О системе спецхрана и ИНИОНе глазами В.Бибихина. Впрочем, в этом фрагменте больше именно об самих этих глазах:
"Чего другого можно было ждать. В школе вы до выпускного класса слышали имена гениальных мыслителей Маркса, Энгельса, соответственно Фейербаха и Дюринга, а последним словом упадочной западной мысли вам называли экзистенциализм, проповедь приятной жизни и чувственных удовольствий. Ободренные отличным окончанием школы, вы плотно готовились летом к поступлению всё же на философский, только на философский факультет МГУ, готовили отечественную историю по толстой Нечкиной, классиков по полным изданиям, пропитывались таинственной тишиной Ленинки, выучивали стенографию, чтобы в сентябре не пропустить ни слова профессоров. Вы входили затаив дыхание для экзаменов в святыню факультетского здания, которому только чуда и тайны прибавляли покосившиеся ступени порога, гнущиеся доски фойе и сырой коридор. Горько было, что как раз на самом простом для вас экзамене, сочинении, вы получали единственную четверку — нельзя было видеть за что, — и не находили себя в списке принятых. Только несколько лет спустя вы узнавали от отца, что ваш классный руководитель, учитель истории, нашел незрелыми ваши дерзкие заметки в затеянной вами классной стенной газете «Вверх дном» и написал соответствующую выпускную характеристику. — Оставалась загадочная Москва, завороженная деловая тишина большой комнаты на втором этаже в начале Кузнецкого моста, редакции журнала «Театр», принятие вашей рукописи в газете «Советская культура» («Хотите знать, чем живет сегодняшняя школа? Читайте роман Галины Николаевой...»). Только опять вдруг необъяснимым холодом веяло от редактора, когда в длинной беседе с ним на неожиданный вопрос, как вы относитесь к нашему капиталистическому окружению, вы отвечали, что с соседями надо искать общения.
Так получалось, что когда ваш ровесник в Германии готовил докторскую диссертацию по философии, вы возвращались домой после трех лет в армии уже без мыслей о философском факультете, с идеалом народной простоты и физического труда. Нужны были годы, чтобы высшее образование снова начало манить вас, только уже не философия, а иностранные языки. После переводческого факультета, поскольку вы умолили отдел кадров поменять вам распределение с группы просмотра западной прессы в Главлите на преподавание в МИМО, поскольку вам предложили уйти из МИМО по собственному желанию, поскольку вы потом разошлись в методике преподавания с Ахмановой и вынуждены были расстаться также и с историческим факультетом МГУ, то приходилось быть безработным под угрозой уличения в тунеядстве. Совершенным чудом попав в рай сектора информации Института философии, вы находили имя вашего немецкого сверстника в библиографии, откуда могли теперь выбрать его для перевода и реферата. Не в том беда, что он тем временем, спокойно и системаически работая, успел далеко уйти вперед. Хуже было то, что вы следили теперь за ним из ниоткуда, из темноты. То, что он делал на свету, изложенное вами, шло в далекие кабинеты и в закрытые отделы библиотек. То, чем вы занимались, было не философией, а только информированием, и академик Ойзерман возмущался на дирекции, что переводческому сектору хотя и можно доверить перевод Вернера Гейзенберга, но ведь нельзя же доверять сам выбор переводимых глав".
См. "Для служебного пользования"
#Бибихин
#Entwurf
В будущем, вероятно, мы еще увидим работы, посвященные исследованию комплексного влияния института спецхрана на формирование отечественной философской мысли. Прошло три десятителия, но отметины, оставленные на ее теле ИНИОНом, отчетливо видны до сих пор.
"Чего другого можно было ждать. В школе вы до выпускного класса слышали имена гениальных мыслителей Маркса, Энгельса, соответственно Фейербаха и Дюринга, а последним словом упадочной западной мысли вам называли экзистенциализм, проповедь приятной жизни и чувственных удовольствий. Ободренные отличным окончанием школы, вы плотно готовились летом к поступлению всё же на философский, только на философский факультет МГУ, готовили отечественную историю по толстой Нечкиной, классиков по полным изданиям, пропитывались таинственной тишиной Ленинки, выучивали стенографию, чтобы в сентябре не пропустить ни слова профессоров. Вы входили затаив дыхание для экзаменов в святыню факультетского здания, которому только чуда и тайны прибавляли покосившиеся ступени порога, гнущиеся доски фойе и сырой коридор. Горько было, что как раз на самом простом для вас экзамене, сочинении, вы получали единственную четверку — нельзя было видеть за что, — и не находили себя в списке принятых. Только несколько лет спустя вы узнавали от отца, что ваш классный руководитель, учитель истории, нашел незрелыми ваши дерзкие заметки в затеянной вами классной стенной газете «Вверх дном» и написал соответствующую выпускную характеристику. — Оставалась загадочная Москва, завороженная деловая тишина большой комнаты на втором этаже в начале Кузнецкого моста, редакции журнала «Театр», принятие вашей рукописи в газете «Советская культура» («Хотите знать, чем живет сегодняшняя школа? Читайте роман Галины Николаевой...»). Только опять вдруг необъяснимым холодом веяло от редактора, когда в длинной беседе с ним на неожиданный вопрос, как вы относитесь к нашему капиталистическому окружению, вы отвечали, что с соседями надо искать общения.
Так получалось, что когда ваш ровесник в Германии готовил докторскую диссертацию по философии, вы возвращались домой после трех лет в армии уже без мыслей о философском факультете, с идеалом народной простоты и физического труда. Нужны были годы, чтобы высшее образование снова начало манить вас, только уже не философия, а иностранные языки. После переводческого факультета, поскольку вы умолили отдел кадров поменять вам распределение с группы просмотра западной прессы в Главлите на преподавание в МИМО, поскольку вам предложили уйти из МИМО по собственному желанию, поскольку вы потом разошлись в методике преподавания с Ахмановой и вынуждены были расстаться также и с историческим факультетом МГУ, то приходилось быть безработным под угрозой уличения в тунеядстве. Совершенным чудом попав в рай сектора информации Института философии, вы находили имя вашего немецкого сверстника в библиографии, откуда могли теперь выбрать его для перевода и реферата. Не в том беда, что он тем временем, спокойно и системаически работая, успел далеко уйти вперед. Хуже было то, что вы следили теперь за ним из ниоткуда, из темноты. То, что он делал на свету, изложенное вами, шло в далекие кабинеты и в закрытые отделы библиотек. То, чем вы занимались, было не философией, а только информированием, и академик Ойзерман возмущался на дирекции, что переводческому сектору хотя и можно доверить перевод Вернера Гейзенберга, но ведь нельзя же доверять сам выбор переводимых глав".
См. "Для служебного пользования"
#Бибихин
#Entwurf
В будущем, вероятно, мы еще увидим работы, посвященные исследованию комплексного влияния института спецхрана на формирование отечественной философской мысли. Прошло три десятителия, но отметины, оставленные на ее теле ИНИОНом, отчетливо видны до сих пор.
Думается, что если кому и завидовать, то тем, для кого закон, не терпящий вопросов, обращения на себя внимания, четко регламентирует словоупотребление. Эти люди обладают роскошью для одного всегда иметь нужные слова, а для другого — такое же нужное их отсутствие. Они крепки и надежны. Но в этом нет ничего общего ни с silentium, ни с Витгенштейном: там слов всегда не хватало и эта нехватка предшествовала любому слову.
#Entwurf
#Entwurf
"Если не изменить все полностью, — так, впрочем, никогда не бывает, — то никто не сможет разрешить собственных противоречий. Только смерть помогает это сделать, здесь она преуспевает, и в этом она превосходит жизнь".
См. "Признания и проклятия"
#Сиоран
#Чоран
Человек структурирован именно противоречиями, разрывами. Мечта о человеке, лишенном противоречий — это мечта либо о святом, либо о машине.
См. "Признания и проклятия"
#Сиоран
#Чоран
Человек структурирован именно противоречиями, разрывами. Мечта о человеке, лишенном противоречий — это мечта либо о святом, либо о машине.
"Всеми своими орудиями человек усовершенствует свои органы – как моторные, так и сенсорные – или же раздвигает рамки их применения... С давних времен человек создавал себе идеальное представление о всемогуществе и всезнании, воплощением которых были его боги. Им он приписывал все то, что было ему запрещено. Можно даже сказать, что боги были его культурными идеалами. Теперь он очень близко подошел к достижению этих идеалов, он сам сделался чуть ли не богом. Правда, лишь настолько, насколько человеческий здравый смысл вообще признает эти идеалы достижимыми. В одних случаях они совершенно неисполнимы, в других – наполовину. Человек стал, так сказать, богом на протезах, величественным, когда употребляет все свои вспомогательные органы, но они с ним не срослись и доставляют ему порой еще немало хлопот. Впрочем, у него есть право утешаться тем, что это развитие не завершается 1930 г. нашей эры. Грядущие времена принесут новые, непредставимые сегодня плоды прогресса в этой области культуры, они сделают еще большим его богоподобие. Однако в интересах нашего исследования мы не должны забывать, что при всем своем богоподобии современный человек не чувствует себя счастливым".
См. "Недовольство культурой"
#Фрейд
Позже этот образ "бога на протезах" будет развит Маклюэном, рассматривающим медиа как расширения человеческого тела.
См. "Недовольство культурой"
#Фрейд
Позже этот образ "бога на протезах" будет развит Маклюэном, рассматривающим медиа как расширения человеческого тела.
"Философия — другое, [так] как она вообще не конструирование, не строительство систем. Кстати, хотя это только кстати: фраза, с которой большей частью начинается так называемое "изложение" философа, "такой-то не создал философской системы, но тем не менее..." — это ранняя, наивная расписка автора, что он никогда не задумывался о том, что такое философия".
См. "Ранний Хайдеггер"
#Бибихин
См. "Ранний Хайдеггер"
#Бибихин
"Когда человек открывает лик своего могущества, его охватывает такой ужас, что, снимая с него покров, он одновременно от него отворачивается. Именно так и получилось с психоанализом. Воистину прометеевское открытие Фрейда как раз и было таким двойным жестом, в этом убеждает нас не только его собственное творчество, но и любой скромный психоаналитический опыт воспитанника его школы, где жест этот налицо не в меньшей мере, чем в работах учителя...
...С годами прослеживается неуклонное уменьшение интереса к функциям речи и полю языка...
…последствия эти - в которых психоаналитик выступает в роли современного героя, стяжавшего славу поистине смехотворными и в состоянии умопомрачения совершенными подвигами, - могли бы быть скорректированы надлежащим возвратом к изучению функций речи - деятельности, и которой психоаналитику не должно быть равных...
…после Фрейда эта центральная область наших исследований была основательно запущена. Вспомним, сколь тщательно избегал сам Фрейд каких-либо вылазок на ее окраины: либидинальные стадии детей открыты им путем анализа взрослых, а в случае с маленьким Гансом он действует лишь через посредство его родителей. Для дешифровки целой области языка бессознательного в параноидальном бреде он воспользовался лишь одним ключом - текстом Шребера, который чудом уцелел в вулканических лавах духовной катастрофы автора. Правда, в том, что касается диалектики этого труда и бережной передачи его смысла во всей его возвышенности, Фрейд выступает хозяином положения, мэтром.
Не значит ли это, что если место мэтра пустует, виной тому не столько его уход, сколько все большее забвение смысла его труда? И не достаточно ли, чтобы убедиться в этом, взглянуть, что же собственно на этом месте теперь происходит?
А происходит передача техники - унылой, полной затемняющих дело умолчаний и панически боящейся всякой свежей критики. По сути дела она превратилась в формализм едва ли не церемониальный, так что невольно спрашиваешь себя, не подпадает ли она под категорию обсессивного невроза, с которым Фрейд столь убедительно связывал исполнение, и даже само происхождение религиозных ритуалов?"
См. "Функция и поле речи и языка в психоанализе"
#Лакан
#Фрейд
...С годами прослеживается неуклонное уменьшение интереса к функциям речи и полю языка...
…последствия эти - в которых психоаналитик выступает в роли современного героя, стяжавшего славу поистине смехотворными и в состоянии умопомрачения совершенными подвигами, - могли бы быть скорректированы надлежащим возвратом к изучению функций речи - деятельности, и которой психоаналитику не должно быть равных...
…после Фрейда эта центральная область наших исследований была основательно запущена. Вспомним, сколь тщательно избегал сам Фрейд каких-либо вылазок на ее окраины: либидинальные стадии детей открыты им путем анализа взрослых, а в случае с маленьким Гансом он действует лишь через посредство его родителей. Для дешифровки целой области языка бессознательного в параноидальном бреде он воспользовался лишь одним ключом - текстом Шребера, который чудом уцелел в вулканических лавах духовной катастрофы автора. Правда, в том, что касается диалектики этого труда и бережной передачи его смысла во всей его возвышенности, Фрейд выступает хозяином положения, мэтром.
Не значит ли это, что если место мэтра пустует, виной тому не столько его уход, сколько все большее забвение смысла его труда? И не достаточно ли, чтобы убедиться в этом, взглянуть, что же собственно на этом месте теперь происходит?
А происходит передача техники - унылой, полной затемняющих дело умолчаний и панически боящейся всякой свежей критики. По сути дела она превратилась в формализм едва ли не церемониальный, так что невольно спрашиваешь себя, не подпадает ли она под категорию обсессивного невроза, с которым Фрейд столь убедительно связывал исполнение, и даже само происхождение религиозных ритуалов?"
См. "Функция и поле речи и языка в психоанализе"
#Лакан
#Фрейд
Forwarded from Макулатура
Несколько фактов об этой книге:
1. Есть смешная фотожаба Кирилла Мартынова с нею.
2. Это первое ее издание на иностранном языке.
3. Книга представляет собой выступление перед собранием психоаналитиков-лаканистов в 2019 году.
4. Лекция Пресьядо пародирует (именно пародирует — так как она посвящена «профессору пародии» Джудит Батлер) известное выступление обезьяны перед антропологами в тексте Кафки «Отчет перед академией».
5. Суть речи в том, что объект психоанализа, оцениваемый психоаналитиками как недочеловек, монстр, осмеливается выступать перед психоаналитиками и учить их жить.
6. Лаканисты снисходительно отнеслись к выступлению Поля (бывшей Беатрис) Пресьядо. Мало ли там очередной ученик Деррида поменял пол и невесть чего о себе возомнил.
7. Но Пресьядо решил, что лекция имела скандал и фурор и уговорил Grasset ее опубликовать аж отдельной брошюрой.
8. Де-факто это демонстрационная лекция перед платным курсом — который Пресьядо сорвала эпидемия Ковида.
9. Содержательно Пресьядо предлагает покончить с психоанализом потому что он устарел: «продолжать практиковать психоанализ сегодня так же абсурдно, как отрицать изменение климата». Ну, то есть, чтобы трансгендеры чувствовали себя свободно, нужно еще раз наказать критическое мышление.
10. А также потому, что представлял всегда собой не более чем добровольную психическую полицию и т. д. «Сегодня для психоаналитиков важнее слушать голоса тел, исключенных патриархально-колониальным режимом. Ваш политический долг — заботиться о детях, а не оправдывать насилие патриархально-колониального режима». Детей видимо принесет аист, а роль психоанализа в критике оного режима похоже наглухо забыта и сам психоанализ подлежит отмене.
1. Есть смешная фотожаба Кирилла Мартынова с нею.
2. Это первое ее издание на иностранном языке.
3. Книга представляет собой выступление перед собранием психоаналитиков-лаканистов в 2019 году.
4. Лекция Пресьядо пародирует (именно пародирует — так как она посвящена «профессору пародии» Джудит Батлер) известное выступление обезьяны перед антропологами в тексте Кафки «Отчет перед академией».
5. Суть речи в том, что объект психоанализа, оцениваемый психоаналитиками как недочеловек, монстр, осмеливается выступать перед психоаналитиками и учить их жить.
6. Лаканисты снисходительно отнеслись к выступлению Поля (бывшей Беатрис) Пресьядо. Мало ли там очередной ученик Деррида поменял пол и невесть чего о себе возомнил.
7. Но Пресьядо решил, что лекция имела скандал и фурор и уговорил Grasset ее опубликовать аж отдельной брошюрой.
8. Де-факто это демонстрационная лекция перед платным курсом — который Пресьядо сорвала эпидемия Ковида.
9. Содержательно Пресьядо предлагает покончить с психоанализом потому что он устарел: «продолжать практиковать психоанализ сегодня так же абсурдно, как отрицать изменение климата». Ну, то есть, чтобы трансгендеры чувствовали себя свободно, нужно еще раз наказать критическое мышление.
10. А также потому, что представлял всегда собой не более чем добровольную психическую полицию и т. д. «Сегодня для психоаналитиков важнее слушать голоса тел, исключенных патриархально-колониальным режимом. Ваш политический долг — заботиться о детях, а не оправдывать насилие патриархально-колониального режима». Детей видимо принесет аист, а роль психоанализа в критике оного режима похоже наглухо забыта и сам психоанализ подлежит отмене.
El Desdichado
Я сумрачен, вдовец, неутешенный
Принц Аквитании, чья башня уничтожена:
Моя единственная звезда мертва, и моя усеянная звездами лютня
Несет черное солнце меланхолии.
В ночи могилы утешила меня ты,
Верни мне Позиллипо и итальянское море,
Цветок, который так услаждал мое скорбное сердце,
И беседку, где лоза сочетается с виноградом.
Кто я - Амур или Феб, Лузиньян или Бирон?
Мой лоб еще красен от поцелуя королевы;
Я уснул в гроте, где зеленеет сирена...
И я два раза живым пересек Ахерон:
Извлекая и напевая на лире Орфея
Вздохи святой и крики феи.
Это первая версия стихотворения Нерваля, опубликованная в "Le Mousquetaire" 10 декабря 1853 года. Подстрочный перевод Дмитрия Кралечкина.
Юлия Кристева: "Если и верно, что для значительного числа французских читателей испанское "El Desdichado" переводится как "лишенный наследства", в соответствии с строгой лексикографией можно сказать, что этот термин, скорее, обозначает "несчастный", "обездоленный", "жалкий"".
#Нерваль
#Кристева
#Кралечкин
Я сумрачен, вдовец, неутешенный
Принц Аквитании, чья башня уничтожена:
Моя единственная звезда мертва, и моя усеянная звездами лютня
Несет черное солнце меланхолии.
В ночи могилы утешила меня ты,
Верни мне Позиллипо и итальянское море,
Цветок, который так услаждал мое скорбное сердце,
И беседку, где лоза сочетается с виноградом.
Кто я - Амур или Феб, Лузиньян или Бирон?
Мой лоб еще красен от поцелуя королевы;
Я уснул в гроте, где зеленеет сирена...
И я два раза живым пересек Ахерон:
Извлекая и напевая на лире Орфея
Вздохи святой и крики феи.
Это первая версия стихотворения Нерваля, опубликованная в "Le Mousquetaire" 10 декабря 1853 года. Подстрочный перевод Дмитрия Кралечкина.
Юлия Кристева: "Если и верно, что для значительного числа французских читателей испанское "El Desdichado" переводится как "лишенный наследства", в соответствии с строгой лексикографией можно сказать, что этот термин, скорее, обозначает "несчастный", "обездоленный", "жалкий"".
#Нерваль
#Кристева
#Кралечкин
Вчера я спал и видел Вас во сне.
Вы были сиры, босы и горбаты.
А я летел до дому и до хаты,
чтоб показать свой профиль при луне.
Я покружил над Вами, ощущая власть,
хоть на ответы Ваши все забыл вопросы.
Сел. Почесал подмышку острым носом.
И тихо квакнул. Шутка удалась.
Так и остались запечатлены:
я — пасть разинул, Вы — в нервическом припадке,
увековечены из-за угла, украдкой,
художником несостоявшейся войны.
#Горчев
Вы были сиры, босы и горбаты.
А я летел до дому и до хаты,
чтоб показать свой профиль при луне.
Я покружил над Вами, ощущая власть,
хоть на ответы Ваши все забыл вопросы.
Сел. Почесал подмышку острым носом.
И тихо квакнул. Шутка удалась.
Так и остались запечатлены:
я — пасть разинул, Вы — в нервическом припадке,
увековечены из-за угла, украдкой,
художником несостоявшейся войны.
#Горчев
"В этой сети тоскливых отношений, где нет больше абсолютной ценности, а только функциональная совместимость, речь не идет о том, чтобы "брать на себя ответственность", "испытать себя" (испытание, Bewahrung), а о том, чтобы найти контакт с другими и получить их одобрение, заботиться об их оценке и о позитивной близости к ним. Мистика одобрения заменила собой повсюду мистику испытания. Цель трансцендентного свершения, существовавшая у традиционного индивида, уступает место процессу взаимной озабоченности (в том смысле, как мы его выше определили (Werbung). Каждый "заботится" и манипулирует, каждый является объектом заботы и манипуляции. Таков фундамент новой морали, где индивидуалистские или идеологические ценности уступают место общей относительности, восприимчивости и связи, озабоченной коммуникации, — нужно, чтобы другие с вами "говорили" (в двойном смысле глагола "говорить" , непереходном: чтобы они адресовались к вам, и переходном: чтобы они на вас реагировали и говорили, кем вы являетесь), вас любили, вас окружали".
См. "Общество потребления".
#Бодрийяр
#Entwurf
В целом все описанное Бодрийяром относится не только к конкретному историческому периоду, наступившему после войны, а в принципе к миру, в котором человек всегда жил, живет и будет жить — к миру, выстроенному принципом удовольствия. Другое дело, что послевоенная конфигурация либидинальной экономики сделала эти процессы ну слишком явными.
См. "Общество потребления".
#Бодрийяр
#Entwurf
В целом все описанное Бодрийяром относится не только к конкретному историческому периоду, наступившему после войны, а в принципе к миру, в котором человек всегда жил, живет и будет жить — к миру, выстроенному принципом удовольствия. Другое дело, что послевоенная конфигурация либидинальной экономики сделала эти процессы ну слишком явными.
Stoff
Жизнь размечается разрывами. Поцелуями, от которых в последний момент так и не смог удержаться, прерванными половыми актами, пущенными по ветру клятвами, так и не отправленными письмами, пропущенными поездами. К всему устойчивому, обоснованному, что идет…
"Определяя истоки лингвистической дисциплины, мы скажем, что истоки эти — как и у всякой другой науки в современном смысле слова — следует искать в конституирующем моменте лежащего в ее основе алгоритма. Алгоритм это следующий: S/s, что означает: означающее над означаемым, где предлогу "над" соответствует черта, эти две позиции разделяющая… представляют собой два отдельных ряда, изначально разделенных чертой, сопротивляющейся означиванию… не бывает значения, которое самим существованием своим не отсылало бы к другому значению. В итоге окажется, что языка, неспособного охватить сферу означаемого, не существует, поскольку само существование его в качестве языка предполагает удовлетворение любых потребностей... пока мы не освободимся от иллюзии, будто означающее выполняет функцию репрезентации означаемого; другими словами, будто означающее обязано оправдать свое существование ссылкой на какое бы то ни было значение".
См. "Инстанция буквы в бессознательном, или судьба разума после Фрейда"
#Лакан
#Entwurf
Черта "/", соответствующая "над", черта означения — это черта цензуры, вытесняющей Реальное из реальности. В психоаналитическом учении Лакана реальность предстает лоскутным одеялом — с некоторыми оговорками здесь можно вспомнить знаменитое покрывало майи, — которое неустанно сшивается рядом защитных механизмов. Означающее в этом полотне отсылает между всего к другому означающему, а по означаемому, по сути, остается возможной лишь тоска.
См. "Инстанция буквы в бессознательном, или судьба разума после Фрейда"
#Лакан
#Entwurf
Черта "/", соответствующая "над", черта означения — это черта цензуры, вытесняющей Реальное из реальности. В психоаналитическом учении Лакана реальность предстает лоскутным одеялом — с некоторыми оговорками здесь можно вспомнить знаменитое покрывало майи, — которое неустанно сшивается рядом защитных механизмов. Означающее в этом полотне отсылает между всего к другому означающему, а по означаемому, по сути, остается возможной лишь тоска.
Фрагмент, завершающий дневники последних лет жизни Чарльза Буковски:
"Как писателю... я что, единственный? Ну что ж. Как писателю мне невмоготу читать чужую писанину. Для меня в ней ничего нет. Для начала: они и строчку родить не в состоянии, не говоря уж об абзаце. Пробежал глазами нудно. Начинаешь вчитываться - еще хуже. Никакого темпа. Ничего поразительного или свежего. Ни азарта, ни искры, ни страсти. Чем они занимаются? Судя по всему, тяжким трудом. Не странно, что большинство писателей отзывается о творчестве как о чем-то болезненном. Теперь понятно. Порой, когда моя писанина не пылает, я обращаюсь к другим средствам.
Лью на страницы вино, держу листы над спичкой и прожигаю в них дырки.
- Что ты там ДЕЛАЕШЬ? Пахнет дымом.
- Нет, все в порядке, крошка, все в порядке...
Однажды вспыхнула мусорная корзина, и я сбросил ее с балкона, полив сверху пивом.
Хорошо пишется под боксерские матчи. Люблю наблюдать, как проходит прямой по корпусу, левый хук, апперкот, контрвыпад. Люблю наблюдать, как они вонзаются друг в друга, отлетают к канатам. У них есть чему поучиться, чему-то, применимому в искусстве письма. Тебе дается всего один шанс. Раз и нету. Даются только страницы, а ты способен их разжечь.
Классическая музыка, сигары, компьютер - все это пускает писанину в пляс, повергает в хохот, в крик. Кошмарная жизнь тоже способствует. День за днем я спускаю время в сортир. Но ночи все еще мои. Чем занимаются другие писатели? Стоят перед зеркалом, изучая мочки ушей? А потом о них пишут. Или о матерях. Или о том, как Спасти Мир. Ну, для меня-то они его спасти могут - перестав пороть эту нудятину. Эту дряблую и сухую чушь. Стоп! Стоп! Стоп! Мне необходимо что-то почитать. Неужели ничего нет? Не думаю. Найдете - дайте знать. Хотя не стоит. Знаю: это ваше творение. Забудем. Отдыхайте.
Помню то длинное неистовое письмо, которое я однажды получил. Парень писал, что я не имею права утверждать, что не стою Шекспира. Слишком много молодых верит мне и не заморачиваются чтением Шекспира. А вот принять их позицию я действительно права и не имею. Каждый раз одно и то же. Тогда я ему не ответил. Зато отвечу сейчас. Иди на хуй, дружок. И Толстого я тоже не стою".
#Буковски
"Как писателю... я что, единственный? Ну что ж. Как писателю мне невмоготу читать чужую писанину. Для меня в ней ничего нет. Для начала: они и строчку родить не в состоянии, не говоря уж об абзаце. Пробежал глазами нудно. Начинаешь вчитываться - еще хуже. Никакого темпа. Ничего поразительного или свежего. Ни азарта, ни искры, ни страсти. Чем они занимаются? Судя по всему, тяжким трудом. Не странно, что большинство писателей отзывается о творчестве как о чем-то болезненном. Теперь понятно. Порой, когда моя писанина не пылает, я обращаюсь к другим средствам.
Лью на страницы вино, держу листы над спичкой и прожигаю в них дырки.
- Что ты там ДЕЛАЕШЬ? Пахнет дымом.
- Нет, все в порядке, крошка, все в порядке...
Однажды вспыхнула мусорная корзина, и я сбросил ее с балкона, полив сверху пивом.
Хорошо пишется под боксерские матчи. Люблю наблюдать, как проходит прямой по корпусу, левый хук, апперкот, контрвыпад. Люблю наблюдать, как они вонзаются друг в друга, отлетают к канатам. У них есть чему поучиться, чему-то, применимому в искусстве письма. Тебе дается всего один шанс. Раз и нету. Даются только страницы, а ты способен их разжечь.
Классическая музыка, сигары, компьютер - все это пускает писанину в пляс, повергает в хохот, в крик. Кошмарная жизнь тоже способствует. День за днем я спускаю время в сортир. Но ночи все еще мои. Чем занимаются другие писатели? Стоят перед зеркалом, изучая мочки ушей? А потом о них пишут. Или о матерях. Или о том, как Спасти Мир. Ну, для меня-то они его спасти могут - перестав пороть эту нудятину. Эту дряблую и сухую чушь. Стоп! Стоп! Стоп! Мне необходимо что-то почитать. Неужели ничего нет? Не думаю. Найдете - дайте знать. Хотя не стоит. Знаю: это ваше творение. Забудем. Отдыхайте.
Помню то длинное неистовое письмо, которое я однажды получил. Парень писал, что я не имею права утверждать, что не стою Шекспира. Слишком много молодых верит мне и не заморачиваются чтением Шекспира. А вот принять их позицию я действительно права и не имею. Каждый раз одно и то же. Тогда я ему не ответил. Зато отвечу сейчас. Иди на хуй, дружок. И Толстого я тоже не стою".
#Буковски
"Философия имеет дело не с организацией вещей, а с ямой на дне человеческого существа. Философия сидит в яме. Она оттуда никогда не выберется, потому что ей там место. Я уж не знаю что лучше, не совсем ли выбросить ее на свалку, где ей природное место, чем пытаться как-то ее пристроить. Нищета и брошеность… Нищета и брошеность. Мысль на дне потому, что нет такого края человеческого положения, где бы она захотела чтобы там ее подстраховали: скажем, вера пусть будет занята смертью, а мысль освободится для высоких целей. Если самое плохое делают с философией, когда ею что-то делают, зачем она тогда нужна? Не надо хитрить и лавировать: она не нужна. Пусть на нее перестанут выделять деньги инстанции, которые имеют каким-то образом деньги и умеют их распределять. Будет хуже если эти инстанции начнут выделять деньги тем, кто объявит что нашел новую идеологию, которая будет приносить народнохозяйственную пользу — а иначе как же, целая страна без современной философии; надо постараться чтобы и философия у нее была, быстро сделать ее чтобы с ее помощью что-то сделать".
См. "Нищета философии"
#Бибихин
См. "Нищета философии"
#Бибихин
Stoff
"Философия имеет дело не с организацией вещей, а с ямой на дне человеческого существа. Философия сидит в яме. Она оттуда никогда не выберется, потому что ей там место. Я уж не знаю что лучше, не совсем ли выбросить ее на свалку, где ей природное место, чем…
Философия, несмотря на те или иные приятные бонусы, которые могут быть с ней связаны в конкретный исторический момент, является по своей сути импотентной. От нее ожидают решения, вернее, разрешения предвечной тревоги, но ни на какое окончательное решение, пока она еще остается собой, философия не способна. В лекциях, которые были изданы под заглавием "Чтение философии", В. Бибихин сказал: "Философия — это как раз такая уникальная вещь в культуре, которая для отчаянного положения, для безвыходности, для крайности, а не для выхода из положения. Выйти из положения можно и без философии". Философия раз за разом начинается там, где становится ясно, что никакого выхода из положения нет. Философия, в конечном счете, тем, кто выдержал верность ей, не дает ничего кроме разочарования. Лишь бесконечный тупик, встречать который перед своим носом можно либо со слезами, либо с саркастической улыбкой. За тысячелетия человеческой истории этот тупик был испещрен разнообразными следами ногтей, а, может быть, даже зубов. Аподиктическая истина смерти без конца реактуализирует его, не дает надолго о нем забывать. Смерть кроется буквально за каждым словом, она всегда уже присутствует в структуре любого проекта, её фатальность вписана в логику любой системы, и чем ближе проект к тотальности, к операциональному совершенству, тем ближе он к распаду.
#Entwurf
#Entwurf
"Деловитость работника, вышедшего в необъятную область, выразилась в приеме Гуссерля думать на бумаге, протокольно записывая движения своей мысли стенографическим письмом. В его архиве 40000 страниц таких записей. Рассказывают, что, получив от нового национал-социалистического режима повестку о явке для регистрации евреев, Гуссерль тут же заполнил ее обратную сторону развитием своего очередного размышления"
См. курс "История современной философии"
#Гуссерль
#Бибихин
См. курс "История современной философии"
#Гуссерль
#Бибихин