Олег Лекманов возвращает в гонку Долинина: синий кирпидон, не имеющий — пожалуй — никакого отношения к социальности, является все-таки фактом словесности.
раз уж речь зашла о промежуточной прозе, на память пришел давно не обновлявшийся одноименный канал Варвары Бабицкой: https://news.1rj.ru/str/correspondance
пишите еще
пишите еще
Forwarded from Книжная жизнь Катрин П.
Тем временем мне сообщают, что онлайн-трансляцию премии НОС смотрит всего 32 человека. Негусто.
чтобы у вас совсем взорвалась голова: в фейсбуке Александра Ст[э]сина зовут Stessin
ну дела: за эти 11 сезонов Мильчин успел стать старейшиной. отныне только так — старик Мильчин
Forwarded from Canal du Midi
Игорь, спасибо, но я старейшина (1/7 голоса) а шестого сезона
В овертайме = суперфинале играют по схеме 4-3-3. Тоже люблю остроатакующий футбол.
пользуюсь каждой буквально возможностью, чтобы рассказывать о величии Easy и The Romanoffs. второй зачем-то начали топить еще на старте (ладно — правда спорный — пилот; следующий эпизод замечательный, ну и дальше много всякого прекрасного — как эта серия про Пушкина); первый — уж не знаю, нарочно ли, пестуя культ, — как-то хитро прятал Netflix, хотя вот уж какой сериал совершенствовался от сезона к сезону. трудно, впрочем, не обратить внимание, что на сексуальной карте города Чикаго отчего-то нет геев: досадное – для альманаха, для энциклопедии — упущение. остальные сериалы в подборке тоже симпатичные, но за Свонберга и Вайнера я прямо горой: у таких людей обычно весь смартфон в заметках — снимайте, пожалуйста, дальше.
надо полагать, полку Maeve's Pick смекалистые западные библиотекари завели еще год назад, и прекрасное эссе Вирджинии Вулф A Room of One's Own зажило какой-то новой лучистой жизнью — через 90 лет после первой публикации. теперь фем-канон, похоже, придется укреплять смурной немецкой философией — принимаются ставки, в каком сезоне нам покажут Der Ursprung der Familie, des Privateigenthums und des Staats, Tractatus Logico-Philosophicus или (глупая, глупая шутка) «Черные тетради».
удивительный, упоительный человек Михаил Шишкин рассказывает, как открыл новый жанр — «примечание как роман»: вы подумайте — осмелился в своей новой книге уделить матери Ивана Тургенева целых 15 страниц; беспримерная, действительно, дерзость. поразительно еще и то, насколько он — скучающий, очевидно, по мертвым душам и живым носам, — не чувствует бесконечную фальшь своего образа Russlandversteher; нет больше с нами Лены Макеенко, которая бы проткнула меня за такие слова рапирой, но ведь правда — какой-то второстепенный герой романа «Дым», качающий ногой на террасе в Баден-Бадене. «Наше будущее — перчатка, и понять ее можно, только если почувствовать руку, которая и является всем нашим прошлым», — поразил собравшихся неожиданным сравнением надворный советник Созонт Потугин.
не сказать, чтобы вчерашняя линчевская короткометражка оставляла после себя впечатление какой-то неразрешимой загадки; можно, напротив, отметить, что это одна из самых стройных его историй — хоть и с фантастическим, в духе романа «Все, способные дышать дыхание», допущением. не сказать — но вот уже который раз возвращаешься в памяти к этим 17 минутам трескучего ч/б, серьезно-издевательским («любовь — это банан») репликам, замечательной песне. и на резонный совершенно вопрос — «как бы все это смотрелось, если бы имя режиссера не вызывало у нас такой нежности и симпатии» — хочется ответить: так же странно, неуютно, смешно, одиноко. Toototabon, Toototabon.