I’m Reading a Novel (2)

Развивая тему: не меньше, чем разделяемая героями «Свободы» и «Безгрешности» любовь-ненависть к матерям, зачарованность птицами или болезненный, отягощенный многоуровневым самоанализом секс, обращает на себя внимание сходная структура этих больших и вроде как совсем не похожих романов. два волевых, талантливых, очень амбициозных мужчины дружат, завидуют, заботятся, мстят и восхищаются друг другом, деля по ходу сюжета убеждения и (ну, почти) женщину: временами Уолтер сливается с Томом, а Кац кажется более ранней инкарнацией Вольфа. еще одно бульварное наблюдение: не разыгрывает ли таким — беллетристическим — образом Франзен свои отношения с Дэвидом Фостером Уоллесом, не пытается ли компенсировать в пространстве художественного текста безнадежный уже разрыв между живым и, как пишут в журналах, великим ДФ и мертвым и — по всеобщему убеждению — гениальным ДФУ? терпеть не могу такие биографические спрямления и упрощения, но параллель слишком навязчивая, чтобы игнорировать ее вовсе.

​​I’m Reading a Novel (3)

даже те, кто Франзена обожает, обычно признают: макросъемка человеческой души, инспекция сердечных порывов — этот автор замечательно описывает людей и их страсти, но дочерпывает своих персонажей до конца, до логического и эмоционального предела. за этой извилистой («я изменяю тебе, потому что люблю») диалектикой можно долго и восторженно наблюдать, но к ней нельзя присоединиться: после 700 страниц «Свободы» мы узнали о нескольких поколениях Берглундов и Эмерсонов даже больше, чем хотелось бы, — но станем ли фантазировать про них на полях книги? этот писательский деспотизм, стремление автора лично все про героев обьяснить восходит, главным образом, к высокому русскому реализму: Франзен — очень причем охотно — наследует большой традиции, которая к концу ХХ века казалась окончательно истощенной — и вдруг распустила крылья в чужих ладонях.

куда, впрочем, интереснее порассуждать о том, как он с этими богатствами управляется: последние три франзеновских романа — это, конечно, не проценты с ренты, а очень удачные инвестиции. они в лучшем смысле телегеничны: искусство флэшбека, укрощение времени, ошарашивающие читателя повествовательные параллели — ДФ внимательно смотрел «Сопрано», «Прослушку» и «Во все тяжкие». «Свобода» и «Безгрешны» публицистичны, но это не компостирование газетных передовиц, а проблематизация болевых точек современности — без философского, впрочем, разрешения. наконец, сам Франзен, как видится со стороны, больше прочего дорожит независимостью собственной позиции: демократы и республиканцы совершают в «Свободе» какое-то эквивалентное количество глупостей и мерзостей, не говоря уже про то, что в этой книге происходит с матричными для нации концептами — от заглавного до более частных.

достаточно ли этого, чтобы провозгласить Франзена спасителем жанра и чикагским Толстым (фантазия в духе «Ады»); можно ли представить себе, что его длинную прозу снова расстелят на исходе века, теребя кисточки на углах и восхищаясь узором в центре? многое, на самом деле, указывает на то, что канонизаторы, как всегда, спешат — чувствуя, вероятно, что в мире стихийных сетевых движений некому уже будет увенчивать и возвеличивать. но даже и так, в статусе современника Кутзее и Барнса (Делилло и Манро; Литтелла и Уэльбека; Сорокина и Терехова), он может гордиться тем, что сочинил несколько упоительных романов, которые невозможно дочитать с сухими глазами, — и бог с ним с литературным бессмертием.

слушайте, а что приключилось с обложками Довлатова? вот такое художественное решение — оно почему принято? переживаю сразу за всех: от издательства и иллюстратора до наследников и фанатов писателя

красота какая: каталог великого издательства «Ardis» — от соллогубовского романа «Tarantas» до книги Василия Аксенова «Surplussed Barrelware». рекомендую заглянуть во все разделы: ради половины из этих книг (вроде «Yury Trifonov. A Critical Study») вы на год откажетесь от кофе, другую (типа «Phantom of Fact. A Guide to Nabokov's Pnin») — недолго думая, отважитесь украсть.

https://news.1rj.ru/str/imwerdende/318

это (очень странное чувство), когда тебя цитирует философ Ямпольский. хорошо хоть не на одной странице с Кантом и Лиотаром — а не то я бы до конца жизни пунцовым ходил

​​«Арзамас» републиковал дневники Джона Фаулза: автору этих строк около 40, а звучит он на все 80: слишком много пенсионерской мизантропии. любопытный момент: в подборке приведена только одна реплика Фаулза об «Аде» — «грязный старик», «роман по боль­шей части мастурбация», «есть нечто неприятное в отбрасываемой им тени — нарциссизм, онанистическое обожание его, Набокова»; великолепное, от себя прибавим, автоописание фаулзовской прозы. а вот — выуженное из примечательной книги «Портрет без сходства», — продолжение:

«Дочитал «Аду». Она мне очень понравилась: роман для романистов, точно так же как некоторые вещи Баха считаются музыкой для музыкантов. Только писатель (если быть точным — писатель, напоминающий, подобно мне, таинственный сад) способен уразуметь, о чем книга. Думаю, я понимаю Набокова лучше, чем другие его читатели — конечно же, не в том смысле, что я лучше всех разбираюсь в его перекрестных ссылках и реминисценциях, а так, как понимаю Клэра, Гарди. Мы с ним родственные души».

кажется, это называется перенабочить Набокова; не думал, что такое бывает.

​​из (многообещающей, судя по первым страницам) книги Ирины Паперно «„Кто, что я?“: Толстой в своих дневниках, письмах, воспоминаниях, трактатах»:

«Наряду с дневником в 1847 году Толстой вел «Журнал ежедневных занятий». Основной его функцией было планирование и учет проведенного времени. Каждая страница журнала была разделена вертикальной чертой на две графы. В одной из них, озаглавленной «Будущее», Толстой перечислял все то, что он намеревался сделать завтра; параллельная графа, озаглавленная «Прошлое», содержала отметки о выполнении плана, сделанные на следующий день (самой частой из таких отметок было «не совсем»). «Настоящего» не было».

❤️

за что люблю сноски: обратите внимание, какое издательство напечатало первый шедевр средневековой литературы

в фейсбуке очень плохо, но есть еще несколько спасательных буйков

​​при всем том, что пробирочно-народному языку солженицынской прозы я всегда предпочитал шаламовский аскетизм (ну да, «Колымские рассказы» тоже «голы как-то», но это потому, что гол, одинок и заброшен человек, оказавшийся в конце 1930-х в Севвостлаге), — очень хорошая статья. АИС в этом году 100: очень интересно, как к декабрьскому юбилею подготовятся обе стороны — если теперешнее почтительно-равнодушное отношение к Солженицыну вообще предполагает какие-то стороны.

счастье есть

А для редакции Ильи Данишевского переиздание, которые вы все долго ждали.

приобрел литературный номер журнала Esquire — не в последнюю очередь из-за фамилии Набоков на обложке. от ВВН там ровно 14 слов, и те из уже опубликованных «Строгих суждений».

никакой, короче, веры русским охранителям.

в ленте весь день восторженные посты про вчерашний концерт Arcade Fire — самое, по словам очевидцев, эффектное, что случилось с «Пикником „Афиши“» за всю историю, — и почти ничего про то, что происходило параллельно главной сцене. меж тем до России доехал нежнейший ансамбль Rhye, состоящий, как выяснилось, сразу из семи музыкантов, каждый из которых отвечал за свою собственную версию гибкой, совершенно себя не стесняющейся красоты. то, что на записи звучало как результат слаженной, бесшовной практически работы, было разъято и — великолепная хирургия! — предъявлено во всей своей сложности и непредсказуемости: это джаз. легкое дыхание пропустили через духовые, и оказалось, что под The Fall, или Taste, или Count to Five, можно не только млеть, как забытое на жаре мороженое в высоком стакане. если что, Майк Милош обещал вернуться.

63

​​не в службу, а от искреннего восхищения: на Букмейте появилась (бесплатная) глава из книги Олега Навального «3 1/2» — про то, как устроена русская тюрьма. «Наладка» — описание ее одновременно весьма замысловатой и, скажем так, стрессоустойчивой коммуникационной системы: мент ловил меня, но не поймал. тут, на фоне «Нового величия», Барнаула, голодовки Сенцова, повсеместных пыток и других угнетающих сюжетов, надо бы прибавить что-то про исключительный исторический момент, когда семиотика зоны вдруг стала особенно актуальной, но чего уж тут: узилище остается одним из главных локусов русской культуры наряду с дворянскими гнездами, интеллигентскими кухнями и отменяющими классовые различия траншеями и окопами. тюрьма — это никакая не Анти-Терра, не угрюмый сателлит нашей внешне благополучной жизни, а сопредельная, руку протяни, территория; ее невозможно, да что там — стыдно экзотизировать. Навальный, при всех удивительных (лексических, в первую очередь) подробностях, к этому и не стремится: «Наладка» — не столько про «всюду жизнь», сколько про жизнь вообще, которую день изо дня ведут сотни тысяч наших соотечественников.

​​на днях в фейсбуке Галины Юзефович вспоминали лучшие рассказы, написанные по-русски за последние 10 примерно лет, и никто (в том числе и я) почему-то не вспомнил короткую прозу П.В. Пепперштейна, великого. перечитал тут одно старое интервью — какое же счастье, что он у нас всех есть.

​​в порядке каминг-аута: посмотрел наконец любимый всеми фильм «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» — и в очередной раз подивился тому, как по-разному люди воспринимают однозначные казалось бы эстетические явления. long story short: по-моему, это страшно фальшивое (ребята в спортивках пьют пиво под группу «Не твое дело», как же), безнадежно любительское (вслушайтесь еще раз в эти реплики; посмотрите попристальнее, как артисты двигаются в кадре), в худшем смысле вымышленное кино про настоящую вроде как Россию — или что там можно за нее принять, ловя палочками яйцо в похмельном рамене. я решительно не понимаю, какие контраргументы, кроме «душевности» или, не знаю, попущенного Серебрякова, может выставить мой воображаемый оппонент: как будто нельзя послушать «Панельку» без видеоряда. чтобы не заканчивать пост в миноре — три рекомендации от всего сердца: «Теснота» Кантемира Балагова, «Мешок без дна» Рустама Хамдамова и «Срок» Александра Расторгуева, Павла Костомарова и Алексея Пивоварова.

доброе утро

если про битого хотя бы есть поговорка, то как отстоять честь и имя филолога Бахнова?

Юрий Кагарлицкий у BadComedian
Алексей Цветков у Дудя
Перри Андерсон в The Graham Norton Show
Ноам Хомский в SNL

так победим