бесконечная, действительно, шутка: тот самый роман Дэвида нашего Фостера Уоллеса, по всей видимости, не выйдет к non/fiction, а появится на прилавках примерно в середине декабря. дикая все-таки история — при всех особенностях российского книгоиздания, — дикая и какая-то опустошительная. надеюсь, переводчики Сергей Карпов и Алексей Поляринов сейчас в четыре руки строчат «Бодались телята с «Шуткой» — не столько причем с текстом, сколько с теми, кто отвечает за его выход в свет.
Forwarded from Яндекс Книги
Полки на Букмейте ведут не только читатели и слушатели, но и целые издательства. Подписывайте на «Новое литературное обозрение», Phantom Press, Ad Marginem, «Азбуку-Аттикус», «Альпину Паблишер», Individuum и других, чтобы следить за их новинками и находить редкие, много лет назад опубликованные книги.
Своя полка есть и у «Нового издательства». К ярмарке Non/fiction оно выпустило сразу много очень разных — и очень занимательных — текстов:
1) Александр Долинин. «Комментарий к роману Владимира Набокова „Дар“». Феноменальная, на несколько десятилетий растянувшаяся работа о самом объемном и сложном русском романе Набокова: расшифровка темных мест, поиск цитат и отсылок и попытка интерпретации.
2) Николай Кононов. «Восстание». Судьба человека: как Сергей Соловьев пережил войну, немецкий плен, советский лагерь и возглавил Норильское восстание в ГУЛАГе. О своем и чужих документальных романах Кононов рассказал нам в новом выпуске «Читателя» — спешите слушать!
3) В. Г. Зебальд. «Головокружения». Первый роман большого немецкого писателя, написанный в той же упоительной манере, что и его поздние, более известные книги. Среди героев — Стендаль, Кафка и Казанова.
4) Михаил Ямпольский. «Парк культуры». Русско-американский философ рассуждает о шизофреничной, на первый взгляд, общественно-политической ситуации в Москве — когда культурный расцвет сочетается с крайне интенсивным городским насилием. Внутри — разбор прошлогоднего хита «Нового издательства», романса Марии Степановой «Памяти памяти».
5) Фридрих Август фон Хайек. «Конституция свободы». Автор «Дороги к рабству» рассказывает, как нам обустроить вообще все на основании классического либерализма. Полемично, уязвимо и очень амбициозно — как и все работы представителей австрийской школы.
6) Анатолий Марченко. «Мы здесь живем». Полное (первый, второй и третий тома) собрание сочинений одного из лидеров диссидентского движения, который погиб после голодовки в 1986 году.
Своя полка есть и у «Нового издательства». К ярмарке Non/fiction оно выпустило сразу много очень разных — и очень занимательных — текстов:
1) Александр Долинин. «Комментарий к роману Владимира Набокова „Дар“». Феноменальная, на несколько десятилетий растянувшаяся работа о самом объемном и сложном русском романе Набокова: расшифровка темных мест, поиск цитат и отсылок и попытка интерпретации.
2) Николай Кононов. «Восстание». Судьба человека: как Сергей Соловьев пережил войну, немецкий плен, советский лагерь и возглавил Норильское восстание в ГУЛАГе. О своем и чужих документальных романах Кононов рассказал нам в новом выпуске «Читателя» — спешите слушать!
3) В. Г. Зебальд. «Головокружения». Первый роман большого немецкого писателя, написанный в той же упоительной манере, что и его поздние, более известные книги. Среди героев — Стендаль, Кафка и Казанова.
4) Михаил Ямпольский. «Парк культуры». Русско-американский философ рассуждает о шизофреничной, на первый взгляд, общественно-политической ситуации в Москве — когда культурный расцвет сочетается с крайне интенсивным городским насилием. Внутри — разбор прошлогоднего хита «Нового издательства», романса Марии Степановой «Памяти памяти».
5) Фридрих Август фон Хайек. «Конституция свободы». Автор «Дороги к рабству» рассказывает, как нам обустроить вообще все на основании классического либерализма. Полемично, уязвимо и очень амбициозно — как и все работы представителей австрийской школы.
6) Анатолий Марченко. «Мы здесь живем». Полное (первый, второй и третий тома) собрание сочинений одного из лидеров диссидентского движения, который погиб после голодовки в 1986 году.
нормальный список
нормальный «Non/fiction»
нормальные книги
нормальное литературное обозрение
нормальные радары
нормальные критики и составители
нормальный «Non/fiction»
нормальные книги
нормальное литературное обозрение
нормальные радары
нормальные критики и составители
Forwarded from Новое литературное обозрение
Сделали для вас нормальный список к «Non/fiction» — в него попали книги «Нового литературного обозрения», которые прошли мимо радаров критиков и составителей подборок. Не пропускайте — больше списков не будет!
http://bit.ly/2SgZFZw
http://bit.ly/2SgZFZw
НЛО
«НЛО» на «Non/fiction»: книги, которые нельзя пропустить
все было недосуг написать про полилог Долинина, Тименчика и примкнувшего к ним Осповата, хотя это, может быть, важнейшее, что у нас сейчас есть: неспешные, на третий час заходящие разговоры; какой-то далеко-близкий предмет, вроде 80 лет назад написанного эмигрантского романа; благородная старомодность формулировок и позиций — особенно ценных и трогательных тем, что они сейчас на ущербе. как Набоков спутал казаков и казахов; сколько книг про Чернышевского он освоил, работая над четвертой главой «Дара»; появление на сцене невоспетой героини «Комментариев» (научного их редактора Алины Бодровой) — едва ли один я записывал эту встречу на диктофон.
из того, что ни в какие записи не войдет: синхронный поворот десятков голов, обнаруживших в зале Дмитрия Быкова; медленно падавшие на пол листы со вступительной речью Тименчика; ответ Долинина на мой укромный вопрос: планирует ли он написать что-то развернутое про связи Набокова и довоенной советской литературы. или все же войдет: да, планирует — тем более что совсем недавно читал об этом доклад.
из того, что ни в какие записи не войдет: синхронный поворот десятков голов, обнаруживших в зале Дмитрия Быкова; медленно падавшие на пол листы со вступительной речью Тименчика; ответ Долинина на мой укромный вопрос: планирует ли он написать что-то развернутое про связи Набокова и довоенной советской литературы. или все же войдет: да, планирует — тем более что совсем недавно читал об этом доклад.
много мыслей в связи с просмотренной на ночь «Суспирией» — и все какие-то бессвязные, звукоподражательные, звероватые. одно могу сказать гладко: года через три Дакоту Джонсон будут обсуждать с тем же трепетом, что и Кристен Стюарт; даже раньше. она ведь тоже, в михалковской терминологии, «моль», лицо в толпе, но при этом с оформившимся уже амплуа — порочная святая, простушка-дьяволица; такая и без Тильды Суинтон справится.
развязка арзамасовской рубрики «Нон-фикшн дня»: нацболы до Лимонова, Надар и его дар, да, скифы — мы, памяти памятника, философка — это звучит гордо.
пунктиром про триеровского «Джека»
последний его фильм — во всяком случае, по настроению; несколько правда эффектных сцен: инцидент четвертый, эпилог; очень сильная работа Мэтта Диллона.
снова жанр «самый умный мальчик в классе» — потому что открывал энциклопедию в неочевидных местах; как и «Нимфоманка», очень головное кино — но на этот раз совсем не трогательное; не страшно, не противно (точнее, не более противно, чем «Суспирия»), не больно-то умно: тезис — иллюстрация; фильм старого, немощного, обиженного на весь мир человека, который летит в лаву, делая вид, что поднимается на воздушном шаре; все это совершенно ничего не меняет и не отменяет: почти всерьез планирую поехать в Антверпен, чтобы посмотреть на алмазы, которые Триер обработал на деньги русского олигарха Огарева.
последний его фильм — во всяком случае, по настроению; несколько правда эффектных сцен: инцидент четвертый, эпилог; очень сильная работа Мэтта Диллона.
снова жанр «самый умный мальчик в классе» — потому что открывал энциклопедию в неочевидных местах; как и «Нимфоманка», очень головное кино — но на этот раз совсем не трогательное; не страшно, не противно (точнее, не более противно, чем «Суспирия»), не больно-то умно: тезис — иллюстрация; фильм старого, немощного, обиженного на весь мир человека, который летит в лаву, делая вид, что поднимается на воздушном шаре; все это совершенно ничего не меняет и не отменяет: почти всерьез планирую поехать в Антверпен, чтобы посмотреть на алмазы, которые Триер обработал на деньги русского олигарха Огарева.
этими самыми глазами видел в программе «Время» средних размеров (короче, чем про саммит в Аргентине; длиннее, чем про смерть Джорджа Буша) сюжет о ярмарке non/fiction, который начался с дневников Ивана Ювачева. Россия будет свободной.
не умею долго и всерьез злиться на кумиров: «Дом, который построил Джек» — не умный, не тонкий, сомнительный во многих отношениях фильм, но спустя неделю в памяти остаются последние двадцать минут в аду — и ты понимаешь, что это действительно конец, правда summa всего того, что автор думает о жизни, роке и судьбе. hit the road, Lars.
Forwarded from Яндекс Книги
В российский кинопрокат ворвался маньяк с ножом, но мы успели к этому подготовиться: собрали книги, вдохновившие Ларса фон Триера на «Элемент преступления», «Догвилль», «Нимфоманку» и другие его картины, включая последнюю — «Дом, который построил Джек».
Что сказать — голова.
Что сказать — голова.
все писали про оглушительный финал «Холодной войны», про пять-минут-которые-решают-все — и это, конечно, совсем несправедливо к остальным 83. замечательно нездешнее кино; страшно интересно, что Павел Павликовский — автор фильмов про Венедикта Ерофеева, Владимира Жириновского и внука Достоевского — сделает с карреровским «Лимоновым».
записался — и, кажется, до понедельника можете и вы — на онлайн-курс крупнейшего российского специалиста по национализму Алексея Миллера; это он дал в апреле то самое огненное интервью об исторической памяти. буду регулярно что-то любопытное здесь цитировать — а пока рекомендую очень его книгу «Нация» в серии «Азбука понятий»; мама, чому я історик.
Сорокин, хаос и надежда
Вл. Сорокин — Шелковскому 04.85
Игорь, добрый день!
Извините, пожалуйста, за такой клочок — ограничен местом и временем. Хочу сказать Вам огромное спасибо за то, что Вы собираетесь сделать. Это замечательно. Единственно — одна неточность, в которой я виноват целиком, — у Вас не отрывок из О. «Очереди», а заново написанный кусочек. Он отличается от главного текста более чем на 50%. Поэтому называть его «отрывком из О.» никак нельзя — это неточно. Я полагаю, можно назвать это — «Вариация на тему очереди». Так будет лучше. Увы, ошибаемся, что поделаешь. Вообще, Вы уж не сердитесь на меня — я смертельно устал, вокруг хаос — рваные детские башмачки, щербатый паркет, пустой холодильник. Единственное моё богатство — мои тексты, это единственная моя надежда. Поэтому чрезвычайно важно — чтобы не было никакой путаницы, несогласованности. И ещё, хорошо, что вспомнил, — «Здравствуй, родная!» — лучше пока не использовать.
А в остальном — все ок.
Заранее благодарю Вас, жаль, что мы лично не были знакомы. До свидания!
Цит. по: Переписка художников с журналом «А-Я». Том 2. 1982-2001.
Вл. Сорокин — Шелковскому 04.85
Игорь, добрый день!
Извините, пожалуйста, за такой клочок — ограничен местом и временем. Хочу сказать Вам огромное спасибо за то, что Вы собираетесь сделать. Это замечательно. Единственно — одна неточность, в которой я виноват целиком, — у Вас не отрывок из О. «Очереди», а заново написанный кусочек. Он отличается от главного текста более чем на 50%. Поэтому называть его «отрывком из О.» никак нельзя — это неточно. Я полагаю, можно назвать это — «Вариация на тему очереди». Так будет лучше. Увы, ошибаемся, что поделаешь. Вообще, Вы уж не сердитесь на меня — я смертельно устал, вокруг хаос — рваные детские башмачки, щербатый паркет, пустой холодильник. Единственное моё богатство — мои тексты, это единственная моя надежда. Поэтому чрезвычайно важно — чтобы не было никакой путаницы, несогласованности. И ещё, хорошо, что вспомнил, — «Здравствуй, родная!» — лучше пока не использовать.
А в остальном — все ок.
Заранее благодарю Вас, жаль, что мы лично не были знакомы. До свидания!
Цит. по: Переписка художников с журналом «А-Я». Том 2. 1982-2001.
подумалось тут, что густой, плотный, многословный солженицынский мир удалось бы перенести на экран одному Герману; что если можно помыслить себе какое-то имя на титрах «Архипелага» («Дня…», «Колеса…»), то — его. это я не к тому, что перевелись в русской земле большие художники: просто еще одна горькая навстреча двух темпераментов, двух судеб; двух — созвучных в главном — искусств.
забрался по делу в «Каренину» и набрел на любимую свою сцену — встречу Левина и Анны; эпизод, в котором сходятся параллельные сюжетные линии — и как сходятся:
«За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И все, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — все получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям особенное значение.
Следя за интересным разговором, Левин все время любовался ею — и красотой ее, и умом, образованностью, и вместе простотой и задушевностью. Он слушал, говорил и все время думал о ней, о ее внутренней жизни, стараясь угадать ее чувства. И, прежде так строго осуждавший ее, он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал ее и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает ее. В одиннадцатом часу, когда Степан Аркадьич поднялся, чтоб уезжать (Воркуев еще раньше уехал), Левину показалось, что он только что приехал. Левин с сожалением тоже встал.
— Прощайте, — сказала она, удерживая его за руку и глядя ему в глаза притягивающим взглядом. — Я очень рада, que la glace est rompue.
Она выпустила его руку и прищурилась.
— Передайте вашей жене, что я люблю ее, как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави ее бог.
— Непременно, да, я передам… — краснея, говорил Левин».
обязательно нужно будет на праздниках перечитать — прежде всех полов остеров на свете.
«За чаем продолжался тот же приятный, полный содержания разговор. Не только не было ни одной минуты, чтобы надо было отыскивать предмет для разговора, но, напротив, чувствовалось, что не успеваешь сказать того, что хочешь, и охотно удерживаешься, слушая, что говорит другой. И все, что ни говорили, не только она сама, но Воркуев, Степан Аркадьич, — все получало, как казалось Левину, благодаря ее вниманию и замечаниям особенное значение.
Следя за интересным разговором, Левин все время любовался ею — и красотой ее, и умом, образованностью, и вместе простотой и задушевностью. Он слушал, говорил и все время думал о ней, о ее внутренней жизни, стараясь угадать ее чувства. И, прежде так строго осуждавший ее, он теперь, по какому-то странному ходу мыслей, оправдывал ее и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает ее. В одиннадцатом часу, когда Степан Аркадьич поднялся, чтоб уезжать (Воркуев еще раньше уехал), Левину показалось, что он только что приехал. Левин с сожалением тоже встал.
— Прощайте, — сказала она, удерживая его за руку и глядя ему в глаза притягивающим взглядом. — Я очень рада, que la glace est rompue.
Она выпустила его руку и прищурилась.
— Передайте вашей жене, что я люблю ее, как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави ее бог.
— Непременно, да, я передам… — краснея, говорил Левин».
обязательно нужно будет на праздниках перечитать — прежде всех полов остеров на свете.
Forwarded from Яндекс Книги
Новость недели: 4 января 2019-го во Франции выйдет новый роман Мишеля Уэльбека «Серотонин». Все подробности держат в тайне — эмбарго снимут 27 декабря. Из того, что известно уже сейчас: объем — 347 страниц; тема — судим исключительно по названию — счастье и способы его достичь.
Права на русский перевод уже куплены: ждать — осенью.
Права на русский перевод уже куплены: ждать — осенью.