Руслан Комадей


/
свёрток возвращается в форму волны,

видит свою пищу,

градиент изнутри так же помнит, как я забываю

видимость или память


«не знаю» как универсальный поцелуй в живот

полный круг ряби


#выбор_Евгении_Сусловой

Читая это стихотворение, размещаешься по ту сторону форм. Не тех речевых вещей, которыми можно обмениваться в зеркальных магазинчиках у взгляда за пазухой. Не тех, что можно наследовать (тем более что в этой поэзии наследуются, насколько мне известно, только две вещи: смерть и ужин).

Я прихожу сюда как сердце координатной сетки и могу немного побыть здесь рядом с вещами. Внутри своего ноля (ноль — мой транспорт), который держится только поверхностным натяжением жизни, я осваиваю маленькие переходы, потому что движение — накопитель качеств и искажений.

Психики мира тянет друг к другу, и «сверток возвращается в форму волны». Глаза, что везде, больше не режут поле и видят то, что питает их. Резонанс как пища. Продолжая двигаться в равенстве между, становишься границей — тонкой центральной линией между памятью и забвением: «градиент изнутри так же помнит, как я забываю». Равновесие не то только невозможно, но и неизбежно.

Это стихотворение дает мне ненадолго прижиться в центре события, вспомнить себя в легкой имманентной пластике и прийти в итоге к «не знаю» — нейтральной точке как эпицентру нежности, с которой по пространству восходит рябь существования.

Поэзия не течет мимо, просто она молча стоит за спиной слов, чтобы что-то могло пройти между ними. Такой получается дом без стен, где-то в сердцевине хрупкого движения. Чтобы выйти из комнаты, можно просто этому движению ответить.

#комментарий_Евгении_Сусловой

​Эрик Булатов о происхождении цикла «Насрать»:

«Это был 1957 год, я был студентом и познакомился в Самарканде с графом Сергеем Николаевичем Юреневым. Это был удивительный человек, самый замечательный, наверное, из всех, кого я встретил в своей жизни. Худой, длинный старик, похожий на Дон Кихота.

Мы с ним как-то подружились, хотя разница в возрасте была огромная. Но он ко мне отнесся как-то очень хорошо. Он жил в Бухаре, и я у него там много был. У него была маленькая комнатка с выходом прямо на улицу. Мне разрешалось делать в комнате все, что угодно, пользоваться всем, что там было, за исключением одного. На простенке на двух гвоздиках на веревочке висела маленькая занавесочка. И он сказал, что заглядывать за эту занавеску нельзя. Потому что это его святое место: если его жизнь становится совсем невыносимой, он открывает занавеску, становится на колени, молится и его это спасает, дает ему силы. В последний вечер перед отъездом мы сидели с ним, всю ночь разговаривали, и какой-то был очень откровенный, сердечный такой разговор. Я наконец попросил: «Сергей Николаевич, покажите мне эту вашу святыню». Он встал, отдернул занавеску. Там на стене, простым карандашом было написано «Насрать». Одно слово. Это меня совершенно потрясло — что угодно, но этого я никак не мог ожидать».

Свет выстоял.
Указания безразличны
повторяющему объём.

Плохую погоду кладут в больницу.

Нужно выпасть в чужой стихотворный тон,
чтобы собрать урожай:

грёзы, грёзи мои,
распускаются, не отпускают меня;
только если это не дни
если это не для

но инерция гроз
но инструкция грёз

Руины трепещут.
Потому что распад вот же:
Воли, стихотворных форм, обид,
циклона, ясности, экстатических стремлений,
частных тайн, общих тайн.

Всему своё время разрухи.
Пальцы пересыхают в реке.

В последнее время удалось справиться со временем во время письма: я привязал его к буквам накрепко. Вот секундомерно уходят цифры, а буквы только возникают. Засекаешь время. Чистый переход от одного к другому. Чем меньше времени, тем больше написанного. Чувствую изобилие возможностей и не стыд перед уходящим.

Комбинезон 2009 года от Van Beirendonck, представленный на выставке «Кэмп: заметки о моде» в Метрополитен-музее.

Московские друзья/коллеги/подписчики!

29 октября в лектории Музея «Гараж» в 19:00 я буду читать лекцию про Уктусскую школу. Для меня это нечто предфинальное: я наконец-то подытожу многие идеи, накопившиеся за уже два года исследования. Там я поделюсь редкими архивными находками, буду обращаться к свидетельствам участников и показывать, как у уктуссцев кибернетика связывается с самиздатом, почему журнал «Номер» — идеальная машина, почему самиздат и творческие коллективные практики уктуссцев — это очень по-марксистски и т. п. В общем, буду рассказывать и показывать.

Приходите!

ЕСТЬ

/
Пахну отцом как дом
Как кучка неба и поздний завтрак
Если останется — поделом
Если подавится — будет завтра

За катастрофой — стол
За катафалком — имя
Если получится — я нашел
Если понравится — буду с ними

/
Через тебя ходят поезда
Ну знаешь такие — со значками пылью
Но одинаковые как навсегда
И с разноцветными клапанами или-или

В них не гребенка, не птичий стебель
В них охранительное письмо
Что это что это скажешь саван
Ну вот ты опять так говоришь а всё хорошо

/
На смеси мокрого и кроткого языка
Кроличьи норы все поименованы
За затылками потолки и горы
И непростительные отговорки

Самые значительные из них горят
А маломальские тлеют чудом
Чтоб не приснилось — назовется вчера
И повернется как возвращение

Из книги «Стихотворения Руслана Комадея»

обида – как пропавшая птица – 
не знает и не молчит
о том, что яркие церемонии 
повторяют или забвение или идеал 

спокойные боги собирают лотосы на океанских дорогах.

Сегодня делимся с вами подборкой Петра Ликина «Погасло светлое число» с предисловием Руслана Комадея.

Стихотворения из этой подборки выйдут в новой книге Петра Ликина «Мультфильмы», которую в этом году опубликует издательство «Стеклограф».

Написал предисловие к готовящейся книге Петра Ликина, особенно про руины руин, про переназывание райских мест после катастрофы, а здесь краткий отрывок:

Это садово-райское первоназывание происходит не в выхолощенном поэтизированном нигде. Оно вобрало всю муку и прерывистость истории, с ее катастрофами, корявостями, уродством и блеском: «Везёт слепых трамвай Элеоноры в глазастый рай…». Рай, как заведено у Ликина, тоже субъектен. Каждое стихотворение – новая попытка ухватить это первопространство. Передать ощущение присутствия там.