Дэвид Линдсей (1486 – 1550)
Sir David Lindsay

Поединок Джеймса Уотсона и Джона Барбора, служителей короля Иакова V

Наутро после Троицына дня
В Сент-Эндрюсе сходились два коня,
Верхом на них – два рыцаря в броне;
Таких турниров не было в стране
Еще ни разу. Сам король был там
С супругой, множество прекрасных дам;
Баронов, графов, рыцарей немало
Увидеть поединок пожелало.
Джеймс Уотсон и Джон Барбор – имена
Двум рыцарям, вступившим в стремена;
И каждый к королю приближен был,
В палатах камердинером служил.
Джеймс Уотсон был недюжинно умен
И в лекарской науке искушен;
И Джон изведал ремесло врача –
Лечил уродов от паралича.

Перед сраженьем рыцари дрожали,
Как бабы, копья и щиты держали,
А стремена болтались на ветру;
Обоим этот бой не по нутру.
Помчались ратоборцы напролом,
Не закрепив оружия крюком;
Уж думал Джеймс – сейчас возьму свое,
Да уронил к ногам коня копье.
Клянусь, пришлось бы Джеймсу нелегко,
Когда бы Джон не целил в молоко.
«Ты думал, камнем стало мое тело? –
Воскликнул Джон. – Копье пущу я в дело!»
Ответил Джеймс: «Помилуй, погоди!
Я только небо вижу впереди!»
«И мне, коли по правде рассуждать,
Одну лишь колокольню и видать! –
Джон заявил. – Хоть руки твои хлипки,
Держись!» И тут начало новой сшибке…
Ждал было Джеймса горестный финал,
Но Джон от гнева в обморок упал.
Джеймс мог заставить нас рыдать о нем –
Да жаль, копье раздроблено конем.
Джеймс говорит: «Услуга за услугу –
Мы три удара нанесем друг другу».
«Я мстить готов!» – Джон гордо заявил,
Коня пришпорил… и копье сломил.
Разить копьем никто теперь не мог,
Но Джеймс из ножен выхватил клинок
И быстро побежал врага рассечь.
Джон не успел достать свой ржавый меч,
И Джеймс, являя доблести пример,
Взмахнул мечом – и угодил в барьер;
Мнил победить он, да попал впросак:
Застрявший меч не вытащить никак.
А между тем Джон справился с клинком
И, сквернословя, к Джеймсу мчал бегом:
«Могу творить я в гневе чудеса!
Дрожи!..» Удар пришелся в небеса.
Теперь и Джеймс возьми да закричи:
«Будь проклят день, когда тупы мечи!»
И снова схватка – с силою двукратной
Друг друга бьют в лицо перчаткой латной…
Кто победитель, было не понять,
Вдруг крикнул Джон: «Пора бы нас разнять!»
А после Джеймс: «Да! Разнимайте нас!
Я бьюсь усталым вот уж целый час!».

Так завершился славный сей турнир,
И разбежался весь крещеный мир –
Шел от бойцов крепчайший аромат,
А с вонью рядом быть никто не рад.
Настолько им сраженья были внове,
Что – слава Богу! – обошлось без крови.

Оригинал: https://tinyurl.com/y8zs9bru

Иван Голль (1891 – 1950)
Yvan Goll

Песня несломленных

Нас корова-нужда
Поит черным обратом,
Нас на бойне всегда
Режут брата за братом.

Враг нам хлеба принес,
Что истерся до пыли;
Нас облаивал пес
На голгофской могиле.

Прорастет все равно
В нашей жирной землице
Нашей воли зерно,
Нашей злобы грибница.

Мы взрастим виноград,
Полный дьявольской серы;
В наших лозах – сам ад,
Дышит кровь Люцифера.

Мы не станем рыдать,
В исступлении воя –
Наших пращуров рать
Встретит нас под травою.

Там, в гнезде у совы –
Яйца мести крылатой.
Дети, будете вы
Люты, словно волчата.

1942

Chant des invaincus

Nous buvons le lait noir
De la vache misère,
Quand dans les abattoirs
On égorge nos frères.

On nous donne du pain,
Mais c'est de la poussière,
Et notre ami le chien
Aboie à nos calvaires.

Mais nous saurons planter
Dans notre grasse terre
Le grain de liberté
La truffe de colère.

Et dans nos vins d'enfer
Dans la grappe et la treille
Le sang de Lucifer
Fulmine encore et veille .

N'avons-nous que des yeux
Pour pleurer notre perte ?
Non, l'armée des aïeux
Attend sous l'herbe verte .

Dans la nuit le hibou
Couve l'œuf de vengeance,
Nos fils seront des loups
Et de la pire engeance.

1942

…И сказал тогда Гораций,
Сей отважный Страж Ворот:
«Смерть к любому из живущих
Рано, поздно ли придет.
Лучшая для мужа гибель –
В битве с полчищем врагов
За своих отцов могилы,
За алтарь своих богов».

Т.Б. Маколей, «Песни Древнего Рима»

Then out spake brave Horatius,
The Captain of the Gate:
"To every man upon this earth
Death cometh soon or late.
And how can man die better
Than facing fearful odds,
For the ashes of his fathers,
And the temples of his Gods."

T.B. Macaulay, Lays of Ancient Rome

Карл Орлеанский (1394 -1465)
Charles, Duke of Orleans

Один я, и один хочу я жить,
Один я, жизнь безрадостно течет,
Один я, и печалей не избыть,
Один, без госпожи, который год,
Одну ее никто мне не вернет.
Один я, долю проклинать я буду,
Один живу под бременем невзгод,
Один живу я, изгнан отовсюду.

Один в пустыне должен боль сносить,
Один я несчастливей всех сирот,
Один, кто счет свой должен оплатить,
Один - никто на голос не придет.
Один терплю я злоключений гнет,
Один я уповаю лишь на чудо,
Один, чья злоба милостью слывет,
Один живу я, изгнан отовсюду.

Одну лишь смерть хочу к себе пустить,
Один среди печалей и забот,
Один с врагом пытаюсь я дружить,
Один, кто в добром здравии умрет,
Один, кто гибель с нетерпеньем ждет,
Один живу я, ненавистный люду,
Один, кто для тебя одной живет,
Один живу я, изгнан отовсюду.

Один, любви лишенный сумасброд,
Один себе лекарства не добуду,
Один живу, чтоб дней прервался счет,
Один живу я, изгнан отовсюду.

Alone am y and while to be alone
Alone withouten plesere or gladnes
Alone in care to sighe and grone
Alone to wayle the deth of my maystres
Alone which sorow will me neuyr eesse
Alone y curse the lyf y do endure
Alone this fayntith me my gret distres
Alone y lyue an ofcast creature.

Alone am y most wofulest bigoon
Alone forlost in paynful wildirnes
Alone withouten whom to make my mone
Alone my wreehid ease forte redresse
Alone thus wandir y in heuynes
Alone so we worth myn aventure
Alone to rage this thynkith me swetnes
Alone y Iyue an ofcast creature.

Alone deth com take me here anoon
Alone that dost me dure so moche distres
Atone y lyue, my frendis alle ad foon
Alone to die thus in my lustynes
Alone most welcome deth to thi rudenes
Alone that worst kan pete lo mesure
Alone came on, y bide but thee dowtles
Alone y lyue an ofcast creature.

Alone of woo y haue take such excesse
Alone that phisik nys ther me to cure
Alone y lyue that willith it were lesse
Alone y lyue an of cast creature.

Карл Орлеанский (1394 – 1465)
Charles d'Orléans

***
В чертогах мысли обитая,
Я счет веду казне своей.
Пышна палата золотая,
Роскошных много в ней вещей.
Совет я сердцу дам смелей:
Там жить, бесстрастие вкушая,
Жилище наше охраняя
От всех прискорбных новостей.

Вот к нам Тоска приходит злая,
Чьих ухищрений нет подлей,
Палату захватить желая
И с сердцем нас прогнать взашей.
Но мы окажемся храбрей,
Рать против рати собирая,
Надежды знамя воздымая
От всех прискорбных новостей.

Имуществ перечень читая,
Гляжу: богатства много в ней;
Не разорится кладовая.
Я зла не делал для людей,
Мне с сердцем умереть милей –
Я лучше это возжелаю,
Чем Ум гневить, изнемогая
От всех прискорбных новостей.

В согласьи будем, чтоб скорей
Нам в порт вернуться из морей!
Наш мир непрочный населяя,
Клянусь Покой хранить всегда я
От всех прискорбных новостей.

En la chambre de ma pensée,
Quant j'ay visité mes trésors,
Maintesfoiz la treuve estorfée
Richement de plaisans confors.
A mon cueur je conseille lors
Qu'y prenons nôtre demourée,
Et que par nous soit bien gardée
Contre tous ennuyeux rappors.

Car Desplaisance maleurée
Essaye souvent ses effors,
Pour la conquester par emblée
Et nous bouter tous deux dehors;
Se Dieu plaist, assez sommes fors
Pour bien tost rompre son armée,
Se d'Espoir banyere est portée
Contre tous ennuveux rappors.

L'inventoire j'ay regardée
De noz meubles, en biens et corps;
De legier ne sera gastée,
Et si ne ferons à nulz tors.
Mieux aymerions estre mors,
Mon cueur et moy, que couroucée
Fust Raison sage et redoubtée.
Contre tous ennuyeux rappors.

Никола Рапен (1535 – 1608)
Nicolas Rapin

***
Как брошу я холмы, зеленые побеги,
Оставлю ручейки, лужайки и леса,
Уйду я из долин, где травы, древеса,
Где Эхо вторит мне среди природной неги?

Как в город я вернусь, где в безрассудном беге
Свободно не вздохнуть, где скрежет колеса,
Где звон колоколов, людские голоса,
Где смешаны с толпой и мулы, и телеги?

Уж лучше тут мне жить, забывши про почет,
Вновь честолюбие меня не увлечет –
Свобода сёл милей придворного мытарства.

В изгнании я рад прожить последний час,
Забыв дворцовый шум, умру я возле вас,
Вы купно – мой монарх, народ и государство.

Оригинал: http://tinyurl.com/hbk6bg2

ХЛЕБОСОЛЬНЫЙ БАРИН, 1820

Кому нужны рагу да фрикасе!
Я всех готов почтить ухой стерляжьей.
Эй, Прохор, шевелись, детина ражий,
Тарелки здесь расставлены не все!

Жаркое нежно, словно пух лебяжий,
Анисовка - что маков цвет в росе...
Мой барский стол пред всеми в авантаже,
Но стойте! позабыл о карасе!...

Мне, мальчик, ненавистна персов роскошь,
Мне б за ботвиньей в Устюжну иль Россошь,
Да закусить яичницей в Твери.

Но ананас на блюде перуанский,
И все, что пел Державин в «Жизни Званской»...
Чу! Гости едут! Ну-ка, посмотри!

Уильям Блейк (1757 - 1827)
William Blake

Серый монах

«Я гибну! – возгласила мать. -
И детям хлеба не сыскать.
Что говорил тиран вчера?»
Тогда монах привстал с одра.

Пронзен был у монаха бок,
Бессчетны раны рук и ног,
Его суставы и мослы –
Корней изогнутых узлы.

Нет ни слезы в очах сухих;
Затем, в стенаниях глухих,
Дрожа, но побеждая страх,
Такую речь сказал монах:

«Мне Бог в келейный темный час
Вести писанье дал приказ.
Я знал: лишь летопись начну –
Все, что любил я, прокляну.

Мой брат от глада изнемог,
Был плач детей его жесток,
На дыбе побывал я сам,
Смеясь бичам и кандалам.

Отец твой тысячную рать
Сумел на севере собрать,
За ним твой брат облекся в сталь –
Мстить за детей твоих печаль.

Но тщетен лук, бессилен меч –
Войны оружьем не пресечь;
Молитвы старцев, слезы вдов
Одни спасут нас от оков.

В слезинке разум заключен,
А Божий меч – невинных стон,
Стенаний мученика звук
Стрелою шлет Господень лук.

…Тирана беглого покой
Был найден мстителя рукой.
Тирана сталью он извел –
И сел тираном на престол».

‘I DIE, I die!’ the Mother said,
‘My children die for lack of bread.
What more has the merciless tyrant said?’
The Monk sat down on the stony bed.

The blood red ran from the Grey Monk’s side,
His hands and feet were wounded wide,
His body bent, his arms and knees
Like to the roots of ancient trees.

His eye was dry; no tear could flow:
A hollow groan first spoke his woe.
He trembled and shudder’d upon the bed;
At length with a feeble cry he said:

‘When God commanded this hand to write
In the studious hours of deep midnight,
He told me the writing I wrote should prove
The bane of all that on Earth I love.

‘My brother starv’d between two walls,
His children’s cry my soul appalls;
I mock’d at the wrack and griding chain,
My bent body mocks their torturing pain.

‘Thy father drew his sword in the North,
With his thousands strong he marchèd forth,
Thy brother has arm’d himself in steel,
To avenge the wrongs thy children feel.

‘But vain the sword and vain the bow,
They never can work War’s overthrow.
The hermit’s prayer and the widow’s tear
Alone can free the world from fear.

‘For a tear is an intellectual thing,
And a sigh is the sword of an Angel King,
And the bitter groan of the martyr’s woe
Is an arrow from the Almighty’s bow.

‘The hand of Vengeance found the bed
To which the purple tyrant fled;
The iron hand crush’d the tyrant’s head,
And became a tyrant in his stead.’

Гийом Кольте (1598 – 1659)
Guillaume Colletet

Сирены Фонтенбло

Я обретаюсь днесь в роскошнейшей пустыне,
Где люди - короли, где смертны божества,
Тут скалы и ручьи, деревья и листва,
Отнюдь не сельские тут боги и богини.

Мне звуки музыки врачуют душу ныне
(Разлуку с милою я пережил едва);
Приятны звоны струн, распевные слова,
Но я среди забав попался в плен кручине.

Как мало здесь любви, как низко можно пасть!
В иных пойду местах искать иную страсть,
Целение искать душе отягощéнной.

Оставить нам пора зловещий сей вертеп
И двор сей уравнять с коварною Сиреной -
Он пеньем сладостен и нравами свиреп.

Оригинал:

http://tinyurl.com/h2cmc3f

Роберт Сервис (1874 - 1958)
Robert Service

Дуэль

Друг друга звали на дуэль
Француз и англичанин;
Кровопролитие – их цель,
И план их негуманен:

Стреляться предстояло им
Во мраке во кромешном,
Где все решается одним
Движением поспешным.

Во мраке не видать ни зги
И пусто в помещенье;
Лишь по дыханию враги
Нашли себе мишени.

Отправил злейшую из пуль
Мусью творить бесчинства…
- Промазал! - закричал Джон Буль.
Француз ответил: «Свинство!»

А вслед за этим тишина
Повисла, будто морок;
Решил британец, что сполна
Наказан лютый ворог.

«Француза – в пекло? Не дерзну
Вершить его судьбу я...
Пойду-ка лучше да пальну
В каминную трубу я».

И в дымоход сей джентльмен
Не целясь взял да бухнул;
Вдруг – страшный крик! И, убиен,
Француз оттуда рухнул…

Во Францию поедешь – знай:
Чтоб не было конфуза,
Местами в байке поменяй
Британца и француза.

Duello

A Frenchman and an Englishman
Resolved to fight a duel,
And hit upon a savage plan,
Because their hate was cruel.

They each would fire a single shot
In room of darkness pitchy,
And who was killed and who was not
Would hang on fingers twitchy.

The room was bare and dark as death,
And each ferocious fighter
Could hear his fierce opponent's breath
And clutched his pistol tighter.

The Gaston fired - the bullet hissed
On its destructive mission . . .
"Thank God!" said John Bull. "He has missed."
The Frenchman cried: "Perdition!"

Then silence followed like a spell,
And as the Briton sought to
Reply he wondered where the hell
His Gallic foe had got to.

And then he thought: "I'll mercy show,
Since Hades is a dire place
To send a fellow to - and so
I'll blaze up through the fireplace."

So up the chimney he let fly,
Of grace a gallant henchman;
When lo! a sudden, sooty cry,
And down there crashed the Frenchman . . .

But if this yarn in France you tell,
Although its vein be skittish,
I think it might be just as well
To make your Frenchman - British.

Другие стихи Р. Сервиса, в т.ч. в переводах вашего покорного слуги, можно прочесть тут: https://www.labirint.ru/books/636310/

Жан де Спонд (1557 - 1595)
Jean de Sponde

Нет жизни от угроз, от битв, от испытаний.
Плоть, падший Ангел, мир – вот кем я осажден;
Низвергнут, сотрясен, коварно обольщен
Я ковами, волной и силой чарований.

От страха, от грозы, от лживых заклинаний
Пошлешь ли мне, Господь, корабль, опору, сон?
Увижу ли Твой Храм, что славой освящен,
Услышу ль вышний глас, коснусь ли мощной длани?

Господь, я ощущал, как бились много раз,
Желая одолеть твой Храм, и длань, и глас,
Мятежный Ангел, плоть и мир сей многогрешный.

Но Храм, и длань, и глас – все станет для меня
Опорой, судном, сном, отважно прочь гоня
И чары, и волну, и ков их безуспешный.

***
Tout s'enfle contre moi, tout m'assaut, tout me tente,
Et le monde, et la Chair, et l'Ange révolté,
Dont l'onde, dont l'effort, dont le charme inventé,
Et m'abîme, Seigneur, et m'ébranle, et m'enchante.

Quelle nef, quel appui, quelle oreille dormante,
Sans péril, sans tomber, et sans être enchanté,
Me donras-tu ? Ton Temple où vit ta Sainteté,
Ton invincible main, et ta voix si constante ?

Et quoi ! mon Dieu, je sens combattre maintes fois
Encor avec ton Temple, et ta main, et ta voix,
Cet Ange révolté, cette chair, et ce Monde.

Mais ton Temple pourtant, ta main, ta voix sera
La nef, l'appui, l'oreille, où ce charme perdra,
Où mourra cet effort, où se rompra cette onde.

Онора Ложье де Поршер (1572 – 1653)
Honorat Laugier de Porchères

Смерть Полемандра в сравнении с ракетой

Горящая огнем стрела пороховая,
Которой жизнь – полет и чье дерзанье – свет,
Ты грохотаньем гроз, ты вспышкою комет
Являешься, гремя, являешься, сверкая,

О ярый змий огня, шипенье издавая,
Ты тщился досягнуть сияющих планет,
Дерзал подняться ввысь – но достиженья нет,
Ты всем грозишь войной, бессильно погибая.

Награду у тебя отъемлет твой удел,
А честь ты разменял на много подлых дел,
И равен твой почет твоей же укоризне.

Отвага и позор сплелись в твоей мечте:
Ты смел – и низким ты не смог уйти из жизни,
Ты зол – и потому не жил на высоте.

Смерть Полемандра… – как считается, под условным именем «Полемандр» (др.-греч. «муж войны») в сонете упоминается полководец Шарль де Гонто, герцог де Бирон (1562 – 1602). Отличившись в религиозных войнах и в кампаниях против Савойи и Испании, он был уличен в сговоре с испанцами, целью которого было свержение Бурбонов, отторжение от Франции Бургундии и воцарение в ней самого Бирона. После раскрытия заговора герцог был заключен в Бастилию, а после обезглавлен.

Sur la mort de Polemandre comparée avec une fusée

Trait de poudre enflamé qu'un peu de feu desserre
A qui le luire est vivre et le vivre est monter,
Que l'on voit resplendir, que l'on voit éclater,
Ores comme un comette, ores comme un tonnerre ;

Brave dragon de feu qui, sifflant loin de terre.
Te voudrais comme un astre au ciel faire adopter ;
A l'entreprendre hardi, faible à l'exécuter;
En aspirant heureux, mourant te fais la guerre ;

Le sort qui de l'effect te dérobe le prix
Te laisse au moins l'honneur de l'avoir entrepris,
Et c'est en quoi ta gloire égale ton dommage :

Car, ayant de disgrâce autant que de valeur,
Tu ne peux mourir bas avecques ton courage
Ni ne peux vivre en haut avecques ton malheur.

ТУРКМАНЧАЙ, 1828

Сражая циркуляры и фирманы,
Фехтуя шпагой острого ума,
Ты заново чертил на карте страны –
Но вот и над тобой сгустилась тьма.

Оставив неродимые дома,
Потянутся в России караваны
Из тех, кому вся Персия – тюрьма,
И переполнят злобу Тегерана.

Когда милордов эксклюзивный клуб
Игрушкой черни сделает твой труп, –
Из пораженья возрастет победа;

Но на дорогах уж который век –
Печальная процессия телег
И крики: «Что везете? – Грибоеда.»

Теофиль де Вио (1590 – 1626)
Théophile de Viau

Сонет на изгнание в пустоши Кастель-Жалу

Изгнанья для меня настали времена
В местах, где общество мое – лесные волки,
Где белками кишит пахучая сосна,
Где весь доход – смола да с дерева иголки,

Где холодно в дому, где опустели полки,
Где старость и тому, кто счастлив здесь, страшна,
Где строгой нищеты упреки вечно колки,
Где яростью небес земля угнетена,

Где солнце, разузнав про мой тяжелый жребий,
Чтоб горше я стонал, чуть ползает на небе,
И вдвое тягостней унылый час идет.

Но разве странно то, что медленно светило?
Ведь милость короля привычке изменила
И перекрыла мне поток своих щедрот.

SONNET SUR SON EXIL DANS LES LANDES DE CASTEL-JALOUX

Je passe mon exil parmi de tristes lieux,
Où rien de plus courtois qu’un loup ne m’avoisine,
Où des arbres puants fourmillent d’Écurieux,
Où tout le revenu n’est qu’un peu de résine.

Où les maisons n’ont rien plus froid que la cuisine,
Où le plus fortuné craint de devenir vieux,
Où la stérilité fait mourir la lésine,
Où tous les Éléments sont mal-voulus des Cieux.

Où le Soleil contraint de plaire aux destinées,
Pour étendre mes maux allonge ses journées,
Et me fait plus durer le temps de la moitié.

Mais il peut bien changer le cours de sa lumière,
Puisque le Roi, perdant sa bonté coutumière,
A détourné pour moi le cours de sa pitié.

Марен Ле Со (ок. 1550 - ?)
Marin Le Saulx

***
Кто разумом своим познает и сочтет
Все, что природою сокрыто от воззрений,
Разнообразие, различье всех явлений,
Все свойства, силу их, название и род?

Кто знает, сколько звезд вмещает небосвод
И сколько на полях цветов порой весенней -
Роз, лилий и гвоздик? Кто множества цветений
Сочтет бесчисленность и точно назовет?

Кто может сосчитать, вглядясь в пучину моря,
Чешуйчатых существ, живущих в сем просторе,
Кто этой глубины перстом укажет дно?

Кто тайну разгадал сей тайны сокровенной?
Лишь Тот, в Ком Божество едино с плотью бренной,
Кем Бесконечное в конечном вмещено.

***
Qui peut en son esprit comprendre entièrement,
Cette variété de tant, et tant de choses,
Au sein de la nature étroitement encloses,
Et connaître leur force et vertu pleinement :

Qui peut nombrer les feux de tout le firmament,
Et les champêtres fleurs sur un Printemps décloses,
Qui des lys, des œillets, des romarins, des roses
Peut le nombre nombrer dès le commencement :

Qui peut nombrer encor dans la mer orgueilleuse
Des peuples écaillés cette troupe nombreuse,
Et sonder de son doigt les abîmes profonds,

Un tel peut le secret de ce secret comprendre,
Qui joint la Déité à notre chair de cendre,
Et à l’homme fini l’Éternité sans fond.

Мария де Гурне (1565 – 1645)
Marie de Gournay

Дочь королевского казначея Гийома де Жара, получившего за службу дворянство и поместье Гурне-сюр-Аронд в Пикардии. К 18 годам самостоятельно выучила латынь и греческий; прочитав первый том «Опытов» М. де Монтеня, была настолько восхищена книгой, что загорелась желанием встретиться с ее автором. В 1588 г. Монтень и де Гурне встретились в Париже; затем он посетил и ее поместье. Монтень называл де Гурне «духовной дочерью, любимой мною бесспорно не только отечески, но и много сильнее»; после его смерти она подготовила первое комментированное издание «Опытов». Переселившись в Париж в 1591 г., неизменно пользовалась покровительством королевского двора; кардинал Ришельё назначил ей стипендию. Одна из самых образованных женщин своего времени, она переводила сочинения Саллюстия, Овидия, Вергилия, Тацита, участвовала в литературной и философской полемике. Считается одной из предшественниц феминизма.

Мишелю де Монтеню на его «Опыты»

Как огонек звезды, завидевший рассвет,
Приветствуя зари грядущее рожденье,
Последним сполохом в ярчайшем освещенье
Сияет – а потом его пропал и след,

Вот так же Франция, в огне скорбей и бед,
Увидела в тебе последнее спасенье,
Ожив и превзойдя свое опустошенье,
Последний свой шедевр произвела на свет.

Ты с юных лет моих, по истеченью детства,
Без знания тебя, без ближнего соседства,
Лишь чтеньем «Опытов» в отцы мне сопричтен;

Дай в книгу мне внести писаньями златыми
Сей стих, навеянный страницами твоими:
«Сей труд писал Монтень, а мыслил – Аполлон».

A MICHEL, SEIGNEUR DE MONTAIGNE sur ses « essais »

Ainsi que l'œil d'un astre, ornement de la nuit,
Qui voit du nouveau jour la pressante saillie
Rallumant tout en soi sa vigueur recueillie
Décoche un vif éclair, puis à chef bas, s’enfuit.

Ainsi la France hélas ! dont jà le bûcher luit
Pour voir d’un haut honneur sa détresse assouvie.
Ranimant à ce coup ses esprits et sa vie,
Comme un dernier chef-d'œuvre entre nous l’a produit.

Toi que, dès l’âge simple où l’on sort de l’Enfance,
Loin de ton beau séjour, loin de ta connaissance,
Sous la foi des « Essais » pour père j’ai reçu,

Permets qu’en lettres d’or sur leur carte immortelle
Je grave ici ce vers qui s’éternise en elle:
Montaigne écrit ce livre, Apollon l’a conçu.

Луис де Гонгора (1561 – 1627)
Luis de Góngora

***
Как славна песнь Алкиноя,
Орфея реки Гвадианы,
О благе, что так непрочно,
О зле, что так постоянно!

По золоченой кифаре
Перстами водя, он играет,
Струнами двигает горы,
Струнами воды смиряет.

Как славно поет он о жизни,
Оплакивает кручины!
И песне, и плачу внемлют
Воды и гор вершины.

Жизнь кратка, долги упованья в мире,
Добро все дальше, а беда все шире.

Добро – что цветок невзрачный:
Начав на заре цветенье,
На солнце он увядает,
Не встретясь с вечерней тенью.

Беда – что дуб коренастый,
Он крепко с утесом сросся,
Ему век за веком чешет
Время зеленые косы.

Жизнь – что олень на травле,
Его окрыляют стрелы;
Счастье – тот зверь ленивый,
Что дом громоздит на тело.

Жизнь кратка, долги упованья в мире,
Добро все дальше, а беда все шире.

¡ Oh cuan bien que acusa Alcino,
Orfeo de Guadiana,
Unos bienes sin firmeza
Y unos males sin mudanza!

Pulsa las templadas cuerdas
De la cítara dorada ,
Y al son desata los montes
Y al son enfrena las aguas.

¡ Oh cuan bien canta su vida,
Cuan bien llora su esperanza!
Y el monte y el agua escuchan
Lo que llora y lo que canta.

La vida es corta y la esperanza larga,
El bien huye de mi y el mal se alarga.

El bien es aquella flor
Que la ve nacer el alba,
Al rayo del sol caduca,
Y la sombra no la halla.

El mal la robusta encina ;
Que vive con la montaña,
Y de siglo en siglo el tiempo
Le peina sus verdes canas.

La vida es ciervo herido,
Que las flechas le dan alas,
La esperanza el animal
Que en sus pies mueve su casa.

La vida es corta y la esperanza larga,
El bien huye de mi y el mal se alarga.

Лоран Демулен (ок. 1450 – 1525)
Laurent Desmoulins

Баллада, обращенная к пресловутым англичанам

Пусть в топи Стикса, в глубь смертельных вод,
В Коцит, который покрывает лед,
В ад, где Тантала мука изводила,
Иль в лабиринт, где скрыт от глаз проход,
Туда, где буйствует водоворот,
В ту бездну, где Харибда и где Сцилла,
В моря, что Гея древле породила,
Туда, где царствует Плутон-тиран,
Забросит некой чудотворной силой
Всех мерзких и похабных англичан.

Пусть аспидов, драконов хищный род,
Клубок гадюк с отравленных болот,
Лягушки, жабы, что живут средь ила,
Пусть лев, повсюду мечущий помет,
Зловонный тигр, что в клочья жертву рвет,
Пусть пасти леопарда, крокодила,
Змеиные клыки, кабаньи рыла,
Горгоны и грифоны чуждых стран
Пожрут народ, в котором все прогнило, –
Всех мерзких и похабных англичан.

Пусть кто-нибудь в острог их упечет,
Побьет камнями, розгой иссечет,
Чтоб до песчинки их бы измельчило,
Пусть Бусирид их поместит под гнет,
Пусть греческий огонь их всех сожжет,
Чтоб вечно им дымиться, как кадилу,
Чтоб их чумой и мором поразило, –
Пусть за злодейства, жадность и обман
Пытают так, чтоб боль не уходила,
Всех мерзких и похабных англичан.

О Принц небес! К Тебе, как прежде было,
С прошеньем подступаю, полный пыла,
Молю Тебя, дерзаньем обуян:
Создай мученья, чтобы изъязвило
Всех мерзких и похабных англичан.

Ballade adressante auditz Angloys

Au profond centre de l'estang Geolus ,
Au labyrinthe construict par Dedalus,
Etaux fleuves de Stix, eaux ténébreuses,
Dedens le gouffre où est mis Tentalus,
Aux froides undes des grans lacz Cerberus,
Ou en Scilla, abismes périlleuses,
Dedens les mers de Gée dangereuses ,
Par Plutonicques et par leurs fiers desroys,
Soyent plongez, par forces merveilleuses,
Ses gros souillars et infâmes Angloys.

Par grans serpens et par dragons goulluz,
Par coquodrilles et par crapaulx veluz,
Et couleufvres infaictes, venimeuses,
Par fiers lyons tous d'ordure poluz,
Par loupz, par tigres puans et dissoluz,
Par gorgonnes et bestes ravineuses,
Par lyepars, par aspics dangereuses,
Ou par griffons et leurs cruelz aboys,
Dévorés soyent, comme gens malheureuses,
Ses gros souillars et infâmes Angloys.

Soubz gros rochers en prison detenuz,
El de fléaux soyent brisez menuz
Comme sablon est en mers areneuses,
De Dyoméde, de Busirres tenuz
En feu gregoys et en souffre tous nuz,
En fumées de souffres ombrageuses,
D’epydimie, de mors contagieuses;
Pour leurs malfaictz soyent à ceste foys
Tous absorbez par façons douloureuses,
Ses gros souillars et infâmes Angloys,

Prince du ciel, de pensées désireuses,
Par oraisons humbles, affectueuses,
Je te supplie, comme ay faict plusieurs fois ,
Que confondes en peines langoureuses
Ses gros souillars et infâmes Angloys.