все было недосуг написать про полилог Долинина, Тименчика и примкнувшего к ним Осповата, хотя это, может быть, важнейшее, что у нас сейчас есть: неспешные, на третий час заходящие разговоры; какой-то далеко-близкий предмет, вроде 80 лет назад написанного эмигрантского романа; благородная старомодность формулировок и позиций — особенно ценных и трогательных тем, что они сейчас на ущербе. как Набоков спутал казаков и казахов; сколько книг про Чернышевского он освоил, работая над четвертой главой «Дара»; появление на сцене невоспетой героини «Комментариев» (научного их редактора Алины Бодровой) — едва ли один я записывал эту встречу на диктофон.
из того, что ни в какие записи не войдет: синхронный поворот десятков голов, обнаруживших в зале Дмитрия Быкова; медленно падавшие на пол листы со вступительной речью Тименчика; ответ Долинина на мой укромный вопрос: планирует ли он написать что-то развернутое про связи Набокова и довоенной советской литературы. или все же войдет: да, планирует — тем более что совсем недавно читал об этом доклад.
из того, что ни в какие записи не войдет: синхронный поворот десятков голов, обнаруживших в зале Дмитрия Быкова; медленно падавшие на пол листы со вступительной речью Тименчика; ответ Долинина на мой укромный вопрос: планирует ли он написать что-то развернутое про связи Набокова и довоенной советской литературы. или все же войдет: да, планирует — тем более что совсем недавно читал об этом доклад.
много мыслей в связи с просмотренной на ночь «Суспирией» — и все какие-то бессвязные, звукоподражательные, звероватые. одно могу сказать гладко: года через три Дакоту Джонсон будут обсуждать с тем же трепетом, что и Кристен Стюарт; даже раньше. она ведь тоже, в михалковской терминологии, «моль», лицо в толпе, но при этом с оформившимся уже амплуа — порочная святая, простушка-дьяволица; такая и без Тильды Суинтон справится.
развязка арзамасовской рубрики «Нон-фикшн дня»: нацболы до Лимонова, Надар и его дар, да, скифы — мы, памяти памятника, философка — это звучит гордо.
пунктиром про триеровского «Джека»
последний его фильм — во всяком случае, по настроению; несколько правда эффектных сцен: инцидент четвертый, эпилог; очень сильная работа Мэтта Диллона.
снова жанр «самый умный мальчик в классе» — потому что открывал энциклопедию в неочевидных местах; как и «Нимфоманка», очень головное кино — но на этот раз совсем не трогательное; не страшно, не противно (точнее, не более противно, чем «Суспирия»), не больно-то умно: тезис — иллюстрация; фильм старого, немощного, обиженного на весь мир человека, который летит в лаву, делая вид, что поднимается на воздушном шаре; все это совершенно ничего не меняет и не отменяет: почти всерьез планирую поехать в Антверпен, чтобы посмотреть на алмазы, которые Триер обработал на деньги русского олигарха Огарева.
последний его фильм — во всяком случае, по настроению; несколько правда эффектных сцен: инцидент четвертый, эпилог; очень сильная работа Мэтта Диллона.
снова жанр «самый умный мальчик в классе» — потому что открывал энциклопедию в неочевидных местах; как и «Нимфоманка», очень головное кино — но на этот раз совсем не трогательное; не страшно, не противно (точнее, не более противно, чем «Суспирия»), не больно-то умно: тезис — иллюстрация; фильм старого, немощного, обиженного на весь мир человека, который летит в лаву, делая вид, что поднимается на воздушном шаре; все это совершенно ничего не меняет и не отменяет: почти всерьез планирую поехать в Антверпен, чтобы посмотреть на алмазы, которые Триер обработал на деньги русского олигарха Огарева.
этими самыми глазами видел в программе «Время» средних размеров (короче, чем про саммит в Аргентине; длиннее, чем про смерть Джорджа Буша) сюжет о ярмарке non/fiction, который начался с дневников Ивана Ювачева. Россия будет свободной.
не умею долго и всерьез злиться на кумиров: «Дом, который построил Джек» — не умный, не тонкий, сомнительный во многих отношениях фильм, но спустя неделю в памяти остаются последние двадцать минут в аду — и ты понимаешь, что это действительно конец, правда summa всего того, что автор думает о жизни, роке и судьбе. hit the road, Lars.
Forwarded from Яндекс Книги
В российский кинопрокат ворвался маньяк с ножом, но мы успели к этому подготовиться: собрали книги, вдохновившие Ларса фон Триера на «Элемент преступления», «Догвилль», «Нимфоманку» и другие его картины, включая последнюю — «Дом, который построил Джек».
Что сказать — голова.
Что сказать — голова.
все писали про оглушительный финал «Холодной войны», про пять-минут-которые-решают-все — и это, конечно, совсем несправедливо к остальным 83. замечательно нездешнее кино; страшно интересно, что Павел Павликовский — автор фильмов про Венедикта Ерофеева, Владимира Жириновского и внука Достоевского — сделает с карреровским «Лимоновым».
записался — и, кажется, до понедельника можете и вы — на онлайн-курс крупнейшего российского специалиста по национализму Алексея Миллера; это он дал в апреле то самое огненное интервью об исторической памяти. буду регулярно что-то любопытное здесь цитировать — а пока рекомендую очень его книгу «Нация» в серии «Азбука понятий»; мама, чому я історик.
Сорокин, хаос и надежда
Вл. Сорокин — Шелковскому 04.85
Игорь, добрый день!
Извините, пожалуйста, за такой клочок — ограничен местом и временем. Хочу сказать Вам огромное спасибо за то, что Вы собираетесь сделать. Это замечательно. Единственно — одна неточность, в которой я виноват целиком, — у Вас не отрывок из О. «Очереди», а заново написанный кусочек. Он отличается от главного текста более чем на 50%. Поэтому называть его «отрывком из О.» никак нельзя — это неточно. Я полагаю, можно назвать это — «Вариация на тему очереди». Так будет лучше. Увы, ошибаемся, что поделаешь. Вообще, Вы уж не сердитесь на меня — я смертельно устал, вокруг хаос — рваные детские башмачки, щербатый паркет, пустой холодильник. Единственное моё богатство — мои тексты, это единственная моя надежда. Поэтому чрезвычайно важно — чтобы не было никакой путаницы, несогласованности. И ещё, хорошо, что вспомнил, — «Здравствуй, родная!» — лучше пока не использовать.
А в остальном — все ок.
Заранее благодарю Вас, жаль, что мы лично не были знакомы. До свидания!
Цит. по: Переписка художников с журналом «А-Я». Том 2. 1982-2001.
Вл. Сорокин — Шелковскому 04.85
Игорь, добрый день!
Извините, пожалуйста, за такой клочок — ограничен местом и временем. Хочу сказать Вам огромное спасибо за то, что Вы собираетесь сделать. Это замечательно. Единственно — одна неточность, в которой я виноват целиком, — у Вас не отрывок из О. «Очереди», а заново написанный кусочек. Он отличается от главного текста более чем на 50%. Поэтому называть его «отрывком из О.» никак нельзя — это неточно. Я полагаю, можно назвать это — «Вариация на тему очереди». Так будет лучше. Увы, ошибаемся, что поделаешь. Вообще, Вы уж не сердитесь на меня — я смертельно устал, вокруг хаос — рваные детские башмачки, щербатый паркет, пустой холодильник. Единственное моё богатство — мои тексты, это единственная моя надежда. Поэтому чрезвычайно важно — чтобы не было никакой путаницы, несогласованности. И ещё, хорошо, что вспомнил, — «Здравствуй, родная!» — лучше пока не использовать.
А в остальном — все ок.
Заранее благодарю Вас, жаль, что мы лично не были знакомы. До свидания!
Цит. по: Переписка художников с журналом «А-Я». Том 2. 1982-2001.
подумалось тут, что густой, плотный, многословный солженицынский мир удалось бы перенести на экран одному Герману; что если можно помыслить себе какое-то имя на титрах «Архипелага» («Дня…», «Колеса…»), то — его. это я не к тому, что перевелись в русской земле большие художники: просто еще одна горькая навстреча двух темпераментов, двух судеб; двух — созвучных в главном — искусств.
забрался по делу в «Каренину» и набрел на любимую свою сцену — встречу Левина и Анны; эпизод, в котором сходятся параллельные сюжетные линии — и как сходятся:
«За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И все, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — все получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям особенное значение.
Следя за интересным разговором, Левин все время любовался ею — и красотой ее, и умом, образованностью, и вместе простотой и задушевностью. Он слушал, говорил и все время думал о ней, о ее внутренней жизни, стараясь угадать ее чувства. И, прежде так строго осуждавший ее, он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал ее и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает ее. В одиннадцатом часу, когда Степан Аркадьич поднялся, чтоб уезжать (Воркуев еще раньше уехал), Левину показалось, что он только что приехал. Левин с сожалением тоже встал.
— Прощайте, — сказала она, удерживая его за руку и глядя ему в глаза притягивающим взглядом. — Я очень рада, que la glace est rompue.
Она выпустила его руку и прищурилась.
— Передайте вашей жене, что я люблю ее, как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави ее бог.
— Непременно, да, я передам… — краснея, говорил Левин».
обязательно нужно будет на праздниках перечитать — прежде всех полов остеров на свете.
«За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И все, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — все получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям особенное значение.
Следя за интересным разговором, Левин все время любовался ею — и красотой ее, и умом, образованностью, и вместе простотой и задушевностью. Он слушал, говорил и все время думал о ней, о ее внутренней жизни, стараясь угадать ее чувства. И, прежде так строго осуждавший ее, он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал ее и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает ее. В одиннадцатом часу, когда Степан Аркадьич поднялся, чтоб уезжать (Воркуев еще раньше уехал), Левину показалось, что он только что приехал. Левин с сожалением тоже встал.
— Прощайте, — сказала она, удерживая его за руку и глядя ему в глаза притягивающим взглядом. — Я очень рада, que la glace est rompue.
Она выпустила его руку и прищурилась.
— Передайте вашей жене, что я люблю ее, как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави ее бог.
— Непременно, да, я передам… — краснея, говорил Левин».
обязательно нужно будет на праздниках перечитать — прежде всех полов остеров на свете.
Forwarded from Яндекс Книги
Новость недели: 4 января 2019-го во Франции выйдет новый роман Мишеля Уэльбека «Серотонин». Все подробности держат в тайне — эмбарго снимут 27 декабря. Из того, что известно уже сейчас: объем — 347 страниц; тема — судим исключительно по названию — счастье и способы его достичь.
Права на русский перевод уже куплены: ждать — осенью.
Права на русский перевод уже куплены: ждать — осенью.
такой день, что хочется напомнить про вот это выступление Олега Кашина — которое, конечно, прошло практически незамеченным, в отличие от вчерашних его не лучших слов не в лучшем контексте. с ОК наконец поговорили не о судьбах Родины, а о Романе Гуле; «идеальном авторе для школьной программы»; колонизаторе Домбровском; лучшем русском романе нулевых (тут мы внезапно сходимся).
Forwarded from Яндекс Книги
Пять лет назад умер Григорий Дашевский — поэт, переводчик, критик, которому совсем не шел эпитет «великий» — не потому, что он его не заслуживал, а потому, что всякое громкое, полужирным выведенное слово было противно его манере писать и думать. В 2015 году в «Новом издательстве» вышел сборник избранных статей ГД — про Литтелла, Гроссмана, Сорокина, Пришвина, Блока, Набокова и других. Книга быстро стала раритетом, но ее электронная версия доступна на Букмейте. Как и другое — не менее замечательное — издание: «Стихотворения и переводы» — 56 страниц самых точных русских слов в лучшем порядке. Вечная память.
с разницей в десять минут курьеры привезли два новогодних подарка: «Бесконечную шутку» на бумаге (это я сам себе под елку) и — от издательства «Питер» — короб из фанеры. внутри грязный противогаз, свеча, спички, роман Александра Панчина «Апофения». праздник к нам пришел.
«Удивительная миссис Мейзел» — при некоторой натужности и плакатности — очень, конечно, обаятельная, но литературно-культурологические отсылки все же невыносимые: свадьба, как в «Докторе Живаго», «Лолита» впроброс, митинг Джейн Джекобс (ладно, это было неплохо) — на Сильвии Плат я просто уже закричал: «Хорош». лишь бы через серию-другую не показали Анаис Нин — или (Мидж все-таки русскую литературу в университете изучала) Нину The Italics Are Mine Берберову.