Дочитайте до конца. Это потрясающе.

В восемьдесят втором,
шестнадцатого июля
мы договорились встретиться на Невском
у Елисеевского магазина — Илья Авербах, я
и Саша Кушнер,
и девушка Лена —
фотограф с «Ленфильма»,
погулять по городу
и посниматься.
Была суббота, разъехались люди,
опустел Ленинград, проветренный
и прогретый.
Сначала мы пошли
по Екатерининскому каналу,
у Львиного мостика остановились...

Двадцать лет я прихожу на это место,
слева от меня стоит покойник, справа — современник.
Спрашиваю я их: «Как живёте?».
Отвечат покойник: «Терпимо, терпимо.
Там у нас, правда, свои заботы, но мы всех простили и всё разгадали,
да и загадка оказалась простой до смешного.
Там тебя пускают по старому следу
и говорят: «Делай, как знаешь».
Но ничего нельзя переделать,
потому что ты это — ты.
И точка.
Только нет уже никакого притворства.
Это — покер, когда карты открыты, это послесловие вместо книги, это — негатив вместо позитива...».

Вот и щёлкнула Лена, сделала снимок,
и стоим мы, трое,
у решётки июльским днём
и декабрьской ночью,
кончится время и начнётся снова,
а нам всё стоять, точно нас поместили на переводной картинке — сколько ни скреби обратную сторону пальцем, всегда останется одно и то же: канал, собор и Львиный мостик.
И мы пошли дальше.
Так до Новой Голландии мы добрались.
Уже смеркалось и ещё не смерклось,
но багровый кирпич деламоттовой арки
потускнел и выставил колоннаду,
за которую не может пройти ни один смертный.
Набережная закрылась дымкой, и было сверхъестественно безлюдно, словно мы уже перешли земную границу.
И опять мы стали около решётки, так, чтобы арка в объектив попала,
и тогда сказал мой современник Александр Кушнер:
«Ты, Илюша, видно, что-то перепутал, нет ничего, кроме этой жизни.
Всё она вмещает — и смерть, и бессмертие,
тот, кто видел четыре времени года,
больше уже ничего не увидит.
Тому, кто прошёл от Невского до Пряжки,
нисколько не нужен Экватор.
Всякий день — вечность,
а прогулка наша длиннее Китая».
И никто не стал с ним спорить.
Только Лена щёлкнула затвором
фотоаппарата «Никон».
И тогда мы свернули направо и прошли мимо Адмиралтейского завода.
Над Невой парил закат
всемирный, перехваченный огнём и дымом,
рушился он словно бомбардировщик
в равнодушное теченье океана.

Евгений Рейн.

Олег Каравайчук не только писал музыку для кино, но и иногда появлялся в кадре.
В фильме «Секундомер», вышедшем в 1970-м, Каравайчук (ему там 43, а ведь не дашь) сыграл продавца книжного магазина.

Сцена с его участием (Каравайчук в непременном берете, с нездешним лицом) - удивительная. Собственно, как и весь фильм - красивый, наивно претенциозный, не очень обязательный, но - не оторваться.

и стоим мы, трое, у решётки
июльским днём и декабрьской ночью,
кончится время и начнётся снова,
а нам всё стоять, точно нас поместили
на переводной картинке — сколько
ни скреби обратную сторону пальцем,
всегда останется одно и то же:
канал, собор и Львиный мостик.

В 1977 году Майк Науменко сочинил «Рассказ без названия» - прозаическую фантазию на тему, какой должна быть жизнь советской рок-звезды - жизнь, которую хотел себе сам Майк (и не только он).

«Я проснулся в два часа дня с мрачной мыслью о том, что к четырем мне надо быть в студии. Контракт с «Мелодией» обязывал меня выпустить последний в этом году сингл не позже, чем к 12 ноября. Откладывать дальше некуда.

А вообще, я ужасно устал. Год выдался чертовски напряженным...дрянные гостиницы, душные залы, премерзкие автобусы, потом опять работа в студии и опять гастроли...

А сегодня нужно писать еще один сингл - к Новому году. А ночью придется сниматься в ТВ-шоу. Что за жизнь! Бросить бы все к черту и махнуть куда-нибудь в тепло, к морю…

Однако было уже пора ехать. Я зачехлил свой «Лес Пол» и акустический «Мартин» и отнес их в машину. На улице было холодно и пасмурно... Я нырнул в теплый уютный мирок своего «Роллс-ройса», закурил и стал выруливать к Кировскому проспекту».

Фото Андрея «Вилли» Усова.