это (очень странное чувство), когда тебя цитирует философ Ямпольский. хорошо хоть не на одной странице с Кантом и Лиотаром — а не то я бы до конца жизни пунцовым ходил

​​«Арзамас» републиковал дневники Джона Фаулза: автору этих строк около 40, а звучит он на все 80: слишком много пенсионерской мизантропии. любопытный момент: в подборке приведена только одна реплика Фаулза об «Аде» — «грязный старик», «роман по боль­шей части мастурбация», «есть нечто неприятное в отбрасываемой им тени — нарциссизм, онанистическое обожание его, Набокова»; великолепное, от себя прибавим, автоописание фаулзовской прозы. а вот — выуженное из примечательной книги «Портрет без сходства», — продолжение:

«Дочитал «Аду». Она мне очень понравилась: роман для романистов, точно так же как некоторые вещи Баха считаются музыкой для музыкантов. Только писатель (если быть точным — писатель, напоминающий, подобно мне, таинственный сад) способен уразуметь, о чем книга. Думаю, я понимаю Набокова лучше, чем другие его читатели — конечно же, не в том смысле, что я лучше всех разбираюсь в его перекрестных ссылках и реминисценциях, а так, как понимаю Клэра, Гарди. Мы с ним родственные души».

кажется, это называется перенабочить Набокова; не думал, что такое бывает.

​​из (многообещающей, судя по первым страницам) книги Ирины Паперно «„Кто, что я?“: Толстой в своих дневниках, письмах, воспоминаниях, трактатах»:

«Наряду с дневником в 1847 году Толстой вел «Журнал ежедневных занятий». Основной его функцией было планирование и учет проведенного времени. Каждая страница журнала была разделена вертикальной чертой на две графы. В одной из них, озаглавленной «Будущее», Толстой перечислял все то, что он намеревался сделать завтра; параллельная графа, озаглавленная «Прошлое», содержала отметки о выполнении плана, сделанные на следующий день (самой частой из таких отметок было «не совсем»). «Настоящего» не было».

❤️

за что люблю сноски: обратите внимание, какое издательство напечатало первый шедевр средневековой литературы

в фейсбуке очень плохо, но есть еще несколько спасательных буйков

​​при всем том, что пробирочно-народному языку солженицынской прозы я всегда предпочитал шаламовский аскетизм (ну да, «Колымские рассказы» тоже «голы как-то», но это потому, что гол, одинок и заброшен человек, оказавшийся в конце 1930-х в Севвостлаге), — очень хорошая статья. АИС в этом году 100: очень интересно, как к декабрьскому юбилею подготовятся обе стороны — если теперешнее почтительно-равнодушное отношение к Солженицыну вообще предполагает какие-то стороны.

счастье есть

А для редакции Ильи Данишевского переиздание, которые вы все долго ждали.

приобрел литературный номер журнала Esquire — не в последнюю очередь из-за фамилии Набоков на обложке. от ВВН там ровно 14 слов, и те из уже опубликованных «Строгих суждений».

никакой, короче, веры русским охранителям.

в ленте весь день восторженные посты про вчерашний концерт Arcade Fire — самое, по словам очевидцев, эффектное, что случилось с «Пикником „Афиши“» за всю историю, — и почти ничего про то, что происходило параллельно главной сцене. меж тем до России доехал нежнейший ансамбль Rhye, состоящий, как выяснилось, сразу из семи музыкантов, каждый из которых отвечал за свою собственную версию гибкой, совершенно себя не стесняющейся красоты. то, что на записи звучало как результат слаженной, бесшовной практически работы, было разъято и — великолепная хирургия! — предъявлено во всей своей сложности и непредсказуемости: это джаз. легкое дыхание пропустили через духовые, и оказалось, что под The Fall, или Taste, или Count to Five, можно не только млеть, как забытое на жаре мороженое в высоком стакане. если что, Майк Милош обещал вернуться.

63

​​не в службу, а от искреннего восхищения: на Букмейте появилась (бесплатная) глава из книги Олега Навального «3 1/2» — про то, как устроена русская тюрьма. «Наладка» — описание ее одновременно весьма замысловатой и, скажем так, стрессоустойчивой коммуникационной системы: мент ловил меня, но не поймал. тут, на фоне «Нового величия», Барнаула, голодовки Сенцова, повсеместных пыток и других угнетающих сюжетов, надо бы прибавить что-то про исключительный исторический момент, когда семиотика зоны вдруг стала особенно актуальной, но чего уж тут: узилище остается одним из главных локусов русской культуры наряду с дворянскими гнездами, интеллигентскими кухнями и отменяющими классовые различия траншеями и окопами. тюрьма — это никакая не Анти-Терра, не угрюмый сателлит нашей внешне благополучной жизни, а сопредельная, руку протяни, территория; ее невозможно, да что там — стыдно экзотизировать. Навальный, при всех удивительных (лексических, в первую очередь) подробностях, к этому и не стремится: «Наладка» — не столько про «всюду жизнь», сколько про жизнь вообще, которую день изо дня ведут сотни тысяч наших соотечественников.

​​на днях в фейсбуке Галины Юзефович вспоминали лучшие рассказы, написанные по-русски за последние 10 примерно лет, и никто (в том числе и я) почему-то не вспомнил короткую прозу П.В. Пепперштейна, великого. перечитал тут одно старое интервью — какое же счастье, что он у нас всех есть.

​​в порядке каминг-аута: посмотрел наконец любимый всеми фильм «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» — и в очередной раз подивился тому, как по-разному люди воспринимают однозначные казалось бы эстетические явления. long story short: по-моему, это страшно фальшивое (ребята в спортивках пьют пиво под группу «Не твое дело», как же), безнадежно любительское (вслушайтесь еще раз в эти реплики; посмотрите попристальнее, как артисты двигаются в кадре), в худшем смысле вымышленное кино про настоящую вроде как Россию — или что там можно за нее принять, ловя палочками яйцо в похмельном рамене. я решительно не понимаю, какие контраргументы, кроме «душевности» или, не знаю, попущенного Серебрякова, может выставить мой воображаемый оппонент: как будто нельзя послушать «Панельку» без видеоряда. чтобы не заканчивать пост в миноре — три рекомендации от всего сердца: «Теснота» Кантемира Балагова, «Мешок без дна» Рустама Хамдамова и «Срок» Александра Расторгуева, Павла Костомарова и Алексея Пивоварова.

доброе утро

если про битого хотя бы есть поговорка, то как отстоять честь и имя филолога Бахнова?

Юрий Кагарлицкий у BadComedian
Алексей Цветков у Дудя
Перри Андерсон в The Graham Norton Show
Ноам Хомский в SNL

так победим

простите, пожалуйста, все (via Антон Самонин)

​​60 лет назад в Америке — после громкого, затронувшего два континента скандала — вышла «Лолита» Владимира Набокова: роман, для которого «чрезвычайно трудно» нарисовать обложку — чтобы без бабочек и порочных нимфеток. Первое американское издание отличается известным аскетизмом: сочетание белого, черного, желтого и красного, трогательная — и мало что говорящая случайному читателю — приписка «от автора „Пнина“». Мягкая синева Penguin Classics. Автор, вырезанный из дерева: Милан, 1983. Деликатное черно-белое минское издание. И — страшная кукла, которую поставили на обложку в бразильском Abril Cultural. Проткнутая шилом (?) девочка. Набоков, который пишет на бабочке. Больше красоты и жути — здесь.

​​когда-нибудь это должно было случиться: напротив человека, не различающего бандита и держиморду, сядет большой русский писатель, который сегодня бесит всех, кроме меня и Олеси Герасименко. другое дело, что уже сейчас можно представить себе драматургию этой беседы, основные ее развилки и, конечно, главный вопрос — ну да, про самую обсуждаемую (и самую нежную) сцену из «Эдички». есть ощущение, что «Дудю (который ВДудь)» не помешал бы для этого интервью хорошо информированный консультант: я бы, например, с интересом послушал про нью-йоркскую встречу ЭВЛ с Труменом Капоте, знакомство с Профферами и Бродским и — оборвавшуюся уже, наверное, — дружбу с Сашей Соколовым.

давно мечтал объединить свои впечатления от нескольких непочтительных биографий, и вот наконец представился повод: написал для «Горького», почему Набоков обожал Гоголя, за что Синявский любил Пушкина, можно ли оставить талант и совесть в писательском буфете, как читать Довлатова и чего стоит солженицынское «жить не по лжи». из наблюдений за собственными реакциями: теперь очень хочется перечитать «Зону» и — чтобы сличить свои ощущения с восторгами ну хотя бы А.К. Жолковского — «Ленина в Цюрихе».