Одно из фундаментальных положений психоанализа Лакана — концептуальное разведение субъекта Я/Ego (которого можно соотнести с знаменитым субъектом cogito Декарта) и субъекта Желания. Последнее, при всей условности локализаций, расположено преимущественно в бессознательном и связано с Оно/Id. Субъект Я и субъект Желания не только различаются, но и часто противостоят друг другу. Это разведение стало итогом длительной работы по обоснованию фантазмичности, зыбкости, вторичности инстанции Я: разоблачение необходимо как раз потому, что Я обычно кажется людям чем-то очевидным, тем, на что всегда можно прямо указать. В отличие от Я, на субъекта Желания возможно лишь косвенное указание. В большинстве случаев человек не способен вынести собственное Желание, и оно, опознаваемое как чужое, проявляет себя в полумраке влечений, смутных фантазий, срывов, оговорок и снов.

Трек «Чужой» Саши Скула отлично иллюстрирует это соотношение. Рваные образы, обрывки чьих-то фраз образуют гомогенный ряд, ландшафт, на фоне которого в припеве практически буквально выражается противопоставление субъекта Желания субъекту Я. Голос первого реконструируется за счет специфического строения текста, который, если пытаться читать его «в лоб», кажется размытым, нелогичным, неправильным. Собственно, это и позволяет этому тексту полно нести на себе речь Желания, которое не откликается по имени, но отзывается спонтанно на звуки mp3 или пения соловьев.

Меня чужим зови,
Я ем тебя изнутри,
Как эти mp3,
Как перед сном соловьи,
Я прогрызаю плоть,
Как ловят на рубли,
Как легкие ест дым,
Как умереть молодым.

#СашаСкул
#Лакан
#Entwurf

Был страшный холод, трескались деревья.
Во ртути сердце перестало биться.
Луна стояла на краю деревни,
Лучом пытаясь отогреть темницы.

Все было дико, фабрики стояли,
Трамваи шли, обледенев до мачты.
Лишь вдалеке, на страшном расстоянии,
Вздыхал экспресс у черной водокачки.

Все было мне знакомо в черном доме.
Изобретатели трудились у воронок,
И спал одетый, в неземной истоме,
В гусарском кителе больной орленок.

1932

#Поплавский

Стих - дополнение к роману Б.Поплавского "Аполлон Безобразов", из текста "Дневник Аполлона Безобразова". В оригинале он записан как проза, потому в сборнике стихов Поплавского найти его не получится.

"Когда я размышляю о мимолетности моего существования, погруженного в вечность, которая была до меня и пребудет после, о ничтожности пространства, не только занимаемого, но и видимого мною, растворенного в безмерной бесконечности пространств, мне неведомых и не ведающих обо мне, я трепещу от страха и недоуменно вопрошаю себя: почему я здесь, а не там, - потому что нет причины мне быть здесь, а не там, нет причины быть сейчас, а не потом или прежде. Кто определил мою судьбу? Чей приказ, чей промысел предназначил мне это время и место?

Почему знания мои ограниченны? Мой рост невелик? Срок моей жизни сто лет, а не тысяча? По какой причине природа остановилась именно на этом числе, а не на другом, хотя их бессчетное множество и нет причины выбрать это, а не то, тому предпочесть это?

Сколько держав даже не подозревают о нашем существовании.

Меня ужасает вечное безмолвие этих бесконечных пространств"

См. "Мысли"

#Паскаль

Мы беседуем с учителем на ступенях храма
Ступени доходят мне до макушки
Я вижу огромные пальцы в сандалиях
траву
растущую из ноздрей камня

И не понимаю
ни слова

#Бурич

Ну и об актуальном. Госпожа политолог Е.Ш. пишет, что дворец не может быть скрытым. Ведь стены дворца - грудная клетка для трепещущего сердца государства, часть символического тела суверена. Такой объект не может быть тайным, иначе он теряет свое символическое измерение. Однако в действительности, как умолчание является частью речи (порой более важной, чем слово), так и подобное изъятие - о котором, как и о умолчании, можно узнать лишь по косвенным проявлениям - не разрушает символическое, а, наоборот, вносит в него специфические черты, структурирует его. Грудная клетка, которую видно лишь в мерцающем свете луны определенной фазы и о которой ходят лишь слухи, остается грудной клеткой. Вопрос лишь в том, что такая оправа говорит о сердце, которое вмещает.

#Entwurf

https://news.1rj.ru/str/eschulmann/3089

МОТТО

Человек
все возможные варианты белого
от красного до синего

Человек
бесчисленные варианты мягкого
от твердого до жидкого

Человек
бесконечные варианты доброго
от насилия до самопожертвования

Все явления и предметы названы криком его горла
Величины длин частей его тела стали первым масштабом вселенной

#Бурич

Фотография из серии "Россия крупным планом", А. Ануфриев

Монолог Штрассера, представляющий собой панегирик революции, из пьесы "Мой друг Гитлер" Юкио Мисимы:

"Итак, революции больше нет. Вы стали министром, Гитлер стал рейхсканцлером, а я - я удалился от дел. Каждый занял определенную позицию. Предпосылки такого расклада имелись и прежде... Просто поразительно - никто ни сном ни духом не ожидал, что революция вдруг возьмет и кончится. (С балкона доносится воркование голубей.) Голубки воркуют... Я проходил по коридору, смотрю - стол стоит, неубранный после завтрака. Дай-ка, думаю, захвачу один тост - пташек покормлю. Где он тут у меня? (Шарит в кармане.)...Ах, черт, раскрошился. (Подходит к балконной двери и кормит голубей. Рем садится в кресло.) Ишь, накинулись... Как сияет солнце! Разве во время революции бывает такое утро? Да, не думал я, что доживу до этакого безмятежного, без всякого запаха крови, утра. (Штрассер говорит оперевшись спиной о балконную ограду. Время от времени подбрасывает голубям крошек.) Этого не могло, не должно было произойти. Но в один прекрасный день началось - и все, пошло-поехало. Голуби революции летали под свист пуль, к их лапкам были прикручены листки с боевыми донесениями. Круглую белую грудку в любую минуту могла запачкать алая кровь. А что мы видим теперь? Голубки что-то такое брюзжат, ворчат и мирно поклевывают хлебные крошки... Даже дым из трубы паровоза, мчащегося по путепроводу, напоминает уже не о пороховой гари, а о костерке на пикнике. А когда проходишь под окном, на подоконнике которого хозяйка выколачивает пестрый ковер, вниз сыпятся не засохшие комья крови, а только табачный пепел да грязь с подметок. Или, скажем, бьют часы. Раньше они отстукивали кому-то последний час жизни, а теперь лишь извещают о течении времени: и золотые часы, и даже мраморные, с башни, перестали быть твердыми, они разжижились. Было время, когда женщины носили в своих кошелках вино, чтобы поить раненных бойцов революции, и тогда оно искрилось почище любого рубина. Нынче же вино стало цвета кирпича. Изрытые осколками газоны расцветали роскошными синими цветами, но вот стальных удобрений больше нет, и распускаются сплошь одни паршивые анютины глазки. А песни? Где тот особый надрыв, делавший их похожими на крик отчаяния? Синее небо, отражаясь в широко раскрытых глазах убитых, предвещало новую жизнь, теперь оно похоже на подсиненную воду в корыте для стирки. И табак утратил сладковатый привкус неотвратимой разлуки... Природа, люди, вещи потеряли наполнявшую, питавшую их силу - она ускользает между пальцами. Как воздух, как вода. А сложное сплетение наших острых как бритва нервов как-то обвисло, поистрепалось... Зато в воздухе потянуло новыми ароматами. Знакомый по прошлым годам запашок гниения, когда пригреет солнце и из-под опавшей листвы в лесу вдруг шибанет такой мерзкой тухлятиной. Это падаль, оставшаяся с прошлогодней охоты, - не отыскали псы подстреленной добычи. Гнилостное зловоние распространилось повсюду, от него человеческие пальцы теряют чувствительность, словно их поразила проказа. А ведь было время, когда эти пальцы могли нащупать путь во тьме - безо всяких дорожных указателей и фонарей. Что они могут сегодня - только ставить подпись на чеке да баб тискать. Деградация. Да, каждодневная, невидимая глазу деградация. Не сомневаюсь, Рем, что и вы очень хорошо ее ощущаете. Если настал день, когда скрипка перестает по-настоящему выдавать тремоло, когда знамя больше не изгибается на древке леопардом, когда кофе перестает закипать с той неповторимой, клокочущей яростью, когда бойница в крепостной стене становится не орудийным жерлом, а бельмом, когда не запачканная кровью листовка превращается в рекламный листок, когда сапоги уже не пахнут звериной сыростью, когда звезда утрачивает магнетизм, когда стихи перестают быть паролем... Если такой день настал, Рем, это значит, что революции конец. Революция - время белоснежных клыков, свирепых и чистых. Ослепительно белого оскала молодых ртов - и гневе, и в улыбке. Эпоха сверкающей эмали... А потом наступает эпоха десен. Сначала они красные, но постепенно лиловеют, начинают гнить..."

#Мисима

Е.Фалев о некорректности выражения "учение о бытие" применительно к М.Хайдеггеру:

"Чтобы проиллюстрировать обманный характер такого наименования, можно привести пример индийского ведантиста начала ХХ века Шри Рамана Махариши, всё учение которого сводилось к задаванию одного-единственного вопроса: "кто я?", а также к осознанию того, что ни один ответ на этот вопрос не может быть ни окончательным, ни удовлетворительным. У Раманы Махариши нет никакого "учения о Я", да, пожалуй, вообще никакого учения, кроме практического обучения движению мысли, потому было бы большой ошибкой искать у него, скажем, некую "эгологию". Аналогичным образом, хотя вопрошание о "бытии" является центральной темой для Хайдеггера, тщетны попытки исследователей искать у него некую "онтологию", а если она не выражена явно, то искать между строк и реконструировать. Вопрошание о бытии у Хайдеггера не может приводить ни к каким удовлетворительным ответам, напротив, его роль состоит в том, чтобы пробудить мышление от удовлетворенности всеми имеющимися ответами. Одного лишь "онтологического различия" недостаточно, чтобы говорить об "учении о бытии" или теории бытия...

... Хайдеггер не принимает самого понятия "установка", так как оно подразумевает искусственную "остановку" мысли, но сам принцип перспективы сохраняет у него полную силу: на различных этапах истолкования значимыми являются совершенно разные положения, и грубейшей методологической ошибкой было бы брать любое положения, не учитывая той фазы истолкования, на которой оно появляется".

См. "Эволюция метода в философии Мартина Хайдеггера"

#Хайдеггер
#Фалев

Фотография казненной З.Космодемьянской, январь 1942. Автор - С.Струнников

"С этой фотографии началась "работа траура", связанная с образом Зои Космодемьянской – молодой советской партизанки, которую схватили, пытали и казнили немецкие солдаты во время наступления на Москву в 1941 году. Фотография, сделанная Сергеем Струнниковым, впервые появилась на третьей странице газеты "Правда" 27 января 1942 года и впоследствии множество раз перепечатывалась. Поразительная красота убитой девушки, а также тревожный эротизм ее мучительного образа сделали это изображение одним из самых запоминающихся за всю историю войны. Как истолковать его? Прежде всего обращает на себя внимание эротическое содержание – особенно если учесть пресловутое "пуританство" сталинской культуры, – но оно определенно выступает в амбивалентной роли. Прекрасная юная девушка зверски убита, ее тело чудовищно беззащитно как перед зверским насилием, так и перед зимним морозом. В то же время обнаженная грудь и запрокинутая голова вызывают иные ассоциации – со всепоглощающей страстью. Амбивалентность этих двух прочтений зловеще отражается в противопоставлении правой груди Космодемьянской – целой и притягивающей вожделеющий взгляд – и левой, отсутствующей, демонстрирующей куда большую телесную обнаженность и пресекающей полет эротической фантазии. Уцелевшая грудь манит, но к ней невозможно прикоснуться, что превращает Космодемьянскую в утраченный эротический объект; отрезанная грудь напоминает об обсценном удовольствии, которое получали нацисты. У статуй Космодемьянской часто левая грудь оказывается целой, а правая – прикрыта одеждой, как будто художники используют фантазии, чтобы маскировать рану. Но подобные интерпретации – это лишь половина истории. Отсутствующая грудь может восприниматься как след мучительной страсти самой Космодемьянской, jouissance (наслаждение) болью по ту сторону удовольствия".

См. статью "Зоя Космодемьянская между истреблением и жертвоприношением"

#Платт
#Кляйн
#Лакан

Памяти моего незабвенного единственного сына В. В. Нотенберг.

Вот и лег утихший, хороший -
Это ничего -
Нежный, смешной, верный, преданный -
Это ничего.

Сосны, сосны над тихой дюной
Чистые, гордые, как его мечта.
Облака да сосны, мечта, облако…

Он немного говорил. Войдет, прислонится.
Не умел сказать, как любил.

Дитя мое, дитя хорошее,
Неумелое, верное дитя!
Я жизни так не любила,
Как любила тебя.

И за ним жизнь, жизнь уходит -
Это ничего.
Он лежит такой хороший -
Это ничего.

Он о чем-то далеком измаялся...
Сосны, сосны!
Сосны над тихой и кроткой дюной
Ждут его.

Не ждите, не надо: он лежит спокойно -
Это ничего.

1912

"В 1912 г. в Петербурге была издана вторая книга Гуро — "Осенний сон" (в нее вошли одноименная пьеса, стихи и проза), в которой нашла отражение одна из главных тем ее творчества — миф о "незабвенном В.В. Нотенберге", ее "воздушном сыне", якобы умершем во младенчестве. Гуро настолько вжилась в этот миф, что заставила поверить в это многих из своего близкого окружения. Отголоски этого мифа слышны и до сих пор — в некоторых литературоведческих работах говорится о том, что Елена Гуро — всего лишь псевдоним, а настоящее имя поэтессы — Элеонора фон Нотенберг".

Только за счет инверсии Е.Гуро удается сконструировать образ Другого, к которому она может обратить свою речь. Сын, который никогда не рождался, по самой своей сути является продолжением, которое не запятнано словом и дистанцией. Такое продолжение для Гуро оказывается онтологически более возможным, чем способный на любовь мужчина.

#Гуро
#Entwurf

Сиоран о республике и тирании:

"Ей /республике/ это претит? Дело в том, что ослепленная своим будущим губителем, она больше не верит в свои институты и не видит смысла в своем существовании. Она путается в собственных законах, а законы, защищая ее врага, настраивают ее, вынуждают ее уйти в отставку. Изнемогая от избытка собственной терпимости, она щадит противника, который не пощадит ее, дозволяет формулировать подтачивающие и разрушающие ее мифы, поддается нежным уговорам своего палача. Имеет ли она право существовать дальше, если сами ее принципы приближают ее гибель? Вот трагический парадокс свободы: посредственности, которые только и делают возможными ее проявления, не могут гарантировать ей долгую жизнь. Мы всем обязаны их ничтожеству и всё теряем из-за нее. Стало быть, они никогда не в состоянии справиться со стоящими перед ними задачами. И вот эту посредственность я ненавидел в ту пору, когда безоговорочно любил тиранов, о которых, однако, нужно сказать, что, в отличие от их карикатур (а любой демократ — это опереточный тиран), у них есть судьба, и даже слишком много судьбы. И если я исповедовал культ тиранов, то происходило это потому, что, обладая инстинктом отдавать приказы, они не опускаются ни до диалога, ни до аргументов: они приказывают, издают декреты, не снисходя до оправдания своих поступков. Отсюда их цинизм, который я ставил выше всех добродетелей и всех пороков как признак превосходства и даже благородства, который, в моих глазах, выделял их из остальных смертных. Будучи не в силах возвыситься до них делами, я надеялся достичь этого словом, практикуя софизмы и невероятный вздор: стать столь же одиозным в духовной сфере, какими они были в сфере власти, создавать вакуум с помощью слова, взорвать глагол, а вместе с ним и мир, лопнуть одновременно с тем и другим и в конце концов оказаться под их обломками! Теперь же, обманутый этими сумасбродствами и всем, что красило мою жизнь, я дошел до мечтаний о городе, являющемся чудом умеренности, управляемом командой восьмидесятилетних, слегка маразматических старцев, машинально любезных и еще достаточно трезвомыслящих, чтобы плодотворно пользоваться своей немощью, свободных от желаний, сожалений, сомнений и настолько озабоченных всеобщим равновесием и благосостоянием, что даже в улыбке они признали бы знак беспорядка или подрывной деятельности. Ныне же моя деградация столь велика, что даже демократы представляются мне чересчур амбициозными и исступленными".

См. "В школе тиранов"

#Чоран
#Сиоран

Всем известная песня "Биография" группы "Кровосток" выстроена на выявлении монотонности, обычности, которая скрывает ужасное. Аудиоформат позволяет сгустить этот привычный для постмодернистской литературы прием до каплеобразного состояния. Трек Славы КПСС "Далеко за горизонт" построен в общем-то также, что делает его своеобразным оммажем "Кровостоку". Но обыденным в нем становится уже не просто страшное, а нечто гипертрофированно гротескное, напрочь ебанутое.

При этом "Биография" все равно воспринимается как более тяжелая. Она обрывается выстрелом: механизм просто внезапно останавливается и все повисает в пустоте. Герой трека "За горизонт" уродливее, но - может, потому - живее. Сама смерть его живее. Топя себя в параше, он вдохновляется образом смерти, в котором та слита с безграничной любовью. Смерть становится любовью, а любовь смертью - традиционное сочетание для русского модерна.

#Entwurf