«фигура Сорокина всплыла в своем великолепии». законченная в своем совершенстве фраза, хочу диктант только из подобных предложений
сколько слежу за НОСом, столько слушаю про «миф Сорокина». несчастные мы все, под одними и теми же совиными крылами уже 10 лет живем
да, кстати, про несимпатичных персонажей — помните, какой отвратный рассказчик в тереховском романе «Каменный мост»; но что за книга, что за мощь
в следующий раз планирую сходить в «Гоголь-центр» на пьесу «Кто боится Варлама Шаламова?»
«прийти обнаженным, снять все филологические латы» — ребзя, у меня уже пальцы болят, пощадите
а еще — Снытко и Бренер как поздние модернисты: тонкая, скучная, глубокая проза и бранчливые мемуары; вот это я понимаю
Анна Наринская раскрывает драматургию самого потешного чата в литературном фейсбуке. надеюсь, почитаете вскоре
ну и в качестве резюме: русский писатель должен быть сытым, так что после церемонии купил печатные экземпляры «Белой кисти» и «Жития»
по служебной надобности заглянул в «Ловца на хлебном поле» — предмет самого, если помните, звонкого переводческого спора нулевых: как, мол, посмели из Холдена Колфилда сделать вокзального хама, вертайте взад нашего бранчливого мальчика. тут я выступаю с ультра-плюралистичных позиций: если кому-то захотелось заново переложить любое совершенно произведение, у него есть на это полное право — и пусть «Ловец» и «Пропасть» толкаются на одной полке (а еще лучше, чтобы вместе с ними толкались как минимум два конкурирующих перевода). другое дело, что всю неделю я думаю о тотальной фальсификации русской литературы XX века. представьте, что бы произошло, если бы Аксенов, Довлатов и другие местные авторы, молившиеся на Сэлинджера, выяснили, как «на самом деле» разговаривает герой их любимой книжки; и насколько все это — «надристать», «пердак», «фуфлыжник», — взорвало бы сознание тогдашнего советского читателя. Юз Алешковский и Лимонов не нужны, если есть неразбодяженный Сэлинджер.