Привет, эксперты!

Вчера мы начали вспоминать про Аду Лавлейс и ее вклад в зарождение программирования. Сегодня давайте погрузимся в содержание ее «Примечаний» к переводу работы Л.Ф. Менабреа «Очерк аналитической машины, изобретенной Ч. Беббиджем» и остановимся на некоторых любопытных моментах оттуда.

1. О назначении машины

«Мы можем рассмотреть машину как материальное и механическое воплощение анализа, и что наши фактические возможности в этом разделе человеческого познания будут использоваться эффективнее.

Это нужно, чтобы идти в ногу с нашими теоретическими познаниями об этих принципах и законах. И реализуется это через получение полного контроля над обращением с алгебраическими и численными символами, который и дает нам машина.»

2. О возможностях машины

Машина способна обрабатывать не только числа, но и символы, и, следовательно, может выполнять не только арифметические, но и аналитические задачи. Она может «ткать» алгебраические узоры, подобно тому, как станок Жаккара «ткал» узоры на ткани.

Ада видела в машине универсальный инструмент для решения разнообразных задач, включая и математические.

3. О «нежелательном дополнении»

Аналитической машине не нужна возможность работы с буквенными значениями:

«Устройства, способные реализовать эти возможности, усложнят и увеличат механизм до такой степени, что полностью обесценят преимущества машин. <…> Главная цель изобретения — переводить на числовой язык общие формулы анализа, законы образования которых мы уже знаем»

4. О «преувеличении возможностей»

Не стоит думать, что машина может создавать что-то новое. Ее задача — помогать в решении уже известных задач.

«При рассмотрении всего нового его можно либо переоценить, либо недооценить, если выясняется, что наши устойчивые представления нужно менять. Аналитическая машина не претендует создание чего-то совершенно нового. Она может выполнить все то, что мы ее попросим сделать. Она анализирует, но не предугадывает аналитические зависимости или истины. Задача машины — помочь нам получить то, с чем мы уже знакомы»

С этой мыслью в 1949 г. Алан Тьюринг поспорил в статье «Может ли машина мыслить?». Но не будем забывать другую фразу Лавлейс.

6. Про генерацию «не нового»

«Фундаментальные взаимосвязи между звуками в науке о гармонии поддавались бы воздействию абстрактных операций, то машина могла бы их использовать для написания научным методом музыкальных произведений любой сложности»

5. Про вклад в развитие программирования

Из текста следует, что Ада разработала программу решения системы линейных уравнений, используя концепцию рабочих ячеек памяти. Еще она ввела понятие «цикла», чтобы обозначать повторяющиеся последовательности операций. Несмотря на то, что тогда не было известно о возможностях программирования для решения сложных задач, понимание основных принципов уже появилось.

* * *

В прошлом посте я написал, что до сих пор ведутся споры о том, кому принадлежит авторство всех прорывных идей из этого текста — самой Аде или все же Бэббиджу. На этот счет имеем сказать следующее:

— Ада Лавлейс работала в тесном сотрудничестве с Чарльзом Бэббиджем, и естественно, это влияло на ее работу. Более того: она видела себя толкователем работ Бэббиджа.
— Даже если она использовала идеи Бэббиджа в качестве фундамента для своей работы, ее вклад в развитие программирования бесспорен.

У всех нас есть наставники. Но далеко не все и сейчас могут так тонко описывать на бумаге принципы программирования, формулировать ключевые концепции и решать с помощью сложных приборов математические задачи. А в прогнозах все ошибаются. Знаете ли вы, что будет через 200 лет? Мы, например, не знаем.

Лавлейс прожила всего 36 лет. Через 124 года после ее смерти американское Минобороны заказало разработку универсального языка программирования, который назвали «Ада».

К персонам Бэббиджа и Лавлейс мы обязательно вернемся в следующих постах.

#историяпрограммирования

Утро, эксперты! Похоже, закупки зарубежного софта запрещают. По крайней мере для госкомпаний

Вчера Минфин опубликовал на regulation проект постановления, которым ведомство предлагает запретить в рамках процедуры (44-ФЗ и 223-ФЗ) закупать через тендерные площадки иностранные интегральные схемы, смарт-карты, программное обеспечение (ПО) и другие классы товаров, не относящиеся к IT. Первым на документ обратил внимание "Ъ". Газета уточняет:

Также Минфин приводит более 400 товаров разных категорий, на закупку которых предлагается распространить ограничение, но не полный запрет (компьютеры, планшеты и другая электроника). Ограничение оставляет возможность госкомпаниям приобретать иностранную продукцию, если на рынке нет российских аналогов, применяя так называемое правило «второй лишний», которое уже распространяется на всю электронику

В целом участники российского IT-рынка идею Минфина поддерживают (было бы странно, если бы не поддерживали), но тут два забавных нюанса. Во-первых, судя по заметке "Ъ", Минфин не согласовывал свою инициативу с Минпромторгом и Минцифры. Во-вторых, в перечень товаров, чьи закупки госкомпаниями будут ограничены не попали сервера и системы хранения данных, на что торжественно обратила внимание АНО "Вычислительная техника" и даже пообещала в ближайшее время направить в Минпромторг письмо, хех.

От себя, ребятки, добавим следующее.

Первое. Любой протекционизм - это замечательно, но лишь тогда, когда он работает в полную силу и не на бумаге. Помнится, ребятки, для госов уже установлены минимальные квоты на закупку отечественной вычислительной техники. Выполняются ли эти квоты? Я, например, не уверен, как и мои знакомые на рынке электроники.

Второе. Даже самые замечательные меры по защите внутреннего рынка легко ломаются об колено так и не решенным вопросом ограничения параллельного импорта вычтеха. Конкурировать на открытом рынке с китайской техникой, текущей в страну ручейками, непросто. О том, почему слишком эффективный параллельный импорт оказался выстрелом в колено, этом я целую колонку написал, гляньте.

Третье. Голь на выдумки хитра. Если какой-нибудь госкопрорации запретят закупки зарубежного ПО, а ей оно ну очень потребуется, госкорпорация закупит не лицензии, а услуги по предоставлению доступа к такому ПО. Или технику с предустановленным ПО - схем можно выдумать десятки. Так что механизм протекции мало разработать, еще нужно следить за тем, чтобы он не сбоил.

Удивительное и невероятное, эксперты. Макс Горшенин взял ЧАСОВОЕ интервью про МЦСТ и "Эльбрус". Герой - Константин Трушкин, заместитель директора по маркетингу компании МЦСТ.

🍿🍿🍿 Всей редакцией пошли за попкорном.

P.S. даже про игровую консоль на "Эльбрусе" есть, мое почтение

Со смыслом 🐺 …

Привет, эксперты!

Недавно в комментариях под нашим постом проскочила мысль: никакого госрегулирования и субсидий не нужно, свободный рынок сам себя отрегулирует, туда-сюда и все будут миллионеры. Подобные вещи пишут и авторы соседних каналов. Каждый раз вспоминаем про две технологичные страны, в которых рынок уже сложился и все порешал. Начнем, пожалуй, с Южной Кореи.

В отличие от, например, США, где официально государственное регулирование экономики ограничено, правительство Южной Кореи открыто вмешивается в экономическую жизнь страны. Особенно это заметно в сфере высоких технологий: правительство проводило политику по развитию полупроводниковой промышленности с середины 80-х годов прошлого века. KPI, с которым работали чиновники, звучал до боли знакомо: «к 2001 году создать индустриальную инфраструктуру на уровне лучших мировых показателей». Сейчас Samsung и LG производят чипы, дисплеи и прочие железяки для Google и Apple, а выручка одной лишь Samsung в 2022 году составила около 23% от ВВП всей страны. Похоже, получилось.

На истории Samsung мы чуть подробнее остановимся на выходных (там есть о чем поговорить и подумать), а сегодня чуть подробнее о том, как государство вкладывалось в развитие отрасли. Чтобы промышленности было хорошо, государство активно поддерживает госрегулирование банковской деятельности, налоговые скидки и займы для компаний с минимальными процентными ставками, беспошлинный импорт средств производства.

Среди крупных электронных фирм до недавнего времени некоторые были в полной собственности государства. И до сих пор (практически с момента основания) оно владеет 10–30%-ными пакетами акций некоторых крупнейших фирм (Samsung, LG Electronics), напрямую участвуя в управлении этими фирмами.

* * *

Кто-то наверняка удивится, но с начала 60-х и до 98-го в Южной Корее действовала система пятилетнего индикативного планирования. Государство устанавливало ориентиры для развития экономики. Например, в 1962-м, когда страна еще была бедна, приняли первую пятилетку. Она ставила задачу построить инфраструктуру для быстрорастущей промышленности.

Чтобы стимулировать производство, корейцы использовали и законодательные меры. Например, искусственно ускорили амортизацию техники в организациях. К началу 2000-х оборудование на производствах надо было менять раз в 4–5 лет, компьютеры — раз в 3–4 года. Эта программа в свое время помогла «Самсунгу» быстро окупить инвестиции в новое оборудование, нарастить производство и стать лидером в полупроводниковой отрасли.

В итоге корейцы смогли стать мировым лидером в производстве электроники за рекордные сроки: страна, начавшая делать микросхемы DRAM в 80-х, уже к 2000-м стала одним из лидеров в этой сфере.

* * *

Правительство активно поддерживает и фундаментальные исследования, финансирует проекты по прикладным НИОКР. Это, по сути, ключевая штука в технологическом успехе страны. Она сокращает (уже не так сильно, как раньше, но все еще) затраты частных компаний на фундаментальные исследования, финансирует университеты и институты, чтобы получать больше результата. Несмотря на преимущества, госфинансирование НИОКР и критикуют. Некоторые считают, что оно снижает конкуренцию, так как частные компании теряют мотивацию к инвестированию в исследования, если государство берет на себя эту роль. Но факты говорят за себя: если государство берется за пустой (или полуживой) рынок и начинает его развивать, результаты будут. Главное — делать это с умом.

#государства_и_ИТ

#чепочитать

Как нам обустроить чепы

Привет, эксперты! Продолжаем вспоминать мёртвые (и полумёртвые) языки программирования, без которых ИТ-индустрия сегодня выглядела бы совсем иначе. На очереди — ML.

В 1976 году Робин Милнер (на фото), работая над системой автоматического доказательства теорем LCF Prover, создал метаязык, который стал известен как Standard ML. Основанный на строгих статических типах и функциях высшего порядка, этот язык помогал программистам в создании доказательств для системы LCF.

ML считается самым старым алгебраическим языком программирования. Он внедрил алгебраические типы данных, модули и типизированное функциональное программирование. Изначально язык разрабатывался под LCF, поэтому некоторые функции из других исследовательских языков в него добавили позже. И, несмотря на то, что ML не был первым языком, реализовавшим эти концепции, он играл ключевую роль в их популяризации.

* * *

В 1978 году Милнер вместе с Робертом Харрисоном и Дэвидом Томасом разработали алгоритм вывода типов, который позволил компилятору определять типы данных автоматически, избавив программиста от необходимости их явного указания. Эта революционная идея, впервые реализованная в ML, сделала типизированное функциональное программирование более доступным и позволила его применение в реальных проектах.

ML оказал глубокое влияние на современные системы доказательства теорем. Языки программирования для Isabelle, разработанной Лаурой Ричардсон в 1986 году, CVC3, созданного в 2007 году в Университете Калифорнии, и Coq, разработанного в 1984 году в INRIA, основаны на ML, а теория типов также частично базируется на идеях, зародившихся в ML. Хотя в последние годы Haskell стал более популярным в сфере функционального программирования, влияние ML на развитие этой области все еще огромно.

#мертвые_языки

Привет, эксперты!

На прошлой неделе мы начали рассказывать про Южную Корею и историю ее превращения в технологическую державу. Теперь пришло время остановиться на главной компании этой страны — той самой, которая в 22 году зарабатывала 23% от ВВП всей страны.

История Samsung – это история упорства, амбиций и невероятного везения. Все началось в 1930-х, когда молодой корейский предприниматель Ли Бён Чхоль открыл в Тэгу небольшой склад по переработке риса. В те годы Корея была под властью Японии, и заниматься бизнесом было непросто. Но уже в 1938 году компания стала торговать рисом, сахаром и рыбой в Китай и Маньчжурию. И именно тогда была зарегистрирована торговая марка Samsung Trading Company — «Три звезды» — символ его амбициозных планов завоевать мировой рынок.

Ли Бён Чхоль мечтал о торговле с Америкой и после высадки американских войск в Корее начал продавать им свою продукцию — рисовую водку и пиво.

Но война разрушила все, что он построил. В 1950 году склады и заводы Samsung были сожжены. В легендах говорят, что на развалинах Ли Бён Чхоль нашел спрятанный ящик с деньгами, которые потом вложил в текстильную фабрику, сахарный завод, а затем и страховую компанию.

Корея только начинала восстанавливаться после войны. Средний доход на душу населения был мизерным, а в Сеуле даже электричество подавали по часам. Политическая нестабильность ударила даже по крупному бизнесу. Случился переворот и президент Ли Сын Ман, друг и покровитель Ли Бён Чхоля, был свергнут, а основателя Samsung посадили за взяточничество и связи с опальным президентом.

В 1960-х годах ко власти в Южной Корее пришел генерал Пак Чон Хи, который запустил амбициозные экономические реформы. Он понимал, что для восстановления страны нужна сильная промышленность, ориентированная на экспорт.

Идея была проста: брать кредиты у запада, закупать сырье и технологии, а затем продавать продукцию на мировой рынок, вкладывая полученную прибыль в развитие. Но для реализации этой идеи нужны были крупные компании. И генерал Пак Чон Хи решил сделать ставку на самых успешных корейских предпринимателей.

Ли Бён Чхоль, несмотря на недавние неудачи, оказался в их числе. Правительство предоставило ему кредиты, государственные заказы и налоговые льготы.

Так возникло 30 крупных корейских компаний, которые называли «чеболи» (денежные семьи). Среди них — Samsung, Daewoo, Hyundai, Goldstar (ныне LG) и многие другие. Каждая «семья» специализировалась на своем направлении: Daewoo делала автомобили, Goldstar — бытовую технику, Samsung — электронику, а Hyundai — строила.

В 1960-х рост экономики Южной Кореи составлял 6–14% в год, а экспорт увеличился на 30%. В 1969 году, компания Samsung, объединившись с японской Sanyo, начала производить черно-белые телевизоры, которые могли себе позволить только 2% населения.

В 1980-х годах Samsung столкнулся с экономическим кризисом. Чтобы выжить, компании пришлось избавиться от непрофильных активов, сократить количество дочерних компаний и провести кардинальную реструктуризацию. Акции концерна, имели обращение только на территории Южной Кореи, но пользовались достаточно низким спросом со стороны инвесторов из-за традиционно азиатского управления по принципам конфуцианства. Во главе правления находились исключительно представители семьи Ли. Рычаги влияния на принятие решений в области управления компаниями у внешних инвесторов отсутствовали полностью. Помимо этого, традиционный менеджмент подразумевал пожизненное трудоустройство и продвижение по карьерной лестнице за выслугу лет.

Новый босс (сын основателя) решил попрощаться с традиционным азиатским управлением, которое было закрыто для внешних инвесторов. Он понял, что компании нужна финансовая поддержка извне, чтобы выжить в конкурентной среде.

О том, что было в 90-х и как компания пришла к своему нынешнему виду, мы рассказали в следующем посте.

На фото: Ли Бён Чхоль с коллегами

#история_железа #государства_и_ИТ

Softline займется очень тяжелым железом.

Утро, эксперты. Вчера почти незамеченной осталась очень занимательная новость. Softline купил у американской IPG Photonics контрольную долю в производителе лазеров и телеком оборудования «ИРЭ-Полюс». Сумма сделки, судя, по официальному сообщению, составила 4,5 млрд руб. Чтобы понять, почему это важная сделка не только для российского, но и для глобального рынка, нужно немного погрузиться в историю.

Компанию «ИРЭ-Полюс» в городе Фрязино в 1990 году в возрасте 53 лет основал советский физик Валентин Гапонцев. До того, как уйти в бизнес, он работали преподавал в Институт радиотехники и электроники Академии наук СССР, основная сфера интересов — физика лазеров. Поэтому первыми сотрудниками «ИРЭ-Полюс» стали бывшие студенты Гапонцева. Компания же занималась разработкой и выпуском волоконных лазеров — они, в отличие от кристаллических и газовых, более компактны, экономичны, у них больший ресурс работы и выше КПД.

Изначально считалось, что волоконные лазеры не могут быть достаточно мощными, чтобы применяться в промышленности. Гапонцев и его сотрудники эту проблему решили, им удалось создать волоконные лазеры мощностью более 10 Вт. Такие лазеры применяются при резке металла, гравировке, а еще в медицине и телекоме. Установки быстро нашли своих клиентов, и перед Гапонцевым встал вопрос о масштабировании компании.

В 1998 году в США для работы на международных рынках Гапонцев зарегистрировал IPG Photonics. К 2011 году фирма Гапонцева контролировала 80% мирового рынка волоконных лазеров большой мощности, которые используются в телекоммуникациях и в промышленности для сварки, резки, гравировки и других видов обработки металлов. На IPO компания вышла в 2007 году и привлекла $148,5 млн. То самое предприятие во Фрязино долгое время оставалось одним из важнейших заводов в производственной цепочке предприятия. Капитализация IPG Photonics составляет $3,09 млрд

После начала СВО IPG в своей отчетности неоднократно подчёркивали, что российское предприятие работает на самоообеспечении и не получает никакой поддержки от других юрлиц корпорации. Судя по всему, это выходит неплохо: выручка растет, поставки в Индию и КНР идут.

Зачем Softline понадобился производитель таких тяжелых решений

Компания сообщает, что ее интересует медицинское и телеком направление работы «ИРЭ-Полюс». Помимо этого, Softline заинтересован получить готовую производственную площадку, инженерные команды и также объединить с компанией усилия для работы на международных рынках.

«Экспертиза и ресурсы Softline в различных направлениях станут катализаторами развития «ИРЭ-Полюс» на рынках РФ и дружественных стран. Разнообразие выпускаемой продукции компании и ее конкурентное качество вкупе с возможностями, которыми обладает ГК Softline, обеспечат увеличение как локального сбыта, так и международной экспансии. В этом направлении нами уже сделаны первые шаги. Благодаря качественным производственным мощностям «ИРЭ-Полюс», мы сможем наращивать объем производства без капитальных инвестиций. Все это позволит следовать ключевым приоритетам ГК Softline, обозначенным в нашей стратегии развития до 2030 года», – заявил гендиректор ГК Softline Владимир Лавров.

Судя по всему Softline, обладая свободными средствами, пытается как можно быстрее занять перспективную нишу волоконных лазеров. По сути, интегратор получает все, что нужно, "под ключ" — инженеров, завод, процессы, каналы сбыта. А "ИРЭ Полюс" от сделки получит возможность стабильно развиваться без поддержки материнской компании.

P.S. История Гапонцева заслуживает отдельного поста, скоро напишем