Картины Гао Синцзяня (Gao Xingjian), лауреата Нобелеской премии по литературе 2000 года
По снегу
Как топчут дорогу по снежной целине? Впереди идет человек, потея и ругаясь, едва переставляя ноги, поминутно увязая в рыхлом глубоком снегу. Человек уходит далеко, отмечая свой путь неровными черными ямами. Он устает, ложится на снег, закуривает, и махорочный дым стелется синим облачком над белым блестящим снегом. Человек уже ушел дальше, а облачко все еще висит там, где он отдыхал, – воздух почти неподвижен. Дороги всегда прокладывают в тихие дни, чтоб ветры не замели людских трудов. Человек сам намечает себе ориентиры в бескрайности снежной: скалу, высокое дерево, – человек ведет свое тело по снегу так, как рулевой ведет лодку по реке с мыса на мыс.
По проложенному узкому и неверному следу двигаются пять-шесть человек в ряд плечом к плечу. Они ступают около следа, но не в след. Дойдя до намеченного заранее места, они поворачивают обратно и снова идут так, чтобы растоптать снежную целину, то место, куда еще не ступала нога человека. Дорога пробита. По ней могут идти люди, санные обозы, тракторы. Если идти по пути первого след в след, будет заметная, но едва проходимая узкая тропка, стежка, а не дорога, – ямы, по которым пробираться труднее, чем по целине. Первому тяжелее всех, и когда он выбивается из сил, вперед выходит другой из той же головной пятерки. Из идущих по следу каждый, даже самый маленький, самый слабый, должен ступить на кусочек снежной целины, а не в чужой след. А на тракторах и лошадях ездят не писатели, а читатели.
1956
См. "Колымские рассказы". "По снегу" - первый текст сборника.
#Шаламов
Как топчут дорогу по снежной целине? Впереди идет человек, потея и ругаясь, едва переставляя ноги, поминутно увязая в рыхлом глубоком снегу. Человек уходит далеко, отмечая свой путь неровными черными ямами. Он устает, ложится на снег, закуривает, и махорочный дым стелется синим облачком над белым блестящим снегом. Человек уже ушел дальше, а облачко все еще висит там, где он отдыхал, – воздух почти неподвижен. Дороги всегда прокладывают в тихие дни, чтоб ветры не замели людских трудов. Человек сам намечает себе ориентиры в бескрайности снежной: скалу, высокое дерево, – человек ведет свое тело по снегу так, как рулевой ведет лодку по реке с мыса на мыс.
По проложенному узкому и неверному следу двигаются пять-шесть человек в ряд плечом к плечу. Они ступают около следа, но не в след. Дойдя до намеченного заранее места, они поворачивают обратно и снова идут так, чтобы растоптать снежную целину, то место, куда еще не ступала нога человека. Дорога пробита. По ней могут идти люди, санные обозы, тракторы. Если идти по пути первого след в след, будет заметная, но едва проходимая узкая тропка, стежка, а не дорога, – ямы, по которым пробираться труднее, чем по целине. Первому тяжелее всех, и когда он выбивается из сил, вперед выходит другой из той же головной пятерки. Из идущих по следу каждый, даже самый маленький, самый слабый, должен ступить на кусочек снежной целины, а не в чужой след. А на тракторах и лошадях ездят не писатели, а читатели.
1956
См. "Колымские рассказы". "По снегу" - первый текст сборника.
#Шаламов
Мужчина и женщина
Навсегда разорванные
Навсегда разъединённые
Сцепившись
Терзают плоть друг друга
Ебутся в мелких могилах
Катаются в пропитанной кровью грязи
Он смотрит ей в глаза
Он протискивается в неё
Глубоко в неё
Он вырывает ей матку
И вытряхивает ей на лицо
Он кричит:
Чья это была фантазия?
См. "Железо"
#Роллинз
Перевод О.Титовой
Навсегда разорванные
Навсегда разъединённые
Сцепившись
Терзают плоть друг друга
Ебутся в мелких могилах
Катаются в пропитанной кровью грязи
Он смотрит ей в глаза
Он протискивается в неё
Глубоко в неё
Он вырывает ей матку
И вытряхивает ей на лицо
Он кричит:
Чья это была фантазия?
См. "Железо"
#Роллинз
Перевод О.Титовой
Лезет в голову чушь такая,
От которой отбиться мне
Можно только, пожалуй, стихами
Или все утопить в вине.
Будто нет для меня расстояний
И живу я без меры длины,
Будто худшим из злодеяний
Было то, что наполнило сны.
Будто ты поневоле близко
И тепло твоего плеча
Под ладонью взорвется, как выстрел,
Злое сердце мое горяча.
Будто времени нет – и, слетая
Точно птица ко мне с облаков,
Ты по-прежнему молодая
Вдохновительница стихов.
Это все суета – миражи,
Это – жить чтобы было больней.
Это бред нашей ямы овражьей,
Раскалившейся на луне.
#Шаламов
От которой отбиться мне
Можно только, пожалуй, стихами
Или все утопить в вине.
Будто нет для меня расстояний
И живу я без меры длины,
Будто худшим из злодеяний
Было то, что наполнило сны.
Будто ты поневоле близко
И тепло твоего плеча
Под ладонью взорвется, как выстрел,
Злое сердце мое горяча.
Будто времени нет – и, слетая
Точно птица ко мне с облаков,
Ты по-прежнему молодая
Вдохновительница стихов.
Это все суета – миражи,
Это – жить чтобы было больней.
Это бред нашей ямы овражьей,
Раскалившейся на луне.
#Шаламов
Евгений Юфит. Прозрачная роща (триптих). 1992-2011
"Движение "некрореализм" возникло в начале 1980-х годов в Ленинграде. Его отцом-основателем стал художник и независимый кинорежиссер Евгений Юфит. Некрореализм переворачивал узаконенное в советской культуре отношение к смерти как к единственно возможной героической "смерти за Родину". Некрореализм был рожден социальным протестом, любовью к абсурдизму и черному юмору, а также справочниками по судебно-медицинской экспертизе. Объект эстетического описания некрореализма — условия существования человека, стоящего на пороге смерти и демонстрирующего определенную патологию. Художники попытались представить непредставимое — смерть. В названии "некрореализм" парадоксально сочетались жизнь и смерть, некро — мертвое и реализм — живое. Участники: Евгений Юфит, Владимир Кустов, Сергей Серп, Валерий Морозов, Андрей Мертвый (Курмаярцев), Леонид Трупырь (Константинов), Игорь Безруков, Евгений Кондратьев (Дебил), Анатолий Свирепый (Мортюков), Юрий Циркуль (Красев)".
"Движение "некрореализм" возникло в начале 1980-х годов в Ленинграде. Его отцом-основателем стал художник и независимый кинорежиссер Евгений Юфит. Некрореализм переворачивал узаконенное в советской культуре отношение к смерти как к единственно возможной героической "смерти за Родину". Некрореализм был рожден социальным протестом, любовью к абсурдизму и черному юмору, а также справочниками по судебно-медицинской экспертизе. Объект эстетического описания некрореализма — условия существования человека, стоящего на пороге смерти и демонстрирующего определенную патологию. Художники попытались представить непредставимое — смерть. В названии "некрореализм" парадоксально сочетались жизнь и смерть, некро — мертвое и реализм — живое. Участники: Евгений Юфит, Владимир Кустов, Сергей Серп, Валерий Морозов, Андрей Мертвый (Курмаярцев), Леонид Трупырь (Константинов), Игорь Безруков, Евгений Кондратьев (Дебил), Анатолий Свирепый (Мортюков), Юрий Циркуль (Красев)".
И я в моём тёплом теле
лелеял глухую лень.
Сонно звенят недели,
вечность проходит в тень.
Месяца лысое темя
прикрыто дымным плащом,
музыкой сонного времени
мой увенчаю дом.
Ухо улицы глухо,
кружится карусель.
Звёзды злые старухи
качают дней колыбель.
Май 1920
#Введенский
лелеял глухую лень.
Сонно звенят недели,
вечность проходит в тень.
Месяца лысое темя
прикрыто дымным плащом,
музыкой сонного времени
мой увенчаю дом.
Ухо улицы глухо,
кружится карусель.
Звёзды злые старухи
качают дней колыбель.
Май 1920
#Введенский
В бессознательном возможно нарушение логического закона исключенного третьего. Чтобы проиллюстрировать это, Фрейду приходится использовать причудливую архитектурную метафору, описывая город, в котором здания разных эпох не соседствуют, а буквально сосуществуют друг в друге. Пережить путешествие по такому городу можно, лишь находясь по ту сторону реальности, например, в состоянии сна.
"В душевной жизни ничто, раз возникнув, не исчезает, все каким-то образом сохраняется, и при известных условиях, например, в случае далеко зашедшей регрессии, может вновь всплыть на поверхность. Попробуем содержательно пояснить это на примере из другой области. В качестве такой иллюстрации возьмем развитие Вечного Города. Историки учат нас, что древнейший Рим был Roma quadrata, огороженным поселением на Палатине. Затем следует период Septimontium – объединения поселений на семи холмах, из которых возникает город, границей коего была стена Сервия Туллия, а потом, после всех перестроек республиканского и раннеимперского времен, стены, воздвигнутые императором Аврелианом. Не прослеживая далее истории города, зададим себе вопрос: что найдет от этих ранних стадий посетитель сегодняшнего Рима, даже если он снабжен самыми совершенными познаниями истории и топографии. Стену Аврелиана, несмотря на некоторые повреждения и про ломы, он увидит почти не изменившейся. Кое-где, благо даря раскопкам, он сможет увидеть остатки вала Сервия Имея достаточные познания – превосходящие знания современной археологии – он мог бы, наверное, восстановить очертания этих стен по всему периметру, даже контуры Roma quadrata. Но от зданий, когда-то заполнявших эти рамки древнего города, он не обнаружит ничего или почти ничего – эти здания более не существуют. Великолепные познания в римской истории в лучшем случае позволят ему установить, где стояли храмы и общественные здания той эпохи. Теперь на их месте руины, да и не самих этих сооружений, а позднейших пристроек после пожаров и разрушений. Нет нужды напоминать, что все эти останки древнего Рима вкраплены сегодня в хаос большого города, возникшего за последние века, начиная с эпохи Возрождения. Конечно, многие древности погребены в городской почве или под современными зданиями Таков способ сохранения прошлого в исторических городах, вроде Рима.
Сделаем теперь фантастическое предположение, будто Рим – не место жительства, а наделенное психикой существо – со столь же долгим и богатым прошлым в котором ничто, раз возникнув, не исчезало, а самые последние стадии развития сосуществуют со всеми прежними. В случае Рима это означало бы, что по-прежнему возносились бы ввысь императорский дворец на Палатине и Septimontium Септимия Севера, а карнизы замка Ангела украшались теми же прекрасными статуями, как и до нашествия готов и т. д. Больше того, на месте Палаццо Каффарелли – который, однако, не был бы при этом снесен – по-прежнему стоял бы храм Юпитера Капитолийского, причем не только в своем позднейшем облике, каким его видели в императорском Риме, но и в первоначальном облике, с этрусскими формами, украшенном терракотовыми антефиксами. Там, где ныне стоит Колизей, можно было бы восхищаться и исчезнувшим Domus Aurea Нерона; на площади Пантеона мы обнаружили бы не только сохраненный для нас Пантеон Адриан – на том же месте находилась бы и первоначальная постройка Агриппы. На одном и том же основании стояли бы церковь Maria Sopra Minerva и древний храм, на месте которого она была построена. И при небольшом изменении угла зрения появлялось бы то одно, то другое здание.
Нет смысла развивать эту фантазию далее – она ведет к чему-то несообразному и даже абсурдному. Историческая последовательность представима лишь посредством пространственной рядоположенности: одно и то же пространство нельзя заполнить дважды. Наша попытка может выглядеть праздной забавой, но тому есть оправдание – она показывает всю сложность передачи душевной жизни с помощью наглядных образов".
См. "Недовольство культурой"
#Фрейд
#Entwurf
"В душевной жизни ничто, раз возникнув, не исчезает, все каким-то образом сохраняется, и при известных условиях, например, в случае далеко зашедшей регрессии, может вновь всплыть на поверхность. Попробуем содержательно пояснить это на примере из другой области. В качестве такой иллюстрации возьмем развитие Вечного Города. Историки учат нас, что древнейший Рим был Roma quadrata, огороженным поселением на Палатине. Затем следует период Septimontium – объединения поселений на семи холмах, из которых возникает город, границей коего была стена Сервия Туллия, а потом, после всех перестроек республиканского и раннеимперского времен, стены, воздвигнутые императором Аврелианом. Не прослеживая далее истории города, зададим себе вопрос: что найдет от этих ранних стадий посетитель сегодняшнего Рима, даже если он снабжен самыми совершенными познаниями истории и топографии. Стену Аврелиана, несмотря на некоторые повреждения и про ломы, он увидит почти не изменившейся. Кое-где, благо даря раскопкам, он сможет увидеть остатки вала Сервия Имея достаточные познания – превосходящие знания современной археологии – он мог бы, наверное, восстановить очертания этих стен по всему периметру, даже контуры Roma quadrata. Но от зданий, когда-то заполнявших эти рамки древнего города, он не обнаружит ничего или почти ничего – эти здания более не существуют. Великолепные познания в римской истории в лучшем случае позволят ему установить, где стояли храмы и общественные здания той эпохи. Теперь на их месте руины, да и не самих этих сооружений, а позднейших пристроек после пожаров и разрушений. Нет нужды напоминать, что все эти останки древнего Рима вкраплены сегодня в хаос большого города, возникшего за последние века, начиная с эпохи Возрождения. Конечно, многие древности погребены в городской почве или под современными зданиями Таков способ сохранения прошлого в исторических городах, вроде Рима.
Сделаем теперь фантастическое предположение, будто Рим – не место жительства, а наделенное психикой существо – со столь же долгим и богатым прошлым в котором ничто, раз возникнув, не исчезало, а самые последние стадии развития сосуществуют со всеми прежними. В случае Рима это означало бы, что по-прежнему возносились бы ввысь императорский дворец на Палатине и Septimontium Септимия Севера, а карнизы замка Ангела украшались теми же прекрасными статуями, как и до нашествия готов и т. д. Больше того, на месте Палаццо Каффарелли – который, однако, не был бы при этом снесен – по-прежнему стоял бы храм Юпитера Капитолийского, причем не только в своем позднейшем облике, каким его видели в императорском Риме, но и в первоначальном облике, с этрусскими формами, украшенном терракотовыми антефиксами. Там, где ныне стоит Колизей, можно было бы восхищаться и исчезнувшим Domus Aurea Нерона; на площади Пантеона мы обнаружили бы не только сохраненный для нас Пантеон Адриан – на том же месте находилась бы и первоначальная постройка Агриппы. На одном и том же основании стояли бы церковь Maria Sopra Minerva и древний храм, на месте которого она была построена. И при небольшом изменении угла зрения появлялось бы то одно, то другое здание.
Нет смысла развивать эту фантазию далее – она ведет к чему-то несообразному и даже абсурдному. Историческая последовательность представима лишь посредством пространственной рядоположенности: одно и то же пространство нельзя заполнить дважды. Наша попытка может выглядеть праздной забавой, но тому есть оправдание – она показывает всю сложность передачи душевной жизни с помощью наглядных образов".
См. "Недовольство культурой"
#Фрейд
#Entwurf
У выхода из той пещеры, описанной в "Государстве", полный мрак и воняет мочой. Время от времени кто-то выбирается из пещеры и, ежась, бредет в даль по мокрой траве, пока не скрывается из виду. Не только для нас, стоящих у выхода, но и для себя самого: холод и влага проникают внутрь, под кожу, ползут к сердцу и неизбежно в какой-то момент достигают его, тогда все размывается и тает. Нам остаются лишь следы, до которых может дотянуться свет костра. Чтобы рассматривать их в подзорные трубы, составлять карты и потом развлекать сидящих в пещере рассказами о странных людях, которые зачем-то оставили их. Или чтобы пойти по этим следам, пока они не заросли окончательно, неизбежно сбиться и в конце-концов самим околеть в этой темноте, отдав себя беспределельному простору.
В отношении к этим следам, собственно, и различаются фигура интеллектуала и фигура философа.
#Entwurf
В отношении к этим следам, собственно, и различаются фигура интеллектуала и фигура философа.
#Entwurf
"В молодой Советской Республике главным пропагандистом психоанализа, как ни странно, оказался Л.Д. Троцкий. Еще в 1909 г., во время своего пребывания в Вене, он побывал на психоаналитических семинарах и прочитал несколько работ Фрейда. В 1923 г. Троцкий писал великому русскому физиологу И.П. Павлову, что фрейдовское учение можно соединить с материалистической психологией, поскольку оно представляет собой частный случай учения об условных рефлексах. Революционная Россия на первых порах встретила фрейдизм с распростертыми объятьями, однако в ходе идеологических дебатов конца 1920-х — начала 1930-х гг. обнаружились столь существенные противоречия психоанализа и павловской рефлексологии, что первый стали рассматривать как реакционное лжеучение. Многие исследователи считают, что их союз и не мог состояться, поскольку учение Павлова предполагает слияние в единой научной дисциплине психологии, неврологии и физиологии нервной системы, тогда как фрейдизм, напротив, тяготеет к обособлению от медицинских дисциплин. И, хотя советские сторонники слияния фрейдизма с марксизмом утверждали, что таковое возможно при условии изъятия из первого "слишком животной" сексуальной гипотезы, "слишком пессимистического" учения о Танатосе и "слишком идеалистического" философского монизма, психоанализ для Советской России оказался неприемлем. Особенно неудобной для советских идеологов была пансексуалистская гипотеза, ведь так понимаемая сексуальность выступала источником чувственного разгула и анархии, несовместимых с идеалами коммунизма. На наш взгляд, фрейдизм в Советской России был отвергнут именно по политическим причинам, ведь расхождение его с павловским учением не столь уж велико: как и Павлов, Фрейд положил в основание своей доктрины чисто биологическое представление о естественных и приобретенных рефлексах... Фрейд был не меньшим "материалистом", чем Павлов, ибо его энергетическая модель психики сводит все психические процессы к совершенно материальным импульсам".
См. "Жак Лакан: фигура философа"
#Дьяков
#Фрейд
#Павлов
#Троцкий
См. "Жак Лакан: фигура философа"
#Дьяков
#Фрейд
#Павлов
#Троцкий
Жизнь размечается разрывами. Поцелуями, от которых в последний момент так и не смог удержаться, прерванными половыми актами, пущенными по ветру клятвами, так и не отправленными письмами, пропущенными поездами.
К всему устойчивому, обоснованному, что идет, как должнО или дОлжно — слишком много подозрений. Во всем этом замешан обман. Глаза и уши — плохие свидетели, но ослепить себя, как Демокрит Абдерский, недостаточно: источник обмана глубже. Остается мириться с постоянной возможностью самонаеба, держать его в голове, как коэффициент. Мы поставлены перед необходимостью играть в карты против шулера, хотя нам даже толком неизвестны правила игры.
В разрывах открывается, что помимо этой милой и страшной духоты есть еще что-то. Ужасное, но вместе с тем оставляющее место для надежды.
#Entwurf
К всему устойчивому, обоснованному, что идет, как должнО или дОлжно — слишком много подозрений. Во всем этом замешан обман. Глаза и уши — плохие свидетели, но ослепить себя, как Демокрит Абдерский, недостаточно: источник обмана глубже. Остается мириться с постоянной возможностью самонаеба, держать его в голове, как коэффициент. Мы поставлены перед необходимостью играть в карты против шулера, хотя нам даже толком неизвестны правила игры.
В разрывах открывается, что помимо этой милой и страшной духоты есть еще что-то. Ужасное, но вместе с тем оставляющее место для надежды.
#Entwurf