули они веления Стамбула,
Под русским кораблем – Евксинская волна,
Могуществом твоим теперь покорена.
Триумфами душа взволнована Петрова:
«Се царство женское! – державец молвит слово.
– Стыдитесь, воины, своих былых побед –
Она их превзошла всего за десять лет».

Но в битве с недругом одной победы мало:
Устроят празднество роскошное, бывало,
А средь его чудес измученный народ
От повелителя хоть крошки хлеба ждет.
Да! Часто к торжеству примешивались муки,
А горький крик нужды глушили трубны звуки,
И победители, согбенные от бед,
Встречали плачами гулянья в честь побед.
Но ты свою страну осыпала дарами,
Вкусив плоды побед, ликует меж пирами
Народ, избавленный от тяжких податей,
И благодарно чтит он милости властей!
Средь празднеств и торжеств ни разу не мелькнула
Тень буйных непотребств, бесстыдного разгула;
Никак не удержать восторженной молвы
О дивных зрелищах пирующей Москвы!
Счастливый сей народ, отмеченный судьбою,
Тебя всечасно чтит, обласканный тобою,
И подданных любовь пусть время не сотрет –
Ты строишь для нее устойчивый оплот.
В России возведет монаршее старанье
Законов праведных и добрых нравов зданье.
Приюты новые уже учреждены,
В которых наконец сольются воедино
И Спарта грозная, и мудрые Афины,
И воин-гражданин родится для страны.
Узнает с первых лет младое поколенье
Законы честного Отечеству служенья,
Ученья тяготы на пользу обратит,
Взрастая над собой, природу укротит.
Узнают юноши, стране своей на благо,
Как с возрастом растут и сила, и отвага,
Не скован гений их учением отнюдь –
Они самим себе разыщут нужный путь
Затем, чтобы, найдя по дарованью дело,
На поприще развить талант свой до предела.
Чудесна их судьба! Удел твой величав!
Ученьем создано могущество держав.
Твоих великих дел достоинство бессчетно,
И доживет оно до будущих годин;
Писать с тебя пример и тяжко, и почетно,
То бремя выдержит лишь твой державный сын.

A SA MAJESTÉ L'IMPÉRATRICE DE TOUTES LES RUSSIES.

Tu brises sous tes pieds l'orgueil des Ottomans,
L'opprobre de l'Europe est vengé par ta gloire,
Tu dictes au divan les lois de la victoire,
Et ta foudre a grondé sous les murs des sultans.
Byzance épouvantée a vu le janissaire
Indigné de sa honte, et muet de douleur,
Porter en frémissant, l'œil fixé sur la terre,
Ses drapeaux dépouillés de leur antique honneur.
De la rive des morts au Danube appelée,
L'ombre auguste de Pierre a paru consolée,
Et de la nuit du Pruth oublié les horreurs.
Il a vu tout l'éclat de tes exploits vengeurs
Les guerriers du Volga, par des routes nouvelles,
Portés de l'Océan aux bords des Dardanelles,
Ces Turcs, des nations affreux déprédateurs,
Te livrant leurs trésors et payant leurs vainqueurs;
Du Tartare affranchi l’altière indépendance,
Bravant sous ton appui le sceptre de Byzance,
Et les ports de l'Euxin à tes armes soumis,
Et sous tes pavillons ses flots assujettis.
De si rares efforts ont ému sa grande ame.
« Voilà donc, a-t-il dit, l'ouvrage d'une femme! –
« Voilà ce qu'elle a fait ? ô héros ! rougissez,
Un règne de dix ans vous a tous effacés. »

C'est peu de vaincre, hélas ! souvent parmi les fêtes,
Dans la pompe des jeux qui suivent les conquêtes,
Un peuple que pressaient l'indigence et la faim,
En célébrant son roi lui demanda du pain.
On a vu se mêler la gloire et les misères,
Et le cri du besoin aux fanfares guerrièr

Алан Сигер (1888 – 1916)
Alan Seeger

***
Мне Смерть назначит рандеву
В урочный час у баррикад,
Когда в цветеньи будет сад,
В лазури – неба вышина,
Мне Смерть назначит рандеву,
Когда воротится Весна.

Быть может, за руку возьмет
И в край свой мрачный отведет,
Тогда усну я наяву –
А может, не придет сама.
Мне Смерть назначит рандеву
У перерытого холма,
Когда Весна придет опять
Луга цветами покрывать.

Не лучше ль было мне, Господь,
Там, где шелка и аромат?
В истоме содрогалась плоть,
Любил я, грезя наяву,
Себя не смея пробуждать…
Но Смерть зовет на рандеву
Туда, где города горят,
Когда Весна уйдет опять.
Нет, трусом я не прослыву –
Не пропущу я рандеву.

I have a rendezvous with Death
At some disputed barricade,
When Spring comes back with rustling shade
And apple-blossoms fill the air—
I have a rendezvous with Death
When Spring brings back blue days and fair.

It may be he shall take my hand
And lead me into his dark land
And close my eyes and quench my breath—
It may be I shall pass him still.
I have a rendezvous with Death
On some scarred slope of battered hill,
When Spring comes round again this year
And the first meadow-flowers appear.

God knows ‘twere better to be deep
Pillowed in silk and scented down,
Where love throbs out in blissful sleep,
Pulse nigh to pulse, and breath to breath,
Where hushed awakenings are dear...
But I’ve a rendezvous with Death
At midnight in some flaming town,
When Spring trips north again this year,
And I to my pledged word am true,
I shall not fail that rendezvous.

ЛУЦИЙ АРТОРИЙ, 215

От края и до края Ойкумены
Мы пронесли имперского орла;
Мы стережем Британию от зла -
Его не сдержат Адриана стены.

Сармат, британец, римлянин военный -
На подвиги, на славные дела!
Да встанут из-за этого стола
Борцы с коварством, злобой и изменой!

Пусть с острова уйдет державный Рим,
Иссякнет, побежден собой самим, -
Настанет время нового оплота.

Меч разума не будет брошен мной,
Пока во мгле холмов страны родной
Не заблестят твердыни Камелота.

Закари де Витре (ок. 1600 – ок. 1660)
Zacharie de Vitré

***
…и дали Ему в правую руку трость (Мф. 27:29)

Душа моя – тростник, засохший и бесплодный,
Малейшим ветром он колеблем и несом,
Нет сердцевины в нем,
И сущность тростника с непостоянством сходна.

Я мнил – безвредным был тростник мой неугодный;
Нет – тростью я Тебя бью в бешенстве слепом,
Над царственным челом
Напитываю тернь я кровью благородной.

Господь! Чтоб мог я плод явить перед Тобой,
Тростник моей души в крови Своей омой –
И посох прорастет, цветущий, духовитый;

И если эта трость слаба, пуста, мелка,
То пусть ее, подав от перемен защиту,
Несет Твоя рука.

Et arundinem in dextera eius (Matthieu 27:29)

Mon âme est un roseau faible, sec et stérile,
Dépourvu de moelle, et sans fin se mouvant
Au premier gré du vent,
Tant il a d’inconstance en son être fragile.

Au moins si ce roseau ne t’était qu’inutile ;
Mais c’est lui, mon Sauveur, qui te frappe souvent,
Et pousse plus avant
Cet outrageux buisson dont ton beau sang distille.

Mon Jésus, si tu veux retirer quelque fruit
Du roseau de mon âme, après l’avoir produit,
Trempe-le dans ton sang, lui qui le fait répandre ;

Et puisqu’il est si faible, et si vide, et si vain,
Afin que d’inconstance il se puisse défendre,
Porte-le dans ta main.

Сезар де Нотрдам (1553 – 1629)
César de Nostredame

Коварство, злоба, месть, жестокость, лжеученья,
Губительный совет, насилия, бичи,
Гордыня, злато, ложь, лобзанье и мечи,
Удары, посохи, глумление, мученья,

Издевки, терние и титлом нареченье,
Вервь, путы и плевки, боль, пытки, палачи,
Венец, порфира, скиптр и ужасы в ночи,
Столп, плети, мрак, рассвет, петух и отреченье,

Знамена, факелы, солдаты, острия,
Крест, гвозди, лестницы, суды и судия,
Пот, уксус, желчь, копье, млат, клещи и зубила,

Еврей, грек, римлянин, разбойники, привал,
Светила, звезды – всё на погребеньи было
Того, Кто, смерть прияв, смерть смертию попрал.

Envie, cruauté, rancœur, faulses Doctrines,
Conseil meschant, gent dure, implacable fureur,
Or impur, félonie, orgueil, malice, erreur,
Baisers, glaives, bastons, sacrilèges, rapines,

Mespris, buffes, soufflets, roseaux, titres, espines,
Coqs, cordages, crachats et ministres d'horreur,
Bandeaux, sceptres, bassins, ténèbre, ombre, terreur,
Piliers, verges, fouets, infâmes disciplines,

Trompes, cors, estandars, falots, torches, fanaux,
Clous, escheles et crois, sentences, tribunaux,
Suye, vinaigre, fiel, marteaux, lances, tenailles,

Hébreux, Grecs et Romains, larrons, cartes et sort,
Astres, Lune, Soleil estoient aux funérailles
De celuy qui mourant fut vainqueur de la mort.

Уильям Данбар (1459 – 1520)
William Dunbar

***
Окончен бой и побежден дракон,
Пронзен мечом воителя-Христа.
Уж на кресте знак славы водружен,
Уж трескаются адовы врата,
Ревет диавол, злость его люта;
Не сделает он душам ничего,
За выкуп наш уплата принята,
Surrexit Dominus de sepulchro.*

Сражен дракон мертвящий, Люцифер,
Лукавый змий, чье смертоносно жало,
Кровавый тигр, чудовище пещер,
Чья злоба нас в засаде поджидала,
Чья лютость нас когтями раздирала.
По милосердью Бога у него
Добычи легкой более не стало.
Surrexit Dominus de sepulchro.

За нас Христос был в жертву принесен,
Себя Он отдал агнцем на закланье,
Но из гробницы львом явился Он
И к небу в рост поднялся великаний;
Взошло Авроры светлое сиянье,
И Аполлон дарует нам тепло;
Исчезла тьма, и день приходит ранний,
Surrexit Dominus de sepulchro.

Восстав, вознесся победитель ввысь,
За грех людской перенеся мученье,
Вновь небеса сияньем облеклись,
И крепче мы уверились в спасеньи.
Звон колокольный с неба шлет прощенье,
Страданье христиан утолено,
Померкло иудеев заблужденье,
Surrexit Dominus de sepulchro.

Дрожит тюрьма, тюремщик прочь бежит,
Разгромлен враг, бои прекращены,
Разбиты цепи и острог разбит,
Мир утвержден, и больше нет войны,
Уплачен выкуп, узники вольны,
Сокровища лишился своего
Враг, коим люди были пленены.
Surrexit Dominus de sepulchro.

* Восстал Господь из гроба (лат.)

Done is a battle on the dragon black,
Our champion Christ confoundit has his force;
The yetis of hell are broken with a crack,
The sign triumphal raisit is of the cross,
The devillis trymmillis with hiddous voce,
The saulis are borrowit and to the bliss can go,
Christ with his bloud our ransonis dois indoce:
Surrexit Dominus de sepulchro.

Dungan is the deidly dragon Lucifer,
The cruewall serpent with the mortal stang;
The auld kene tiger, with his teith on char,
Whilk in a wait has lyen for us so lang,
Thinking to grip us in his clawis strang;
The merciful Lord wald nocht that it were so,
He made him for to failye of that fang.
Surrexit Dominus de sepulchro.

He for our saik that sufferit to be slane,
And lyk a lamb in sacrifice was dicht,
Is lyk a lion risen up agane,
And as a gyane raxit him on hicht;
Sprungen is Aurora radious and bricht,
On loft is gone the glorious Apollo,
The blissful day departit fro the nicht:
Surrexit Dominus de sepulchro.

The grit victour again is rissen on hicht,
That for our querrell to the deth was woundit;
The sun that wox all pale now shynis bricht,
And, derkness clearit, our faith is now refoundit;
The knell of mercy fra the heaven is soundit,
The Christin are deliverit of their wo,
The Jowis and their errour are confoundit:
Surrexit Dominus de sepulchro.

The fo is chasit, the battle is done ceis,
The presone broken, the jevellouris fleit and flemit;
The weir is gon, confermit is the peis,
The fetteris lowsit and the dungeon temit,
The ransoun made, the prisoneris redeemit;
The field is won, owrecomen is the fo,
Dispuilit of the treasure that he yemit:
Surrexit Dominus de sepulchro.

Николь Бозон (до 1290 – после 1350)
Nicole Bozon

Рыцарь Христос

Историю извольте послушать, господа,
О рыцаре, чью славу умножили года.
К его любезной даме нагрянула беда;
Он для ее спасенья пошел на смерть тогда.

Известно: эта дама – заблудшая душа.
Но витязь шел на подвиг не сразу, не спеша:
Пускай узнает дама, что, тяжко согреша,
Она в безумье впала, свой разум сокруша.

Ее страданьям долго чинил он попущенье,
Чтоб стало ей понятно греха отягощенье.
Заслышав зов на помощь, он даровал прощенье,
Тем более что даму сгубило обольщенье.

На выручку любимой он выступил в поход,
У всех его сражений победным был исход,
Где силу применял он, где – хитрость и расчет,
Он знал: в конце похода его страданье ждет.

Как был прекрасен рыцарь, отправившись в сраженье!
Какие муки вынес он в самоотверженье!
Повесь в светлице, дама, являя береженье,
Щит рыцаря, на коем герба изображенье –

Серебряное поле, на нем узор червлёный;
Увенчан щит короной, из терния сплетённой;
Четыре ценных знака есть на кайме белёной,
Источник посредине, весь кровью обагрённый!

Был конь высок и крепок, породы знаменитой;
Имел четыре масти, древес четыре вида:
Из кипариса тело, кедровые копыта,
Круп – из маслины, грива – вся пальмою увита.

Шлем рыцаря – кровавых волос его копна,
Доспех чепрачный – кожа, везде рассечена,
Кольчуга – из страданий, вкушенных им сполна,
Сам Бог – его оружье, и тем рука сильна.

Сражен им в поединке пленивший нас с тобой,
Добился он победы, сокрывши образ свой, –
Ведь если б враг проведал, с кем занят он борьбой,
То ни за что на свете не вышел бы на бой.

Был витязь хитроумен на страх своим врагам –
Взял у оруженосца по имени Адам
Оружье и доспехи. Их переделав сам,
Доверил облаченье он девичьим рукам.

В покои к этой деве спустился рыцарь властно,
Ведь не было на свете другой такой прекрасной,
Вошел он к деве тихо, беззвучно и безгласно,
Лишь ей единой тайну открывши безопасно.

И рыцаря та дева всего вооружила,
Заемные доспехи из плоти возложила:
Рубаха – не из ваты, видны в ней кровь и жилы;
Налядвенником голень воителю служила;

Для ног сухие мышцы как поножи готовы,
А кости – для доспеха телесного основа,
А кожа – надоспешник, на ощупь – что шелковый,
Для жилок и сосудов прекрасней нет покрова.

Облекшися в доспехи, покинул он покои.
Сразиться жаждет витязь, скорее ищет боя;
И супостат коварный тут выступил из строя,
В противнике своем он не опознал героя.

Завидел враг доспехи, издал он злобный смех;
Христос дал супостату сражаться без помех.
Оружие отбросив, даря врагу успех,
Обрек себя на гибель – и этим спас нас всех.

На дереве повесив доспехи, как трофей,
Сломал ворота рыцарь у вражьих крепостей.
Он даму из темницы освободил, и с ней
Отправился к спасенью кратчайшим из путей.

Оригинал (на двух стр.)\Originel en anglo-normand (deux pages):

https://drive.google.com/file/d/0B8um3jY9ASlyNWE2RGJjd21Zckk/view?usp=sharing

https://drive.google.com/file/d/0B8um3jY9ASlyU1VMYUw2R3RNclU/view?usp=sharing

ФРАНСИСКО ИМПЕРЬЯЛЬ (ок. 1350 – ок. 1409)
Francisco Imperial

Сии стихи сложил означенный мессир Франсиско Имперьяль в знак любви и восхваления некоей прекрасной дамы из Севильи, которую он нарек Звездой Дианой, а сложил он их в тот день, когда узрел он ее и взглянул на ее облик, пока она шла по севильскому мосту в церковь св. Анны за пределами города

Нет, я не зря блуждал тропою странной –
Я через мост речной свершал свой ход,
И тут нежданно вижу я: идет
По берегу другому, средь Трианы,
Великолепная Звезда Диана,
Что светлою зарей восходит в мае,
Священным шагом к храму выступая.
Да сохранит тебя святая Анна!

Я встречен был щедрейшею наградой:
Она дала мне цвет жасмина нежный,
Цвет ароматный розы белоснежной
И лилию изящную из сада;
И лик ее великою отрадой
Светился, и сиял в любовной славе;
И я в ответ сказал одно лишь «Ave»,
Ведь то – цветы святого вертограда.

Молчи, Гомер! Умолкните, Гораций,
Вергилий, Данте! Не роняй ни звука,
Овидия «Любовная наука»,
Пииты, хватит ваших декламаций, –
Ведь вам с ее красою не равняться,
Она ведь – словно солнце меж звездáми,
Средь искорок – сияющее пламя,
Ей розой средь цветов пора назваться.

В речах не моих не будет умаленья
Нежнейшей Ифигении-гречанки
Иль знатной и прекраснейшей троянки, –
Ведь с этой дамой я им дам сравненье;
И пусть в сухой земле у нас цветенья
Немного – все же возросла на ней
Та роза, что других цветов милей;
Ей высшее потребно восхваленье.

Триана – исторический пригород Севильи, расположенный на противоположной от нее стороне Гвадалквивира; ныне – один из районов города.

Este desir fiso el dicho Meсir Francisco Imperial por amores e loores de una hermosa mujer de Sevilla que llamó
él Estrella Diana, e físolo un día que vio e la miró a su guisa, ella yendo por la puente de Sevilla a la iglesia de Sant'Ana, fuera de la cibdat.

Non fué por cierto mi carrera vana,
pasando la puente de Guadalquivir,
a tan buen encuentro que yo vi venir
ribera del río, en medio Triana,
a la muy hermosa Estrella Dïana,
cual sale por mayo al alba del día;
por los santos pasos de la romería,
muchos loores haya Santa Ana.

E por galardón demostrar me quiso
la muy delicada flor de jazmín,
rosa novela de oliente jardín,
e de verde prado gentil flor de liso,
el su gracioso e honesto riso,
semblante amoroso e viso suave;
propio me parece al que dijo: Ave,
cuando enviado fue del paraíso.

Callen poetas e callen autores,
Homero, Horacio, Vergilio e Dante,
e con ellos calle Ovidio D'Amante
e cuantos escribieron loando señores,
que tal es aqueste entre los mejores.
como el lucero entre las estrellas,
llama muy clara a par de centellas,
e como la rosa entre las flores.

Non se desdeñe la muy delicada
Enfregymio griega, de las griegas flor,
nin de las troyanas la noble señor,
por ser aquesta atanto loada;
que en tierra llana e non muy labrada,
nace a las veces muy oliente rosa,
así es aquesta gentil e hermosa,
que tan alto merece de ser comparada.

Баллада о Троянской войне

Ну что, пускаем в море корабли,
Готовим, что ль, станок для Пенелопы?
Пора распорядиться, чтоб гребли
На Илион галерные холопы.
Суду Париса ты пойди похлопай,
Ему был лик Еленин вожделен,
А мы хотим лишь илионских стен,
Тараном крепким с ними в страсти слиться…
Но чу! Я слышу – рек наш сюзерен:
«Троянская война не состоится!»

И что теперь, ахейцы на мели?
Отныне мы, как сельские циклопы,
Вернемся на делянку конопли,
Не воины теперь, а землекопы,
Взрастим мы кориандры и укропы.
Но худо ли от этих перемен?
Не лучше ли товарный нам обмен?
В троянский порт мы привезем пшеницу
Сменять на этанол и этилен…
Троянская война не состоится.

Ну право, хватит, чуши не мели,
Не надо криков и ногой не топай…
Умчались Ивиковы журавли
И в рэперши подалась Каллиопа.
Я, может, чуть умнее остолопа,
Я не Гомер, Гораций, иль Верлен,
Я страстью к музам вовсе не растлен,
Но все ж себе позволю усомниться,
Что нáдолго продлится мирный плен.
Троянская война не состоится!

Принц Менелай, пора вставать с колен:
В руинах Кносс, и Гелиополь – тлен,
В развале Ангкор Ват и Чичен-Ица...
Пусть прозвучит опять лихой рефрен:
«Троянская война не состоится!»

Катюль Мендес (1841 – 1909)
Catulle Mendès

Баллада о том, как полезно раздеваться весной

Блистают, как Гвадалкивир,
Под светлым небом воды Сены!
Сбрось мех, мой ангел, мой кумир,
Пусть тело вырвется из плена.
Так говорит глупец презренный:
«Прожди, мол, парочку недель».
Не будь старушкою степенной,
Разденься, милая, – апрель!

Вот обнажил холмы зефир,
Сорвал покров снегов кипенный;
Твоих холмов заждался мир
С ложбинкой нежно-откровенной…
Давай, срывай же дерзновенно
Батист, и хлопок, и синель,
Швеям плачу любую цену,
Разденься, милая, – апрель!

Весна зовет на брачный пир,
И страсть повсюду вожделенна:
В лесу ей мучится сатир,
В монастыре – монах смиренный.
Всё! Заявлю я откровенно –
Тянуть довольно канитель,
Не будь уклончивой сиреной,
Разденься, милая, – апрель!

Тепла, мой ангел драгоценный,
Ты ищешь? Что ж, твой менестрель
К твоим услугам неизменно.
Разденься, милая, – апрель!

Ballade de la convenance de se déshabiller au printemps

La Seine, clair ciel à l'envers,
S'ensoleille comme le Tage !
Laisse éclore des menus vairs
Tes bras, ta gorge et davantage.
Au diable l'imbécile adage :
" Avril. Ne quitte pas un fil. "
Il ne sied qu'aux personnes d'âge.
Quitte tout, ma mie, en avril !

Quand Zéphyr dévêt des hivers
La colline après un long stage,
Pourquoi resteraient-ils couverts
Les seins de lys qu'un val partage ?
Vent ! déchire en ton brigandage
Ces brumes : batiste et coutil !
Je me charge du ravaudage.
Quitte tout, ma mie, en avril !

C'est le temps où par l'univers
Le franc amour flambe et s'étage ;
Le faune halète aux bois verts
Et l'ermite en son ermitage.
Aimons ! plus de baguenaudage !
Les pudeurs, le refus subtil
Des flirts et du marivaudage,
Quitte tout, ma mie, en avril !

ENVOI
Ange ! si ton démaillotage
Veut un poêle, mon coeur viril
Le remplace avec avantage !
Quitte tout, ma mie, en avril.

Пьер де Бурдейль, сеньор де Брантом (ок. 1540 – 1614)
Pierre de Bourdeille, seigneur de Brantôme

Хочу быть королем, ходить в порфире,
Но не для блага царства своего,
Не чтобы чтимым быть, как божество,
Иль утопать в налоговой цифири;

Не чтоб греметь оружьем на турнире,
В ристаньях проявляя удальство,
И слышать: «Поглядите на него!
Да, наш король – храбрейший в целом мире!»;

Не чтоб иметь несчитанно псарей,
Конюшенных, собак и егерей,
Не чтобы пышным титлом нарекаться;

Не чтобы услужали мне князья,
Не чтоб монархи были мне друзья –
А чтоб с метрессой всласть накувыркаться.

Ah! je voudrois estre Roy de la France,
Non pour avoir tant de villes à moy,
Ny pour donner à un peuple la Loy
Ou estonner chacun de ma presence,

Non pour briser vertement ma lance,
Ny pour braver sur tous en un tournoy,
Pour dire après : « Ah! Dieu! que nostre Roy
Est bon gendarme et meilleur qu’on ne pense! »

Ny pour avoir aussi tant de veneurs,
Ny tant de chiens, de chevaux, de piqueurs,
Ny pour tirer honneur de ma noblesse,

D’un Duc, d’un Comte ou d’un Prince du sang,
Ou pour marcher le premier en mon rang,
Mais pour jouir bientost de ma Maistresse.

МОНАХ И ЕГО КОТ, 840

Снаружи – страх, мучения и горе,
Нашествия врагов, разбой и гнев,
И сатана, что рыкает, как лев…
Уйду в объятый тишиной скрипторий.

Ах, сколько не досказано историй!
Деянья королей и королев,
Премудрых старцев, благородных дев,
Откройтесь на пергаментном просторе!

Сказаний полон наш зеленый Эрин.
Господь не возбранит мне, я уверен,
Открыть их мнихам чужедальних стран…

Да что за вид! Да что за скверный запах!
Прокрался ты ко мне на мягких лапах
И наследил на книге, Пангур Бан!