Stoff
Люди, которых шокирует платье Дани Милохина или крашеные ногти Моргенштерна, вероятно, не читали французских сюрреалистов. Вот они реально были практически без тормозов. Чего стоит их признания в любви Изидору Дюкассу — графу де Лотреамону, создателю «Песен…
Вообще, читать «Песни» сложно. Этот текст можно сравнить с горькой настойкой, которая, может быть, и полезна, но залпом ты ее не выпьешь. Он во всех смыслах пересенасыщен. Юностью, талантом, болезнью, самолюбованием. По степени последнего рядом можно поставить разве что Отто Вейнингера.
#Entwurf
#Лотреамон
#Вейнингер
#Entwurf
#Лотреамон
#Вейнингер
«…И настоящее человечество так именно живет, мимо путей сообщения, в смертном, безысходном молчании отсылая вести прямо туда, в черную дыру».
Из дневника, 1.6.96
12 декабря 2004 года ушел Владимир Бибихин.
Он понимал слишком много. Вероятно, больше, чем был способен вынести. Всю жизнь Владимир Бибихин искал эти самые «пути сообщения». Нашел ли то, что найти по определению невозможно? Не знаю.
#Бибихин
Из дневника, 1.6.96
12 декабря 2004 года ушел Владимир Бибихин.
Он понимал слишком много. Вероятно, больше, чем был способен вынести. Всю жизнь Владимир Бибихин искал эти самые «пути сообщения». Нашел ли то, что найти по определению невозможно? Не знаю.
#Бибихин
В «Признаниях и проклятиях» Сиоран заметил: «Человек живет не в стране, он живет внутри языка. Родина — это язык и ничего больше». Он знал, о чем говорил: много десятилетий Чоран изживал из себя румына и только в конце жизни понял, что это невозможно. От языка, усвоенного вместе с молоком матери, никак не уйти.
Интересно, что схожая мысль о тождестве языка и Родины встречается у Шекспира в трагедии «Ричард II». После того, как король приговаривает герцога Норфолка к вечному изгнанию, тот произносит следующий монолог (в пер. М. Донского):
О государь, суров и неожидан
Ваш приговор.
Надеяться я мог
Из рук монарха получить награду
Ценней, чем мне назначенная участь, –
Отверженным бродягой стать навек.
Ужель я в детстве речь учил родную
Затем, чтоб в сорок лет ее забыть?
К чему же мне тогда язык во рту?
Нет пользы в нем, как в арфе, струн лишенной,
Как в редкостном и дивном инструменте,
Когда он под ключом иль дан невежде,
Который не умеет им владеть.
Вы заперли во рту язык мой бедный
Решеткою двойной зубов и губ;
В тюремщики ему – непониманье
Тупое, равнодушное вы дали.
Я стар, чтоб вновь учить слова от няньки,
По возрасту не годен в школяры.
Речь предков у скитальца отнимая,
Твой приговор жесток: в нем – смерть немая.
#Сиоран
#Шекспир
#Entwurf
Интересно, что схожая мысль о тождестве языка и Родины встречается у Шекспира в трагедии «Ричард II». После того, как король приговаривает герцога Норфолка к вечному изгнанию, тот произносит следующий монолог (в пер. М. Донского):
О государь, суров и неожидан
Ваш приговор.
Надеяться я мог
Из рук монарха получить награду
Ценней, чем мне назначенная участь, –
Отверженным бродягой стать навек.
Ужель я в детстве речь учил родную
Затем, чтоб в сорок лет ее забыть?
К чему же мне тогда язык во рту?
Нет пользы в нем, как в арфе, струн лишенной,
Как в редкостном и дивном инструменте,
Когда он под ключом иль дан невежде,
Который не умеет им владеть.
Вы заперли во рту язык мой бедный
Решеткою двойной зубов и губ;
В тюремщики ему – непониманье
Тупое, равнодушное вы дали.
Я стар, чтоб вновь учить слова от няньки,
По возрасту не годен в школяры.
Речь предков у скитальца отнимая,
Твой приговор жесток: в нем – смерть немая.
#Сиоран
#Шекспир
#Entwurf
За одну сцену с канатной дорогой, по которой кабинка двигалась над холодной бесснежной Ялтой, Сергею Соловьеву можно простить вообще все.
#проходящее
#проходящее
YouTube
"АССА" Канатная дорога, Ялта
Как там было?
По рецепту фенибут, по прописке ПНД
Ветки бережно скребут раму на моём окне
#Fetzen
#MurdaKilla
По рецепту фенибут, по прописке ПНД
Ветки бережно скребут раму на моём окне
#Fetzen
#MurdaKilla
Telegram
Клинический психоанализ
Новая статья от наших латвийских коллег на предмет такого спорного препарата как фенибут.
Фенибут - это агонист гамма-аминомасляной кислоты (ГАМК), который используется некоторыми людьми для самолечения симптомов тревоги и бессонницы.
Фенибут это ноотроп…
Фенибут - это агонист гамма-аминомасляной кислоты (ГАМК), который используется некоторыми людьми для самолечения симптомов тревоги и бессонницы.
Фенибут это ноотроп…
Едва ли специфика понимания Лаканом психоаналитической практики раскрывается в чем-то лучше, чем в его прочтении образа святого:
«Дело в том, что с точки зрения объективной лучше всего его позицию /позицию психоаналитика/ можно было бы определить исходя из того, что называлось некогда «быть святым». При жизни святой отнюдь не внушает уважения, доставляемого порой ореолом святости. Никто не замечает его, ибо следует он правилу Бальтазара Грасиана: не бросаться в глаза — тому самому, что ввело в заблуждение Амело де ла Уссэ, решившего, будто пишет Грасиан о придворном.
Хочу объяснить: святой не творит милости, не делает ничего на потребу. Скорее он становится сам отребьем, он непотребствует. Пытаясь тем самым осуществить то, чего требует сама структура, — позволить субъекту, субъекту бессознательного, принять его за причину своего желания.
Собственно, именно омерзительность этой причины и дает пресловутому субъекту возможность в структуре, по меньшей мере, сориентироваться. Для самого святого все это не так уж весело, но, на сколько я представляю себе, для некоторых телезрителей сказанное мною в странную картину существования святых прекрасно вписывается.
Что следствием этого является наслаждение — кто знанию сему и сладости сей непричастен? И лишь святой остается ни с чем, с пустыми руками. Именно это в первую очередь и поражает. Поражает тех, кто присматривается и воочию убеждается: святой — это отброс наслаждения.
Порою, однако, бывают и у него передышки, которыми он, как и весь мир, скромно довольствуется. Он наслаждается. На это время он упраздняется. Конечно, лукавые недоброжелатели подстерегают его, чтобы извлечь из этого повод покрасоваться самим, — не без этого. Но святому на это наплевать, как наплевать ему и на тех, кто воображает, будто в наслаждении этом его награда и состоит. Что, разумеется, просто смешно.
Ибо на справедливость распределения ему тоже наплевать — именно с этого без различия все для него часто и начинается.
На самом деле святой не видит за собой никаких заслуг, что не означает отсутствия у него всякой морали. Окружающим досадно одно: они не видят, к чему это все может его привести.
Что касается меня, то я мыслю до умоисступления, ради того чтобы подобные им появились вновь. Наверное оттого что мне не удалось достичь этого самому.
Чем больше святых, тем больше люди смеются — вот мой принцип. Больше того, это и есть выход из дискурса капиталиста — что большим достижением отнюдь не станет, разве что для некоторых».
См. «Телевидение»
#Лакан
Для меня лично весь Жак Мари Эмиль Лакан — с его гениальностью, мудачеством, жесткостью, эпатажем, горечью, чуткостью, тоской, любовью — в этой фразе: «Что касается меня, то я мыслю до умоисступления, ради того чтобы подобные им появились вновь. Наверное оттого что мне не удалось достичь этого самому».
«Дело в том, что с точки зрения объективной лучше всего его позицию /позицию психоаналитика/ можно было бы определить исходя из того, что называлось некогда «быть святым». При жизни святой отнюдь не внушает уважения, доставляемого порой ореолом святости. Никто не замечает его, ибо следует он правилу Бальтазара Грасиана: не бросаться в глаза — тому самому, что ввело в заблуждение Амело де ла Уссэ, решившего, будто пишет Грасиан о придворном.
Хочу объяснить: святой не творит милости, не делает ничего на потребу. Скорее он становится сам отребьем, он непотребствует. Пытаясь тем самым осуществить то, чего требует сама структура, — позволить субъекту, субъекту бессознательного, принять его за причину своего желания.
Собственно, именно омерзительность этой причины и дает пресловутому субъекту возможность в структуре, по меньшей мере, сориентироваться. Для самого святого все это не так уж весело, но, на сколько я представляю себе, для некоторых телезрителей сказанное мною в странную картину существования святых прекрасно вписывается.
Что следствием этого является наслаждение — кто знанию сему и сладости сей непричастен? И лишь святой остается ни с чем, с пустыми руками. Именно это в первую очередь и поражает. Поражает тех, кто присматривается и воочию убеждается: святой — это отброс наслаждения.
Порою, однако, бывают и у него передышки, которыми он, как и весь мир, скромно довольствуется. Он наслаждается. На это время он упраздняется. Конечно, лукавые недоброжелатели подстерегают его, чтобы извлечь из этого повод покрасоваться самим, — не без этого. Но святому на это наплевать, как наплевать ему и на тех, кто воображает, будто в наслаждении этом его награда и состоит. Что, разумеется, просто смешно.
Ибо на справедливость распределения ему тоже наплевать — именно с этого без различия все для него часто и начинается.
На самом деле святой не видит за собой никаких заслуг, что не означает отсутствия у него всякой морали. Окружающим досадно одно: они не видят, к чему это все может его привести.
Что касается меня, то я мыслю до умоисступления, ради того чтобы подобные им появились вновь. Наверное оттого что мне не удалось достичь этого самому.
Чем больше святых, тем больше люди смеются — вот мой принцип. Больше того, это и есть выход из дискурса капиталиста — что большим достижением отнюдь не станет, разве что для некоторых».
См. «Телевидение»
#Лакан
Для меня лично весь Жак Мари Эмиль Лакан — с его гениальностью, мудачеством, жесткостью, эпатажем, горечью, чуткостью, тоской, любовью — в этой фразе: «Что касается меня, то я мыслю до умоисступления, ради того чтобы подобные им появились вновь. Наверное оттого что мне не удалось достичь этого самому».
Отец 9-летней девочки, проходящей обучение на психфаке МГУ, напал на ее завкафедрой.
Хочется просто подытожить это мемной подписью directed by Robert B Weide.
Хайп — штука, к которой в полной мере относится цитата из «Алисы…» Кэролла: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте». Он либо постоянно увеличивается, либо очень быстро схлопывается. И Евгений Тепляков, отец 9-летней первокурсницы, это отлично понимает. Марафон ток-шоу — в которых от выпуска к выпуску его дочь выглядела все более болезненной — может когда-то кончиться, если не будет новых инфоповодов. Времени осталось мало: совсем скоро конец семестра, и уже ясно, что факультет не собирается закрывать глаза на проблемы девочки с посещением и ее плохую успеваемость. Поэтому Евгений будет выжимать эту историю до конца. А как все это скажется на дочке, его вряд ли интересует. В конце-концов, у него еще шесть детей в запасе.
#проходящее
Хочется просто подытожить это мемной подписью directed by Robert B Weide.
Хайп — штука, к которой в полной мере относится цитата из «Алисы…» Кэролла: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте». Он либо постоянно увеличивается, либо очень быстро схлопывается. И Евгений Тепляков, отец 9-летней первокурсницы, это отлично понимает. Марафон ток-шоу — в которых от выпуска к выпуску его дочь выглядела все более болезненной — может когда-то кончиться, если не будет новых инфоповодов. Времени осталось мало: совсем скоро конец семестра, и уже ясно, что факультет не собирается закрывать глаза на проблемы девочки с посещением и ее плохую успеваемость. Поэтому Евгений будет выжимать эту историю до конца. А как все это скажется на дочке, его вряд ли интересует. В конце-концов, у него еще шесть детей в запасе.
#проходящее
A_Moskvin_Krest_bez_raspyatogo.pdf
24.5 MB
Вчера появилась информация, что Анатолию Москвину в очередной раз продлили срок принудительного лечения. Мне лично его история запомнилась двумя моментами.
Во-первых, прекрасной иллюстрацией к понятию схизиса: «Он относит начало заболевания ко времени, когда «пытался понять, почему Ленин жил, жив, и будет жить, как Ленин умер, при этом живёт, и ещё любит детей. И государство решило показать нам пример — в мавзолее лежит кукла».
Во-вторых, трогательным признанием отца одной из девочек: «Я бы с Москвина ничего не взял, это жена настояла. Он ведь к моей дочери после ее смерти относился лучше, чем я при жизни. Наряжал ее, спать укладывал, сказки читал, мультики показывал».
А еще Москвин написал местами неплохую книжку про историю свастики.
#проходящее
Во-первых, прекрасной иллюстрацией к понятию схизиса: «Он относит начало заболевания ко времени, когда «пытался понять, почему Ленин жил, жив, и будет жить, как Ленин умер, при этом живёт, и ещё любит детей. И государство решило показать нам пример — в мавзолее лежит кукла».
Во-вторых, трогательным признанием отца одной из девочек: «Я бы с Москвина ничего не взял, это жена настояла. Он ведь к моей дочери после ее смерти относился лучше, чем я при жизни. Наряжал ее, спать укладывал, сказки читал, мультики показывал».
А еще Москвин написал местами неплохую книжку про историю свастики.
#проходящее
Мало, кто понимал в проблеме освобождения речи от конвенциональных языковых норм больше, чем Розанов:
«…иногда кажется, что во мне происходит разложение литературы, самого существа ее. И, может быть, это есть мое мировое «emploi». Тут и моя (особая) мораль, и имморальность. И вообще мои дефекты и качества. Иначе, нельзя понять. Я ввел в литературу самое мелочное, мимолетное, невидимые движения души, паутинки быта. Но вообразить, что это было возможно потому, что «я захотел», никак нельзя. Сущность гораздо глубже, гораздо лучше, но и гораздо страшнее (для меня): безгранично страшно и грустно. Конечно, не бывало еще примера, и повторение его немыслимо в мироздании, чтобы в тот самый миг, как слезы текут и душа разрывается, — я почувствовал неошибающимся ухом слушателя, что они текут литературно, музыкально, «хоть записывай»: и ведь только потому я записывал («Уединенное», — девочка на вокзале, вентилятор). Это так чудовищно, что Нерон бы позавидовал; и «простимо» лишь потому, что фатум. Да и простимо ли?.. Но оставим грехи; таким образом, явно во мне есть какое-то завершение литературы; литературности; ее существа, — как потребности отразить и выразить. Больше что же еще выражать? Паутины, вздохи, последнее уловимое. О, фантазировать, творить еще можно: но ведь суть литературы не в вымысле же, а в потребности сказать сердце. И вот с этой точки я кончаю и кончил. И у меня мелькает странное чувство, что я последний писатель, с которым литература вообще прекратится, кроме хлама, который тоже прекратится скоро. Люди станут просто жить, считая смешным, и ненужным, и отвратительным литераторствовать. От этого, может быть, у меня и сознание какого-то «последнего несчастия», сливающегося в моем чувстве с «я». «Я» это ужасно, гадко, огромно, трагично последней трагедией: ибо в нем как-то диалектически «разломилось и исчезло» колоссальное тысячелетнее «я» литературы».
См. «Опавшие листья. Короб второй и последний»
#Розанов
«…иногда кажется, что во мне происходит разложение литературы, самого существа ее. И, может быть, это есть мое мировое «emploi». Тут и моя (особая) мораль, и имморальность. И вообще мои дефекты и качества. Иначе, нельзя понять. Я ввел в литературу самое мелочное, мимолетное, невидимые движения души, паутинки быта. Но вообразить, что это было возможно потому, что «я захотел», никак нельзя. Сущность гораздо глубже, гораздо лучше, но и гораздо страшнее (для меня): безгранично страшно и грустно. Конечно, не бывало еще примера, и повторение его немыслимо в мироздании, чтобы в тот самый миг, как слезы текут и душа разрывается, — я почувствовал неошибающимся ухом слушателя, что они текут литературно, музыкально, «хоть записывай»: и ведь только потому я записывал («Уединенное», — девочка на вокзале, вентилятор). Это так чудовищно, что Нерон бы позавидовал; и «простимо» лишь потому, что фатум. Да и простимо ли?.. Но оставим грехи; таким образом, явно во мне есть какое-то завершение литературы; литературности; ее существа, — как потребности отразить и выразить. Больше что же еще выражать? Паутины, вздохи, последнее уловимое. О, фантазировать, творить еще можно: но ведь суть литературы не в вымысле же, а в потребности сказать сердце. И вот с этой точки я кончаю и кончил. И у меня мелькает странное чувство, что я последний писатель, с которым литература вообще прекратится, кроме хлама, который тоже прекратится скоро. Люди станут просто жить, считая смешным, и ненужным, и отвратительным литераторствовать. От этого, может быть, у меня и сознание какого-то «последнего несчастия», сливающегося в моем чувстве с «я». «Я» это ужасно, гадко, огромно, трагично последней трагедией: ибо в нем как-то диалектически «разломилось и исчезло» колоссальное тысячелетнее «я» литературы».
См. «Опавшие листья. Короб второй и последний»
#Розанов
К теме прошедшего Рождества. Muttergottes von Stalingrad, «Сталинградская Мадонна».
Рисунок немецкого военного врача Курта Ройбера, выполненный углем на оборотной стороне советской школьной географической карты в ночь с 24 на 25 декабря 1942 года. Рядом с изображением слова: «Рождество», «В котле», «свет», «жизнь», «любовь», «крепость Сталинград».
Рисунок немецкого военного врача Курта Ройбера, выполненный углем на оборотной стороне советской школьной географической карты в ночь с 24 на 25 декабря 1942 года. Рядом с изображением слова: «Рождество», «В котле», «свет», «жизнь», «любовь», «крепость Сталинград».
Под самый конец года хочется поделиться чем-то хорошим.
Говорить о психоаналитическом учении можно и нужно с разных перспектив: с строго клиницистской, с несколько отстраненной философской и, что не менее важно, с личной. Должна звучать не только теория, но и голос. Только так эта традиция может быть адекватно передана. Ведь, если Я всегда вносит существенное искажение, лучше оставлять его на самом виду, не пытаясь имитировать то, чего никогда не было и не будет — объективность.
Канал эго из лего прекрасен именно в этом отношении. Важнейшие аспекты психоаналитического учения излагаются в нем с подчеркнуто личной позиции, с опорой на собственное переживание. Красивый, живой голос. Это прямая речь, которой почти всегда удается избегать мертвичины теоретического языка, его пустот. Сам я на подобную прямоту смотрю даже с некоторой завистью: слишком привык к полутени намеков.
Говорить о психоаналитическом учении можно и нужно с разных перспектив: с строго клиницистской, с несколько отстраненной философской и, что не менее важно, с личной. Должна звучать не только теория, но и голос. Только так эта традиция может быть адекватно передана. Ведь, если Я всегда вносит существенное искажение, лучше оставлять его на самом виду, не пытаясь имитировать то, чего никогда не было и не будет — объективность.
Канал эго из лего прекрасен именно в этом отношении. Важнейшие аспекты психоаналитического учения излагаются в нем с подчеркнуто личной позиции, с опорой на собственное переживание. Красивый, живой голос. Это прямая речь, которой почти всегда удается избегать мертвичины теоретического языка, его пустот. Сам я на подобную прямоту смотрю даже с некоторой завистью: слишком привык к полутени намеков.
Telegram
его з лего 🇺🇦
@leksdrclever
Я говорю себе «С Новым Годом!», и, как Салтыков-Щедрин,
Страшно боюсь того, над чем смеялся всю жизнь
#Fetzen
#СлаваКПСС
Страшно боюсь того, над чем смеялся всю жизнь
#Fetzen
#СлаваКПСС
В этом смысле в фильмах «Муха» Дэвида Кроненберга и «Терминатор 2: Судный день» Джеймса Кэмерона зрителю представлены два контрастирующих образа субъектности. Одна затухает, вот-вот окончательно растворится во мраке, вторая, наоборот, рождается, пробивается первым лучом рассвета.
Если для Брандла-Мухи немая просьба о смерти — последний проблеск затухающей человечности, то самоубийство Терминатора — жест, свидетельствующий об обретении полноты субъектности.
#Entwurf
Если для Брандла-Мухи немая просьба о смерти — последний проблеск затухающей человечности, то самоубийство Терминатора — жест, свидетельствующий об обретении полноты субъектности.
#Entwurf
Telegram
Stoff
«Глядя, как Джон играет с машиной, я вдруг ясно все поняла. Терминатор никогда не устанет. Он никогда его не бросит, не причинит вреда. Никогда не будет на него кричать, никогда не напьется и не ударит. Никогда не скажет, что у него нет времени побыть с ним.…
Forwarded from Бахчисарайские гвоздики
здравствуй мишенька
тебе сегодня сорок
как и мне
то что умер ты неправда
это морок
это черный творог родины
в окне
влезем на рожон с тобой
любезный
райского потрогать карася
это нас уже
разучивает бездна
но еще
не выговаривает вся
мы пройдем обочиной истории
через чахлой речи пустыри
это ты
без легкого который и
это я
без тяжести внутри
Демьян Кудрявцев
тебе сегодня сорок
как и мне
то что умер ты неправда
это морок
это черный творог родины
в окне
влезем на рожон с тобой
любезный
райского потрогать карася
это нас уже
разучивает бездна
но еще
не выговаривает вся
мы пройдем обочиной истории
через чахлой речи пустыри
это ты
без легкого который и
это я
без тяжести внутри
Демьян Кудрявцев
Хлопуша:
Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.
Я три дня и три ночи искал ваш умёт,
Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Слава ему! Пусть он даже не Пётр!
Чернь его любит за буйство и удаль.
Я три дня и три ночи блуждал по тропам,
В солонце рыл глазами удачу,
Ветер волосы мои, как солому, трепал
И цепами дождя обмолачивал.
Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
Рассветное роняла мне в рот молоко.
И холодное, корявое вымя сквозь тьму
Прижимал я, как хлеб, к истощённым векам.
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.
#Есенин
#Entwurf
#проходящее
Мало, что лучше, чем начало монолога Хлопуши из поэмы «Пугачев» Есенина, иллюстрирует тезис, что насилию, чтобы быть желанным, не нужны какие-либо прагматические обоснования. Чаще всего в моменте оно ценно само по себе, а вся рационализация, если и происходит, то уже постфактум.
Почему-то именно эти мысли навевают новости из Казахстана.
Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.
Я три дня и три ночи искал ваш умёт,
Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Слава ему! Пусть он даже не Пётр!
Чернь его любит за буйство и удаль.
Я три дня и три ночи блуждал по тропам,
В солонце рыл глазами удачу,
Ветер волосы мои, как солому, трепал
И цепами дождя обмолачивал.
Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
Рассветное роняла мне в рот молоко.
И холодное, корявое вымя сквозь тьму
Прижимал я, как хлеб, к истощённым векам.
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.
#Есенин
#Entwurf
#проходящее
Мало, что лучше, чем начало монолога Хлопуши из поэмы «Пугачев» Есенина, иллюстрирует тезис, что насилию, чтобы быть желанным, не нужны какие-либо прагматические обоснования. Чаще всего в моменте оно ценно само по себе, а вся рационализация, если и происходит, то уже постфактум.
Почему-то именно эти мысли навевают новости из Казахстана.
Романс для Анны
Звякнет узда, заартачится конь.
Вспыхнет зарница степного пожара.
Лязгнет кольцо. Покачнется огонь.
Всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.
Ах, догоняй, догоняй, догоняй...
Чья-то повозка в степи запропала.
Что же ты, Анна, глядишь на меня?
Значит - не я... Что ж так смотришь устало?
Что же ты, Анна, - цыганская кровь! -
Плачешь раскрытыми настежь глазами?
Стол собери, да вина приготовь:
Будем смеяться и плакать над нами.
Боже мой, смейся. Я смех пригублю.
Горестный смех твой - единственный яд мой.
Плач, Боже мой. Я другую люблю.
Вечно, до смерти, всю смерть безвозвратно.
Боже мой, плачь, - это я отворял
В ночь ворота и гремел на пороге.
Что-то искал: что давно потерял,
И не в конце, а в начале дороги.
Ну, догоняй, догони мой фургон.
Что же ты, Анна, так смотришь ей-Богу?
Вознегодуй на постылый закон
И разверни за оглобли дорогу.
Боже мой, смейся - легла колея
Под колесо так привычно и странно...
Пыль в пол степи - это, видимо, я,
Женщина плачет - то, видимо, Анна.
#Жуков
Сам Геннадий Жуков исполнял свое стихотворение так. Еще есть кавер от Шыма из «Касты». Текст там несколько искажен, перестроен под другой ритмический рисунок, но общее настроение неизбежного прощания, разрыва с привычным и даже родным, удалось сохранить.
Геннадий Жуков был одним из организаторов поэтической «Заозерной школы». В 1989 году его стихи были опубликованы в культовом сборнике «Весть» — в том самом, в котором впервые была опубликована поэма «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева.
Звякнет узда, заартачится конь.
Вспыхнет зарница степного пожара.
Лязгнет кольцо. Покачнется огонь.
Всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.
Ах, догоняй, догоняй, догоняй...
Чья-то повозка в степи запропала.
Что же ты, Анна, глядишь на меня?
Значит - не я... Что ж так смотришь устало?
Что же ты, Анна, - цыганская кровь! -
Плачешь раскрытыми настежь глазами?
Стол собери, да вина приготовь:
Будем смеяться и плакать над нами.
Боже мой, смейся. Я смех пригублю.
Горестный смех твой - единственный яд мой.
Плач, Боже мой. Я другую люблю.
Вечно, до смерти, всю смерть безвозвратно.
Боже мой, плачь, - это я отворял
В ночь ворота и гремел на пороге.
Что-то искал: что давно потерял,
И не в конце, а в начале дороги.
Ну, догоняй, догони мой фургон.
Что же ты, Анна, так смотришь ей-Богу?
Вознегодуй на постылый закон
И разверни за оглобли дорогу.
Боже мой, смейся - легла колея
Под колесо так привычно и странно...
Пыль в пол степи - это, видимо, я,
Женщина плачет - то, видимо, Анна.
#Жуков
Сам Геннадий Жуков исполнял свое стихотворение так. Еще есть кавер от Шыма из «Касты». Текст там несколько искажен, перестроен под другой ритмический рисунок, но общее настроение неизбежного прощания, разрыва с привычным и даже родным, удалось сохранить.
Геннадий Жуков был одним из организаторов поэтической «Заозерной школы». В 1989 году его стихи были опубликованы в культовом сборнике «Весть» — в том самом, в котором впервые была опубликована поэма «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева.
Хвои
Не надо.
Не просите.
Не будет елки.
Как же
в лес
отпустите папу?
К нему
из-за леса
ядер осколки
протянут, чтоб взять его,
хищную лапу.
Нельзя.
Сегодня
горящие блестки
не будут лежать
под елкой
в вате.
Там —
миллион смертоносных осок,
ужалят,
а раненым ваты не хватит.
Нет.
Не зажгут.
Свечей не будет.
В море
железные чудища лазят.
А с этих чудищ
злые люди
ждут:
не блеснет ли у окон в глазе.
Не говорите.
Глупые речь заводят:
чтоб дед пришел,
чтоб игрушек ворох.
Деда нет.
Дед на заводе.
Завод?
Это тот, кто делает порох.
Не будет музыки.
Рученек
где взять ему?
Не сядет, играя.
Ваш брат
теперь,
безрукий мученик,
идет, сияющий, в воротах рая.
Не плачьте.
Зачем?
Не хмурьте личек.
Не будет —
что же с того!
Скоро
все, в радостном кличе
голоса сплетая,
встретят новое Рождество.
Елка будет.
Да какая —
не обхватишь ствол.
Навесят на елку сиянья разного.
Будет стоять сплошное Рождество.
Так что
даже —
надоест его праздновать.
1916
#Маяковский
Не надо.
Не просите.
Не будет елки.
Как же
в лес
отпустите папу?
К нему
из-за леса
ядер осколки
протянут, чтоб взять его,
хищную лапу.
Нельзя.
Сегодня
горящие блестки
не будут лежать
под елкой
в вате.
Там —
миллион смертоносных осок,
ужалят,
а раненым ваты не хватит.
Нет.
Не зажгут.
Свечей не будет.
В море
железные чудища лазят.
А с этих чудищ
злые люди
ждут:
не блеснет ли у окон в глазе.
Не говорите.
Глупые речь заводят:
чтоб дед пришел,
чтоб игрушек ворох.
Деда нет.
Дед на заводе.
Завод?
Это тот, кто делает порох.
Не будет музыки.
Рученек
где взять ему?
Не сядет, играя.
Ваш брат
теперь,
безрукий мученик,
идет, сияющий, в воротах рая.
Не плачьте.
Зачем?
Не хмурьте личек.
Не будет —
что же с того!
Скоро
все, в радостном кличе
голоса сплетая,
встретят новое Рождество.
Елка будет.
Да какая —
не обхватишь ствол.
Навесят на елку сиянья разного.
Будет стоять сплошное Рождество.
Так что
даже —
надоест его праздновать.
1916
#Маяковский
Контакты
Мы сидим
улыбаемся
улыбками юродивых
влюбленных
Как унизительно не понимать другого
Сидим улыбаемся
Говорим через вакуум
расстояние
стекло
эпоху
Начинаешь не верить что
рюмка — рюмка
лампа — лампа
Все безымянно
Сидим
улыбаемся
Я бессилен проникнуть в его микрокосм
и заметил
что начинаю его изучать как биолог
комиссионер
охотник
Я на концерте иностранной речи
Мне больно
Моя голова набита канцелярскими скрепками латинских литер
#Бурич
#Entwurf
Жак Лакан как-то заметил, что сексуальных отношений не существует. Но не стоит обольщаться: в этом смысле невозможен любой контакт, не только сексуальный. Именно об этом верлибр Владимира Бурича: говоря даже с самыми родными людьми, мы неизбежно отталкиваем или, если сказать грубее, насилуем — втискиваем их в пространство своих ожиданий, замещаем их собственными конструктами. И очень хорошо, если мы хотя бы держим этот факт в голове. В этом парадоксальность человеческих отношений: они конституируются отчуждением.
Мы сидим
улыбаемся
улыбками юродивых
влюбленных
Как унизительно не понимать другого
Сидим улыбаемся
Говорим через вакуум
расстояние
стекло
эпоху
Начинаешь не верить что
рюмка — рюмка
лампа — лампа
Все безымянно
Сидим
улыбаемся
Я бессилен проникнуть в его микрокосм
и заметил
что начинаю его изучать как биолог
комиссионер
охотник
Я на концерте иностранной речи
Мне больно
Моя голова набита канцелярскими скрепками латинских литер
#Бурич
#Entwurf
Жак Лакан как-то заметил, что сексуальных отношений не существует. Но не стоит обольщаться: в этом смысле невозможен любой контакт, не только сексуальный. Именно об этом верлибр Владимира Бурича: говоря даже с самыми родными людьми, мы неизбежно отталкиваем или, если сказать грубее, насилуем — втискиваем их в пространство своих ожиданий, замещаем их собственными конструктами. И очень хорошо, если мы хотя бы держим этот факт в голове. В этом парадоксальность человеческих отношений: они конституируются отчуждением.