Борис Рыжий

Гимн кошке
Ты столь паршива, моя кошка,
что гимн слагать тебе не буду.
Давай, гляди в свое окошко,
пока я мою здесь посуду.

Тебя я притащил по пьянке,
была ты маленьким котенком.
И за ушами были ранки.
И я их смазывал зеленкой.

Единственное, что тревожит, –
когда войду в пределы мрака,
тебе настанет крышка тоже.
И в этом что-то есть, однако.

И вот от этого мне страшно.
И вот поэтому мне больно.
А остальное все – не важно.
Шестнадцать строчек. Ты довольна?
2000

В мае будет двадцать лет, с момента ухода Бориса Рыжего и ребята из https://news.1rj.ru/str/dnostation совместно с Музеем Литературная жизнь Урала XX века, Библиотекой им. В. В. Маяковского и библиотекой им. Ф. М. Достоевского 15 мая организуют Поэтический марафон, в формате телемоста. Любой желающий может принять участие. Участвовать можно и как слушатель, а можно самому прочитать один-два стиха Рыжего. А если для вашего выступления выберите стих из нашего канала (да еще и привет нам передадите) будет вдвойне приятно.
Здесь регистрация на марафон и подробности.

Борис Рыжий

Пела мама мне когда-то,
слышал я из темноты:
спят ребята и зверята
тихо-тихо, спи и ты.

Только – надо ж так случиться –
холод, пенье, яркий свет:
двадцать лет уж мне не спится,
сны не снятся двадцать лет.

Послоняюсь по квартире
или сяду на кровать.
Надо мне в огромном мире
жить, работать, умирать.

Быть примерным гражданином
и солдатом – иногда.
Но в окне широком, длинном
тлеет узкая звезда.

Освещает крыши, крыши,
Я гляжу на свет из тьмы:
не так громко, сердце, тише –
тут хозяева не мы.
1997

7 мая - день памяти Бориса Рыжего

Погадай мне, цыганка, на медный грoш,
растoлкуй, отчегo умру.
Отвечает цыганка, мoл, ты умрешь,
не живут такие в миру.

Станет сын чужим и чужой жена,
отвернутся друзья-враги.
Что убьет тебя, молодой? Вина.
Но вину свою береги.

Перед кем вина? Перед тем, что жив.
И смеется, глядит в глаза.
И звучит с базара блатной мотив,
проясняются небеса.
2001

Борис Рыжий

На окошке на фоне заката
дрянь какая-то жёлтым цвела.
В общежитии жиркомбината
некто Н., кроме прочих, жила.

И в легчайшем подпитье являясь,
я ей всякие розы дарил.
Раздеваясь, но не разуваясь,
несмешно о смешном говорил.

Трепетала надменная бровка,
матерок с алой губки слетал.
Говорить мне об этом неловко,
но я точно стихи ей читал.

Я читал ей о жизни поэта,
чётко к смерти поэта клоня.
И за это, за это, за это
эта Н. целовала меня.

Целовала меня и любила.
Разливала по кружкам вино.
О печальном смешно говорила.
Михалкова ценила кино.

Выходил я один на дорогу,
чуть шатаясь мотор тормозил.
Мимо кладбища, цирка, острога
вёз меня молчаливый дебил.

И грустил я, спросив сигарету,
что, какая б любовь ни была,
я однажды сюда не приеду.
А она меня очень ждала.
2000

Борис Рыжий

Ты почему-то покраснела,
а я черёмухи нарвал,
ты целоваться не умела,
но я тебя поцеловал.

Ребята в сквере водку пили,
играли в свару и буру,
крутили Токарева Вилли
и матерились на ветру.

Такой покой в волнах эфира,
ну а пока не льётся кровь,
нет ничего уместней, Ира*,
чем настоящая любовь.
1999

Ира-школьная любовь, ставшая женой и матерью единственного сына Рыжего

С большим удовольствием всегда узнаю о событиях посвященных Борису Рыжему да и в целом современной русской поэзии. Вот как раз питерский Невидимый театр поставил спектакль «Как хорошо мы плохо жили» по стихам и дневникам Рыжего. Кто в Петербурге решит сходить, во-первых, очень вам завидуем, во-вторых, расскажите потом, что из стихов вошло в постановку. Билеты (гуманные, мы проверили) тут. Напомню, в этом канале никогда не будет коммерческой рекламы, только искренние рекомендации.

А вот, кстати, и стих, строчка из которого стала названием спектакля.

Борис Рыжий

Спотыкаюсь на ровном месте,
Беспокоен и тороплив:
Мы с тобою погибнем вместе,
Я держусь за простой мотив.

Это скрипочка злая-злая
На плече нарыдалась всласть.
Это частная жизнь простая
С вечной музыкой обнялась.

Это в частности, ну а в целом -
Оказалась всерьёз игра.
Было синим, а стало белым,
Белым-белым та-ра-ра-ра
1997

Денис Новиков

Давай молчать с тобой на равных,
Коль разговор утратил смысл.
Нет ран, и соли нет на ранах.
Дождь голубей с балкона смыл.

Нет денег. В сотый раз обшарил
Карманы куртки — денег нет.
И, судя по всему, не шарик
Земля, а колющий предмет.
1992

Борис Рыжий

Давай, стучи, моя машинка,
неси, старуха, всякий вздор,
о нашем прошлом без запинки
не умолкая тараторь.

Колись давай, моя подруга,
тебе, пожалуй, сотня лет,
прошла через какие руки,
чей украшала кабинет?

Торговца, сыщика, чекиста?
Ведь очень даже может быть,
отнюдь не все с тобою чисто
и страшных пятен не отмыть.

Покуда литеры стучали,
каретка сонная плыла,
в полупустом полуподвале
вершились темные дела.

Тень на стене чернее сажи
росла и уменьшалась вновь,
не перешагивая даже
через запекшуюся кровь.

И шла по мраморному маршу
под освещеньем в тыщу ватт
заплаканная секретарша,
ломая горький шоколад.
1998

Борис Рыжий

Утро, и город мой спит.
Счастья и гордости полон,
нищий на свалке стоит –
глаз не отводит, глядит
на пустячок, что нашел он.
Эдак посмотрит и так –
старый и жалкий до боли.
Милый какой-то пустяк.
Странный какой-то пустяк.
Баночка, скляночка, что ли.
Жаль ему баночки, жаль.
Что ж ей на свалке пылиться.
Это ведь тоже деталь
жизни – ах, скляночки жаль –
может, на что и сгодится.
Что если вот через миг
наши исчезнут могилы,
божий разгладится лик?
Значит, пристроил, старик?
Где-то приладил, мой милый
1996

Борис Рыжий

Над саквояжем в чёрной арке
Всю ночь играл саксофонист.
Пропойца на скамейке в парке
Спал, подстелив газетный лист.

Я тоже стану музыкантом
И буду, если не умру,
В рубахе белой с чёрным бантом
Играть ночами на ветру.

Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
Под небом, выпитым до дна.
Спи, ни о чем не беспокойся,
Есть только Музыка одна.
1997

Памяти Александра Ерёменко

— Культура = система запретов, —
сказала Марина, а я
ответил ей что-то на это,
но выглядел я как свинья.

Долой из культуры поэтов?
Конечно, поскольку они
такая система отпретов,
что Боже, Марин, сохрани!

Культура — система запретов.
Наверно, Марина права,
но я-то не знаю об этом,
и кругом стоит голова.

Я думал, система запретов —
закон и тюрьма…
Раздолбай!
Культура — система запретов!
Ну ёханый ты же бабай…

Я думал: система сонетов,
кларнетов, квартетов,
и как это там… триолетов,
изысканных поз.
А это система запретов.
Ну прямо по коже мороз.

Да в этой системе запретов
мы прожили тысячи лет!
И где же культура при этом?
Да нет её, попросту нет.

Борис Рыжий

Я не люблю твои цветочки,
вьюнки и кактусы, болван.
И у меня растет в горшочке
на подоконнике тюльпан.
Там, за окном, дымят заводы,
там умирают и живут,
идут больные пешеходы,
в ногах кораблики плывут,
там жизнь ужасна, смерть банальна,
там перегибы серых стен,
там улыбается печально
живущий вечно манекен,
там золотые самолеты
бомбят чужие города,
на облака плюют пилоты,
горит зеленая звезда.
И никого, и никого не
волнует, господи прости,
легко ль ему на этом фоне,
такому стройному, цвести.
1996

Борис Рыжий

Три дня я ладошки твои целовал
И плакал от счастья и горя.
Три дня я «Столичной» хрусталь обливал
И клялся поехать на море.

Парила три дня за окошком сирень,
И гром грохотал за окошком.
Рассказами тень наводя на плетень,
Я вновь возвращался к ладошкам.

Три дня пронеслись, ты расплакалась вдруг.
Я выпил и опохмелился.
...И томик Григорьева выпал из рук,
С подушки Полонский свалился.

И не получилось у нас ничего,
Как ты иногда предрекала.
И Чёрное море три дня без меня,
Как я, тяжело тосковало.

По Чёрному морю носились суда,
И чайки над морем кричали:
«Сначала его разлюбила она,
Он умер потом от печали...»
1997

Борис Рыжий

Июньский вечер. На балконе
Уснуть, взглянув на небеса.
На бесконечно синем фоне
Горит заката полоса.

А там, за этой полосою,
Что к полуночи догорит,
Угадываемая мною
Музыка некая звучит.

Гляжу туда и понимаю,
В какой надёжной пустоте
Однажды буду и узнаю:
Где проиграл, сфальшивил где.
1998

Борис Рыжий

Сын, подойди к отцу.
Милый, пока ты зряч.
Ближе склонись к лицу.
Сын, никогда не плачь.
Бойся собственных слёз,
Как боятся собак.
Пьян ты или тверёз,
Свет в окне или мрак.
Старым стал твой отец,
Сядь рядом со мной.
Видишь этот рубец —
Он оставлен слезой.
1994 

Семён Пегов

Засыпал как будто курок на взводе,
Сначала извёлся телом, потом извился,
Разливался свет по закону, что нет в природе -
Ангел, наверно, какой-то в мой дом вселился.
Но тосковалось вовсе не по тоске вселенской -
Тайны как раз-то выстроились на поверхность,
Потому не хотелось совсем анестезии мерзкой
И обещаний хранить тебе суеверность.
Кто ты такая, в общем? Но, в общем, слушай,
Раз уж тебе не свезло, чтобы меня услышать:
«Может, не будем снова лазить друг другу в душу?
Ясно же кто, чем дышит.
Не хотелось всуе, но всё же - побойся Бога.
Сколько таких иисусов в миниатюрах...
Сказано много? Это ещё немного.
Много нас душевных по плотским тюрьмам...»

Мысленно для тебя вот такие пишу пассажи,
Даже если ангелы в доме разводят свет.
Мысли мои просты, жить - это просто также,
Как, например, умереть во сне.
2012

Борис Рыжий

ИЗ ФОТОАЛЬБОМА
Тайга — по центру, Кама — с краю,
с другого края, пьяный в дым,
с разбитой харей, у сарая
стою с Григорием Данским.

Под цифрой 98
слова: деревня Сартасы.
Мы много пили в эту осень
«Агдама», света и росы.

Убита пятая бутылка.
Роится над башками гнус.
Заброшенная лесопилка.
Почти что новый «Беларусь».

А ну, давай-ка, ай-люли,
в кабину лезь и не юли,
рули вдоль склона неуклонно,
до неба синего рули.

Затарахтел. Зафыркал смрадно.
Фонтаном грязь из-под колес.
И так вольготно и отрадно,
что деться некуда от слёз.

Как будто кончено сраженье,
и мы, прожжённые, летим,
прорвавшись через окруженье,
к своим.

Авария. Башка разбита.
Но фотографию найду
и повторяю, как молитву,
такую вот белиберду:

Душа моя, огнём и дымом,
путём небесно-голубым,
любимая, лети к любимым
своим.
1998

Игорь Караулов

Мне нравится нормальный русский царь
немецкой и немного датской крови.
Прилежный сын, похожий на отца,
его жену и все его любови.

Обычный русский, любящий езду
и вдоль дорог желтеющие снóпы.
Задумчиво мотающий уду
перед лицом досадливой Европы.

Царь, милости ударною волной
сметающий врагов густые нивы.
Царь, задушевной верою одной
берущий долгожданные проливы.

Солдат, шпион, сапожник и портной -
всё есть у нас в простом наборе LEGO.
Пожарный "форд" и заяц заводной,
но нет царя, как нет в Сахаре снега.

Как ум поволокли на фонари,
так не уняться взрослым русским дядям:
то выберем рептилию в цари,
то бессловесный пень на трон посадим.

Помазанник, проснись в своём ларце,
тебя весь вечер ждут за гаражами,
где мужики гадали об Отце,
свинину жгли и смертных провожали.

Помазанник, включай свой звездолёт,
активизируй пушки лучевые,
а там посмотрим, кто кого убьёт
на этот раз, при свете звёзд России.
2021

Борис Рыжий

Не черемухе в сквере
и не роще берез, –
только музыке верил,
да и то не всерьез.

Хоть она и рыдала
у меня на плече,
хоть и не отпускала
никуда вообще.

Я отдергивал руку
и в лицо ей кричал:
ты продашь меня, сука,
или нет отвечай?..

Проводник хлопал дверью,
грохотал паровоз.
Только в музыку верил,
да и то не до слёз.
2000