особое мнение Андрея Синявского, Петра Егидеса и Владимира Максимова по поводу танков в центре Москвы, которыми в октябре 1993-го одна ветвь власти усмиряла другую. простые, неотделанные слова; типичные для своего времени риторические ходы; трогательная цитата из «Вольности» в финале — параллельное (перпендикулярное, точнее) обращение написано примерно на том же уровне, хотя нет, вот этих отвратительных многоточий («Добрыми… К кому? К убийцам? Терпимыми… К чему? К фашизму?») у Синявского и его соратников все-таки нет.
русская интеллигенция всегда шагает не в ногу, и в этом, пожалуй, и состоит ее историческое, как сказали бы пассажиры философского парохода, предназначение — с одинаковой интенсивностью производить тезисы и антитезисы, уравновешивать «раздавить гадину» чем-то примиряющим, припадать и отталкиваться от силы. коллапс наступает, когда одна сторона всерьез задумывается об окончательном, псевдодиалектическом решении вопроса — и может быть, как раз это имели в виду платоники-большевики, боровшиеся с «контрой».
октябрь 1993-го — страшно выпуклый пример того, как странно, неуютно соотносятся друг с другом абстракции и воплощающие их персонажи; как всех подводит публицистическая образность. именно ощущение растерянности (вроде наши, но с танками; как бы парламент, но зигуют) доминирует в воспоминаниях некоторых очевидцев. и самые тут точные слова — не про родину Путина и конфликт легитимностей, а про людей, которых вытесняет и забывает история — и которые изо всех сил пытаются за нее зацепиться.
здесь уместно будет вспомнить автора, с конца сентября поселившегося в наших в умах и разговорах. в январе 1993-го «Независимая газета» опубликовала эссе тридцатилетнего Виктора Пелевина «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма», предвосхищающее экспортные пошлости про «красного человека», которые большие и малые русские писатели до сих пор извергают в интервью западной прессе. тогда Пелевин впервые переосмыслил «совка» — пейоратив, которым одна часть населения кличет другую (или, в иные минуты, себя), — и вернулся к этой теме почти через 20 лет, в «Советском реквиеме». помните, да:
«Ведь что такое, в сущности, русский коммунизм? Шел бухой человек по заснеженному двору к выгребной яме, засмотрелся на блеск лампадки в оконной наледи, поднял голову, увидел черную пустыню неба с острыми точками звезд — и вдруг до такой боли, до такой тоски рвануло его к этим огням прямо с ежедневной ссаной тропинки, что почти долетел.
Хорошо, разбудил волчий вой — а то, наверно, так и замерз бы мордой в блевоте. А как проснулся, оказалось, что дом сгорел, ноги изрезаны о стекло, а грудь пробита аккуратными европейскими пулями…»
пули тут, конечно, из официального дискурса, с которым ПВО — ну что себя обманывать — временами заигрывает; «все путем», как сказано про отношения лисицы А Хули и Пса-пиздеца. но само описание советского проекта, искреннее, как кажется, сочувствие к простым его участникам — оно с Пелевиным до сих пор. и если кого из крупных русских литераторов можно представить у Белого дома рядом с Э.В. Лимоновым, то — как ни странно — автора «Омона Ра». фуражка цвета хаки сидит как влитая.
русская интеллигенция всегда шагает не в ногу, и в этом, пожалуй, и состоит ее историческое, как сказали бы пассажиры философского парохода, предназначение — с одинаковой интенсивностью производить тезисы и антитезисы, уравновешивать «раздавить гадину» чем-то примиряющим, припадать и отталкиваться от силы. коллапс наступает, когда одна сторона всерьез задумывается об окончательном, псевдодиалектическом решении вопроса — и может быть, как раз это имели в виду платоники-большевики, боровшиеся с «контрой».
октябрь 1993-го — страшно выпуклый пример того, как странно, неуютно соотносятся друг с другом абстракции и воплощающие их персонажи; как всех подводит публицистическая образность. именно ощущение растерянности (вроде наши, но с танками; как бы парламент, но зигуют) доминирует в воспоминаниях некоторых очевидцев. и самые тут точные слова — не про родину Путина и конфликт легитимностей, а про людей, которых вытесняет и забывает история — и которые изо всех сил пытаются за нее зацепиться.
здесь уместно будет вспомнить автора, с конца сентября поселившегося в наших в умах и разговорах. в январе 1993-го «Независимая газета» опубликовала эссе тридцатилетнего Виктора Пелевина «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма», предвосхищающее экспортные пошлости про «красного человека», которые большие и малые русские писатели до сих пор извергают в интервью западной прессе. тогда Пелевин впервые переосмыслил «совка» — пейоратив, которым одна часть населения кличет другую (или, в иные минуты, себя), — и вернулся к этой теме почти через 20 лет, в «Советском реквиеме». помните, да:
«Ведь что такое, в сущности, русский коммунизм? Шел бухой человек по заснеженному двору к выгребной яме, засмотрелся на блеск лампадки в оконной наледи, поднял голову, увидел черную пустыню неба с острыми точками звезд — и вдруг до такой боли, до такой тоски рвануло его к этим огням прямо с ежедневной ссаной тропинки, что почти долетел.
Хорошо, разбудил волчий вой — а то, наверно, так и замерз бы мордой в блевоте. А как проснулся, оказалось, что дом сгорел, ноги изрезаны о стекло, а грудь пробита аккуратными европейскими пулями…»
пули тут, конечно, из официального дискурса, с которым ПВО — ну что себя обманывать — временами заигрывает; «все путем», как сказано про отношения лисицы А Хули и Пса-пиздеца. но само описание советского проекта, искреннее, как кажется, сочувствие к простым его участникам — оно с Пелевиным до сих пор. и если кого из крупных русских литераторов можно представить у Белого дома рядом с Э.В. Лимоновым, то — как ни странно — автора «Омона Ра». фуражка цвета хаки сидит как влитая.
написал тут кое-что стремительное про любимого теледраматурга — а вечером узнал, что его дебютный роман до конца года выпустит по-русски издательство «Синдбад»: Мэттью Вайнер, «Хизер превыше всего», деньги на стол.
Афиша
За что мы любим Мэттью Вайнера — автора «Безумцев» и «Романовых»
С 12 октября Amazon начнет показывать новый сериал Мэттью Вайнера — антологию про потомков русской императорской фамилии. К премьере «Романовых» Игорь Кириенков вспоминает творческий путь человека, придумавшего Дона Дрейпера, Пегги Олсон и Джоан Холлуэй.
две ссылки для тех, кто, как и я, не начинает день с сайта «Российской газеты»: выясняется, что наш кумир Л.А. Данилкин не только ведает там отделом культуры (скоро, кажется, будет год), но и временами выступает лично — в прежнем пламенном стиле. и если его колонку про невручение Нобелевской премии по литературе (которое, по убеждению автора, скорее новость из раздела «Политика») еще можно было зацепить в лев-оборинском обзоре, то весенний разговор Данилкина с Павлом Басинским про Максима «150 лет в обед» Горького многие наверняка пропустили. чтение между тем страшно занимательное: что если бы «Мать» выпустили сейчас в «Редакции Елены Шубиной», «пальцы рук», «Большие Русские люди» и Горький как феромонная бомба — есть все шансы, что после этого текста вы всерьез задумаетесь над тем, чтобы инвестировать неделю-другую в «Дело Артамоновых», рассказы 1920-х годов или даже «Жизнь Клима Самгина».
«Романовы» все-таки отрада и радость — но немного другого, чем предполагалось, плана. одновременно понимаю и не понимаю тех, кому совсем не, — сам я (на второй особенно серии) счастливо прибалдел. скорее бы показали Юппер и Хендрикс
конечно, этот текст должен называться «Слишком свободный человек»: биография Венедикта Ерофеева в исполнении уважаемого трио — сплошная демобилизация, освобождение от всех и всяческих оков; очень безотрадная, если разобраться, жизнь, которую судьбой делает только попутно созданная литература.
мне нравится, как сделана эта книга: чередование серии ЖЗЛ и журнала НЛО, взятая по отношению к герою дистанция, замечательная фраза «к сожалению, чуть беллетризированные воспоминания», какие-то несусветные (вот как про отца Гагарина) детали, которые хочется выписать; класс. при этом уже сейчас понятно, что про Лимонова (где Эдуард, а где Эдичка) так не напишешь: методологически «Посторонний» — штучная вещь, ключ, подходящий только к одному замку.
это не вошло в рецензию: в русской литературе хватает авторов одной (блестящей) книги — Марк «Роман с кокаином» Агеев, например, — но сводить Ерофеева к «Петушкам» так же несправедливо, как Олешу к «Зависти». но все равно кажется (и биография это ощущение поддерживает), что после 1969-го с автором что-то происходит; второй альбом не пишется; вместо музыки — сумбур заметок, обрывков, опавших в чужом саду листьев. можно назвать это мучительным доживанием (шолоховский случай), можно — напряженными эстетическими поисками, но мне вдруг стало понятно, в каком состоянии находится после «Палисандрии» Саша Соколов; он тоже любит рассказывать про утраченный роман и невидимые миру черновики.
и вот еще что подумалось: какое радикальное Ерофеев оказал воздействие на «русский фейсбучный», до чего эти интонации, эти стилистические ходы повлияли на то, как мы пишем и что каждый день читаем. рядом можно поставить только Довлатова — другого народно-элитарного любимца, лучше многих исследовавшего глубины алкогольного делириума (и Веничку, кстати, обожавшего). интересная пара, которая когда-нибудь станет такой же иконической, как и все в нашей двоичной культуре; не антагонисты, а шахтеры из соседних бригад, встретившиеся лопатами где-то глубоко под землей, — мы слышали звон, но так и не поняли, что произошло.
мне нравится, как сделана эта книга: чередование серии ЖЗЛ и журнала НЛО, взятая по отношению к герою дистанция, замечательная фраза «к сожалению, чуть беллетризированные воспоминания», какие-то несусветные (вот как про отца Гагарина) детали, которые хочется выписать; класс. при этом уже сейчас понятно, что про Лимонова (где Эдуард, а где Эдичка) так не напишешь: методологически «Посторонний» — штучная вещь, ключ, подходящий только к одному замку.
это не вошло в рецензию: в русской литературе хватает авторов одной (блестящей) книги — Марк «Роман с кокаином» Агеев, например, — но сводить Ерофеева к «Петушкам» так же несправедливо, как Олешу к «Зависти». но все равно кажется (и биография это ощущение поддерживает), что после 1969-го с автором что-то происходит; второй альбом не пишется; вместо музыки — сумбур заметок, обрывков, опавших в чужом саду листьев. можно назвать это мучительным доживанием (шолоховский случай), можно — напряженными эстетическими поисками, но мне вдруг стало понятно, в каком состоянии находится после «Палисандрии» Саша Соколов; он тоже любит рассказывать про утраченный роман и невидимые миру черновики.
и вот еще что подумалось: какое радикальное Ерофеев оказал воздействие на «русский фейсбучный», до чего эти интонации, эти стилистические ходы повлияли на то, как мы пишем и что каждый день читаем. рядом можно поставить только Довлатова — другого народно-элитарного любимца, лучше многих исследовавшего глубины алкогольного делириума (и Веничку, кстати, обожавшего). интересная пара, которая когда-нибудь станет такой же иконической, как и все в нашей двоичной культуре; не антагонисты, а шахтеры из соседних бригад, встретившиеся лопатами где-то глубоко под землей, — мы слышали звон, но так и не поняли, что произошло.
в мультиплексах идут два длинных, амбициозных, в похожей отчасти манере сделанных фильма, которые явно не принесут авторам той же славы, что их предыдущие (полюбившиеся публике и прессе) работы. «Человек на Луне» Дэмьена Шазелла — интимная, неуютная даже реконструкция одного из главных событий в истории человечества; кино про очень специальную, мужскую, может быть, эмоцию, ставшую тем топливом, которое и доставило «Аполлон»-11 на Луну. «Закат» Ласло Немеша — тоже во многом история болезни; картина несколько чахоточного обаяния — под стать тревожному городу, в котором развивается (топчется? плутает?) ее действие. оба фильма трудно смотреть с равным вниманием: прямо скажем, и там, и там есть когда покемарить. оба фильма точно не стоит пропускать.
в одной из недавних иконоборческих дискуссий (ходили с пиками на «Доктора Живаго») поделились ссылкой (desktop only) на давнишнюю статью Олега Юрьева — уничтожающую автора и его большую прозу. тон почти непристойный, но многое тут, конечно, по делу: нарочитая, оскорбительная для пастернаковских фанатов плохопись, подсоветская, в целом, поэтика, да и вообще — нетрудно представить себе автора кавалером Сталинской премии: Первый Читатель любил смутьянов.
впрочем, всю эту аргументацию хочется опрокинуть — чтобы выяснить, отчего крупнейший русский поэт упаковал свои религиозно-политические откровения в такую «мертвую», по всеобщему убеждению, форму; является ли соцреалистический метод — которым пользовались Солженицын, Владимов и другие не последние, прямо скажем, писатели — безнадежно партийным? я цитировал пару месяцев назад сорокинское высказывание о цельности и самоценности этого стиля, порождавшего Очень Странные Тексты; здесь же к месту вспомнить гройсовский «Gesamtkunstwerk Сталин», который показал, в каких сложных, на самом деле, отношениях находились авангард и то, что за ним последовало.
это я все к чему: «Соцреалистический канон» Х.Гюнтера и Е.Добренко теперь кажется главной торрент-премьерой, по крайней мере, полугодия, и те, кто эту книгу читал в сокращении, наконец получили к ней полный доступ. страшно интересно, изменится ли отношение к орденоносцам с подмосковными дачами. есть почему-то ощущение, что не так все с ними просто и однозначно.
впрочем, всю эту аргументацию хочется опрокинуть — чтобы выяснить, отчего крупнейший русский поэт упаковал свои религиозно-политические откровения в такую «мертвую», по всеобщему убеждению, форму; является ли соцреалистический метод — которым пользовались Солженицын, Владимов и другие не последние, прямо скажем, писатели — безнадежно партийным? я цитировал пару месяцев назад сорокинское высказывание о цельности и самоценности этого стиля, порождавшего Очень Странные Тексты; здесь же к месту вспомнить гройсовский «Gesamtkunstwerk Сталин», который показал, в каких сложных, на самом деле, отношениях находились авангард и то, что за ним последовало.
это я все к чему: «Соцреалистический канон» Х.Гюнтера и Е.Добренко теперь кажется главной торрент-премьерой, по крайней мере, полугодия, и те, кто эту книгу читал в сокращении, наконец получили к ней полный доступ. страшно интересно, изменится ли отношение к орденоносцам с подмосковными дачами. есть почему-то ощущение, что не так все с ними просто и однозначно.
две книжные крауд-кампании, за которыми хочется следить — ну и поддерживать, конечно:
1) лучший веб-зин о подвальной американской литературе Pollen подготовил для нас роман «потерянного постмодерниста» Джозефа Макэлроя «Плюс». среди лотов — сама книжка, посвященный писателю выпуск журнала, сумка для всех пинчонитов и даже статус генерального партнера всего этого предприятия
2) Игорь Булатовский запускает Издательство Яромира Хладика. отсылающему к Борхесу названию — эксцентричный портфель: Лешек Колаковский, Янош Пилински, Клод Луи-Комбе — отрада для тех, кто прочитал всего Бланшо и Краснахоркаи и не знает теперь, куда направиться (но и не только для них)
1) лучший веб-зин о подвальной американской литературе Pollen подготовил для нас роман «потерянного постмодерниста» Джозефа Макэлроя «Плюс». среди лотов — сама книжка, посвященный писателю выпуск журнала, сумка для всех пинчонитов и даже статус генерального партнера всего этого предприятия
2) Игорь Булатовский запускает Издательство Яромира Хладика. отсылающему к Борхесу названию — эксцентричный портфель: Лешек Колаковский, Янош Пилински, Клод Луи-Комбе — отрада для тех, кто прочитал всего Бланшо и Краснахоркаи и не знает теперь, куда направиться (но и не только для них)
не далее как завтра и не раньше чем в 14:00 буду — в очень большой компании — обсуждать пелевинскую «Фудзи», которая (после первых скептических рецензий) как-то ощутимо прибавляет в весе; уже не скажешь — «очередной», уже боишься, как бы не «последний».
где: Москва, Страстной бульвар, д. 6, стр. 1., Библиотека №8 имени А. П. Чехова
когда: 24 октября, 14:00 — 16:00 (то есть раньше точно не начнем, а вот во сколько закончим — ?)
как смотреть: зарегистрироваться, чтобы прийти лично, или включить онлайн-трансляцию
кто еще будет: редактор Пелевина Ольга Аминова, арт-директор «Эксмо» Андрей Сауков, кинокритик Егор Беликов, писательница Ольга Бешлей, критик Галина Юзефович и пр.
как не забыть: мероприятие в фейсбуке
где: Москва, Страстной бульвар, д. 6, стр. 1., Библиотека №8 имени А. П. Чехова
когда: 24 октября, 14:00 — 16:00 (то есть раньше точно не начнем, а вот во сколько закончим — ?)
как смотреть: зарегистрироваться, чтобы прийти лично, или включить онлайн-трансляцию
кто еще будет: редактор Пелевина Ольга Аминова, арт-директор «Эксмо» Андрей Сауков, кинокритик Егор Беликов, писательница Ольга Бешлей, критик Галина Юзефович и пр.
как не забыть: мероприятие в фейсбуке
«Памяти памяти» Марии Степановой обошли «Ясной Поляной», не номинировали на премию Андрея Белого и (есть у меня такое подозрение) вряд ли увенчают первым призом «Большой книги». все это — на мой опять же взгляд и вкус — не оставляет выбора основному жюри НОСа: как-то не по себе от того, что лучшую русскую прозу прошлого года могут оставить ни с чем.
а у нашего любимого автора меж тем готовится книга «Против нелюбви» — эссе о Зебальде, Дашевском, Блоке и других. интересно, в каких она отношениях будет с «Один, не один, не я»; те же ли это дословно тексты, что мы читали в «Коммерсанте»? и даже если вдруг да — покажите, пожалуйста, у кого сейчас получается лучше.
а у нашего любимого автора меж тем готовится книга «Против нелюбви» — эссе о Зебальде, Дашевском, Блоке и других. интересно, в каких она отношениях будет с «Один, не один, не я»; те же ли это дословно тексты, что мы читали в «Коммерсанте»? и даже если вдруг да — покажите, пожалуйста, у кого сейчас получается лучше.
тексты ухают в бездну
возникая вотще
текстам нет больше места
на бумажном листе
на экранной странице
тесно текстам теперь
тексты ухают в бездну
для кого вы вообще?
возникая вотще
текстам нет больше места
на бумажном листе
на экранной странице
тесно текстам теперь
тексты ухают в бездну
для кого вы вообще?
Forwarded from Яндекс Книги
Русские писатели — они ведь не только о высоком думают. Собрали стикерпак, в котором классики от Гоголя до Пелевина учат плохому. И напоминают о последствиях.
https://news.1rj.ru/str/addstickers/badassclassics
Добавляйте набор к себе — там еще и промокод на месяц подписки есть.
https://news.1rj.ru/str/addstickers/badassclassics
Добавляйте набор к себе — там еще и промокод на месяц подписки есть.
рассчитывал быть голосом из хора, но вышло пока соло на макинтоше: нахваливаю «Бесов» Элиф Батуман — про людей, влюбленных в русскую литературу, и положения, в которых они в связи с этим оказываются. очень хорошая, прыгучая, глазастая проза — хочется, чтобы так писали и по-русски, но в голову приходит только к.ф.н. Аствацатуров; совсем другая лига, словом.
сестра удивила дважды — когда попросила помочь с презентацией по «Дару» и когда сказала, что учительница запретила читать «Лолиту»: слишком рано.
учебник (М.: Просвещение, 2018, сост. Е.П. Пронина; под ред. В.П. Журавлева) отводит Набокову девять через губу написанных страниц. сочувственно цитируется Зинаида Шаховская, разочарованная тем, что Набоков — в отличие от русских дворянских и крестьянских писателей — никогда не знал «запаха конопли, нагретой солнцем…вкуса парного молока или краюхи ржаного хлеба, посыпанного солью». а вот уже от себя: «в описании поверхности предметов, в натюрморте (буквально: мертвая, т.е. убитая, природа) Набоков нашел себя»; «заданность тонкой шахматной композиции, подавляющей первородные впечатления»; «отсюда и неудержимая тяга к нему всего выморочного». филологическое откровение: его протагонисты отличаются только степенью своего одиночества, и Гумберт Гумберт, «наделенный уже «даром» эротического свойства — неодолимым влечением к «нимфеткам», «странно замыкает этот ряд».
не знаю, в общем, что из этой главы можно узнать про Набокова, но я стянул (и буду теперь везде использовать) прекрасный троп: «Машенька» — наиболее «близкое каноническому стволу нашей литературы произведение». «Ствол» — вот как нужно было назвать сайт про главные русские книги.
учебник (М.: Просвещение, 2018, сост. Е.П. Пронина; под ред. В.П. Журавлева) отводит Набокову девять через губу написанных страниц. сочувственно цитируется Зинаида Шаховская, разочарованная тем, что Набоков — в отличие от русских дворянских и крестьянских писателей — никогда не знал «запаха конопли, нагретой солнцем…вкуса парного молока или краюхи ржаного хлеба, посыпанного солью». а вот уже от себя: «в описании поверхности предметов, в натюрморте (буквально: мертвая, т.е. убитая, природа) Набоков нашел себя»; «заданность тонкой шахматной композиции, подавляющей первородные впечатления»; «отсюда и неудержимая тяга к нему всего выморочного». филологическое откровение: его протагонисты отличаются только степенью своего одиночества, и Гумберт Гумберт, «наделенный уже «даром» эротического свойства — неодолимым влечением к «нимфеткам», «странно замыкает этот ряд».
не знаю, в общем, что из этой главы можно узнать про Набокова, но я стянул (и буду теперь везде использовать) прекрасный троп: «Машенька» — наиболее «близкое каноническому стволу нашей литературы произведение». «Ствол» — вот как нужно было назвать сайт про главные русские книги.
Толстой-Daily: завтра в РГБ намечается довольно грандиозная дискуссия о религиозных исканиях отнюдь не второсортного — тпру, Бердяев — мыслителя. Участвуют поэт и богослов Ольга Седакова, руководитель «Полки» Юрий Сапрыкин и атташе по культуре посольства Ватикана Джованна Парравичини. Зарегистрироваться можно здесь.
Тем, кто будет караулить расшифровку и видео, рекомендую быковскую лекцию «Толстой и смерть»: ДЛБ там очень артистично читает «Записки сумасшедшего», объясняет, как этот рассказ связан с набоковским «Ultima Thule» (одна из лучших его вещей по версии канала I’m Writing a Novel) и вообще на диво свеж, бодр и остроумен; сердечко.
Тем, кто будет караулить расшифровку и видео, рекомендую быковскую лекцию «Толстой и смерть»: ДЛБ там очень артистично читает «Записки сумасшедшего», объясняет, как этот рассказ связан с набоковским «Ultima Thule» (одна из лучших его вещей по версии канала I’m Writing a Novel) и вообще на диво свеж, бодр и остроумен; сердечко.
не будем делать вид, что днем в этом канале не висел файл со статьей Александра Долинина, — давайте лучше ее порекомендуем. это короткая и очень насыщенная работа в жанре филологической мемологии: автор выясняет, кто на самом деле сказал, что реалистическая русская проза вышла из гоголевской «Шинели». разыскания приводят к совершенно неожиданным результатам — так, Достоевский, на которого все обычно грешат, тут вообще ни при чем.
также довелось заглянуть в «Комментарии к «Дару» того же профессора — и это, конечно, ого; ощущение, что ААД прочитал такую же точно библиотеку, что и ВВН; тщательность встречает тщательность. на бумаге, наверное, совсем красиво будет — убедитесь только, что под рукой четвертый том из набоковского ПСС (Симпозиум, 2000); все ссылки — на него.
ну и чтобы объединить как-то два сюжета, напоминаю про одну из самых диких, смешных и проницательных книг, которую один огромный писатель сочинил про другого. не очень понятно, что рядом поставить: бунинское «Освобождение Толстого»? «Моего Пушкина» Цветаевой? наверное, «Мастерство Гоголя» Андрея Белого — сами, в общем, видите, кто у нас самый влиятельный классик.
также довелось заглянуть в «Комментарии к «Дару» того же профессора — и это, конечно, ого; ощущение, что ААД прочитал такую же точно библиотеку, что и ВВН; тщательность встречает тщательность. на бумаге, наверное, совсем красиво будет — убедитесь только, что под рукой четвертый том из набоковского ПСС (Симпозиум, 2000); все ссылки — на него.
ну и чтобы объединить как-то два сюжета, напоминаю про одну из самых диких, смешных и проницательных книг, которую один огромный писатель сочинил про другого. не очень понятно, что рядом поставить: бунинское «Освобождение Толстого»? «Моего Пушкина» Цветаевой? наверное, «Мастерство Гоголя» Андрея Белого — сами, в общем, видите, кто у нас самый влиятельный классик.