да и вся беседа отменная, на мой вкус — не проходите мимо:

«Довлатов был очень милый, особенно при поверхностном общении (другого у нас и не было). И проза очень милая — что, собственно, и помешало ей стать большой».

«Он [Лимонов] делает только то, что расширит его опыт. Не человек, а инструмент письма — как Розанов».

«Веселая вдова Надежда Мандельштам говорила, что в темные времена вопрос о смысле не стоит. Надо делать то, что доставляет вам удовольствие, не задумываясь о цели. Мне кажется, лучше всего писать и читать».

«Хороший человек для меня определяется прежде всего сопротивляемостью: если его трудно вовлечь в стаю, этого почти довольно, чтобы считаться хорошим. Тогда есть шанс, что он воздержится от травли, от всякого рода коллективных маршей».

https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/03/23/75914-mariya-rozanova-opasaytes-kurortov-i-podglyadyvayuschih

возвращение рубрики «Набоков и современное кино»: ближе к финалу замечательного фильма «Unsane» (в прокате с четверга, но мы с Владимиром Вдовиченковым — кроме шуток, видел его в последних рядах — попали на вчерашний предпоказ в «Октябре») выясняется, что любимая книга главной героини — «Бледный огонь». понятно при этом, что Набоков тут лишь престижный субститут «Мистера Хайда» или там «Двойника», но приятно все равно. глядишь, в сериале «Новый папа» (например) процитируют не Бродского, а какие-нибудь «Просвечивающие предметы».

самое важное, что можно сделать сегодня https://meduza.io/slides/hochu-pomoch-lyudyam-v-kemerovo-chto-ya-mogu-sdelat

уже некоторое время выгружаю свои мысли про кино на эту вот страничку — сегодня про Unsane, вскорости про Линн «Что-то не так с Кевином» Рэмзи целый выпуск запишем; подписывайтесь, если еще не: https://www.facebook.com/BustAMoviePodcast/photos/a.610536892671883.1073741829.609563956102510/625241447868094/?type=3&theater

очень люблю эту цитату

сегодняшнее ожидание напомнило чем-то один воскресный вечер в августе — ну что, ну когда, — а теперь непонятно, как за работу приняться: брожу уже час. «Полка» выглядит очень нарядно, в первую очередь хочется пройтись по спискам экспертов (там много любопытного), но и большие статьи замечательно обстоятельны — вот, например, разбор «Города Эн» Леонида Добычина, грандиозной русской прозы 1930-х, которую современная отечественная словесность предпочитает игнорировать; но мы им еще покажем.

https://polka.academy/articles/504

Василий Аксенов, Юрий Трифонов и Виктор Ерофеев

в последнее время работаю исключительно в жанре валентинки

http://style.rbc.ru/impressions/5ac34bb59a7947e480e1d2b4

для разнообразия — хорошие новости от «Рипола»: на русском наконец выходит роман Форда Мэддокса Форда «Конец парада» — четырехтомная эпопея, которой сто лет восхищались на расстоянии, пока в 2012-м не вышел мини-сериал Тома Стоппарда с Бенедиктом Камбербэтчем в главной роли. тогда в The Guardian появился большой текст Джулиана Барнса про Форда — как выясняется, теневого классика европейского модернизма, который сочинил великую книгу про феминизм, промискуитет, лошадей и старое, которое никак не поспевает за новым. у нас «Конец парада» обзавелся теглайном «британская «Война и мир», но это, конечно, самая поверхностная аналогия; скорее уже «британский «Тихий Дон» — и потому, что про Первую мировую, и потому, что герой — сухарь несколько каренинской (если уж с Толстым сравнивать) складки, для которого мировая культура закончилась где-то в XVIII веке, — очень по-мелеховски разрывается между двумя совсем не похожими женщинами.

https://www.theguardian.com/books/2012/aug/24/julian-barnes-parades-end-ford-madox-ford

ну и сериал, по моей памяти, тоже симпатичный — в основном благодаря Ребекке Холл, которая изводит своего мужа (Камбербэтча как раз) изменами, но это все от большой и безответной к нему любви

а вот легендарная совершенно фотография — для понимания фордовского масштаба: Джойс, Паунд, ФМФ и Джон Куинн, коллекционер и юрист, защищавший в суде «Улисса» и «Бесплодную землю»

В 1988 году Джонатан Франзен еще не хамил Салману Рушди, не ругался с Мичико Какутани и не хотел усыновить ребенка из Ирака. Впрочем, лучшие свои книги он тоже еще не написал

119. лучший

три дня меня по непонятным причинам сильно мутило, но сегодня я догадался выложить из сумки так и не дочитанный роман «Бесы», и вроде полегчало. русская классика — что твой «Новичок».

это не первая, к слову, попытка одолеть самый язвительный текст из Пятикнижия: лет шесть назад я с тем же томиком ФМ оказался на больничной койке — и резво переключился на «Кофемолку» и Янгфельдта про Маяковского. что, в общем, только подтверждает мою теорию о токсичности нашего Пинкертона, хотя писатель он очень смешной и с такими порой виражами, что ой, но да.

антидот, впрочем, в каждом доме должен быть — чтобы страницу-другую «Отца Сергия» под колено ввести, и жить, а не ртом воздух хватать.

в магистратуре начал учить венгерский, держа в уме Надаша и Эстерхази, а потом домучивал, умирая от этого мнимо-знакомого, как во сне, языка — а он смотрите какой богатый на таланты. возвращаться к книге «1000 szó magyarul» не хочется, но «беспокойные двойники» и «Синдбад-Казанова» — они да, теперь в закладках.

https://arzamas.academy/mag/533-hungary

самый нелепый литературный дисс этого к концу подходящего месяца — неожиданно в журнале «Искусство кино». Д.Л. Быков написал гневную статью «ЖЗЛ, или Жалкая Замена Литературы» — про то, что русские писатели предпочли «современности» уютное гетто пузатой биографии по заказу «Молодой гвардии». это, конечно, самострел: автор «Пастернака», сделавший жанр особенно ходким, вдруг от него отрекается — в пользу живой жизни (и не на русском желательно материале). странный текст, рыхлый текст — Быков, у которого обычно здорово выходят программные высказывания, тут явно боксирует с пустотой: да нет ведь никакой утечки гениев в ЖЗЛ — или он ждет, что Л.А. Данилкин после «Пантократора» сочинит роман про ключи и телегу? чем дольше про этот наброс думаю, тем больше он напоминает тизер англоязычного быковского романа «Ocean» — только вот с таким странным предисловием.

стоючи в вокругмосковских пробках (хороший зачин для романа под «Русский Букер», а), прочитал «О чем говорят бестселлеры» Галины Юзефович — сборник ее ранее публиковавшихся статей (местами в новой редакции), которые так или иначе касаются темы массового чтения: есть и про Фандорина, и про Ханью, и про переводы. прочитал и вот на каком чувстве себя поймал: автор, наверное, проговаривает самые общие места, и, пожалуй, не с текстами ГЮ я сверяюсь, когда берусь за модную беллетристику и нон-ф., но вот эта в отношении нее позиция — «подмяла под себя литкритику», «дальше книжек «РЕШ» и Corpus не ходит», — она говорящего в первую очередь унижает (а среди них случаются не вовсе последние авторы). потому что ничего, совершенно ничего не мешает писать и думать эффектнее и азартнее, чем она, и из своего угла назначить гениями не Шишкина — Сальникова —Иванова, а, не знаю, Бренера —Пепперштейна — Байтова, и некоторые критики в центральных газетах исключительно про такие «сложные приколы» и рассказывают; за что и любим. а культура ресентимента, предполагающая, что «либералы опять оттерли локтями» и вообще литературные иерархии плод заговора и мухлежа, — ну она непродуктивная совсем. если вас не вштыривает А. Иванов, то всегда можно влюбиться в В. Петрова, Джеффри Евгенидиса променять на Джозефа Макэлроя, а вместо «Медузы» читать «Пыльцу» и «Крота»; «старших», «главных», «важных» — не существует. перестаньте, короче, делегировать поиск (и описание) изящной, чтобы не как всегда, прозы кому-то другому, и не придется больше злиться, что Букера, Пулитцера и «Большую книгу» дали кому-то не тому. Бренер супер, Сальников переоценен, музыка фразы — только у вас в голове.

очень люблю эту фотографию: Саша Соколов, Алексей Цветков и Эдуард Лимонов. русская литература — это когда все на одном диване

за пару недель до марксовского юбилея прочитал наконец «Манифест коммунистической партии» с предисловием британского историка Эрика Хобсбаума — на редкость удачное сочетание основного текста и служебного, картины и рамы.

что сказать — это здорово впечатляет даже в переводе: ничего нет удивительного, что такой логичный, остроумный, страшно бодрящий вирус поразил в свое время многих честных ребят по всей Европе. «все так», «нечем крыть», «до сих пор актуально» — Маркс правда понял (и убедительно объяснил), что история рукотворна, навсегда предзаданной судьбы нет, и то, что люди считают незыблемо отвратительным, может исчезнуть — да что там, исчезнет буквально завтра. перефразируя маркиза де Сада, французы (немцы, русские, американцы), еще одно усилие, и этот противный, на лжи и эксплуатации построенный мир изменится — вашими причем силами.

в «Манифесте» много бахвальства, вообще свойственного XIX веку с его железной дорогой, теорией эволюции и отрытой Троей. это не столько дорожная карта, сколько тизер разумного и справедливого будущего — и кто возьмется упрекнуть студентов-идеалистов позапрошлого столетия за то, что ради этих идей они были готовы идти в народ, на каторгу, за границу.

в последние годы есть ощущение, что из оспы, по вине которой дражайшая родина слиняла в два дня, марксизм — в самых разных аспектах — снова превращается в крайне действенный способ помыслить угнетение (экономическое, политическое, гендерное) и попробовать его устранить; признаться сегодня, что ночами вникаешь в «Капитал» или «Происхождение семьи, частной собственности и государства», — значит скорее расположить к себе собеседника, продемонстрировать похвальную широту взглядов и интерес к альтернативным точкам зрения. Маркса, Энгельса и, до некоторой степени, Ленина уже не свести к «совчине», не обозвать как-нибудь позабористее, приобняв Айн Рэнд и какого-нибудь другого статусного писателя-эмигранта; «товар-деньги-товар», «прибавочная стоимость» и обман пролетариата, ставшего в новых условиях прекариатом, — это все про нас, про за окном.

другое дело, что в изложении Гройса, Жижека, Иглтона, Бадью, Цветкова и других современных комментаторов советский проект выглядит куда эффектнее и — немаловажное обстоятельство — безопаснее, чем для тех, кто был его непосредственным современником-соучастником. рассуждать о благотворной парадоксальности диалектического материализма, Сталине-философе и не вполне реализованных потенциях 1920-х удобнее отсюда, когда «под игом грязи и мерзости запустения» никакие потенции уже не просматриваются. и это, конечно, главная задача новых левых, претендующих на великое интеллектуальное наследство, — придумать, как обустроить рай без ГУЛАГа, карательной психиатрии и того непроходящего ожога, который остался на каждом из нас. очень интересно, как они с ней справятся.

как выглядит кайф