Прочитай моих стихов
Замечательных строницы
Не для сука блядь хи-хи
Но лишь для полета птицы

#Fetzen
#Пидоренко

Мои читатели

Старый бродяга в Аддис-Абебе,
Покоривший многие племена,
Прислал ко мне черного копьеносца
С приветом, составленным из моих стихов.
Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память мои стихи.
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.

Много их, сильных, злых и веселых,
Убивавших слонов и людей,
Умиравших от жажды в пустыне,
Замерзавших на кромке вечного льда,
Верных нашей планете,
Сильной, весёлой и злой,
Возят мои книги в седельной сумке,
Читают их в пальмовой роще,
Забывают на тонущем корабле.

Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца,
Но когда вокруг свищут пули
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.

И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелит взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю,
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда.

#Гумилев

«…Фрейд, как может, восстанавливает правду того Отца, страх перед которым — не игрушечный, не искусственный, а прохватывающий до костей, пробирающий до спазма. Кто нас породил, тот нами распоряжается вполне. От этой правды мы можем только спрятать голову в песок. Он, не мы, был в начале. Он — первый, мы — маленькие и всегда останемся детьми. Осмелимся сказать, что Фрейд, похоже, только один во всем XX веке еще помнит, что такое настоящий страх, от страха перед которым богословие раскрасило себя в розовые тона. Фрейд имеет потому право издеваться над исследователями, с высоты Бога заранее считающими, что проблемы мира решены».

См. прим. переводчика к «Человек Моисей и монотеистическая религия»

#Бибихин
#Фрейд

В этом смысле значение Фрейда для современной теологии, как и Ницше, сложно переоценить.

Черниговская и Шульман схожи тем, что обе очень, до приторности понятно рассуждают о принципиально непонятном, хаотичном. О том, специфика чего, вообще-то, и заключается в том, что оно лежит по ту сторону понятности, по ту сторону поддающихся рационализации символических порядков. Обе обвешаны званиями и прочими знаками принадлежности к корпорации, что наделяет их слово для слушателя извне дополнительной значимостью. Обе удовлетворяют нашу тянущуюся из детства тоску по мудрой женщине-воспитателю, которая и поддержит, и наставит, и сказку перед тихим часом прочитает.

Но Екатерина Михайловна в этом отношении все-таки смотрится как-то достойнее. Она четко ограничивает пространство, с которым взаимодействует: изымает из политического как раз то, что хорошо поддается систематизации и рационализации. Она работает с конкретной областью и почти не выходит за ее пределы. В отличие от Черниговской, для которой «нейронаука» — просто легитимация бесконечных нравоучений обо всем подряд, говорения, переполненного ну запредельным самолюбованием. Иначе говоря, Шульман хотя бы ученая, Черниговская же давно превратилась в гуру и коуча, якобы имеющего прямой доступ к тому, что и для величайших людей оставалось Тайной.

#проходящее

Когда в стремительной ракете,
Решив края покинуть эти,
Я расшибу о стенку лоб,
Поняв, что мир — закрытый гроб.

#Fetzen
#Одарченко

Я не отдам ее в чужие руки, —
Ни матери, ни другу, ни жене.

#Fetzen
#Есенин
#Entwurf

Скорее себя отдашь, чем ее. В отсутствии этой метафизической Родины больше присутствия, чем в реальном окружающем государстве. Отсутствуя, она дает опору. Купола Китеж-града, отражающие свет под болотной водой. Их ни отдать, ни передать.

«Жизнь входила сама как самовластная хозяйка: он не звал ее, и все же она входила в его тело, в его мозг, входила, как стихи, как вдохновение. И значение этого слова впервые открылось ему во всей полноте. Стихи были той животворящей силой, которой он жил. Именно так. Он не жил ради стихов, он жил стихами.

Сейчас было так наглядно, так ощутимо ясно, что вдохновение и было жизнью; перед смертью ему дано было узнать, что жизнь была вдохновением, именно вдохновением.

И он радовался, что ему дано было узнать эту последнюю правду.

Все, весь мир сравнивался со стихами: работа, конский топот, дом, птица, скала, любовь – вся жизнь легко входила в стихи и там размещалась удобно. И это так и должно было быть, ибо стихи были словом.

Строфы и сейчас легко вставали, одна за другой, и, хоть он давно не записывал и не мог записывать своих стихов, все же слова легко вставали в каком-то заданном и каждый раз необычайном ритме. Рифма была искателем, инструментом магнитного поиска слов и понятий. Каждое слово было частью мира, оно откликалось на рифму, и весь мир проносился с быстротой какой-нибудь электронной машины. Все кричало: возьми меня. Нет, меня. Искать ничего не приходилось. Приходилось только отбрасывать. Здесь было как бы два человека – тот, который сочиняет, который запустил свою вертушку вовсю, и другой, который выбирает и время от времени останавливает запущенную машину. И, увидя, что он – это два человека, поэт понял, что сочиняет сейчас настоящие стихи. А что в том, что они не записаны? Записать, напечатать – все это суета сует. Все, что рождается небескорыстно, – это не самое лучшее. Самое лучшее то, что не записано, что сочинено и исчезло, растаяло без следа, и только творческая радость, которую ощущает он и которую ни с чем не спутать, доказывает, что стихотворение было создано, что прекрасное было создано. Не ошибается ли он? Безошибочна ли его творческая радость?

Он вспомнил, как плохи, как поэтически беспомощны были последние стихи Блока и как Блок этого, кажется, не понимал...

Поэт заставил себя остановиться».

См. «Шерри-бренди»

#Шаламов

Интерпретируя распространенный в арестантской среде Дальнего Востока конца 30-х годов сюжет об умирающем поэте Мандельштаме, Варлам Шаламов пытается ухватить средоточие поэтической практики. В предсмертной вспышке вдохновения ряды означающих, наконец, сходятся с означаемым, речь освобождается и льется, захватывая собой и Я, и завязанный на него мир. Само осознание сути поэзии оказывается частью поэтического. Полнота, переживаемая в этой вспышке, дает успокоение умереть.

#Шаламов
#Entwurf
#Мандельштам

Лучшая метафора мастурбации — охота. «Ловля злых зверей». Нужно быть готовым к долгому странствию. Приходиться выслеживать, ползая в высокой траве, потом преследовать, удерживая концентрацию и готовясь нанести один — другого шанса может не быть — точный удар.

Все строится вокруг поиска единственно подходящего образа — того, на котором сойдутся несколько символических рядов. Без этого пересечения разрешение невозможно: в этом смысле оргазм всегда является в некотором роде языковым событием. Поиск осложнен тем, что о наиболее существенных, нагруженных Желанием рядах означающих Я не имеет понятия; чаще всего эти содержания являются частично или полностью вытесненными. Иначе говоря, чтобы оргазм стал возможен, субъект Я (тот самый субъект cogito Декарта) должен хоть на мгновение сойтись с субъектом Желания, расположенным по большей части в бессознательном. Для Я эта операция всегда связана с риском фрустрации: за возгонку наслаждения Эго платит потерей устойчивости.

Двигаться приходиться в темных сумерках, по запахам и шорохам, практически на ощупь: ориентируясь на разрывы мыслей, внезапные ассоциации, резкие изменения аффективного фона.

С ставкой легко ошибиться: образ может оказаться лишь пустой оболочкой, критично мало наполненной Желанием. Тогда в достаточной степени пересечения не происходит, конструкция распадается, а возбуждение, едва появившись, тонет в темноте, как искра. И тогда приходиться уходить ни с чем.

#Entwurf

парламент не место для дискуссий
государство не место для родины
наслаждение не место для удовольствия
секс не место для любви
церковь не место для Бога
человек не место для человека

Единственное доступное основание — это нарочитая неуместность, зияние отсутствия. Стоит лишь приглядеться, и оно проступает во всем. Как некогда заметил Владимир Бибихин: «Я не тот, который себя сознаю (это — последекартовское), а тот странный, которого нет».

#Entwurf
#Бибихин