Жизнь всегда шире, чем мы ее осмысляем. «Опыт всегда будет раздражать наш разум», как-то так писал Кант.
Сциентисты ограничивают понятие опыта, сужают всё возможное богатство действительности. Когда Достоевского назвали психологом, он сказал, что отказывается от этого звания, потому что считает себя реалистом: он выступал за то, что нельзя редуцировать действительность к эмпирическому опыту, нельзя сводить к психологизму, иначе мы отказываемся от элемента человеческой свободы. Надо идти от конкретного человека, конкретной жизни. Существование одного человека всегда первично перед существованием какого-то дискурса.
Тоже самое со смыслом жизни.
Если теоретизировать смысл жизни, это будет приводить к фрустрации - жизнь никогда не будет соответствовать смыслу, который мы ей задаём. У Достоевского жизнь идёт прежде смысла жизни, тоже самое как жизнь прежде теории.
Сциентисты ограничивают понятие опыта, сужают всё возможное богатство действительности. Когда Достоевского назвали психологом, он сказал, что отказывается от этого звания, потому что считает себя реалистом: он выступал за то, что нельзя редуцировать действительность к эмпирическому опыту, нельзя сводить к психологизму, иначе мы отказываемся от элемента человеческой свободы. Надо идти от конкретного человека, конкретной жизни. Существование одного человека всегда первично перед существованием какого-то дискурса.
Тоже самое со смыслом жизни.
Если теоретизировать смысл жизни, это будет приводить к фрустрации - жизнь никогда не будет соответствовать смыслу, который мы ей задаём. У Достоевского жизнь идёт прежде смысла жизни, тоже самое как жизнь прежде теории.
Война - это сдвиг привычных парадигм, попытка поставить «на паузу» повседневные ритуалы, на которых и строится наша мирная жизнь. Это подмена жизни на страх, бесконечных душевных порывов на клетку.
Самое важное, что можно сделать сейчас - это продолжать жить, делать то, что делаешь каждый день, выполнять свою работу, учиться, готовить, гулять, любить и мечтать. Иначе возьмут в «плен» не только нас, но и наш дух. И тогда мы проиграем.
Самое важное, что можно сделать сейчас - это продолжать жить, делать то, что делаешь каждый день, выполнять свою работу, учиться, готовить, гулять, любить и мечтать. Иначе возьмут в «плен» не только нас, но и наш дух. И тогда мы проиграем.
Сейчас занимаюсь изучением Мартина Бубера. Родившегося в Вене, выучившегося и долгое время прожившего на территории Германии еврейского философа, теолога, сиониста. Сиониста не столько политического, сколько культурного, считающего, что государство, общая территория вторичны по отношению к единству духовному, культурному. Это был очень необычный человек, проповедующий идею о двунациональном государстве, мечтающий об арабо-еврейской дружбе, что как тогда, так и сейчас было чем-то безусловно немыслимым. Для него было важно тогда, когда государство находилось на стадии становления, сформировать такое отношение, которое позволит избежать последующих войн.
Он до конца своих дней боролся за диалог человека с человеком, народа с народом, и даже уже в Израиле, после самого трагичного периода в истории еврейского народа - Второй мировой войны, когда законодательно практически все немецкое было запрещено (даже Вагнер был запрещён к исполнению), Бубер считал, что западная Германия заслуживает того, чтобы установить с ней дипломатические отношения и восстановить дружбу между евреями и немцами. Кстати, в конце-концов это и произошло, дип. отношения были восстановлены, постепенно отношение к немцам в Израиле менялось, принималась помощь от ФРГ, и до сих пор Германия выплачивает компенсации, финансируя деятельность многих культурных центров евреев.
В своей книге «Я и Ты», опубликованной на немецком языке, он предлагает мысль, характерную экзистенциальной философии, о том, что всё наше существование - это на самом деле диалог между Я и Ты. Человек только через диалог может осознавать себя как человека, понимать, кто он такой.
Я выделяется из Мы именно тогда, когда начинается противопоставление себя через диалог с другим. Оно - это весь материальный мир, например, для Адама и Евы материальным миром были яблоко и змей. Это материальное влияет и на самого человека, и на Ты, меняя их обоих. Постоянно вмешивается Оно, и от того, в какой степени на диалог будет влиять Оно, зависит равновесие.
Опубликована переписка с его другом Хаммаршельдом, шведом, генеральным секретарем ООН, и темой переписки было видение мира: как создать мир, в котором не будет войны. Увлечение хасидизмом заложило в нем твёрдую веру в человека как всегда достойного заботы и надежды даже в самых кризисных ситуациях, и в условиях антисемитской Германии 30-х он шёл к людям, говорил с ними, пытался сохранить в них искру веры, в том числе в то, что они не оставлены.
Он до конца своих дней боролся за диалог человека с человеком, народа с народом, и даже уже в Израиле, после самого трагичного периода в истории еврейского народа - Второй мировой войны, когда законодательно практически все немецкое было запрещено (даже Вагнер был запрещён к исполнению), Бубер считал, что западная Германия заслуживает того, чтобы установить с ней дипломатические отношения и восстановить дружбу между евреями и немцами. Кстати, в конце-концов это и произошло, дип. отношения были восстановлены, постепенно отношение к немцам в Израиле менялось, принималась помощь от ФРГ, и до сих пор Германия выплачивает компенсации, финансируя деятельность многих культурных центров евреев.
В своей книге «Я и Ты», опубликованной на немецком языке, он предлагает мысль, характерную экзистенциальной философии, о том, что всё наше существование - это на самом деле диалог между Я и Ты. Человек только через диалог может осознавать себя как человека, понимать, кто он такой.
Я выделяется из Мы именно тогда, когда начинается противопоставление себя через диалог с другим. Оно - это весь материальный мир, например, для Адама и Евы материальным миром были яблоко и змей. Это материальное влияет и на самого человека, и на Ты, меняя их обоих. Постоянно вмешивается Оно, и от того, в какой степени на диалог будет влиять Оно, зависит равновесие.
Опубликована переписка с его другом Хаммаршельдом, шведом, генеральным секретарем ООН, и темой переписки было видение мира: как создать мир, в котором не будет войны. Увлечение хасидизмом заложило в нем твёрдую веру в человека как всегда достойного заботы и надежды даже в самых кризисных ситуациях, и в условиях антисемитской Германии 30-х он шёл к людям, говорил с ними, пытался сохранить в них искру веры, в том числе в то, что они не оставлены.
❤1
В продолжение темы Бубера
«Оно-человечество, воображаемое, постулируемое и пропагандируемое, не имеет ничего общего с воплощенным в жизненной действительности человечеством, которому человек говорит истинное Ты»
«Оно-человечество, воображаемое, постулируемое и пропагандируемое, не имеет ничего общего с воплощенным в жизненной действительности человечеством, которому человек говорит истинное Ты»
Внезапно вспомнила, что стащила у Е.А книжку с легендарной (по крайней мере для неё и теперь и для меня) речью Гусейнова после конференции, посвящённой его 75-летию. Как никогда актуально. Позиция теоретической этики.
Ну и в целом немного про теоретическую этику)) Спорно для многих, но в моменте, когда почва уходит из под ног, и приходится переосмысливать все фундаментальнейшие понятия: справедливость, война, свобода, важно и нужно цепляться за такие вещи, идеалистичные и абсолютизированные. На них и строятся все прикладные решения.
Лучше всего подготовлен к самосознанию человек одинокий — "кому удалось в этом опустошающем одиночестве встретиться с самим собой, в собственном "Я" увидеть человека, а за собственными проблемами — общечеловеческую проблематику".
"В ледяной атмосфере одиночества человек со всей неизбежностью превращается в вопрос для самого себя", и тогда человек приобретает опыт самопознания.
"В ледяной атмосфере одиночества человек со всей неизбежностью превращается в вопрос для самого себя", и тогда человек приобретает опыт самопознания.
Хотя даже есть, чем поделиться сейчас
Стихотворение Гейне про «проклЯтые вопросы», которые начались еще с книги Иова
И любимая аллюзия на него Бродского
«Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.»
Стихотворение Гейне про «проклЯтые вопросы», которые начались еще с книги Иова
И любимая аллюзия на него Бродского
«Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.»
Занимательный вариант досуга на вечер - читать с близким человеком по очереди друг другу самые разнообразные письма из этого сборника. Мне нравится выбирать по названию или открывать рандомную страницу. Можно наткнуться на что угодно: письмо Марии Стюарт, написанное за 6 часов до того, как ей отрубили голову, письмо бывшего раба своему бывшему хозяину через год после освобождения, послание Рэя Брэдбери своему преданному читателю о том, почему мы должны бояться не роботов, а людей, ну и многое другое. А вообще здесь не только письма «легендарных» людей, как написано на обложке. Есть и трогательные, и смешные, и пугающие, и любовные, и все такие человеческие.
А ещё тут, кстати, довольно много интересного сопроводительного материала: можно попробовать самому разобрать оригинальное письмо, поглазеть на разнообразные бумагу и почерки, почитать о ситуации, в которой было написано письмо, о его авторе и получателе
«Перелетные птицы, - отмечает Бибихин, - каждый год дважды подвергают себя предельному, на последней границе выносливости напряжению всего своего существа, пускаясь в путь на тысячи километров. А человек благодаря своей исключительности может теперь, в наше время - и большинство пятимиллиардного населения земного шара так и ведет себя - прожить всю жизнь от рождения до смерти, не поставив себя на грань даже биологической, не говоря уже о духовной выносливости, не зная, до самого смертного часа, что такое предельное усилие»