Человек не может выжить, не будучи человеком. Он может отказаться от своих средств выживания, от своего мышления, он может превратить себя в недочеловеческое создание и может превратить свою жизнь в короткий период агонии, — подобно тому, как его тело какое-то время может существовать в процессе разрушения болезнью. Но в качестве недочеловека он не может достичь успеха ни в чем, кроме недочеловеческого состояния, как было продемонстрировано в отвратительные исторические периоды антирационализма. Человек должен быть человеком по своему сознательному выбору, а научить его жить по-человечески должна этика.

В этике объективизма человеческая жизнь служит ценностным стандартом, а собственная жизнь каждого индивидуума — его нравственным предназначением.

Айн Рэнд. Добродетель эгоизма.

​​Жизнь Айн Рэнд в Петербурге (Часть 2).

Отношения с отцом у Рэнд было гораздо лучше. Первое детское воспоминание: она сидит в отцовском кабинете, а за окном грохочут первые в России трамваи. Папа объясняет их устройство, а она радуется, что все понимает. Однако, ей и в голову не приходило, как близко она была к проявлению американского капитализма: трамвайные линии Петербурга были проложены американской компанией Westinghouse.

Отношения с матерью, напротив, портились. С раннего детства Айн оказалась в эпицентре семейных конфликтов — Анна соперничала с мужней сестрой. Жили они в одном доме, в каждой семье было по три девочки. Айн была незаурядным ребёнком, чем не забывала хвастаться ее мать, расхваливая ее на званных вечерах, но, когда они оставалась один на один, все было иначе. Она ругала Айн за неспособность заводить друзей, за нерешительность, за отстранённость. «Почему у тебя нет подруг?» — этот вопрос, как вспоминала позже Айн, стал навязчивым заклинанием. Подчас критика со стороны матери переходила в приступы ярости: она намеренно ломала ногу любимой детской куклы или отдавала лучшие игрушки Айн в детский приют. Она могла в открытую при детях сказать, что никогда не хотела их иметь, что сделала это из обязательства, а отец, предпочитающий в свободное время играть в вист, совсем не заботился о погоде в семейном доме.

После обучения на дому Айн отдали в гимназию, где владычествовали царские порядки. Замкнутость девочки все больше стали проявляться: ее не заботили игры и сплетни: «Я была застенчивой, потому что просто не представляла, о чем мне разговаривать с людьми», — писала позднее Рэнд. — «Детство — это самый худший период в жизни человека». Пока она училась в гимназии, то справлялась с помощью фантазий: представляя себе Екатериной Великой. Как и императрица, Айн считала себя избранной. Другой отдушиной были французские журналы. На их страницах она открыла для себя вечные истории о рыцарстве, любви и Прекрасной Дамы. Именно тогда она и начала сочинять собственные истории, которые позже зачитывала младшим сёстрам.

Любимый предмет в гимназии — арифметика. Логика и точность математических наук покорили ее разум. А ненависть к зубрежке заставили ее изучать материал с опережением, что позволяло писать свои первые опусы на уроках: сценарии с 8 лет, а прозу с 9.

В абсолютном смысле эгоист отнюдь не человек, жертвующий другими. Это человек, стоящий выше необходимости использовать других. Он обходится без них. Он не имеет к ним отношения ни в своих целях, ни в мотивах действий, ни в мышлении, ни в желаниях, ни в истоках своей энергии. Его нет для других людей, и он не просит, чтобы другие были для него. Это единственная возможная между людьми форма братства и взаимоуважения.

Айн Рэнд. Источник.

Лишь в области чистой, фундаментальной науки истина – абсолютный критерий. Сталкиваясь с прикладной наукой, мы имеем дело с людьми. А имея дело с людьми, нужно принимать во внимание еще ряд соображений помимо истины.

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи.

Всегда, когда кто-то обвиняет кого-то в бесчувствии, он подразумевает, что этот человек справедлив. Он подразумевает, что этот человек не испытывает беспричинных эмоций и не приемлет в людях чувств, на которые они не имеют права. Он подразумевает, что чувствовать – то же, что идти против разума, нравственных ценностей, реальности.

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи.

На самом деле я очень счастливый человек – настолько, насколько возможно быть счастливым. Только что-то внутри меня знает о жизни, которой я никогда не жил, о жизни, которой никто никогда не жил, но которой следовало бы жить.

Айн Рэнд. Идеал.

Человек, готовый работать из-под палки, – это быдло, которому опасно поручать даже бездушный груз, не то что здоровье человека.

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи.

Вчера была круглая дата: 115 лет со дня рождения Айн Рэнд.

Айн Рэнд – писательница, философ, последовательный защитник свободы. Её герои вдохновляют, будоражат сознание, могут вызывать смешанные чувства, равнодушных нет – будь то сторонник или противник ее взглядов.

Мы поздравляем каждого последователя или поклонника писательницы с ее Днем Рождения. УРА!

Кто такая Айн Рэнд?

Американская писательница русского происхождения. Родилась в 1905 году в Российской империи; уже после революций 1917 года, в 1926 оказалась в Америке для учебы, а в 1931 году получила американское гражданство, выйдя замуж за актера Фрэнка О’Коннора. Скончалась в 1982 году в результате сердечной недостаточности. Айн Рэнд — философ, писатель, критик, сценарист. За свою жизнь написала несколько книг, самые известные — это "Атлант расправил плечи (1957)" и "Источник (1943)", создала философскую систему, до сих пор оказывающую огромное влияние на мировоззрение людей во всем мире.

Поделитесь этим видео с друзьями.

https://youtu.be/GIBflEde-O8

Неспособные самостоятельно мыслить подражатели, которые поставляют на рынок то, что, по их мнению, отвечает распространённым вкусам общества, постоянно проигрывают первопроходцам, чьи товары повышают знания и развивают вкусы. Именно в этом смысле свободным рынком управляют не потребители, а производители. Наибольшего успеха добиваются те, кто открывает новые области производства, о существовании которых до них никто не догадывался.

Айн Рэнд. Добродетель эгоизма.

Поскольку не существует рационального оправдания необходимости жертвовать интересами одних людей во имя других, нет и объективных критериев того, как подобные жертвы должны осуществляться на практике. Все законодательные акты, принятые во имя общественных интересов (как и любая раздача денег, отнятых силой у одних, чтобы другие могли получить их, не заработав), в конечном итоге утверждают необходимость наделить кого-либо из государственных служащих неопределенной и неопределимой, не подчиняющейся объективным законам деспотической властью.

Главная беда заключается не в том, что подобная власть может быть несправедливой, — а в том, что она в принципе не способна быть справедливой. Даже мудрейший и честнейший человек на планете не в состоянии найти способ справедливо, беспристрастно и разумно применять несправедливые, небеспристрастные и неразумные правила игры. Лучшее, что может сделать честный чиновник, — не брать взяток за свое субъективное решение, однако это не сделает его решение ни более справедливым, ни менее пагубным.

Человек с твердыми убеждениями невосприимчив к постороннему влиянию. Однако сегодня твердых убеждений не существует, их место занимает личное влияние. Когда сознание плутает в туманном лабиринте необъективного, где нет ни выходов, ни решений, человек готов ухватиться за любой довод, кажущийся хотя бы отчасти убедительным и относительно правдоподобным. Испытывая неуверенность, он готов идти за кем угодно. Такой человек — настоящий подарок для социальных манипуляторов, продажных пропагандистов, лоббистов.

Айн Рэнд. Капитализм. Незнакомый идеал.

Отберите у лучшего его право на вершину, и у вас не останется лучшего. Что есть ваши массы, как не миллионы глупых, съежившихся, безразличных душ у которых нет собственных мыслей, собственных мечтаний, собственных желаний, которые едят, спят и беспомощно твердят слова, вбитые в их мозг другими? И для этих вы пожертвовали бы несколькими, кто знает жизнь, кто есть сама жизнь? Меня тошнит от ваших идеалов, потому что я не знаю худшей справедливости, чем раздавать не по заслугам. Потому что люди не равны в способностях и нельзя обращаться с ними так, будто они равны.

Айн Рэнд. Мы живые.

Сегодня расизм считается преступлением, если практикуется большинством, но неотчуждаемым правом, если его практикует меньшинство. Идея о том, что какая-то культура стоит выше других только потому, что представляет собой традиции предков, считается шовинизмом, если ее придерживается большинство, но "этнической" гордостью, если об этом заявляет меньшинство. Нежелание перемен и прогресса рассматривается как реакционность, если его проявляет большинство, но возвращение в балканскую деревню, индейский типи или джунгли приветствуется всеми, если к этому призывает меньшинство.

"Толерантность" и "понимание" считаются односторонними добродетелями. Нам говорят, что обязанность всех - то есть большинства - по отношению к любому меньшинству состоит в том, чтобы быть терпимыми и понимать ценности и обычаи этого меньшинства. А в это время само меньшинство заявляет о том, что его душа недоступна пониманию других, что оно не собирается принимать ничего из ценностей, обычаев или культуры большинства и будет продолжать выкрикивать расистские эпитеты ( или делать что-нибудь похуже) ему в лицо.

Айн Рэнд. Возвращение примитива.

Они много месяцев откладывали деньги и в один воскресный вечер купили два билета на «Баядеру». Эту оперетту превозносили как «последнюю сенсацию в Вене, Берлине и Париже».

Они сидели торжественные, взволнованные, благоговейные, как на церковной службе. Кира была бледнее, чем обычно, в своем сером шелковом платье, Лео старался сдержать кашель, и они слушали эту буйную оперетту оттуда, из-за границы.

Это был очень веселый абсурд. Это был словно взгляд сквозь снега и флаги, сквозь границу, в самое сердце того, другого мира. Все было разноцветным, кругом блестки и хрустальные бокалы, и настоящий заграничный бар со входом из матового стекла, где зеленый свет настоящего заграничного лифта уползал наверх каждый раз, когда кто-то входил. Кружились женщины в мерцающем атласе из тех мест, где существуют моды; какие-то люди исполняли смешной заграничный танец под названием шимми ; выбежала женщина, которая не пела, а пролаивала слова, презрительно выплевывая их в зал заунывным, хриплым голосом, который переходил вдруг в сиплый стон — и гремела музыка, дерзко смеющаяся, захватывающая дух, бьющая по ушам, вызывающая, пьяная, словно вызов торжествующего веселья, словно «Песня разбитого бокала»; это была жизнь, которая существовала где-то, которая была жизнью, а не пародией.

Публика хохотала, аплодировала и снова хохотала. Когда после окончания представления зажегся свет, весело улыбающиеся люди, проходя между рядами, с изумлением оглядывались на девушку и сером шелковом платье, которая сидела на стуле в опустевшем ряду согнувшись; она, закрыв лицо, рыдала.

Айн Рэнд. Мы живые.