ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР НЕЗАВИСИМОГО МУНДЕПА ИЛЬИ С ПРОСТЫМ ПОЛИЦЕЙСКИМ ГРИШЕЙ

Там где у Москвы во чреве-трюме
Скованной Неглинки бьет струя,
Бился за народ и место в Думе
Депутат по имени Илья.

Был Илья районным депутатом,
Но мечтал повыше воспарить,
Чтоб баблишко отнимать у катов
И простым согражданам дарить.

Он стучался в двери Моссовета
И кричал: - Открой, оленевод! -
В воскресенье дело было это,
Было ясно: вряд ли кто придёт.

Но стучал Илья башкой, ногами
И народу речи говорил:
- Что, ребята, не Москва ль за нами?
Мы здесь власть, Собянина - в Тагил!

И тогда он получил по крыше
Дубиналом или пятерней,
И услышал: - Вы Илья? Я Гриша,
Занимаюсь всякой тут фигней.

Был я в четырёх горячих точках,
А потом в полицию пошёл,
Беспредел творить уж нету мочи,
Сердцем чую, что нехорошо.

Есть у нас в отряде тут ребята,
Многие вот прям-таки за вас,
Зря вас не пускают в депутаты,
Вы же, как и мы, рабочий класс.

На ладонях ваших вот мозоли,
Мерседесом рулите, ага?
Взяли бы меня шофёром, что ли,
Я за вас, я буду помогать!

- Эх, Григорий, а чего не счас-то? -
Вопросил решительный мундеп. -
Бейтесь с нами за народ и счастье!
- А детишки, а семья, а хлеб?

Я, Илья, стране давал присягу,
Ох, и доболтаюсь с вами тут!
- Ты прости, Григорий, я прилягу,
Пусть меня в участок волокут.

Там уже моя подружка Соболь
В кожаных штанишках разлеглась,
Фотки шлёт. Эх, Русь моя, Чернобыль!
Ну, рабы, несите, вы здесь власть!

В интернет тотчас ушла картинка,
Как менты уносят паренька.

И рыдала под землёй Неглинка,
Скованная русская река.

Металлика спела Цоя,
Дельфин спел Smack on my bitch up,
А где-то под Степанцова
Красотка сжимает в кулак

Хуй самого Шемякина,
Скульптора всех веков.
Больше стране Степанцовых,
Больше стране кулаков!

СОНЕТ О ТЕКТОНЕТТЕ

Вращаясь в вихре полусвета,
(Да что там, зная всех блядей!),
Тебя прозвал я Тектонетта,
Дивясь порочности твоей.

Когда летит моя карета
Прочь от собрания людей
К тебе, мой пупсик, Тектонетта,
Я не пойму, хоть ты убей,

Каким ты солнцем обогрета,
Какою магмой налита,
Что хоть одета, хоть раздета,

Бровями, родинкой у рта,
Пионом вИшневого цвета, -
Там, где клокочет красота, -

С полуночи и до рассвета
Меня ты можешь, Тектонетта,
Доить и жарить, как скота...

Баклан, не сдюжил я сонета!
(И рифмы тоже - хуета.)

СИЛА ФАМИЛИИ

Много прозвищ забавных на свете
И фамилий в родной стороне,
Но загадочней, чем Дубинетти,
Не встречалось фамилии мне.

Был такой футурист Маринетти,
И «Дубинушка» песня была,
И игривый поэт Ферлингетти,
Заглотивший дубину осла.

Так откуда же веточки эти,
Из какого такого дупла
Сей могучий побег Дубинетти
Мать-Россиюшка произвела?

Повстречал ли ее я в газете,
Али просто помстилася мне?
Дубинéр, Дубиньон, Дубинетти -
Словно титулы в сказочном сне!

Ой, не плакать, не звать, не жалети
Ни о чем не желаю друзья,
Но с фамилиею Дубинетти
Был бы много известнее я.

Заседал бы в Верховном Совете,
И в Госдуме б вальяжничал я,
Весь такой из себя Дубинетти,
Разноликий, как Раша моя.

Элегантный такой, как миланец,
И упёртый, как волжский бурлак,
И в родной стороне иностранец,
И в Европе баклан и вахлак.

Отодвинул бы я Михалкова
В написании гимна РФ.
Путин вздёрнул бы бровь: «А ведь клёво!
Дубинетти? Ну йоперный смех!

Да с таким гимнописцем войдём мы
В просвещенных народов семью.
Дубинетти, а не Михалковы
Пусть возглавят культуру мою!»

Жировали бы внуки и дети
На ошмётках с боярских столов,
Но увы мне, я не Дубинетти,
И зовут меня Ваня Хохлов.

За такую фамилию, сука,
Отовсюду прогонят меня:
Из ментов, ФСБ, из Фейсбука,
Отакая, малята, хуйня.

Обо мне, как о знатном поэте,
Не судачат враги и друзья,
А назвался б юнцом Дубинетти -
Воссияла б планида моя!

Разъезжал бы я в чёрной карете
Всем вельможным бомондом любим,
И не помнили б, что Дубинетти
Не фамилия, а псевдоним.

А примкнул бы к колоннам протеста -
Поменял бы лишь рифму одну:
Шендер, Соболь, Наваль, Дубинеско -
Вот кто ЭТУ спасает страну!

И прорвались бы точно мы к власти,
Ротенбергов проклятых сменя,
И настало кому-то бы счастье.
Отакая, малята, хуйня.

Буду грезить о том, что на свете
Есть фамилии краше моей,
Что в рублёвских садах Дубинетти
Обнимают счастливых детей.

ЛИЗА ЧЕРВЯК

Кому-то в наследство завод или дом достаётся,
Кому-то спортивные гены, практический ум,
Тот строить умеет, а этот отлично смеётся,
Другой звездочёт и мыслитель, хоть с виду угрюм.
А Лизе Червяк, ей почти ничего не досталось,
Лишь хлипкое тельце, да миленький вздернутый нос,
Но класса с седьмого-восьмого девчонка старалась
Постигнуть искусство любви через трах и отсос.
В различных хавирах глаза открывая наутро,
Во всех уголках ощущая спортивную боль,
Она, вспоминая Набокова и Камасутру,
Доподлинно знала, что перец важнее, чем соль.
Солёные слезы девчонка порой проливала,
Не всякий был с Лизанькой вежлив иль просто терпим,
Удар по губе от мужчины получит, бывало,
За то, что не очень почтительна якобы с ним.
"Помой мои ноги", - сказал ей однажды чеченец
По имени Ваха (он Васей представился ей),
А после ей в рот эти ноги совал, извращенец,
А в попку кутак, и старался как можно больней.
За что же ты, Лиза, такие мученья терпела?
Ты денег не клянчила, если давали - брала,
Стеснялась чуть-чуть своего худосочного тела,
И с каждым придурком как птичка была весела.
А было всё это не блядство, а людям служенье,
И даже самоотреченье, аскеза сквозь стыд,
Сквозь боль и оргазм, и презрение, и униженья,
Сквозь непониманье, горсть радостей, тонны обид.
Ах, Лизанька-Лиза, что ж я не родился тобою,
Худющей курносой девчонкою, вечным щенком,
Мне порево виделось всюду, но не голубое,
А девочки стали давать лишь на курсе втором,
Нет, курсе на первом - второго уже института -
Я понял, что я селадон, ловелас и жуир,
И девки общажные в очередь, без парашюта
На койку мою приземлялись, в мой праздничный мир.
О Литинститут! Казахстан и Молдова, Украйна,
Татария, Коми, кого только не было тут!
Бухали и трахались всюду, открыто и тайно,
И мне было весело делать свой праздничный труд.
Шли годы. По всяким халупам меня помотало,
Мудлан с алкоголиком рушили нашу страну,
Я годы потратил, чтоб почва под ноги попала,
Чтоб в собственной норке высматривать в дамах жену.
Какие девчонки на кастинг ко мне приходили,
Принцессы, богини из всех уголков СНГ!
Я радовал всех, но они меня не убедили,
И тут мне попался червяк в серебристой фольге.
Мы выпили с ней по чуть-чуть, и, снимая обертку,
Блестящее платьице цвета "мой светлый металл",
Я нежно отметил: какой ты смешливый и верткий,
Курносый и нежный ребёночек, во я попал!
Ребёнку меж тем накануне исполнилось двадцать,
Мы это отметили новым глотком каберне,
И честно скажу, что до этого так кувыркаться
Ни разу не вышло седому и мудрому мне.
Когда ж первый пыл перерывом истомным сменился,
И носик курносый я с нежностью дважды лизнул,
Вертлявый ребёнок привстал, надо мною склонился,
Погладил угасшее пламя и песнь затянул:
"Я Лиза Червяк, я прекрасней всего, что ты знаешь,
Я лучше всех мест, где когда-либо ты побывал,
И ты понимаешь, когда ты в меня проникаешь:
Я лучше всех женщин, которых ты не обнимал.
Я лучше всех будущих и лучше всех предыдущих,
Довольная всем что случилось и что получу,
Я Ева, Лилит, ты узнал меня? В райские кущи
С тобой, мой Адам, я навек удалиться хочу".
Мы снова любили друг друга и ввысь улетали,
И влажно друг другу опять раздували костры,
Друзья по звонку всю неделю в мой дом прибывали,
И с Лизой Червяк отправлялись в другие миры.
Вино и гармония, Эроса благость и милость,
Ни капли усталости, ласк водопады и смех,
Но бог отвернулся, идиллия вдруг прекратилась -
Жена одного из друзей отмудохала всех.
Сережка ольховая, лёгкая, будто пуховая,
Чуть тронешь её, всё окажется в мире не так,
И, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая,
Когда тебе в ней повстречается Лиза Червяк.
Когда в ней заводится девочка Лиза Червяк.

Ты, сегодня, солдат, не минжуйся,
Я же тоже налоги плачу.
Всем мазурикам мелкобуржуйским
Сунь в ебальничек по калачу.

Заебали уже эти крики
Надоедливой мелкой шпаны,
Что не те у корыта утырки,
Что они там же чавкать должны.

Доктор мой, поборись там со свинкой!
Чтобы не было в мире хуйни -
Ебани ей, солдатик, дубинкой!
Я налоги плачу. Ебани.

В день, когда иногородняя пубертатная молодёжь и одинокие тётечки скакали за мелкого (пока) жулика Яшина, я читал стихи из этой книжки в Ритм-н-Блюз Кафе. Разные. Может, иные бы и понравились этой самой публике и заставили б взглянуть на нашу жизнь ироничнее и спокойнее.
Издателям ещё раз спасибо!

ЩУКА И ЦАРЬ

Во саду ли, в огороде, в долинушке,
Средь лесов сибирских, рек да озерушек,
Тех озер, что в старину морями кликали,
Белый царь сбирал бояр на ловлю рыбную.
Как закинул он уду перво-наперво,
Так вытаскивал из вод батыра-окуня,
А потом увидел щуку бирюзовую
Да метнул в нее стрелой из арбалетины.
- Не губи меня, царь всея Московии,
Сослужу-тко я тебе службу верную,
Все что хочешь, милостивец, принесу тебе!
Хочешь - все острова в Океании,
Хочешь - скальп Обамы или Трампушки?
- Нафига мне острова в Океании?
Есть и Крым у нас, и Сочи, и Абхазия,
А солдатики мои воюют в Сирии,
Возвращаются оттель загорелые.
Было взять я задумал хухляндию,
Да уж больно там выхухоли буйные,
Мне хватает буйных у Рамзанушки,
Так что новых земель мне не надобно.
Что касаемо Трампушки с Обамушкой,
Знаешь ведь, пересидел я немало их,
Эти двое тоже забудутся,
Я же вечен, как игла в яйце Кощеевом.
- Ой, не вечен ты, царь всея Эрэфии,
И плешив, и подтыкаешься ботоксом.
Знаю я, о преемнике думаешь,
Весь в сомненьях, что поставить тебе некого.
Все бояре твоего круга ближнего
Дуболомы, недоучки и хищники,
Не врубаются они в экономику,
И не рюхают в нанотехнологиях!
А ведь ты-то Русью грезишь сильною,
Всем народам образцом и указчицей!
- Ох, права ты, щука, сердце костлявое!
Нам, старперам, с экономикой не справиться,
Молодежь же у нас больно кислая,
Им давай лишь барбершопы да митинги.
Как хлебало раззевать против коррупции -
Это да, а как вкалывать, так фуюшки!
Подавай им всем должности боярские,
Да с окладами, ко взяткам приравненными,
Ибо лень им даже схемы придумывать
Воровские - напрягать мозги не хочется.
Сотвори мне, шершавая, преемника,
Да такого, чтоб весь мир раскорячился!
- Не родилося еще тебе преемника,
А родилося - на бой не сгодилося,
А кто бойцы - больше всё гуманитарии,
Ни хрена не смыслят в нанотехнологиях.
Так что правь еще сто лет, наш надёжа-царь,
Да опутай весь мир трубой газовой,
Чтобы пшеки, немцы и арабофранция
Без России и пукнуть не смели бы!
Чтоб сосали газ британские ученые
И делились с нами тайнами вселенскими,
А Россия вся была чтоб заповедником,
Чтобы вся в ней божья тварь тебя славила,
Чтобы с тиграми дружили козлы горные,
Чтоб жирели в реках щуки зубастые!

А покажите это парижским пацанам в желтых жилетах, плиз. Они напишут петицию Путину сразу. Чтобы вводил танки.

ПЕСНЬ ШАМАНА ВОЛОДИ, ИДУЩЕГО СПАСАТЬ СТОЛИЦУ ОТ СИЛ ТЬМЫ

«Александр Габышев, 51 год. Шаман. Вышел из Якутска в марте. Идёт пешком в Москву изгонять Путина. Бог ему так велел...»
(Из записок Артемия Троицкого)

Не гад, не курва вроде,
А за народ вполне,
Идёт шаман Володя
По русской стороне.
От самого Таймыра,
От ленских берегов
Спешит Володя быро
Порушить всех врагов,
Врагов отчизны нашей,
Россиюшки моей,
Не в битве рукопашной,
А в сфере горнеéй.
Колотит в бубн, взывает
К великому Тенгри:
«О бог небес и солнца,
Смотри на нас, смотри!
Бурханы и манкурты
Засели там, в Кремле.
Москва - центр Кали-Юги
Теперя на земле!
А ведь была надежда
Страну освободить,
К величию, как прежде,
Россию возродить:
Летел в восьмидесятых
Мой брат Матиас Руст
От коммуняк проклятых
Спасти Святую Русь.
И что ж? Прошло два года -
И крякнулся Совок.
Но вновь в страну уроды
Пришли делить пирог.
А был такой Распутин,
Сибирский тож шаман,
Ходил со светлым словом
По княжеским домам.
Но извели манкурты
Шамана. А сейчас
Гниет борец опальный
В столицах там у вас.
Опух мой брат Навальный,
Отведав «доширак»
В компахе криминальной
На нарах-нарах-рах.
Отбуцкана до мяса
Вся публика с Тверской,
Гвардейцы-лоботрясы
Всех лупят день деньской.
Но комиссары Яшин,
Хорёк и сын-Гудков
У полицейских НАШИХ
Спаслись от кулаков.
Там есть симпатизанты
И Родины сыны,
Но правят репликанты
В полиции страны.
Поэтому Москву я
Спешу расколдовать,
Всю поросль неживую,
И короля, и рать.
Взмахну волшебной палкой -
Проснётся весь народ,
И депутат с мигалкой
Белугой заревёт,
Сдадут свои мигалки
Министры и попы,
И ползать с видом жалким
Начнут у ног толпы.
И спустится из замка
На площадь сам король,
Засыпав чистым златом
Обобранную голь,
До всех районов спальных
Докатится оно,
И скажет сам Навальный:
«Я деньги крысил, но! -
Теперь не буду тырить
Я сам же у своих,
Ведь в обновлённом мире
Всем людям хватит их.
Не верите? Спросите
У Вовы-шаманá».
И я лишь хмыкну: «Ишь ты!
Всем мир, гуляй, страна!»»

С утра я насрал сам себе на пупок,
И даже не понял, как так получилось,
С друзьями на митинг пойти бы я мог,
Но жизнь моя, братцы, в тот день изменилась.

Ведь это же сам на себя я насрал,
А вовсе не Путин, Навальный и Яшин!
От максимы этой я вышел в астрал,
Никто в этом мире теперь мне не страшен.

Смотри, это я, а не царь и не бог,
Не мама, не папа, не добрая фея!
А раньше я даже помыслить не мог,
Что сам на себя так нагадить умею.

Ну, за ВДВ!
***
Печень, зачем ты просила отставки
Целых три дня, чуть не лопнув вчера??
Стоили ль эти профуры, мерзавки,
Чтоб наебениться с ними сутра?

Чтобы ебошить весь день и, проснувшись,
Сызнова в штопор уйти на всю ночь?
В зеркало глянул, видком ужаснувшись,
Кто остановит, кто сможет помочь?

Кум неожиданно в гости нагрянул:
"Что, не попробуешь мой самогон?"
Зря на него я так жалобно глянул -
Сразу я чурка, обсос и гандон.

Кум к корешам усквозил поутряни -
Бывшим десантникам типа "стройбат".
Сердце колотится, хрипы в дыханье,
Жидкое серево - вот результат.

Слава хоть богу жена и дочурка
Летом на даче, не видят меня:
Штабелем кости, ну, точно как чурка,
Что за проклятие, что за фигня!

Только очухался - звОнит Мадина,
Так, бля, трезвонит - не скажешь "звонИт"?
Что тебе, прелесть моя, Буратино?
Пить и ебаться? Ты точно суннит?

Ты хоть арбуз притащи из ларька-то,
Пусть тебе выберет старый Мамед.
С бабой восточной встречаться пиздато,
Моет посуду и штырит омлет.

После Мадины спокойно и лунно,
Смотришь на звёзды и видишь Памир.
Но прилетел вдруг из Таллинна Гуннар -
И пизданулся мой сказочный мир.

Гуннар - эстонец армейской закваски,
Немногословен, но, сука, частит,
"Будем" и "прозит", и "ёлки-моталки" -
Тостов немного, но снова штормит.

Гуннар смотался на переговоры -
Шпроты согражданам бывшим толкать.
Тестюшка с дачи привёз помидоры:
"Сынку, болеешь?" - с ним жахнул опять.

В летнем угаре я свечкою таю,
Жду с вожделеньем всегда сентября,
Дни до приезда ребёнка считаю.
Дочке - пятерки, мне - жизни заря!

Стонет мать-Россия
Под пятой блядей!
Вы, меня простите,
Тоже иудей?

Максик Покровский протестный ролик выдал, про «зверячче побиття». Ну, и стих туда вложил, облитый горечью и злостью. И сам в ролике с глазами напуганной коровы - и «космонавты» где-то вдалеке. С опозданием, но понял, что на протестных буржуйчиках бабла можно поднять. Орлуша, Быков, Ефремов, Макаревич, к вашей кормушке рвётся безумный/зачеркнуто/ ушлый Макс! Будет ли высокоморальный артист и дальше подсасывать денежки у Михаила Гуцериева, исполняя на радио песенки на вирши миллиардера, - вопрос. Собрать КДС это бабло не помогло.
Но песни протеста - это шанс, Макс!
Верняк, тебе говорю.

Сергей Зхус(с):

Не вместят тома энциклопедий
Сколько породил за сотни лет
Войн, смертей, конфликтов и трагедий
Вовремя не сделанный минет.

Комментарий для РБК по поводу «детской» Конституции.
Известный факт: 200 лет назад солдаты гвардейских полков, которых офицеры-декабристы вывели на сенатскую площадь с кличем «За Конституцию!», думали, что Конституция - это супруга Великого Князя Константина, одного из кандидатов на освободившийся престол. Кажется, детки, выходящие сегодня бузить за свободные выборы, имеют о конституции примерно такое же представление. Поэтому да, инициатива полезная)

По многочисленным заявкам ставим вам наше давнее и любимое:

ПОХМЕЛЬНЫЙ СИНДРОМ-НОЛЬ

Я сегодня проснулся с похмелья,
голова и подушка в крови,
я вчерашнее вспомнил веселье,
я вздохнул и сказал: се ля ви.


Ну зачем в респектабельном клубе
стал я песню похабную петь
про цыпленочка в пидорской шубе
и про то, как стал геем медведь?


Ну зачем я поддался угару
и про дружбу мужскую болтал?
С байкерами хлестал я водяру
и за сиськи их девок хватал.


Байкера усмехались угрюмо,
но своих не отдали мне сук.
С восемнадцати маленьких рюмок
я свалился, как с ветки барсук.


Но потом я поднялся обратно,
оглядел поредевший танцпол -
и внезапно мне стало понятно.
что судьбу и любовь я нашел.


Я схватил тонкокрылую деву
и на выход ее поволок,
затолкал ее в «Альфа-Ромео»
и к ответу немедля привлек.


Эти бойкие стройные ножки,
этот ротик и эта спина...
О каком-то коварном Сережке
то и дело болтала она.

А потом я включил зажиганье,
и машина рванулась из рук,
и столицы ночное сиянье
нам на головы рухнуло вдруг.


Лобовое стекло раскрошилось -
куча стекол в моей голове.
Зря девчонка со мной подружилась,
зря каталась со мной по Москве.


Я смотрел на недвижное тело,
на бедро, на трусы на руле.
Ведь чего-то девчонка хотела,
для чего-то жила на земле.


Эх, Таганка моя, Растаганка!
Колыма ты моя, Колыма?
До свиданья, проклятая пьянка,
здравствуй шконка, баланда, тюрьма.


Вышел я покурить с перепугу,
посмотрел на поваленный клен.
Как же мы отыскали друг друга?!
Кто сажал тебя, что за гандон?


Вдруг, как маслом кипящим ошпарен,
подскочил я, услышав слова:
«Пива нету в багажнике, парень?
Как же дико болит голова!»


Это ангелы в небе запели,
это Бог протрубил мне сигнал!
Если б в дерево мы не влетели,
я бы счастья вовек не узнал!


Ехал я по Москве и дымился,
и ментам раздавал я бабло,
на живую подругу дивился
и твердил: «Повезло, повезло!»


Не дарили мне круче подарка,
хоть живу я теперь без колес,
хоть накрылась моя иномарка,
хоть девчонку Сережка увез.


Но зато стал я Богу приятель,
полюбил купола и кресты.
И отныне, любезный читатель,
я такой же оборвыш, как ты.

Чем поленом бить мне в лоб,
Поняла б ты всё же:
Однолюб и одноёб –
Не одно и то же.

Сергей Зхус(с)

Вчерашний день часу в шестом
Зашёл я на Тверскую,
Там били деву животом,
Красивую такую.

Поставили ее меж лип
Собянинских липучих,
И животом с разбегу в лик,
И по груди до кучи.

Потом уже не животом,
А в грудь дубиной били,
Стегали бешеным котом,
И таксами лупили.

Ни звука из ее груди,
Лишь гаджеты сверкают.
И музе я сказал: - Гляди,
Как хороша Тверская!